– Нет-нет, все отлично, – подмигивает зоотехник. – Хотя… Посидеть-то так нормально, поговорить о всяком так и не вышло, хотя, было бы интересно…
Мне только и остается, что руками развести. Увы, да, кто ж знал, что события примут такой внезапный и, сука, не самый приятный поворот.
– Ну да ладно, – продолжает. – Ты это, если что, по поводу всякой там академической практики или трудоустройства можешь даже не переживать – замолвлю словечко, поговорю с кем надо. Если не лень, конечно, будет в наши края переться.
– Ну, – честно говоря, сдержать довольную лыбу в этот момент было трудновато. В очередной раз убеждаюсь, что люди-то в этом мире, они, ну… Люди! Даже как-то моим любимым словечком их обзывать неохота. Добрые, приятные в общении. И, самое главное, я даже перестаю этому удивляться. Неужто старею? – Жизнь меня уже, конечно, отучила зарекаться, но все равно спасибо. Как знать, может и в самом деле вернусь сюда.
– Это правильно, – хлопает меня по плечу Глеб. – Зарекаться никогда не нужно. Но взять на заметку никогда лишним не бывает, так? Кстати…
Он быстро хлопает себя по карманам, воровато оглядывается и сует мне в руку небольших размеров медальку. На лицевой стороне нанесена эмблема змеи, обвитой вокруг чаши,, помещенная в центр креста. По канту пущен венок из лавровых и дубовых ветвей. А на оборотной стороне нанесено посвящение «За заслуги в области ветеринарии».
– У Трухина дернул, – тихо ржет зоотехник.
– Глеб, – смущенно протягиваю я. – Вы… Ты… Ой… Я же не могу ее взять…
– Можешь-можешь, – хмыкает тот. – Он все равно не хватится, у него таких вагон и маленькая тележка. А тебе – память. Так что забирай, заслужил.
И этим все сказано. Я коротко киваю, мы жмем друг другу руки и, к сожалению, навсегда расходимся.
А вот в автобус уже было заходить крайне тяжеловато. Сыграла моя природная мнительность – казалось, что о нашей с Алисой ссоре знали уже абсолютно все. И, причем, я понимал, что это глупость полная, Алиса явно не из тех девушек, кто побегут распространяться всем подряд о своей биографии. Но почему-то было настойчивое ощущение, что на меня все поглядывают с крайним неодобрением. Знаете, как в каких-то глупых комедиях, где стереотипный неудачник заходит в школьный автобус, а на него все одноклассники смотрят с презрением. И еще подсесть не дают.
Хотя на меня никто не смотрел. Даже рыжая, которая вообще старательно делала вид, что меня не существует. Ожидаемо, собственно говоря. Дэнчик только вяло улыбнулся. А, значит, прорвемся. Где наша не пропадала. И там пропадала. И сям пропадала…
Поездка «обратно» как-то все время быстрее получается. Давно уже замечал такую штуку. В какую-то точку едешь, казалось бы, чуть ли не часами, а вот возвращаешься за считанные минуты. Вот и сейчас. Может, дело в том, что я полностью залип на усиливающийся с каждой секундой дождь. И на скользящие по стеклу стылые струйки воды. Кажется, еще чуть-чуть, и они потекут мне прямо за шиворот. Даже мотание на ухабах как-то не особо от этого отвлекало. Лишь учащающиеся раскаты грома порой все же выводили из пространства, что располагается между сном и реальностью. Такие поганые у нас обстояли дела.
Я даже и не заметил, как приехали. Как Ольга сама без особой охоты начала выгонять из автобуса своих подопечных, которые определенно желали во что бы то ни стало поселиться в теплой утробе «Икаруса».
– Первый отряд! Сейчас, превозмогая все тяготы и лишения, быстренько добегаем до здания общих кружков на лагерное мероприятие! Так… Жеглов! Ясенева! У вас индивидуальное задание – сейчас пулей летите до вещевого склада, возьмете у Анны Петровны дождевики! И для себя сменную одежду, особо подчеркните только, что это мое распоряжение, а то она вполне может заупрямиться, – принялась раздавать указания Панамка под аккомпанемент внезапно заломивших висков? Почему я? Почему не Дэнчика с ней отправить? Этот-то с ней хоть на край света ломанется, а мне-то на кой лишний раз мокнуть? – Остальные в соответствии с планом, установленным их вожатыми.
Иисус-Мария-Иосиф, до чего же уже достал этот спектакль! Слишком уж какой-то экзальтированный постановщик его режиссирует. А это и безвкусно, и малоинтересно. Еще и при моем крайне паршивом настроении. Я едва сдержался, чтобы не высказать все по полной программе, о чем бы потом всенепременно пожалел. Видимо, именно эта мимолетная вспышка на задворках моего подсознания и не дала волю моей красноречивости.
Поэтому я просто вздыхаю, и некоторое время что-то пытаюсь разглядеть сквозь плотную дождевую завесу там, возле ворот, за которые уже бегут далеко не стройными рядами пионеры альтернативного Союза, стараясь прикрыться кто чем может в тщетной попытке хотя бы немного скрыться от дождя.
Очередная молния сверкнула где-то над Гендой. Как бы по этому до сих пор не установленному деятелю не шарахнуло…
– Ну, что ж, за дождевиками, так за дождевиками, – небрежно кивнул я вожатой.
Протискиваясь между рядами, боковым зрением ловлю на себе мимолетный и нестерпимо холодный взгляд Алисы, от которого у меня, без малого, засосало под ложечкой. Каких же трудов мне стоило не повернуться! Сипец какой-то, товарищи. И ведь ловлю себя на мысли, что если бы поддался искушению – точно бы послал все к черту. Не получается у меня полностью отстраниться, как себя не заставляй. Конкретное попадалово, результатом которого может стать нехилое ломание дров.
Еще одна молния зигзагом прошлась по небу, но уже где-то за горизонтом. В этот раз сопровождаемая оглушительным грохотом. Закрыв глаза, я вынырнул из защищающего меня автобуса под эти водяные иглы. Холодная вода тут же безжалостно проникла за шиворот, а футболка неприятно прилипла к телу. Охренеть можно, что в мире творится…
– Максим, давай быстрее! – подгоняет меня как всегда лучезарно улыбающаяся Славя. Забавная картина получается – эдакий кусочек летнего солнца среди мокрого асфальта, мокрых нахохлившихся ворон на мокрых ветках и такой же мокрой травы, ставшей какого-то непонятного цвета. Эту девочку с золотыми волосами реально будто ничего из вышеперечисленного нисколько не беспокоило. Что ей снег, что ей зной, что ей дождик проливной…
А ливень продолжал нещадно бить по бетону, профлистам на домиках, листьям деревьев – по всему, до чего долетали капли. Из-за этого вокруг создавался целый оркестр из стуков о различную поверхность. И бледно-синий туман вдалеке.
Добежали до склада, я кое-как отворил нежелающую поддаваться дверь, и мы снова оказались в тепле, хотя бы на некоторое время имея полное право забыть обо всем этом безобразии.
– Да уж, нет плохой погоды у природы, – выдохнула Славя, откинув мокрую прядь волос с лица. – Вот знаешь, многих это все раздражает, но я почему-то нахожу в дожде что-то умиротворяющее, успокаивающее и расслабляющее. Гроза всегда так освежает воздух, будто пытается сделать наш мир чуточку чище и лучше.
– Рад за тебя, – застучал зубами я, выжимая подол футболки. – Давай уже поскорее закончим с этой херней, я замерз и промок как цуцик.
– Спасибо, что поддержал диалог, – раздражение в голосе активистки сейчас показалось прямо-таки неисчерпаемым. – Прости, что стала докучать тебе всякой ерундой.
– Серьезно, Славь, ты только не обижайся, но…
И тут меня кто-то под локоток – хвать! Аж сердце в пятки ушло. А это кастелянша на шум выползла. С самым недобрым взглядом из всех возможных.
– Кто таков? Шпион?
Ну да, это же ведь я из нас двоих в совершенстве освоил технику ниндзя, чтобы настолько бесшумно подкрадываться со спины к людям.
– Ясен пень, Джеймс Бонд, блин, – непроизвольно огрызнулся я, высвобождаясь из цепкой хватки старухи.
– Анна Петровна, мы из первого отряда, – тут же принялась скороговоркой объяснять активистка. – Не узнали что ли? За дождевиками пришли. И Ольга Дмитриевна попросила еще на нас два комплекта одежды.
Взгляд из-под взъерошенный бровей кастелянши особо в настроении не изменился, но хоть тупые вопросы про шпионаж больше не задавались. Молча провела нас через ряды, на одном из которых, на самой верхней полке, виднелись пухлые полиэтиленовые свертки.
– Берите скока надо, – проскрипела Анна Петровна. – Тока лишнего не удумайте, у меня все под отчет! А я пока за журналом схожу и за сухой одеждой.
Не то, чтобы я был большим специалистом касательно болезни Альцгеймера, но я был уверен, что эта фигня не выборочно работает на различные участки памяти. Просто у меня как-то в голове не укладывается, как можно не запоминать хотя бы немного на лицо пионеров, но досконально знать общее количество всего покоящегося здесь барахла.
– Так на что я должна не обижаться? – неожиданно спрашивает активистка.
Черт, а я уж наивно понадеялся, что тема закрыта. Да уже и пик раздражения как-то сам собой рассосался. Мне вообще не хотелось с ней говорить. Хотелось уйти прочь и оставить ее стоять посреди склада.
– Ни на что, забудь, – махнул рукой я, потянувшись за стоящей неподалеку табуреткой. – Я достаю, ты принимаешь, лады? Сложи их пока в одну кучу, дальше там разберемся.
Славя кивнула. Хрустнув позвонками, я взгромоздился на табурет и, чуть привставая на цыпочки, принялся поочередно передавать активистке свертки.
– Что случилось? – таки не смогла блондинка тишину сохранить. – Мне казалось, что ты начал меняться, но…
– Ох, давай не будем, – кисло откликнулся я.
Но та не намерена была отступать.
– Максим, ты ведь часть нашего коллектива. Тут дело ведь даже не в том, что я помощница вожатой, просто…
– Не надо просто, – сухо ответил я. – Ты не видишь, что я не хочу говорить? Нахрен ты мне допрос устраиваешь? Отстань, пожалуйста!
Добродетельное лицо Слави выразило боль и обиду. А мне остро хочется курить. Прям до сжатых кулаков. Довели, мать вашу…
– Знаешь, Максим, Денис так много о тебе говорит порой…
– Не понял, – медленно процедил я, рассматривая внезапно побелевшие костяшки пальцев. – Это вообще к чему сейчас?
– А ты подумай, – жмет плечами активистка, изо всех сил стараясь изобразить равнодушие. – Ты же умный. Чуть ли не всех нас умнее, и, знаешь, в этом не стыдно признаваться. Абсолютно не стыдно. Не удивлюсь, что в своем каком-то кругу, если таковой у тебя есть, все тебя чуть ли не за какого небожителя считают. Лучше – значит прав, и все дела. А все, кто к его Величеству лезут со своей колокольней, тотчас же отсеиваются. Только вот кого-то, вроде твоего друга, вся эта история злит нереально. Так что если ты рычаги не спустишь слегонца, то рискуешь потерять человека, которому ты настоящий дорог. От слишком самоуверенных все уходят рано или поздно. Иногда даже просто-напросто назло. Нехорошо так людьми-то разбрасываться, тебе не кажется?