– Ну, как оно, собрали или чагой?
– Собрали, Анна Петровна, – подтвердила Славя.
– Чудно. Сухую сменку вам подобрала. Пойдем, внучка, переоденешься у меня в комнатке.
– Мне тоже? – интересуюсь.
– А ты и здесь можешь, тебе-то шо? – фыркает кастелянша, протягивая мне новехонький комплект пионерской формы. – На батарею вещи не забудь повесить.
Действительно, а мне-то что? Подождав, пока эта двоица полностью исчезнет с горизонта, быстро переоделся в форму, преодолев желание пнуть галстук куда-нибудь под стеллаж. На руку пусть идет, по старой-доброй привычке.
Схватил чуть больше половины из аккуратно собранных Славей дождевиков и выдвинулся на улицу. Саму ее решил там подождать. Не глупая, разберется, где меня искать. А я пока покурю. И вы даже представить себе не можете, с каким удовольствием.
Как же это все мне надоело. Сил никаких больше нет. Тошнит уже от этого чертового лагеря. И даже винить-то некого, что я тут. Все решили за меня. А я усугубил, сам того не осознавая. А сейчас еще на эту свечку переться, где я опять буду мучиться из-за нахождения рядом с Алисой.
Я оказался в клетке своих же собственных эмоций. Отчаянно бьющийся об железные прутья, раздирая себе плоть в кровавые ошметки, в надежде выбраться. Но они не поддавались. И каждая моя новая попытка сужала клетку вокруг меня все сильнее и сильнее. Хотелось просто заорать, дав выход всем этим эмоциям.
Или таблицу кому-нибудь раскрасить.
Хотя, куда мне, я же драться не умею…
– Чего стоишь? – услышал я позади себя добрый голос. – Надевай дождевик, нас уже там, поди, заждались.
Я едва успел сныкать электронку. Славя вышла, обвешенная оставшимися дождевиками. Улыбается. Будто и не песочила меня буквально с пять минут назад. Удивительно.
– Ты не злишься, – это был не вопрос.
– С чего бы? – удивляется. – На таких бук, как ты, не злиться надо. А постараться помочь. Потому что, к сожалению, в каждом человеке есть тьма. Даже во мне.
– Вот уж не поверю никогда, – хмыкаю через силу.
– Представь себе, – подмигивает активистка. – Главное, не дать человеку заблудиться во мгле. Любыми способами, действиями, разговорами. Научить его справляться с этим, показывая путь к добру. А добро, оно всегда побеждает.
Может быть, может быть… Почему-то поймал себя на мысли, что до одури хочу с этим согласиться. Дурной пример заразителен, да. Кажется, я правда старею.
Накинув на себя дождевик, предварительно выбранный самый более-менее выглядящий из тех, которые я понахватал, взглядом показываю активистке свою фальшивую готовность к лагерному мероприятию. Та, одобрительно улыбнувшись, перехватила поудобнее свою партию, и, грациозно перепрыгнув лужу около крыльца, двинулась в сторону клуба кибернетиков. Попросив зудящее сердце заткнуться, двигаюсь за ней следом.
Уже на подходе к клубу я услышал изнутри голоса Алисы и Панамки, спорящих о чем-то на повышенных тонах.
– Ну что там опять… – глубоко вздохнула Славя.
А там, как оказалось, обе девушки даже не на повышенных тонах спорили. Это просто звукоизоляция так постаралась. Так-то они чуть ли не кричали друг на друга. Ну, точнее кричала Алиса. Ольга еще как-то сдерживалась. Хотя было видно, что из последних сил. А все остальные просто сидели в немом оцепенении. Кроме побелевшего Электроника, который усиленно потирал щеку, на которой четко виднелся отпечаток от хорошенькой такой пощечины. Ох, мама дорогая…
– Алиса, живо успокойся! – со звенящим напряжением в голосе, цедя каждую букву, произнесла вожатая.
– Успокоиться? – в голосе рыжей сквозило чуть ли не отчаяние. – Урода этого успокойте! Коллектив, вашу мать! Задрали вы меня уже! Ненавижу вас, всех!
Алиса стремительно дернулась к выходу.
– Двачевская! – громыхнула Панамка. – Я тебя не отпускала!
– Да пошла ты! – рявкнула та и, тараном пройдя мимо нас со Славей, выбежала на улицу, в дождь. Тут уже даже библиотекарша рот приоткрыла. А Ольга так и вовсе потеряла дар речи, беспомощно шевеля губами.
– Ольга Дмитриевна, мне… – начала было Славя.
– Нет, не делай ничего, – сглотнув, ответила та. – Сама разберусь.
– Весело тут у вас свечки проходят, – дернуло меня вставить комментарий. Язык сработал быстрее, чем следовало, поскольку мозг коллегиально с сердцем обдумывал возможность рвануть сейчас за рыжей. Мнения там, скажем так, разделились.
Впрочем, я зря боялся. Моя колкость сейчас вообще мимо всех ушей прошла. Первые же неуверенные возгласы начались еще после нескольких минут тишины.
– Ну, черт кудрявый, устрою я тебе… – вполне себе серьезным тоном пригрозила Электронику Ульянка, не сводя с того пристального взгляда.
– Я же ведь не сказал ей ничего плохого… – пробормотал кибернетик, все еще не убирая руки от щеки.
– Зато пристал, как банный лист! – неожиданно зло сверкнула глазами Лена. Чудны дела твои… – Она ведь несколько раз просила тебя заткнуться!
И снова тишина. Разве что стук дождя и периодические раскаты грома. Просто это уже и не шум. Так, фон.
– Ну задал он ей пару вопросов, что такого-то? – решила заступиться за своего кудрявого недоумка Женя. – Психовать-то зачем, даже если у тебя жизнь не сахар? Можно подумать, что тут прям все с серебряной ложкой во рту сидят. У меня вон, оба родителя запойные, я же не жалуюсь!
– Женя! – наконец-то полностью вышла из транса Ольга. – Как ты можешь так…
– Говорить о своих родителях? – язвительно уточнила библиотекарша. – Спокойно, знаете ли. Или я им должна быть благодарна тупо по факту того, что я на свет появилась? Да лучше бы не появлялась при таком раскладе! Всю жизнь одна, сопровождаемая лишь книгами, оставшимися от бабушкиной библиотеки, да насмешками ребят со двора, после того, как моя мамашка очередную попойку устроила!
– А меня родители лишили права выбора, – подал голос Федя Сухов. – С детства прививали любовь к военному делу, я иногда задаюсь вопросом – действительно ли мне нравится это? Или просто уже выработанный годами рефлекс, как у собаки Павлова? Может я, не знаю, балет любил бы, чем черт не шутит? А так что? Марионетка, созданная своими помешанными родичами.
– А у меня всегда были проблемы с доверием, – осторожно вставила Ульянка. – Мелкой еще совсем была, так у нас в округе домушник завелся…
Вечер откровений прям какой-то начался. Все о чем-то принялись рассказывать наперебой, делиться… А я чувствую себя каким-то одиноким темным пятном. Кляксой на акварели, если угодно. Вроде бы и неуместен, а вроде – необходимая деталь пейзажа. Придающая нужную перспективу этому, даже вопреки воле грозы, хрупкому и радостному пространству.
И рассказывать-то толком не о чем. Нет у меня никакой подходящей истории. А та, что есть – никому ровным счетом неинтересна. Поэтому, пока все внимательно слушали вдохновенную хрень Электроника, я бочком-бочком и сбежал.
Пусть чего хотят, то и думают. Это не мои проблемы, в конце-то концов.
Постарался продумать, каким таким незамысловатым образом можно составить свои дальнейшие планы и как вписать в них дождь, но ни одна из возможных многочисленных мыслей в голову тупо не приходила. Кроме одной. Домик под номером двадцать три с Веселым Роджером на окне. Надоело откладывать, а то так никаких нервов не хватит. Посему, смирившись со своим весьма прискорбным положением, для приличия злобно покривив губы на небо, напустил самое равнодушное выражение лица, на которое только способен, и просто пошел вперед, слушая, как ливень шуршит по обволакивающему мои телеса полиэтилену.
Музыки в ушах сейчас просто катастрофически не хватает. Что-нибудь из Green Day. Или Nickelback. Да уже хоть что-то, пусть даже это будет когда-то довольно популярный, а сейчас канувший в небытие DJ Дождик. Почему же, почему же дождик капает по лужам, я иду по этим лужам, может я кому-то нужен… Почти уверен, что у многих это единственная его композиция, которую они вообще хоть краем уха, да слышали.
Остановился, когда до домика рыжих оставалось всего два шага. Попытался хоть что-то разглядеть через окно, но тщетно. Пересилив себя, сделал еще шаг и поднялся на крайнюю ступеньку.
– Алиса, открой, это Макс!
Тишина. Я попробовал пару раз постучаться, но никто внутри так и не подал признаков жизни. Зябко поежившись, расправил дождевик и уселся на крыльцо, чуть прикрыв глаза:
– Алис, не знаю, слышишь ли ты меня… Выслушай только, пожалуйста. Я… Я правда хочу, как лучше. Я не хотел тебя обидеть, унизить или что-то в этом роде. Правда в том, что… Я боюсь, понимаешь? И дело не только в самом факте отношений, есть еще кое что… Может, я когда-нибудь наберусь смелости рассказать тебе. Просто… Не отталкивай меня, ладно? Я ведь и вправду себя впервые почувствовал счастливым с тобой за много лет, а это о чем-то, да говорит, верно? Прошу тебя только, не надо меня ненавидеть. Конечно, я много херни натворил, но перед тобой я совершенно чист. И подводить тебя, делать тебе больно, это последнее, чего бы мне хотелось. Давай просто пока побудем двумя счастливыми идиотами, нашедшими друг друга? А там уж что будет… Жизнь ведь меня давно отучила зарекаться.