– Ну, вообще, в волчьей стае у касты переярков есть обязанности приносить еду пожилым особям, которые не могут выходить на охоту, так что…
– Максим, не умничай, – фыркает медсестра, но все же по лицу заскользила тень улыбки. – Тебе говорили, что ты зануда?
– Сбился со счету сколько раз, – в очередной раз признался я.
В образовавшейся тишине Виола неожиданно подмигивает мне так, что я не выдерживаю, и мы оба хохочем. Настолько, насколько позволяют легкие. Я чувствую небывалую легкость. Все правильно. Все так, как и должно быть. И теперь мне все кристально ясно. Я идиот, что так поступил. Что готов был сдаться. Я все исправлю. Сейчас.
– Ну так что? – спрашивает, отсмеявшись, Виола. – Каков твой дальнейший план действий?
– Я пойду к Алисе, – улыбаюсь я, как безумный. – И скажу ей, что чувствую на самом деле. Буду вымаливать прощения любыми доступными способами. И больше никогда не допущу того, чтобы из-за меня она пролила хотя бы слезинку.
– Вот это правильно, – одобрила мою затею медсестра. Хмыкнув, кивает в сторону фляги. – Что, бахнешь для храбрости?
– Мне уже не нужно, – мотнул головой я. – Спасибо Вам большое. За все.
– Ой, да перестань, – махнула рукой Виола. – Я просто тебе сказала то, что должна была. Тем более… – ее прервал заигравший к ужину горн. – Тем более пора в столовую. Так что давай, подкрепляй силы и чтоб вечером уже с Двачевской обжимался где-нибудь в районе пристани!
– Будет сделано! – отсалютовал я и, счастливый, выскочил из медпункта, на ходу натягивая дождевик.
На улице меня встретил все тот же промозглый ветер с дождем, неистово пытающийся прорваться сквозь полиэтилен на тонкую пионерскую рубашку. Хорошо, что хоть столовая относительно недалеко, не придется через весь лагерь тащиться. Придерживая капюшон, как можно быстрее рванул к святая-святых пионерской братии.
Пять лет. Пять долгих лет я не жил, существовал, изо дня в день повторяя программу. Слышать тысячу раз тысячи одинаковых фраз, которые не навевали ничего, окромя скуки. Думать, что в этой жизни уже понял все. А теперь… Теперь я парил, оторвавшись от земли, все вперед и выше, туда, в неведомое, в грядущее, где должно было ждать непременное счастье рыжего цвета. Счастье, казавшееся вечным, как молодость, как это лето. Очень славное ощущение. Так чувствуешь себя, когда долго был несчастен, а потом все внезапно налаживается, и ты вдруг понимаешь, насколько тебе было плохо прежде.
Увы, знакомого надменного личика с озорными хвостиками в столовой я так и не увидел. Значит, серьезный разговор пока откладывается.
Хотя, какой, нафиг, серьезный разговор в столовой? Он бы в любом случае пока не состоялся. Но то, что Алисы не было – обидно. И странно, учитывая, что ее протеже как раз-таки присутствовало, чем-то на пару с Мику заметно напрягая братьев-кибернетиков. Ладно, может рыжая просто, по своему обыкновению, опаздывает.
Схватив ужин, падаю за свободный стул к Дэнчику со Славей. Там еще, конечно, Женя была, но сейчас вот реально как-то совсем не до нее. Перетопчусь, как говорится, сейчас даже она настроение мне не испортит.
– Приятного, – бросил всем я, принявшись стремительно поглощать ужин. Голод-то, оказывается, вес же действительно не тетка. И отсутствие в желудке обеда это сейчас очень даже подтверждало.
– И тебе, – кивнула Славя, подозрительно на меня покосившись. – Максим, все в порядке? Ты какой-то даже для себя чересчур суетной.
– И правда, – поддакнул Дэнчик, задумчиво подперев подбородок кулаком. – Да еще и с рожей такой триумфаторской. Колись, кого разбил под Аустерлицем?
– Знаешь, брат, кажется, что самого себя, – победоносно отвечаю я. – Случилась история, леденящая кровь, – убийца со скальпелем обнажил мой нерв. Грядут перемены, друзья мои. Прошлое на ноль, все.
Друг аж присвистнул, стрельнув по мне хитрющим взглядом:
– Ну слава Тебе, Господи… Неужели вплоть до свадьбы с бубенцами?
Я аж растерялся. Давненько просто такой лыбы у Дэнчика не видал.
– Да какая свадьба… Давайте будем надеяться, что этот умник решил больше не докучать приличным людям своими заумными фразочками? – как бы невзначай обронила библиотекарша.
– Тебя туда же, Евгения, – сострил рожицу я.
– Ясно, не будешь, – страдальчески прикрыла глаза Женя, махнув ладонью, как бы отгоняя что-то совершенно незначимое. – Вот все выглядят людьми, но только ты почему-то постоянно умудряешься себя проявить, как безусловный враг человечества.
– Иисусе, все, прощенья просим, – запальчиво отмахнулся я, оборвав библиотекаршу на полуслове. – Славь, не видела Алису?
– Нет, – вздохнула та. – С тех пор, как та закатила истерику в общих кружках, увы, не примелькалась.
– Блин, – цокнул языком я. – Ладно, у Ульки уточню. Спасибо.
Доев, украдкой кинул взгляд в сторону рыжей-младшей, с щенячьими глазами о чем-то щебечущей с Шуриком. И заканчивать это дело, несмотря на явное отсутствие энтузиазма у последнего, не собиралась. Просто замечательно, конечно, теперь еще и придется пастись черт-те знает сколько у выхода из столовой, мелочь эту караулить. И это еще так-то полбеды, ведь любую информацию у нашей егозы добыть тоже так-то задачка не из легких. А никаких конфет с вафлями как назло ни по каким карманам не завалялось.
А дождь все продолжал лить, не усиливаясь, но и не переставая. Поежившись, поглубже закутался в дождевик, пусть и толку с этого было ровным счетом никакого. Черт, ну вот нельзя было мобильники раньше изобрести? Черканул бы сейчас Алиске смс-ку, и всех делов. Мечты-мечты пришельца обыкновенного из XXI века. Вот удивительно – насколько люди все же раньше интереснее жили, если так подумать. Даже, можно сказать, романтичнее, что ли.
Наплевав на дождь, я, придерживаю рукой капюшон дождевика, бесцельно начал бродить туда-сюда от крыльца столовой до кромки площади. Вот уже вышли Дэнчик со Славей, Мику, кибернетики, мрачнее туч на небе. Я продолжал слоняться без дела, уже подумывая плюнуть на мелкую и самостоятельно отправиться вновь к домику рыжих. Но на середине очередного круга рыжая-младшая наконец-то соизволила показаться на свет божий. Буквально вылетела из столовой аки комета бесхвостая, укутанная в желтую водонепроницаемую курточку, которая была ей явно не по размеру. Как успел окликнуть, да еще чтоб она услышала через эту дождевую какофонию – ума не приложу:
– Стоять, зорька!
Девчушка затормозила. Обернулась. Да только вот вместо обычного лукавого взгляда сейчас ее голубые глаза из-под капюшона смотрели на меня даже с каким-то отторжением:
– Ой, вы посмотрите, какие люди!
Ясно, конечно же Алиса ей обо всем рассказала. Причем во всех красках. Глупо было даже думать как-то иначе. Получается, я теперь действительно враг человечества. По крайней мере, для этих двух рыжиков.
– Уля, блин, не начинай, – спокойно произнес я. Хотя орать хотелось намного больше. – Алиса в домике? Мне с ней нужно поговорить.
– Уже поговорил, достаточно, – отмахнулась рыжая-младшая, одарив меня очень тяжелым взглядом. У меня возникло неприятное ощущение в животе, словно там кто-то открыл зонтик. Я будто испугался этого взгляда, хотя понимал, что это бред полнейший. Этот мимолетный испуг чуть не дал Ульянке возможность дальше помчаться по своим делам, но просто так сдаваться я был совершенно не намерен. Уж не сегодня. Настиг я ее в один прыжок и как можно аккуратнее схватил за руку.
– Да подожди, блин…
– Совсем уже с резьбы соскочил? Лапы убери! – воскликнула девчушка. – Вожатые! Наси…!
– Да я извиниться хочу! – перебил ее я, проглатывая половину букв. Еще бы – закончи она фразу, то двое только что вышедших из столовой вожатых, которые теперь с опаской поглядывали на стену воды за пределами сухого и безопасного крылечка, явно бы не просто пальцем у виска покрутили. А мы с Ульяной еще несколько секунд напряженно сверлили друг друга взглядами.
– Перебьешься, – бормотнула она ворчливо.
– Слушай, да, я наговорил ей херни, причем полной, я это сейчас очень хорошо понимаю, – продолжил я гнуть свою линия, не отпуская девчушку. Которая, к слову, не больно-то и вырывалась. – Я очень виноват перед ней и правда хочу все исправить. И чем скорее я это сделаю, тем будет лучше для всех и для нее в том числе. Она расстроилась из-за меня и, поверь, меня, нахрен, не волнует, что она там тебе наговорила и каким меня лично ты теперь считаешь козлом отпущения. Мне надо ее найти и успокоить. Поговорить. Сказать, что я чувствую к ней на самом деле.
Думаю, Ульянке нравилась моя растерянность. Кажется, ей вообще нравилось абсолютно все в этом моменте. Такое чувство, что все это было спланировано, чтобы заставить меня реагировать, испытывать чувство вины.
– И что ты чувствуешь? – уставилась девчушка в мои глаза с невиданным ранее интересом.
– Что, что… – замямлил я. – Что она нужна мне. И что…
– Что ты чувствуешь, Макс? – настойчиво повторила вопрос Ульянка, пристально изучая мое лицо, выискивая там настоящий ответ.
Я зажмурился. Перед глазами стояло ее лицо, янтарные глаза, волосы цвета пламени. Я помнил ощущение своей руки в ее руке. Помнил как мы с ней сидели бок о бок на сцене. Момент, который, чего я больше всего боялся, может больше не повториться.
Жизнь уже давно превращалась в длинную цепочку таких вот сожалений, воспоминаний о том, что следовало сделать, размышлений о том, что могло бы быть. Самое занятное, что порой подобные мысли обрушиваются в самых неожиданных местах. Но вернуться в прошлое, по большей части все же, невозможно. Вся хитрость состоит просто-напросто в том, чтобы смотреть прямо вперед, предугадывать и предотвращать ошибки до того, как они произошли.
– Что тоже люблю ее, черт побери! – рявкнул я прежде, чем подумал. Зато, когда понял, отпустил рыжую-младшую, зажав рот освободившейся рукой. Мое сердце на миг застопорилось, как глохнущий мотор. Пульс резко участился. Неужели я действительно это сказал? И даже не последовало никакого фейерверка или парада, или хотя бы знаков, льющихся дождем с небес, объявляющих о том, что я сейчас ляпнул то, что еще неделю назад не сказал бы даже под пыткой.