За дверью изолятора послышались голоса. Один принадлежал Виоле, второй, если я ничего не перепутал спросонок, Панамке. Принесла нелегкая в такую-то рань. Сейчас же практически вчера еще, судя по освещению за окном, чего вот не спится?
Разговаривали девушки громко, хоть и не сказать, что ругались. Спорили, думается. И я, похоже, догадывался, чем, в теории, может быть предмет спора. Но убедиться все равно надо. Заодно лишний повод поднять свой зад с кровати.
Нащупал на прикроватной тумбочке очки. Только сейчас смог как следует оценить все нанесенные им повреждения. Вердикт был не самым утешительным – мостик треснул, так что одно неаккуратное движение, и будут у меня два монокля, один носоупор пропал, а один из шарниров, соединяющих дужку и раму, капитально расшатался. И каким неведомым образом линзы уцелели – тайна сия велика есть.
«Ладно, мостик скотчем или изолентой обмотаю, пофиг, остальное не так уж и критично в моей ситуации», – попытался я успокоить сам себя.
Стараясь не шуметь, подкрался к двери изолятора. По счастью, она и так была немного приоткрыта, так что мне оставалось только лишь высунуть ухо.
– Оль, я просто хочу, чтобы ты, да и весь ваш вожатский коллектив, сделали все правильно, – произнесла Виола с выдохом, словно уже ни на что и не надеясь. – Не хватало еще, чтобы случилось, как в ту смену, помнишь, когда одна пионерка якобы угрозами чуть не довела другую до суицида. Не очень приятная-то история была, согласись. Бог с ним, что лагерь могли закрыть, я глаза той девочки до сих пор забыть не могу.
– Я тоже, – приглушенно ответила Ольга. Блин, как обычно, самое интересное остается где-то за кадром. – Увы, я никак не смогу повлиять на Кольцова, чтобы он не докладывал о произошедшем Никанору Ивановичу. Он все равно расскажет, а так еще и меня подставит запросто. Лучше от этого никому не станет. Поэтому я и хочу во всем разобраться. Сама, без всяких сломанных телефонов.
– Вряд ли Максим тебе так беспрекословно доверится, – Виола в этот момент как будто даже хмыкнула. Не смогла удержаться от ноток скептицизма. И у нее для этого были все основания, на самом-то деле.
– А у него выбора нет, – ровно ответила на этот выпад Ольга. Интересно, почему это? – Речь ведь не только о нем сейчас, но и о Двачевской тоже. Она вчера не меньше него отличилась. Ох, Вилка… – я разглядел, как вожатая обессиленно упала на кушетку. – Вот почему, почему всегда, когда какие-то пионеры друг в друга влюбляются, происходит что-то такое? И, как назло, этими двумя в этот раз оказались именно Жеглов с Двачевской! С обычными-то ребятами проблем не оберешься, а уж с этой парочкой…
Я бы попробовал подобрать слова, чтобы описать, насколько я сейчас польщен, но в данный момент это все же не было настолько необходимым, поэтому обошелся простой ухмылкой.
– Я удивлена, что ты говоришь об этом так, будто только что сделала какое-то открытие, – хмыкает медсестра. – Подростковая любовь это же всегда было синонимом хаоса. Чистое и ничем не прикрытое безумие. Молодые люди пойдут на все, лишь бы быть друг с другом. И, к сожалению, иногда это очень необдуманные и порой даже жестокие вещи. Это я вообще к чему – не до конца знаю, что такого натворили мой помощник со своей рыжей красавицей, но уверена, что, если взглянуть чисто с человеческой точки зрения, ничего страшного там нет.
– Кроме откровенного нарушения дисциплины, тайного содержания на территории лагеря потенциально опасного животного и хамского отношения к вожатому, – покачала головой Ольга. – Это еще повезло, что сегодня День Нептуна и Никанору Ивановичу, мягко говоря, не до жалоб Кольцова. А вот завтра… Еще и родительский день как раз… Опять… Боюсь представить, что будет, особенно, если еще и Любовь Марковна пожалует.
А это еще что за персонаж? Судя по невольно проскочившему пренебрежению в словах Панамки – как минимум, не особо приятный. И как-то связанный с Алисой.
– Да уж, почти прямо как в том году… Ладно, будем надеяться, что у нее найдутся дела поважнее, – даже Виолу передернуло. Видать, и вправду скверная баба. Панамка ничего не ответила, но я прямо-таки чувствовал ее смятение. – Пионер, хватит там уши греть!
Да как? Я же тише мыши был!
– Виола, это нечестно, – разочарованно вздохнув, я покорно покинул свое укрытие. – Вы могли бы хотя бы немножечко мне и подыграть в моей спонтанной авантюре, дабы я не придумывал потом, как наверстать упущенное другим путем.
– Максим! – тут же воскликнула Ольга. На ее лице явственно отражалась смешанная гамма чувств. – Напугал же ты меня! Когда Славя вчера сказала, что… Как ты себя чувствуешь?
– Да нормально, вроде, – я, признаться, слегка смутился с такой постановочки ситуации. Думал, что вожатая тут же начнет меня пилить. Даже не суть и важно, за что.
– Ох, хорошо, что так, а то я все изнервничалась… Ну и зачем ты подслушивал?
Ну вот, теперь все нормально. А то я уж забеспокоился.
– В этом не было необходимости, при желании я мог бы все услышать и не вставая с койки – я решил, что этого объяснения будет достаточно, чтобы от меня хотя бы с этим отстали. – Но мне надо было замотивировать себя встать. Доброе утро, кстати, Ольга Дмитриевна. Хорошо выглядите.
– Не ерничай, – скрестила руки на груди вожатая. Голос ее был сердитым, но совсем не агрессивным. – С тобой предстоит очень серьезный разговор. И, раз уж ты все слышал, то, надеюсь, понял, что я пытаюсь быть на вашей стороне. Хотя и не должна по всем правилам. Поэтому мне нужно, чтобы ты максимально честно рассказал о том, что произошло вчера.
Действительно ли стоит довериться Панамке? Вопрос, который я не очень-то и хотел себе задавать. В целом, она все же за прошедшую неделю смогла произвести более-менее положительное впечатление. Она не выходила из себя, когда пионеры осмеливались ей перечить. Ее это не радовало, но она пыталась понять, а не разражаться гневной тирадой или пытаться давить авторитетом «взрослого». Советами периодически помогала, причем делала это от души, да и вообще без, будем тут честными, веской какой-то причины не капала на мозги. Поводов злиться на нее нет.
– Да тут нечего рассказывать, – я старался придать максимум уважения в голос. – Мы с Алисой вчера слегка поругались, ну, Вы сами помните. Потом еще эта свечка тупая. Она расчувствовалась, убежала. Я за ней увязался, извиниться. Нагнал ее у старого лагеря, а там к ней гоблины эти деревенские пристали. Пришлось вмешаться. Вот и вся история, ничего сверхъестественного.
Смесь хмурого подозрения и ироничного недоверия на лице Ольги была достаточным показателем ее истинной реакции на мою историю.
– Знаешь, Максим, ты должен был сначала…
– У меня не было времени Вас искать, Ольга Дмитриевна, – ответил я на опережение. – Счет шел на секунды, я и так подоспел в последний момент. Опоздай я хоть на минуту, эти ублюдки бы… – меня передернуло, настолько трудно было говорить об этом. Руки сами по себе сжались в кулаки.
– Ты все правильно сделал, – вовремя вставила Виола, когда я был уже готов взорваться. – Видишь, Оль? Ничего криминального, обычный подростковый срыв. Если адекватно, без нервов, донести это до Никанора Ивановича, тактично опустив некоторые детали, то максимум, что с твоими пионерами будет – небольшая профилактическая беседа.
Ольга отвернулась к окну. Отблески утреннего солнца легли на ее лицо.
– А что до хамства по отношению к вожатому? Собака еще какая-то непонятная. Эти моменты Кольцов обмусолит как следует, можете не сомневаться.
– Жулька чудесное создание! И вообще, кому не пофиг? – махнул рукой я. – Серьезно, Никиту Валерьевича же все в лагере конченым считают. Почему он вообще здесь работает? Мироздание схлопнется, если в пионерском лагере не будет хотя бы одного урода-вожатого?
– Максим, чуть-чуть полегче в выражениях, – мягко осадила меня Виола, прежде чем это сделала бы возмущенно повернувшаяся в мою сторону Ольга Дмитриевна. – Не забывай, что мы все же руководящий состав, а не твои подружки. Хотя… Даже немного жаль. Будь мне хотя бы восемнадцать… Верно говорю, Оль?
– Вилка! – полыхнула щеками Панамка.
– Что? – наигранно удивилась медсестра.
– А я уже привык, – радостно улыбнулся я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Дело было не только в моем стремлении показаться хотя бы немного вежливым, потихоньку начал чувствовать возвращающуюся боль в ребра.
– Ты это… Заканчивай мне тут, – пробормотала Ольга Дмитриевна, залившись краской пуще прежнего. Похоже, она боролась с собой. На миг показалось, что она сейчас сможет вернуть самообладание, однако она закрыла глаза. Потом снова открыла их, но тут же отвела в сторону и вновь уставилась в окно. – Дурак Вы, доктор, и шутки у Вас дурацкие. Короче, возвращаясь к нашему разговору, я должна обдумать все это. Ситуация довольно нетипичная, и…
Ой, как будто ей есть на что жаловаться. Нетипичная ситуация, говорите? Я в таком режиме уже неделю живу.
– Я могу и сам поговорить с этим вашим Высороговым, – жму плечами.
Ольга замерла и, повернувшись, спокойно посмотрела на меня:
– Исключено. Ты всего лишь пионер…
– И поэтому со мной можно не считаться. Извините, на минуту я даже забыл об этом, – скривился я.
Виола, тем временем, наблюдала за нашим спором с нескрываемым любопытством.
– Не в этом дело, – попыталась оправдаться вожатая. – Даже я, хоть и искренне пытаюсь войти в положение, не могу никак избавиться от мысли, что вас с Двачевской нужно как минимум серьезно наказать, а как максимум – лишить значка. Конечно, я этого делать не собираюсь, – быстро поправилась она, заметив, как я начинаю звереть. – Но Никанор Иванович, он… человек старых нравов и… Почему ты улыбаешься?
– Потому что не вижу в этом никакой проблемы, – с решимостью затрещал я суставами пальцев. – И не таких ломали. Боже, Ольга Дмитриевна, оставьте уже все эти бессмысленные глупости про пионер-не пионер. Любой взрослый на моем месте мыслил бы так же. Посмотрите на ситуацию с моей стороны. Как бы Вы себя чувствовали, будучи на моем месте?
Та пристально вгляделась в мое лицо. Что-то прикинула в своей голове, из-за чего глубоко вздохнула, сделав какие-то определенно не самые приятные для себя выводы:
– И почему меня не покидает мысль, что мне следует что-то предпринять по этому поводу?
– Не обращайте на нее внимания, и она уйдет, – беспечно предложил я, под смешок Виолы.
Теперь вожатая выглядела так, как будто ее ударили долотом и раскололи пополам.
– Ладно, все, – обреченно замахала она руками. – Я сама все попытаюсь уладить. А ты… На крайний случай, если мне вдруг захочется, чтоб «Совенок» действительно закрыли к чертовой матери.