– Да, ты угадала, – скривился я. – Ладно, пошли твоими кустами, черт с тобой.
За лесами, за горами горы, да леса. А за теми, за лесами трынь, да трава. По такой траве мы, ненадолго задержавшись у главной аллеи, в ожидании, пока какие-то двое незнакомых мне вожатых наговорятся, вскоре добрались до наших апартаментов. Я с облегчением скинул мешок на крыльцо уже знакомого домика с Веселым Роджером на окне.
– Устал, бедненький? – с притворным беспокойством спросила Двачевская.
– Не дождешься, – запротестовал я. – Ладно, короче, выдели нам с Дэном по булке с пакетом кефира, и тихо-мирно расходимся. Надоел мне уже этот цирк.
– Сигаретой угостишь, и забирай, – медленно проворковала Алиса, коварно улыбаясь.
– А откуда ты знаешь, что кто-то из нас курит? – насторожился я.
– Ой, да видала я, как вы тут в кустах вдвоем пыхтели, словно паровозики из Ромашково, та еще умора была, – рассмеялась рыжая. – Давай, угости даму сигаретой, а я, так уж и быть, накормлю вас.
Ладно, чего бы и не угостить? Я быстренько метнулся до домика, выудил у Дэнчика одну штуку из припрятанной пачки и вернулся к рыжей. Та уже ждала меня в кустах.
– Травись на здоровье, – бросил я, протянув ей сигарету.
– Такой ты джентльмен, – съязвила Алиса, выуживая из нагрудного кармана зажигалку. – А себе чего не взял?
Я в ответ молча достал электронку и сделал глубокую затяжку. И, кажется, я сейчас только что нарушил все неписанные правила путешествий во времени. Эммет Браун бы явно не одобрил. С другой стороны, ничего такого, что могло бы пошатнуть пространственно-временной континуум, я не сделал. Подумаешь, пионерка увидала электронную сигарету. Она даже толком и объяснить не сможет, что это.
– Это чего у тебя? – Алиса с интересом разглядывала невиданную вундервафлю.
– Знаешь, что такое кальян? – спросил я. Может, хоть получится объяснить без лишних подробностей.
– Чего? По-русски говори, – насупилась Двачевская.
– Ладно, проехали, – отмахнулся я. Не получится. Стоит съехать с темы. – Не заморачивайся. Я тебе дольше объяснять буду, поверь на слово.
– Слушай, а попробовать дашь? – как-то даже с толикой едва ощутимого смущения попросила Алиса. Разве что в ее глазах поблескивал азартный огонек.
Чуть помедлив, опасаясь, что моя курилка каким-то магическим образом в руках Двачевской либо взорвется, либо оживет, либо еще что-нибудь настолько же неординарное, я все же протянул ей прибор. Рыжая повертела его, внимательно осматривая с каждой стороны, и только после этого сделала быструю тягу. И тут же недовольно сморщилась.
– Ну и дрянь! – возмутилась она, бесцеремонно швырнув электронку в мою сторону. Еле поймать умудрился. Ноль уважения к чужой собственности.
– Ты просто прикола не поняла, – попробовал я оправдать свою техническую приблуду, рассеянно пряча ее в карман. – Сама-то давно куришь?
– Твое какое дело? – строго спросила девушка.
– Диалог поддерживаю, – мягко ответил я. Кажется, она подумала, что я собрался ее порицать. А это истиной не являлось. Стало быть, нужно направить мысль в нужное русло.
Освещенное немигающим светом фонарика лицо рыжей на мгновение нахмурилось, но тут же вновь приняло беззаботное выражение. Видимо, без моей помощи осознала поспешность своих выводов.
– Год с небольшим, – ответила она. – Да и то – курю это громко сказано. Так, балуюсь периодически. Чисто чтоб душу отвести.
Мда, юношеский максимализм во всей своей красе. Душу отвести, перед девочками выпендриться, взрослой себя почувствовать. Как же все это знакомо. Будто я сам недавно такой же логикой руководствовался.
– И откуда ты здесь сигареты берешь?
– Парнишка один у деда тут гостит каждое лето в соседней деревне, – ответила Алиса. – Мы еще на прошлой смене с ним познакомились, когда я его поймала за шкирку, пока он тут возле домиков ошивался. За пионерками подглядывал. Мы и договорились – я его вожатке не сдаю со всеми вытекающими, а он меня сигаретами снабжает. Правда, на этих выходных чего-то у него там не срослось, так что приходится терпеть.
Вглядываясь в яркие глаза Алисы, мне снова вспомнилась картина из моих прыжков по циклам. Но на этот раз та, которую я наблюдал на сцене. Потому что сейчас девочка напротив меня, ненамеренно сняв маску своего бунтарства, стала походить на ту версию себя. Занимательно.
– Что? – раздраженно спросила она. Блин, я, кажись, опять случайно начал пялиться. Да что ж такое-то.
– Да так, ничего, – ответил я, примирительно приподняв обе руки. – Просто не могу не заметить, что ты порой бываешь очень милой.
– Не подлизывайся, очкарик, – вспомнила о своем образе Алиса. – То, что у нас временное перемирие, еще не значит, что тебе не аукнется все то, что ты за сегодня умудрился натворить.
– Ой, да ладно тебе, – хмыкнул я. – Было же весело. Ты другого такого, как я, хрен найдешь в этом лагере, поверь мне.
– Твоя правда, – кивнула Алиса, манерно выпустив пару дымных колечек. – Вынуждена признать, что с окном ты толково придумал. Может, ты и не такой уж лошара, каким кажешься на первый взгляд.
– А что, я похож? – изогнул я одну бровь «домиком».
– Поверь, из моих уст это ни что иное, как комплимент, – улыбнулась Двачевская во все тридцать два. Ах ты ж стерва… – Ладно… Макс. Бывай.
Алиса бросила мне пару булок с кефиром, взвалила на себя пакет с остатками и, пару раз хлопнув меня по плечу, продефилировала в сторону своего домика, оставив меня немножечко кипящим. Опять. Несмотря на все мои попытки. Уделала меня парой фраз. У меня так скоро комплексы появятся.
– Спокойной ночи, рыжая, – бросил я ей вслед. Но ответа не последовало. Ладно, чего уж там. Переживу.
Возвращаясь в домик, я все никак не мог избавиться от мысли, что весьма эффектно сел в лужу. Я рассчитывал на небольшую и забавную расправу над рыжей фурией, но по итогу мы пережили небольшое совместное приключение и после весьма по-дружески покурили в импровизированной курилке за домиками. Что-то явно пошло не так.
Услышав, как Алиса захлопнула входную дверь, я улыбнулся мысли о том, как к ней сейчас подбежит Ульянка и, бешено жестикулируя руками, начнет рассказывать о встрече с привидением. А Двачевская, сразу же поняв, что к чему, снисходительно улыбнется, потреплет ее по макушке и отправит спать. И сделает себе еще одну заметочку. Что ей действительно повезло с соседушками.
Почему я вообще начал об этом думать? Охолони-ка, друже. Будто тебе действительно есть дело до того, какое мнение сложится о вашей с Дэном парочке у ДваЧе. Не начал же ты считать эту оторву подобием родственной души, в самом-то деле?
Так, минуточку… Чего-то треугольник с кефиром слишком… Легкий. Ну, разумеется. Пока я ходил за сигаретой, Двачевская проделала в одной упаковке маленькую дырочку и слила через нее весь продукт в кусты. Вот ведь лиса! Но я почему-то даже не злился. А на что? Сам виноват – прошляпил момент приема товара.
Вернувшись к себе, я расстелил кровать, снял с зарядки наушники, врубил первую попавшуюся мелодию и упал на мягкий матрац, безмятежно закрыв глаза.
«You make me feel invincible, earthquake, powerful. Just like a tidal wave you make me brave…»
Рандом подарил мне Skillet. Неплохо-неплохо. Самое то для такого вечера. Достаточно мощно, достаточно лирично.
Ладно, какие выводы стоит сделать из этого МАКСИМАЛЬНО нестандартного для меня дня? Подумать определенно было над чем.
В сущности, каждый из homo представляет собой вместительную коробку, набитую доверху всяким хламом. Есть в ней истинные богатства, есть вещи, имеющие свою цену, есть безделушки, не стоящие и гроша, есть и то, чего не должно бы быть вовсе, но мы, подобно отчаянным скрягам, храним все – и нужное, и ненужное, точно про черный день, про запас. Может не хватить целой жизни, чтоб разобраться во всем, что накоплено, и, стало быть, разобраться в себе самом.
С детства я был ученым. Во мне это, так сказать, забито генетически. А для любого ученого наступает однажды рубежный час, когда становится необходимым выбросить за порог всю заваль, все блестящие елочные украшения, все прочее залежавшееся барахло и ответить на самый трудный вопрос для натуры самолюбивой, но в то же время честной, – что важнее: научить или научиться?
Я оказался в предельно отличающейся от моих внутренних устоев обстановке. Словно в насмешку, Высшие Силы меня поместили туда, где еще лет пять назад я бы чувствовал себя как рыба в воде. Открытость, дружелюбие, беззаботность. Все это стало таким чуждым. Я пришелец для этого мира. Не потому что я путешественник во времени. Я просто другой. Я люблю одиночество. Но… или я убедил себя, что мне так лучше. А сейчас, смотря на всех этих ребят в нелепой пионерской форме, мне даже становится завидно, что ли. Да даже отмести их – мой лучший друг, оказывается, так на них похож. И я такой распрекрасный клапан.
А что хотеть? Столько времени угрохать на самокопания, искать причину расставания с той девкой в себе, хотя всего лишь стоило задаться вопросом – а я ли виноват? Моя ли доброта сыграла злую шутку, или же это в любом случае было бы закономерным итогом, какой бы модели поведения я не придерживался?
И почему, во имя всего святого, я, человек, который с закрытыми глазами может закрыть Боталлов проток, кандидат, мать их, ветеринарных наук, задается такими простецкими вопросами только сейчас?