Что за…
Меня словно током прошибает. Я круто поворачиваюсь в сторону уходящих спин. Почему-то мне показалось, что… Девочка нехотя прекращает свой кутеж и прижимается к матери, тряхнув головой. В этот момент у нее из-под шапочки выбивается пучок рыжих волос…
Тут же в голове вырисовывается образ другой девочки, примерно тринадцати лет, но такой же озорной и непоседливой. Почему-то в красной футболке с надписью «СССР» и двумя рыжими хвостами-ракетами…
«Господи, что за идиотизм, – проносится в голове – Совсем уже крыша едет. Девочки какие-то непонятные мерещатся». Я достаю электронку, делаю пару тяг и, прогнав наваждение, продолжаю дальше свой путь. Некогда размышлять на эту тему, позже додумаю, если время будет.
Эх, поскорей бы уже улететь к чертовой матери.
С Дэнчиком договорились встретиться в одной кафешке на Нижней Радищевской. Довольно стильное местечко с весьма уютным интерьером. Посидеть напоследок, так сказать. Условились на одиннадцать, хотя меня, по обыкновению, ноги принесли чутка пораньше. Ну, это ничего страшного, посижу пока, поразглядываю меню. Может, и закажу чего, пока, как говорится, между делом. Это самое дело обнаружилось на последней странице, в разделе алкогольных напитков. Так, для собственного успокоения. Сначала взгляд падает на пиво, но пейзажи за окном словно стали тотчас же вопрошать «Какое, нахрен, пиво, Макс, совсем дубу дал?». Посему заказываю у довольно миловидной официантки стакан «Джемесона» и колы для запивки. Мейнстрим, знаю. Но мне нравится, так что отвалите.
А пока жду моего дорогого футболиста – есть время подумать. И по всем правилам я сейчас должен думать о предстоящей поездке. Но, вместо этого, сижу, потягиваю виски и мучаюсь от четкого осознания того, что что-то здесь не так. А вот что именно – понять совершенно не могу. Вроде и город тот же, и квартира моя, в которой мы с женой живем уже больше года, та же, да и сама Дашка все та же, с ее аристократической бледностью и немного хищным лицом… Беда-бедовая, что ж я в этой картине-то упускаю?
К кафе тем временем подъезжает знакомый вишневый Porsche Panamera. Самую малость пафосно для подобного заведения, но кто упрекнет в этом одного из лучших футболистов московского «Спартака»? Порш кое-как паркуется, и вскоре на свет божий показывается и его владелец – мой лучший и, пожалуй, что единственный друг. Он сразу замечает меня в окне и, приветливо улыбнувшись, машет рукой. Я в ответ поднимаю стакан вискаря. Тот одобрительно улыбается и, поправив явно не по сезону одетую кожанку, быстро добегает до перехода и вскоре ныряет в кафе, стряхивая с себя на входе снежные хлопья. Замечаю, как начинают шушукаться официантки. Оно и неудивительно – самая что ни на есть знаменитость пожаловала. Не думаю, что здесь такое происходит на ежедневной основе.
– Пипец какой-то на улице творится, – сходу бросает Дэнчик, присаживаясь напротив. – Уносит меня в звенящую снежную даль, что называется. А ты, смотрю, уже празднуешь предстоящий отъезд из нашей необъятной Родины?
– Да ничего я не праздную, – хмыкаю. – Праздновать буду, когда докторскую защищу. А отъезд из нашей необъятной, как ты говоришь, Родины – это для людей нашего с тобой калибра уже давно должно в привычку войти.
– Что верно, то верно, – кивает Дэнчик. В этот момент возле нашего столика нарисовывается уже знакомая мне официантка, преданно смотрящая своими голубыми глазами на моего друга. Тот, потупив с пару секунд в меню, заказывает кофе с чизкейком. Девушка застенчиво кивает и быстренько удаляется с поля зрения.
– Какая все-таки приятная девушка эта Славяна, – вздыхает Дэнчик, мечтательно смотря ей вслед.
– Славяна? Что за странное имя? – переспрашиваю я, нахмурившись. Самое интересное, что мне кажется, будто я это имя уже где-то слышал. Да и не просто слышал, а довольно неплохо общался с носительницей оного.
– Какое еще имя? – подозрительно смотрит на меня друг. – Я говорю – лицо у этой девушки приятное, чисто такое славянское. Давно такого не видел, хотя, казалось бы…
Руки в этот момент сами потянулись за электронкой. Торможу я себя буквально в последний момент. Да что ж это происходит-то…
В голове снова рождаются какие-то образы. Мы с Дэнчиком выходим из какого-то автобуса, а перед нашими глазами – железные ворота. И надпись сверху… Надпись…
Я глубоко вздыхаю и медленно выдыхаю воздух, успокаиваясь. Чего-то меня уже конкретно штормит.
– Максон, все в порядке? – обеспокоенно смотрит на меня друг. – Ты какой-то бледный.
– В порядке, – сквозь зубы отвечаю я. – Слушай, а тебе никогда не доводилось бывать в…
Черт, ну и глупость же я хотел сейчас спросить! Какие пионерлагеря? Мы же с ним одногодки, а вся эта пионерия канула в небытие вместе с Совком еще так лет за пять до нашего рождения. Да уж, выставил бы сейчас себя идиотом.
– Где? – спрашивает Дэнчик.
– Забудь, – махнул рукой я. – Нигде. Это меня чего-то понесло куда-то.
Друг смотрит на меня как-то уж очень чересчур внимательно. Мне даже становится немного неуютно под его таким взглядом.
– Чего-то, – говорит. – Тебе, похоже, дружище, одного бокала на сегодня хватит. Заплетык у тебя уже конкретно так языкается. Ну, тем лучше, я все равно за рулем. А так бы сидел, завидовал. Тебе, может, чай заказать?
– Я тебе что, блин, барышня, чтоб ты еще за меня в кафешках платил? – усмехаюсь я, беря себя в руки.
– Просто акт доброй воли, – вскидывает руки тот. – Не хочешь – как хочешь. Ладно, не будем в такой день о плохом. Все же еще черт его знает, когда увидимся-то в следующий раз. Ты ведь, как я понимаю, только к середине весны вернешься и то, если повезет. А у нас в «Спартаке» весной самый что ни на есть аншлаг – Чемпионат России, Кубок, Лига Европы. Не до встреч уж будет, сам понимаешь.
– Да я сам по горло буду занят по возвращении, так что не парься по поводу меня, – потягиваюсь я, бросая взгляд в окно, где продолжают неистово танцевать крупные снежинки, плавно оседающие на уже какого-то непонятного цвета дорожный снег. Не то желтый, не то коричневый, не то вообще фиолетовый… Я поэтому и не любил, будучи в городе, никогда смотреть ниже подбородка, даже, пардон, в целях собственной безопасности. Не потому что противно. Скорее, грустно.
– Слыш, Максон, нет желания сменить место дислокации? – спрашивает Дэнчик, нарушив образовавшееся короткое молчание. – Тут, конечно, здорово, но чего-то как в старые-добрые студенческие так в пивнуху обычную захотелось, креветок поесть, да «Гиннеса» темного похлебать. С машиной-то уж я вопрос мигом решу.
– А что, – едва сдерживаю смешок я. – Ты где-то «Гиннес» не темный видал? Имя, сестра, имя того распрекрасного заведения!
Тут Дэнчик хлопает себя по лбу и, уже не сдерживаясь, смеемся оба. Да уж, такое ляпнуть – это постараться надо.
– На самом деле, мне бы хотелось погулять где-нибудь, – говорю, вновь начав всматриваться в эту снежную какофонию. – Просто посидеть мы всегда успеем, а вот прогулка обычная, она, знаешь ли, кажется, что больше в памяти отложится. Хотя, блин, у тебя куртка такая…
– А, да это так, для блезиру, – тут же воодушевляется мой друг. – В машине нормальная, зимняя лежит. Чего тогда, на Патриаршие?
– Мысль хорошая, но в баню, – отмахиваюсь. – Испортили всю атмосферу своими новостройками. Даже знак «Запрещено разговаривать с незнакомцами» – и тот убрали непонятно по какой причине. Так что нафиг-нафиг, только настроение портить. Давай уж до Воробьевых тогда, к смотровой площадке. Или, знаешь, как насчет Коломенского? Сто лет там не был.
– А поехали, – улыбается. – Там сейчас должно быть красиво. При таком-то снегопаде.
Девочка-официантка, тем временем, приносит тому его небольшой заказ, который довольно быстро уничтожается. После чего покидаем сие уютное заведение и выходим на морозный воздух. Дэнчик тут же достает массивный золотой портсигар, откуда выуживает тонкую коричневую сигарету. Пару раз стучит ей плавными движениями по крышке этой своей штуковины, после чего только закуривает. Вот ведь понторез, думаю. Абсолютная же ведь безвкусица. Которая только и в состоянии, что вау-эффект производить на наивных барышень, приехавших покорять Москву из совсем уж глухой провинции, да и то, извините, не факт. Правду, все же, говорят – можно человека вывезти из деревни, а вот деревню из человека уже посложнее будет.
А ведь когда-то и моего друга вся эта вот херня совершенно не волновала. И когда он только таким стать успел? И почему я этот момент плавненько так проморгал?
А тот, не обращая внимания на мой слегка сконфуженный взгляд, уже идет к своему вишневому красавцу. Его, кажется, все эти перемены в себе самом полностью устраивают. А, значит, не мне чего-то тут высказывать. Пока соблюдается какая-то грань разумного – мне, как другу, только и остается, что смириться. У каждого из нас свои тараканы.
Когда мы уже трогались, то мое внимание почему-то привлекла вынырнувшая непонятно откуда небольшая бродячая кошка с коричневатой шерсткой. Она вызывающе смотрела прямо на нас своими огромными зелено-желтыми глазищами. От этого взгляда стало почему-то дико дискомфортно.
– Гони быстрее отсюда, – бросил я, следя за этим существом.
– Да сейчас особо не разгонишься, уж извини, – ответил мой друг, совершенно не обращая никакого внимания на эту довольно странную кошку.
Я выдохнул с облегчением только когда мы выехали на Садовое кольцо. Признаться, меня самого уже это состояние необъяснимой паники изрядно подзадолбало. Вспоминались всякие истории, когда человека, готовящегося к перелету, обхватывает необъяснимый страх, он решает сдать билет, а вечером в новостях смотрит репортаж о том, как самолет, на котором он должен был лететь, терпит крушение. Не то, чтобы я верил во все эти предрассудки, но мысли определенного толка уже закрадывались, перед собой уж не отвертишься. Просто очень страшная так-то история, если говорить непредвзято.
Паркуемся недалеко от входа в парк, после чего выходим и, не сговариваясь, оба идем в сторону набережной Москвы-реки. Просто мы оба знаем, что там сейчас нам обоим будет лучше всего. Все же есть в Коломенском что-то такое атмосферное. И не в последнюю очередь как раз благодаря этой самой тихой уходящей куда-то вдаль набережной.
И вот мы идем по ней, снежок пинаем, футболист и ветеринарный врач. И ведь даже так и не скажешь, что идут два человека совершенно из разных, так сказать, кругов. Просто именно здесь, именно сейчас, именно в данный конкретный отрезок времени мы – просто два старых друга, которым предстоит долгая разлука. И молчим. Слова вообще нужны только тогда, когда возникает непонимание. А нам-то с Дэнчиком это, простите, к чему?
И как знать, быть может, если бы мы разговаривали, то я бы и не заметил, что что-то в этом месте определенно не так. Какое-то Коломенское в этот раз уж слишком… тихое. Да и Москва, пока мы ехали, внезапно перестала выглядеть как Москва. Вроде и та самая столица, какой я ее всегда помнил, но какая-то уж чересчур глянцевая. Будто настоящую Москву подменили на бездушную фотографию из модного мужского журнала. И вроде как может показаться, что я действительно парюсь из-за какой-то ерунды, но подсознание штука упрямая, просто так отбиваться от всей ереси, что подкидывает мозг – та еще задачка.
– Дэн, а ты не находишь вокруг ничего странного? – спрашиваю. Хватит с меня, если я с кем-то не поделюсь, то шарики за ролики окончательно заедут.
– В каком плане? – уточняет он, вновь закуривая сигарету.
– Да в том-то и дело, что я понять не могу, – трясу головой. – Меня с утра преследует чувство, будто… Как бы так понятнее объяснить… Смотрел «Шоу Трумана»?
– Чего-то припоминаю, – хмурится тот. – Это с этим, Джимом Керри?
– Именно. Человек всю свою жизнь жил по заранее заготовленному сценарию. И весь мир вокруг него был фальшью. И я, подобно Труману, сегодня весь день испытываю какое-то чувство неправдоподобности происходящего. Будто того и гляди сейчас с неба упадет софит под наши ноги. Это как, нормально вообще?