И вот как это воспринимать теперь? Как комплимент или все же как камень в мой огород?
– Даже не буду спрашивать, где я ошибся, – вздохнул я. – А то чувствую, что опозорюсь. Причем в своих же собственных глазах. А мне такого счастья, извините, нафиг не надо.
– А мне всегда казалось, что вы, подростки, все поголовно в себе души не чаете и готовы отпускать себе все грехи, мыслимые и немыслимые, – смотрит прямо мне в глаза Виола.
– Ну, подростки, может, и отпускают, а я… – Пам-парам-парам-пам-пам. Придурок ты с языком без костей. – А я необычный подросток. В чужих глазах, знаете ли, можно оправдаться. А в своих – никогда. Потому что о себе ты уж, как ни крути, а всю правду знаешь.
– Вот уж про необычного это ты о себе-то любимом без прикрас заявил, – и даже ведь не мигает почти. Выдержать этот взгляд человеку неподготовленному, думается, весьма сложновато будет. – Я ведь не всегда пионерлагерным врачом была. И в обычной больнице работать доводилось. И не каждый взрослый способностью обладает так складно рассуждать.
– В обычной больнице, говорите? – переспросил я, старательно не показывая смущения. – И как там?
– Скучно, – честно ответила Виола. – Взрослые все совершенно одинаковые. Что снаружи, что, извиняюсь, внутри. Плюс-минус, конечно. У кого-то легкие прокурены, у кого-то вместо печени сплошной цирроз, у кого-то еще какая-нибудь дрянь имеется. А в остальном ну никаких отличий, как ни бесись. С детьми интереснее в этом плане работать. Иногда мне кажется, что дети даже больше на личностей похожи. У них у каждого есть… индивидуальность.
– Жаль, – вздыхаю. – Очень жаль, что так выходит. Сам это замечал. Сплошной возрастной регресс.
Дверь медпункта внезапно распахнулась, впустив насмерть перепуганного молодого вожатого, держащего на руках маленького мальчика.
– Виолетта Церновна, помогите! Кажется, я сломал ему руку! – надрывно кричит тот.
Я машинально уставился на пострадавшего. Немного испуган, но рука, свисающая вниз, явного дискомфорта ему не причиняла. Что уже отметало перелом. Может, скорее всего, обычный вывих?
– Мы играли на площадке, он мимо пробегал, – чуть не плача объяснял вожатый. – А я его за руку схватил. Хотел раскачать, но… что-то хрустнуло, он вскрикнул, а теперь не может пошевелить рукой. Виолетта Церновна, похоже, я ее сломал!
– Витя-Витя, успокойся, – Виола поправила ворот халата и не отрывая взгляда от мальчишки, подошла к нему почти вплотную – Дайте-ка я посмотрю.
Медсестра взяла левую ладонь мальчика своей, а правой ощупала пульс. Осмотрела руку до плеча, придерживая предплечье все той же левой рукой, тихонько поворачивая плечевой сустав в разных направлениях.
Затем поменяла руки – теперь она держала его левую ладонь своей правой. А левой осторожно ощупывала локоть с обеих сторон. Все это время осматриваемый не подавал никаких признаков того, что у него какие-то болевые ощущения. Но тут Виола резко надавила большим пальцем куда-то в область верхней части предплечья. Только тогда мальчик вздрогнул.
– Тут больно? – осведомилась Виола. В ответ на это тот согласно кивнул.
Все еще придерживая локоть левой рукой, Виола постаралась его согнуть. Мальчик вновь скривился.
– Ладно, – Виола наконец пришла к какому-то конкретному выводу. – Сейчас расшевелим твою руку. Сначала будет немного больно, но потом станет хорошо, я обещаю.
– Хорошо, тетя Виолетта, – с готовностью кивает мальчик.
Каких-то пару секунд, и мальчик резко вскрикивает. Видно, что хочет заплакать, но держится. Мужчина растет, сразу видно.
– Отлично, – объявила Виола. – И ничего это, Витька, и не перелом был, а обычный вывих локтевого сустава. А ты уже навел панику. Поди, еще и Олю на уши поднял?
Ха, а я был прав!
– Да нет, когда мне было, я сразу к Вам, – смущенно ответил Витя, на лице которого было одновременно потрясение, облегчение и восхищение, чего уж там.
– Дурак ты, Витька, – беззлобно улыбнулась Виола. – Пойдем, проводим нашего мужественно вытерпевшего мои махинации героя до домика. А ты, пионер, – она повернулась ко мне, заговорщицки улыбаясь. – Заканчивай свои дела, да сам тоже иди на боковую. А то завтра танцы, после них молодому организму может понадобиться много… энергии.
Да сколько можно пошлить-то!
Впрочем, медсестра вряд ли заметила, как я возмущенно развел руками, ибо почти сразу после ее последней фразы повернулась ко мне изящной спиной, да и ушла. Пофырчав еще для приличия, я вернулся к коробкам. Работы было еще, ориентировочно, минут на сорок, если не на час. Если не буду отвлекаться, то все пройдет и того быстрее.
Совершенно неожиданно, спустя минут пять после ухода Виолы, в медпункт ввалилась, кто бы вы думали, Двачевская. Она растерянно оглядывалась по сторонам, но, поняв, что я в гордом одиночестве, одобрительно улыбнулась.
– Ты здесь один, отлично, а то я уже целую жалостливую речь для Виолы подготовила, – заявила та и, как ни в чем не бывало, уверенным шагом направилась к шкафчикам с медикаментами. На середине пути остановилась, что-то прикинула в голове, и подошла уже к столику самой медсестры, где принялась беззастенчиво рыться, сопровождаемая моим вопросительным взглядом.
– Кхм-кхм, – откашлялся я, привлекая к себе внимания. Но в ответ получил кило презрения. Рыжая как шарила в поисках чего-то, так и продолжила.
Ладно, попробуем по-другому:
– Алиса!
– Да что тебе? – раздраженно отозвалась та.
– Ну, если тебе чего-то нужно, то могла бы меня попросить, я бы тебе выдал, – подсказал я ей более рациональное решение проблемы. – А то я тут, вроде как, за официального помощника, а ты такой самодеятельностью занимаешься.
– Ладно, дай мне угля тогда, – нетерпеливо отозвалась та.
– Угля? – я даже немного растерялся. Как-то слишком… безобидно.
– Да, угля, – повторила Алиса. – Улька конфет объелась, у нее живот болит.
– И почему я не удивлен, у нее ведь кровать от фантиков трещит, – покачал головой я. Что ж, как раз с активированным углем и занимался. – Сколько тебе?
– Дай пару блистеров, – скороговоркой ответила рыжая, с интересом рассматривая плакат с человеческой анатомией.
Я уже хотел было ей протянуть таблетки, да и избавиться от нее поскорее, как вдруг в памяти кое-что вспыхнуло. Уголь. Алиса химик. Прецедент уже был. Так-так, Двачевская…
– А ты, ну, не знаю, чисто случайно серу с селитрой к нему добавлять не собираешься? – спросил я, чувствуя небольшую обиду на себя за то, что чуть с такой легкостью не дал себя сделать соучастником ее разрушительных похождений по «Совенку».
Алиса поморщилась и зашипела, как стая рассерженных котов:
– То есть ты думаешь, что уголь мне нужен не для помощи подруге, а исключительно только ради того, чтобы чего-то взорвать? Даже после того, что ты услышал? Хорошего же ты обо мне мнения, Макс.
– Ну, извините уж, Алиса Викентьевна, – развожу руками. – Жила-была девочка – сама виновата, знаешь такую сказку?
– То есть, уголь ты не дашь?
Ну, что тут можно сказать? А если правда Ульянке плохо? Я тогда попаду в очень неловкое положение. Достаю из кармана электронку, закуриваю, разгоняя дым ладонью.
– Да нет, почему же, дам, – отвечаю как можно спокойнее. – Но под расписку.
– Чего? – округлила глаза рыжая.
– Того, – передразниваю ее я. – Это чтоб ты дурить не удумала. Да и мне чтоб спокойнее было. Не думай, сразу с этой распиской к Панамке или Виоле не побегу. А если тебе правда уголь для Ульянки нужен, то я ее вскоре выкину просто и все. Все в плюсе.
– Да пошел ты со своими расписками! – взорвалась Алиса и направилась к выходу.