Алиса искоса взглянула в мою сторону. По всей вероятности, теперь уже настала ее очередь взглянуть на меня под другим углом. Победа? Победа. И как я только мог позволить себе засомневаться?
Янтарные глаза еще буравили меня некоторое время, прежде чем девушка опомнилась и вернулась к ворчанию:
– Не собака, а какое-то бедствие. Вчера тошнила какой-то зеленой дрянью, теперь клеща подхватила…
– Подожди, – до меня наконец-таки дошло. – Так ты вчера уголь для собаки таскала?
– Ну… да, – засмущалась рыжая. – Тошнит – значит, живот болит. У меня такая логика была.
– А нельзя было честно сразу сказать? – улыбнулся я. – Да и потом – уголь в той ситуации был бесполезен от слова «совсем». Жулька просто травы объелась, вот ее и тошнило.
– Да откуда я знала, блин! И уж тем более, откуда я могла знать, что ты этот… Айболит хренов, – буркнула девушка. – Перестраховалась. Жульку и так все обижают. Узнают еще, что я с ней вожусь, и все…
– Что все-то?
– Да откуда мне знать? Отравят, в Райцентр отвезут, надо вот оно мне?
Я сунул руку в карман шорт, где нащупал вчерашнюю расписку. В целом, от нее можно было уже смело избавляться. Да вот только… Какая-то во мне проснулась сентиментальность. Оставлю чисто на память. Ни в коем случае не для шантажа. Слово пионера.
– Ладно, Двачевская, я тебя понял, – подытожил я и протянул ей мизинчик. – Мир?
– Мир, – ответила Алиса взаимностью после небольшой паузы. И у меня гора как будто с плеч свалилась.
Ну, хорошего понемножку. Перемирие установлено, день прожит не зря. Пора и честь знать. Пусть сидит, играет, раз ей так хочется.
– Что ж, пойду я, пожалуй, – зевнул я. – Сиди, бренчи, как хотела, в одиночестве. Надеюсь, что Панамка не запалит меня, идущим в сторону домиков.
– Подожди, – как-то неуверенно проговорила Алиса, отведя взгляд в сторону. – А ты не хотел бы, ну, научиться на гитаре играть?
Ого. В ДваЧе проснулся альтруист? Или в этом предложении сейчас скрывается какая другая подоплека? Что бы ни понадобилось Алисе в этот раз, настроена она была пусть и не прямо уж решительно, но отступать явно не собиралась. И, разумеется, к цели она решила пойти самыми окольными путями.
– Ну, был бы не против, – отвечаю. – Под твоим чутким руководством?
– А ты здесь других гитаристов знаешь? – взъелась рыжая.
– Мику, – непринужденно ответил я.
– Ой, замолчи, а, – фыркает. – Садись рядом. И смотри внимательно.
Стоило мне пристроиться, как Алиса тут же взяла несколько аккордов. Струны скользили под пальцами, тепло деревянного грифа чередовалось с металлической прохладой ладов. Уже явно видавший виды корпус легко вибрировал, звуки зарождались в глубине и выплескивались наружу. Наконец, Алиса наглядно показала мне самый простой аккорд, какой смогла вспомнить.
– На, попробуй, – предложила она, протягивая инструмент.
Я коротко кивнул и взял гитару. Если бы мог сейчас видеть свое лицо со стороны, то на нем бы сейчас наверняка отобразилась крайняя сосредоточенность. Как будто речь шла не о простых побрякушках по струнам, а, ни много, ни мало, о жизни ни в чем не повинного животного. Жулька в это время нетерпеливо прыгала за нашими спинами, силясь разглядеть все происходящее как можно более досконально.
– Гриф подними выше, – сказала Алиса и попыталась переставить мои напрочь задеревеневшие пальцы в нужную позицию. – И запястье держи мягче.
Я честно старался не пропускать ее советы мимо ушей. Ругался сквозь зубы, но делал. Вот ведь незадача, мои руки, как у практикующего хирурга, на секундочку, – мое главное достоинство. И я должен по идее в совершенстве владеть каждой их клеткой. Но сейчас складывалось ощущение, что меня внезапно разбил паралич.
– Блин, Макс, ну это же простецкая мелодия! Активнее старайся! Ну или представь, что снова выдергиваешь клеща. Макс, ну твою-то мать…
Да уж, условная пластика перикардиальных и диафрагмальных грыж у меня выходила на порядок лучше, чем повторять гитарные переборы. Закусив губу, я вцепился в гриф и изо всех сил ударил правой рукой по струнам. Гитара отозвалась стоном умирающего тираннозавра.
– Эй, эй, полегче! – запротестовал Алиса. – Она тебе ничего не сделала! Еще раз повторяю – расслабься, – тут девушка перешла на шепот. – И все получится.
Так, ладно, надоело. Соберись, тряпка. Набрав в грудь побольше воздуха, я вновь попытался пройтись по струнам. И, о чудо, получилось даже что-то удобоваримое.
«Значит, жить еще можно» – облегченно решил я, чувствуя, как начинаю вяленько собой гордиться. Все же смог. Хотя бы что-то.
– Ты же понимаешь, что это все равно никуда не годится? – беззлобно поддела меня Алиса.
– Да вроде как не глупый, понимаю, – цокнул языком я. – Ну, опыт приходит с практикой, верно?
– Это точно, – уважительно кивнула Алиса. – Постараюсь сделать из тебя за оставшееся время подобие гитариста. Будешь хоть что-то уметь.
– Как смешно, – передразнил я ее.
Жулька громогласно зевнула. Даже она устала от моих потуг в рок-звезду. Бедное животное.
– Ладно, рыжая, – начал я, бережно отставляя гитару в сторону. – Спасибо за урок и… за небольшую такую встряску, чего уж. Давно такого пинка не получал.
– Да на здоровье, обращайся, – подмигнула девушка. – Всегда готова помочь заблудшим душам.
У меня в голове созрела небольшая идея. Глупая, может быть даже наивная. Но я почувствовал прилив энтузиазма. Захотел продемонстрировать ей небольшое чудо. Достав наушники, протянул один Алисе:
– Возьми.
– И на кой мне твои затычки для ушей? – недоуменно покосилась она в мою сторону.
– Я же говорил – это не совсем обычные затычки, – ответил я. – Бери давай, не выпендривайся. А то ворчишь, как старая бабка… Ай!
Легкий удар в плечо был вполне закономерен. Ладно, неважно. Алиса все же вставила наушник, а я быстро нашел в телефоне одну из песенок Сектора Газа. Я был уверен, что Алисе понравится хулиганский задор этой группы. Она же сама бунтарка. Родственные души, образно выражаясь.
– Ты готова? – уточнил я.
– Да к чему? – девушка непонимающе хлопала глазами.
Вместо ответа я включил песню «Местные». Она довольно прилично удивилась, когда до нее донеслись звуки музыки.
– Макс… Что это? – прошептала она.
– Слушай, слушай, – улыбнулся я.
«Я живу на Ваях, мне, поверь, не ведом страх, но от этой страшной мысли происходит стук в зубах…»
Непонятно, то ли Алиса была поражена, то ли восхищена непосредственно самим процессом, но, как я и ожидал, непосредственно песня привела ее в полный восторг. Ее шея все три минуты была словно напружиненная, а с лица не сходила задорная улыбочка.