Разаэль сидел на скамье, держа на коленях косу. Она была его силой и проклятьем, потому что ангел никогда не смог бы забыть, как еë получил. Это была его награда за звание величайшего труса.
Он вспомнил, как мастер Азраэль учил его искусству Ангела Смерти. Казалось, мрачному отшельнику становилось легче рядом с тихим и внимательным Разаэлем. Во всяком случае, ему одному позволялось жить в поместье, наблюдать за всеми проводившимися ритуалами и, более того, входить в библиотеку. Ангел всегда восхищался этим оплотом мудрости, скрытым ото всех. Знания, хранившиеся в здешних книгах, не должны были попасть в руки воюющих сторон. Они тоже были частью хрупкого равновесия, которое хранил Азраэль.
Но однажды ученик оказался невольным свидетелем события, переломившего ход истории. Он до сих пор с пугающей живостью видел эту картину: в приоткрытой щели — комната Ангела Смерти, маленькая каморка на фоне его особняка. Вся стена была заставлена сложенными в беспорядке книгами, с которыми работал учитель, и откуда-то из-за угла вне поля зрения Разаэля звучал голос. Мягкий и спокойный, напоминавший сон без сновидений, но не подходящий для самой Смерти.
— Ты знаешь, что я отвечу. Во имя равновесия между нашими народами я не могу поддержать эту авантюру. Не скрою, твои слова тронули меня: Михаэль убил слишком многих из вас. Но если вы уберëте с чаши весов все фигуры разом, одно случайно упавшее перо разрушит баланс. Прости, но когда мы говорим о тысячах ангелов и демонов, отдельная жизнь не имеет значения.
— Могу ли я толковать твои слова, Азраэль, — послышался второй голос, тихий, но пропитанный стальной решимостью, — как призыв пренебречь одним ради блага многих?
— Именно так. Помни: убирая с доски фигуру, ты должен знать, кем заполнишь опустевшее место. Я всегда говорил тебе, что семь — число гармонии. Всë в этом мире стремится к такому равновесию, неизбежно восполняя нехватку элементов.
— Я понял тебя.
Послышался звук падения, затем шум открывающегося окна, и у тому моменту, как Разаэль вбежал в комнату, всë было кончено. Опираясь на локоть, Ангел Смерти лежал на полу с вонзённым в сердце стилетом. Его ученик замер в безмолвном ужасе. В нëм боролись два страстных желания: остаться и попытаться спасти учителя от гибели и броситься в погоню за его убийцей, чтобы отомстить.
И тут Разаэль вдруг понял, что дилемма была уже решена: он не мог заставить себя помчаться за таинственным врагом, убившим Азраэля. Его ноги будто превратились в камень, запрещая ему совершать опрометчивый шаг, к которому подталкивало сердце. Ему было страшно. Какой силой должен был обладать тот, кто осмелился напасть на Ангела Смерти?
— Разаэль… Подойди ко мне, — тихо произнëс учитель, и тот, содрогаясь от рыданий, повиновался, — не надо плакать по мне. Я — Ангел Смерти, но я не повелеваю ей. Естественный порядок един для всех. Одна фигура уходит… Другая встаëт на еë… Место…
— Мастер… Мастер! — кричал Разаэль, видя, как тело ангела медленно рассыпается в прах, — прошу Вас… Как Вы можете так говорить? Мастер…
Но было слишком поздно. Последним слабым движением Азраэль всунул что-то в руку своему ученику и исчез. Тот сжал пальцами что-то маленькое и твëрдое неправильной формы и без сил повалился на пол. Особняк опустел. Его хозяин оставил своему ученику дары, которыми тот не сумел бы распорядиться.
Трудно сказать, сколько прошло времени, прежде чем Разаэль встал и оглядел комнату болевшими от слëз глазами. Всë было на месте. Убийца приходил не за сокровищами Ангела Смерти. Но за чем же тогда? В этом была тайна, разобраться с которой юный Разаэль не мог. Однако кое-что всë-таки изменилось. Возле небольшого столика из чëрного дерева лежала какая-то доска. Подняв еë, ангел вгляделся в начерченные на ней клеточки. Шахматы. Мастер Азраэль любил эту игру, но никогда не играл в неë с учеником. Тем не менее, любопытный Разаэль прекрасно знал правила. И всë же кое-что не складывалось. Достать доску, звук падения которой и слышал из коридора ангел, Азраэль мог только ради того, чтобы сыграть со своим убийцей. Выходит, он его хорошо знал…
И только тут ученик почувствовал, что в ладонь его сжатой руки до боли впивается тот предмет, что передал ему напоследок Ангел Смерти. Это была заботливо вырезанная вручную фигурка чëрного ферзя. Картина начала медленно складываться. Последние слова мастера Азраэля были посланием. Самая сильная фигура в партии была выведена из игры, и теперь дошедшей до конца доски пешке надлежало занять его место.
Именно так, незаметно для всех, особняк, дурная слава и легендарная коса Ангела Смерти обрели нового владельца, однако в сердце Разаэля поселился страх. Что, если он не справится? Что, если равновесие, заботливо оберегаемое мастером, пошатнëтся? В панике ангел бросился в библиотеку, ища ответы в фолиантах, написанных ещё до рождения людей. И нашëл, как ему казалось, верное решение. Завеса тайны и благоговейного страха должна была скрыть разительное отличие между ним и Азраэлем. День и ночь он готовился к решающему шагу. Он поглощал книги одну за другой, раскрывал тайны мира, звëзд, энергии и времени, и однажды, чиркнув спичкой, уничтожил библиотеку. У этих секретов отныне не было иного хозяина, кроме Разаэля, Ангела Тайн.
Он отправился в путь через весь земной шар, тенью пройдя меж ангелов и демонов, заставив их тихо перешëптываться за его спиной. Он сотворил то, что было не под силу никому, кроме Ангела Смерти, чтобы никто не посмел усомниться. Но однажды он снова стал Разаэлем, напуганным и беспомощным. В тот миг, когда к нему, положив ладонь на плечо, обратился некто в грубой костяной маске.
— Приветствую тебя, Ангел Смерти. Ты подумал над тем, что я тебе сказал? Я знаю, как важно для тебя равновесие между нашими народами, и я правда хочу помочь… Идëм.
И магии этого голоса, тихого, холодного и не терпящего возражений, Разаэль подчинился беспрекословно. Потому что он уже слышал этот голос в ту самую ночь, когда Ангел Смерти погиб… Трусость, только трусость помогла ему выжить, и становиться героем сейчас было уже слишком поздно. Каждый должен был сыграть свою роль.
Но что же Роджер? В игре высших сил он был ничего не значившей фигурой, которой даже не было отведено своего места? За что же так рьяно сражался он? Что действительно стоило того, чтобы умереть? Может, то самое пресловутое чувство вечного покоя? Гордости за то, что твоя жертвенность принесла другим? Нет, вовсе нет. Умри, но сделай то, что считаешь правильным.
Роджер снова опустился на землю перед тополем. Здесь была еë могила, хотя сама Лерайя, казалось, пропитала собой весь город. Всюду, от крыши, на которой они поцеловались, и скамьи, где сидели в обнимку, до квартиры Нейта, откуда даже присутствие Лючии не могло изгнать особый аромат, и злополучной площади, везде был еë след. Рана, оставшаяся с еë исчезновением, была слишком глубока.
— Привет. Я снова пришëл к тебе. Теперь-то я знаю, что ты слышишь меня. Не бойся, я не забыл о своëм обещании.
Парень нежно провëл пальцами по земле между корнями дерева, словно гладя по щеке саму Лерайю. С того самого дня, как он почувствовал тепло еë объятий, он больше не был одинок. Ради еë мечты о мире между ангелами и демонами он готов был идти дальше.
— Знала бы ты, что здесь творится… Оказывается, теперь я обладаю какой-то силой тьмы. Бездной. Все напуганы, потому что с юга к нам идëт еë прошлый владелец. Похоже, скоро начнëтся битва, в которой я наконец-то смогу быть полезен.
И в этот момент голос Роджера снова изменился с воодушевлëнного на упавший и виноватый. Он много раз задавался вопросом, были ли у него силы Бездны раньше. Мог ли он спасти Лерайю? Что, если тогда он отнюдь не был беспомощен? Всë сходилось: они точно знали. Натаниэль и Лилитта. Потому-то каждый хотел заполучить Роджера себе. Они видели в нëм потенциал, которого он сам не замечал. Возможно, если бы он больше тренировался, того кошмара на площади можно было бы избежать…
Нежное едва ощутимое прикосновение напомнило ему о том, где он находится. Ничего не утрачено безвозвратно! Лерайя всë ещё была здесь, в его памяти, в его сердце и в погребëнных вещах. Она не могла исчезнуть, когда он так в ней нуждался, и этим она отличалась от всех остальных.
Роджер поднял руку, попытавшись коснуться пальцев, лежавших на его плече. Разумеется, там ничего не было, но он-то знал: Лерайя всегда будет с ним, даже если его разум и чувства говорят иное. Однако кое-что в этом ощущении заботливого прикосновения казалось очень странным. Роджер резко обернулся и прежде, чем фантом рассеялся, увидел еë.
Тëмный силуэт с развевавшимися, будто в невесомости, волосами стоял позади него на коленях, положив на плечо парню руку, состоявшую из чëрной дымки. Безликая голова была чуть наклонена, будто фигура внимательно слушала, а ноги ниже коленей сливались в одну, превращаясь в клубы дыма, исходившие из лежавшего на земле кольца со стреловидными лезвиями.
— Стигмато! — вспыхнул Роджер, — не смей издеваться! Давно ты морочил мне голову?!
И от осознания горькой правды он изо всей силы пнул своë оружие, заставив его покатиться по земле. Фантом исчез, но напоследок как будто бросил на парня укоризненный взгляд. Приходилось признать: ничто в мире не могло избежать смерти. Азраэль был прав, и этот фундаментальный принцип был един для всех. Но почему Стигмато влез в мысли своего владельца и затеял эту игру с тенями?
Пытаясь понять, что на самом деле было правдой, Роджер зажмурился и лëг на едва сырую землю. Так он был ближе всего к ней. Теперь уже без иллюзий и самообмана. Он был рядом с последним, что осталось от его любимой. Он вспоминал еë голос и тут же осекался: не было ли это очередной шуткой Стигмато? Он пытался восстановить в голове еë образ, но видел лишь безжизненное тело с раной в шее. Как Роджер ни старался, в его сердце тоже осталось слишком мало живой Лерайи и слишком много скорби по мëртвой. И вдруг всë встало на свои места: Стигмато ведь не мог этого не знать! Стремясь воссоздать ускользающий облик, он зашëл глубже, чем мог заглянуть сам Роджер! Глупо было винить его за то, что попытка вышла неудачной. И всë же была мысль, грубо ввинчивавшаяся в сознание парня, которую он старался отрицать: почему-то древняя тьма хотела ему помочь. Это напоминало древний миф об Орфее. До тех пор, пока Роджер готов был верить чувствам, а не глазам, Райя была рядом. Но ему захотелось большего, и теперь он остался ни с чем. Стигмато не издевался. Это было на него совсем не похоже. И это значило только одно: воплощение разрушения… чувствовало. На каком-то интуитивном уровне оно воспринимало ту боль, которая преследовала Роджера, и нашло только одно лекарство. Бездна пыталась помочь. Отчаянно, по-детски наивно, но Стигмато не хотел, чтобы его владелец страдал!
Подняв руку и едва шевельнув пальцами, Роджер почувствовал, как чëрное блестящее кольцо, трепеща, вернулось к нему. В это сложно было поверить, но, кажется, теперь их связывало нечто большее, чем простая случайность. Не открывая глаз, парень приложил оружие к разгорячëнному лбу.
— Прости. Наверное, мне нужно было объяснить тебе. Я хотел бы, чтобы Райя была жива. Но не так. Не надо дарить мне ложную надежду, потому что в итоге от неë в сотни раз больнее. Давай обойдëмся без иллюзий, хорошо? Я постараюсь не раскисать, а ты просто будь рядом. Теперь я знаю, что могу положиться на тебя.
И впервые за всë время с первого своего появления Стигмато, лëжа в ладони Роджера, стал медленно теплеть…
Натаниэль снова застыл, глядя в окно. Недавно восстановленная стена напоминала о стычке с Лилиттой, и с тех самых пор ангел ни разу не чувствовал спокойствия. Казалось бы, сейчас его любимая Лючия была рядом и делала всë, чтобы порадовать его, однако тревога подобно тучам затягивала небо…
— Тебе страшно?
— Нет, дело не в этом! Я уже перестал бояться за себя…
— Тогда что случилось? — она положила руки ангелу на плечи и поднесла губы к самому его уху, — может, поцелуй заставит тебя улыбнуться?
— Боюсь, что нет, — несколько холодно ответил Нейт, — и вряд ли я смогу насладиться им в полной мере. Скажи, что ты думаешь насчёт Роджера?
— Парнишка слишком наглый, тебе не кажется? — отозвалась Лючия будничным тоном, — я бы припугнула его как следует, чтобы не дерзил старшим.
— Припугнуть носителя Бездны? — поднял бровь Натаниэль, — давай воздержимся от таких мер, я слишком многим пожертвовал, чтобы защитить тебя.
— Слишком многим? — еë голос тоже внезапно похолодел, а сжатые губы задрожали, — может, всë-таки подберëшь другие слова?
— Прости, — вздохнул Натаниэль, обнимая девушку, — просто я до сих пор не понимаю, почему Накир послушал меня и пожертвовал жизнью ради того, в чëм не видел смысла. Мы с ним никогда не были особенно близки, да и тебя он втайне недолюбливал. Почему меня не покидает ощущение, что все мы — просто пешки на чьей-то доске? Бездна и Лилитта, вмешательство Накира и смерть Изекиэля это факторы, которые нельзя было предугадать. Но почему-то от этого мне только больше хочется играть не по правилам…
— Ты не умеешь, — отозвалась она уже без тени обиды, — никогда не умел. Не обижайся, Нейт, но я знаю твои слабости. Поэтому ты и боишься их. Абигора, Бездну, даже парнишку… Ты привык контролировать ситуацию и избегать того, что тебе неподвластно. Но ты не лидер. Необходимость самому делать выбор тяготит тебя. Тебе проще быть верным солдатом, которому приказ не оставляет иных путей. И я была такой же. Но теперь у нас одна тропа. И еë нужно будет проложить через терновник…
— Кто мы в этой партии, Лючия? — прямо спросил ангел.
— Мы — пешки, которые сами выберут путь, — прозвучал ответ.