— Алекс заслуживает знать все. Она анкер, — юноша расслабился, тоже отпустил рукоять меча. — Вспомни, что нам следует довести ее в целости и сохранности до дома, а мы стоим во дворе, у всех на виду, и спорим. Тебе стоит успокоиться, Рейн, и прислушаться к голосу своей половинки.
— Ты и моё имя растрепал, придурок?
— Ты потеряла гармонию, Рейн, — сказал Эдвард медленно, — Я куда старше тебя и дольше хожу в протекторах. Соберись сама и возьми свои чувства в кулак. Повторяю: чрезвычайная ситуация требует нестандартных действий. Это наше решение, Рейн, и Фокус примет его.
Сказав это, Эдвард зашагал к моему подъезду. Я, мгновение поколебавшись, последовала за ним. Оглянувшись, я увидела, что Рейн неохотно поплелась следом, слегка покачиваясь. Она приложила руку к голове, словно у нее была головная боль, и что-то бормотала.
— Не обижайся, — шепнул мне парень, — Ее перевели на твой слой, Землю, полгода назад.
— Из-за чего? — я даже не стала спрашивать, какие еще «слои» есть. Была уверена, что он не ответит.
— Да так. Разное говорят, — он хмыкнул. — В знак отличия за мужество и мастерство в бою… говорят.
— Я не понимаю.
— Для меня это такая же тайна, как для тебя, — пожал плечами Эдвард, — Рейн — самая странная личность, с которой я когда-либо встречался. Она хороший воин, но плохой протектор. Протектор должен хорошо сражаться, с этим у неё всё в порядке, но ещё он должен быть верным, а ее верность — как у дикой кошки. Протектор — это олицетворение преданности и отваги, но она так стремится выслужиться, что искажает саму суть служения. Извини, не люблю говорить о людях за глаза, но она эгоист и манипулятор.
— Вау, — вырвалось у меня, — Ты прирожденный оратор!
— Извини. Я раньше был начинающим актером, сыграл множество ролей, и теперь порой веду себя как на сцене.
Я улыбнулась. Эдвард впервые сказал о себе что-то личное.
Мы втроем подошли к подъезду. Рейн плелась сзади, ни на кого не глядя. По-видимому, все еще варилась в своей обиде. Приложив чудом уцелевшую таблетку ключа, я открыла дверь и кивнула, приглашая обоих в подъезд. Рейн, проходя, нарочно толкнула меня плечом, а вместо того, чтобы извиниться, прошептала:
— Дылда неуклюжая…
Как я ни крепилась, нервной дрожи подавить не смогла. Что-то в ее голосе пробрало меня от макушки до пяток, словно каждое слово она не произносила, а выплюнула.
— Вы к кому? — насторожилась старушка-консьерж, выходя нам навстречу. Тут она увидела меня и изменившимся тоном спросила, — Саша, это к тебе?
— Д-да, ко мне, — я представила себе, как мы выглядим. Грязные, в рваной одежде, а у Эдварда и Рейн ещё и мечи. — В школе спектакль репетируем. Трех мушкетеров ставим.
— Трех мушкетеров? — удивилась женщина, поглядывая на перевязи с ножнами, — Мне казалось, все мушкетеры были мужчинами. И их было четыре.
— Современный мир меняется, Галина Ивановна!
Лифт пиликнул, и я шагнула в кабину. Нажала на кнопку седьмого этажа, встала в угол и, заложив ногу за ногу, придала лицу скучающее выражение. Признаться, меня потихоньку начинала пробирать усталость (или как модно говорить: эмоциональное выгорание, но какая разница). Рейн встала у дальней стенки, мельком оглядела себя в настенном зеркале, особенное внимание уделив курносому носу, и с невозмутимым видом стала поправлять растрепавшиеся волосы. Эдвард переводил взгляд с меня на Рейн, с нее на меня, пока, наконец, не откашлялся:
— Рейн, ты не хочешь ничего сказать?
— Отвали, — девчонка уперла палец в зеркало, надавила — и поверхность того пошла трещинами, — Я не буду извиняться.
— За сломанное зеркало вам не придётся бумаги заполнять? — вырвалось у меня.
— Ха! Алекс права! — Эдвард усмехнулся, — Рейн, какая муха тебя укусила?
— Я сама укусить могу, пусть она меня не поучает! — процедила девушка. — Кукла фарфоровая, с которой все носятся.
— Так и ты сама носишься, — вырвалось у меня прежде, чем я успела закрыть рот. Поздно.
— А ну-ка повтори! — Рейн угрожающе повернулась ко мне, но Эдвард сделал упреждающий шаг вперед и прижал её к стенке. Лифт дёрнулся и остановился между этажей.
— Ума лишилась? — Эдвард шептал, но шепот его напоминал океан перед бурей, сулящий появление смерчей, молний и даже, возможно, Ктулху.
Секунду они сверлили друг друга яростными взглядами.
Потом Рейн опустила взгляд и неохотно пробормотала:
— Я ничего плохого не имела в виду. Я лишь попросила повторить…
— Ещё раз услышу такой тон… — Эдвард помедлил. — Назови пять первых законов!
— При ней что ли? — оскалилась Рейн.
— Назови!
— Анкер не должен пострадать, даже ценой смерти протекторов, — неохотно сказала Рейн. — Анкер не должен знать, что является объектом защиты протекторов… между прочим, ты нарушил!
— Дальше, — велел Эдвард.
— Анкер не должен быть объектом насилия со стороны протекторов, — тихо сказала Рейн. — Я понимаю, я прошу простить меня…
Эдвард кивнул.
— Анкер не должен знать о Декаде и протекторах… Анкер не должен покидать свой слой без протекторов… Анкер должен…
— Хватит! — быстро сказал Эдвард. — Я же сказал — первые пять!
— Мы уже нарушили второе, — неохотно заметила Рейн. — И четвёртое. А ты предлагаешь нарушить пятое!
— Табу идут по старшинству, — отрезал Эдвард. — Ради сохранения жизни анкера их допустимо нарушить.
Рейн неожиданно ухмыльнулась.
— Ну, так может и третье тогда нарушим?
Эдвард что-то сдавленно прошипел. А вот я, как ни странно, от слов Рейн развеселилась. Мне вдруг показалось, что она не настолько злобная, как хочет казаться. Скорей уж притворяется, пытается соответствовать какому-то придуманному образу.
— Хочешь — нарушь! — сказала я. — Стукни! А я тебя в ответ. Только давай без железок?
Глаза у Рейн забегали, она смотрела то на меня, то на Эдварда. Неужели всерьёз? Мне доводилось драться, но давно, в младших классах, и не с таким смертоносным бойцом…
К счастью, Эдвард вздохнул:
— Шуточки у тебя…
И лифт, дёрнувшись, вновь пополз вверх. Почти сразу дважды пиликнул, и двери открылись.
— Подеремся, точно накажут, — Рейн шмыгнула из лифта, выскользнув из рук Эдварда с проворством и грацией кошки. Встав посреди площадки, заявила: — Отдадим девчонку второй смене, и я умываю руки. Подам прошение о смене слоя. И тебе хорошо, и мне. Договорились?
Эдвард, помедлив, кивнул.
Мы вышли на площадку, квартира моя была чуть дальше по коридору. Эдвард оттянул лацкан рубашки и посмотрел на приспособление, напоминающее наручные часы. Прозрачный циферблат был поделен на сектора, причём мне показалось, что их не двенадцать, а поменьше. Сектора были заполнены не то жидкостью, не то песком черного цвета, причём все в разной мере. Выглядело устройство совершенно непонятно.
— До следующей смены шесть лучей. Три часа, по-вашему, Алекс.
— Я домой обычно в пять возвращаюсь. Думаю, сейчас около шести.
— Елена Викторовна нас не выгонит? — спросил юноша, обращаясь ко мне. Мамино имя он произнёс так небрежно, словно был с ней давным-давно знаком. — Если скажешь, что мы вместе… ну, школьный проект готовить будем, она позволит остаться с тобой до вечера?
— Позволит, — я смутилась, — Мама всегда рада любым моим друзьям.
— Что не удивительно, — Рейн фыркнула. — Их ведь нет.
Я вспыхнула и бросила на нее обиженный взгляд. Меня оскорбило не то, что она так свободно говорила гадости, но то, что сказала чистую правду. Я с трудом заводила новые знакомства, а старые поддерживала с неохотой — не любила ни по театрам ходить, ни кино смотреть, ни в гостях бывать.
— Рейн, — Эдвард взял девушку за запястье, и та не смогла вырваться, — Да что с тобой не так?
— Со мной не так?! — та вновь с радостью воспламенилась. — Может быть с тобой? Что ты с ней носишься? Зачем открыл имя? Какое тебе до нее дело, а?
— Я ее протектор, — ответил Эдвард. — Как, пока что, и ты!
— Пф-ф! Я ее протектор всего полгода, а в слое увидела впервые!
— И чем она тебе так не понравилась, что ты готова нарушить священный долг?
— Такой ли он священный? — вызывающе спросила Рейн. — Это всего лишь работа и я делаю её хорошо! Но охотнее защищала бы кого другого!
Парень какое-то время пристально смотрел на собеседницу, точно пытался не только прочесть ее настроение.
— Точно так же, как защитила Роя?
После этого они с минуту стояли молча, не двигаясь и не произнося ни слова. Я не могла не заметить, что плечи Рейн заметно опустились, словно девушка смертельно устала или чем-то серьезно расстроена. Я благоразумно решила не вмешиваться в их разборки, оставаясь в стороне.
— Не моя вина, — сказала Рейн наконец. — Рой слишком привязался к объекту, оттого и погиб. Нельзя протектору оставаться в одном слое слишком долго, есть риск… влюбиться в объект охраны.
Эдвард хмыкнул. Поднял руку, размахнулся и отвесил Рейн звонкую пощечину. Не сильную, но наверняка болезненную и обидную.
Девушка не шелохнувшись. Эдвард снова занес ладонь.
— Постой! — я перехватила его руку, — Что ты делаешь?
— Забудь всё, что я сказал о ней, — мрачно заметил Эдвард, — Она неисправима. Рейн бросила напарника умирать, а сама спасла анкера… выслужилась! Ума не приложу, как ее не вышвырнули из Фокуса. Я согласился с ней служить, потому что хотел своими глазами увидеть предательницу.
— Я не предавала, — проговорила Рейн. — Рой совершил ошибку, анкер был в опасности…
— Ты не достойна своего эола, — Эдвард с отвращением отвернулся. — Хочешь высокого поста и поменьше неприятностей — иди в негоцианты. Но хорошим протектором ты не станешь никогда. Я позабочусь.
Рейн молчала.
— Видеть тебя не желаю, — Эдвард сунул перчатку в карман и свободной рукой оттолкнул девочку в сторону, — Пойдем, Алекс. Рейн, можешь возвращаться в Фокус. В Сердце не заявляйся, я сам расскажу регентам о случившемся.
Выслушав отповедь, девушка покорно направилась на лифтовую площадку. Мельком взглянула в мою сторону: с первого взгляда я не поняла, что блестело в ее глазах, однако, когда она прошла мимо меня, я поняла, что это был не гнев. Рейн отвернулась. Вызывать лифт она не стала, присела на подоконник, стала смотреть в окно, обхватила себя руками. Ее будто лихорадило.
— Эдвард, с ней все хорошо?
— Лучше, чем с Роем, — парень задумчиво посмотрел на меня, — Пойдем.
Я постучала в дверь и приготовилась к худшему: что посыплются вопросы о потерянных вещах, грязной одежде и двухчасовому опозданию. Я еще не придумала, как отвечу на это. Выдумать, что потеряла портфель и телефон в школе и долго их искала? Или что кто-то взял по ошибке, а завтра вернет? Черт, а можно ли завтра быть прежней? Я имею в виду, не опасно ли мне будет вновь куда-нибудь идти? А вдруг вновь появится тот, твидовый? При воспоминаниях о твидовом джентльмене на меня накатила тревога. Отчаянно захотелось быть дома, но дверь, к моему удивлению, никто открывать не спешил.
Мама задержалась на работе? Глупости! У нее сегодня работа до трёх! И не могла мама никуда пойти, не дождавшись меня.
Я подергала дверную ручку, ощущая нарастающую тревогу. И вдруг ощутила, что к моей ладони пристала свернутая в несколько раз бумажка. Видно, она была прилеплена к обратной стороне ручки, так что ее не было видно издалека. Я развернула листок. Чувствуя, как сердце отбивает бешеный ритм, поднесла к глазам желтый квадратик с рисунком плюшевого медвежонка в уголке. Самая обычная напоминалка, на которой записывают список покупок, номера телефонов и прочую ерунду, у нас точно такие на холодильнике висят… Листок был исписан с двух сторон очень мелким каллиграфическим почерком.
«Данная информация адресована Александре Романовой,
если ее читают неразлучники, то покорно прошу передать записку адресату.
если ее читают сторонние лица, то прошу вернуть записку на свое место во избежание скорой и мучительной смерти.
Спасибо за понимание!»
Я дрожащей рукой перевернула листок.
«Дорогая Алекс,
Тебе не следовало уходить с того поезда, полагаю, ты и сама уже поняла. То, что с тобой произошло — чудо, но чудо страшное, кровавое! Твоя жизнь должна была окончиться с честью, которой ты безусловно достойна, но ты позволила «спасти» себя парочке психопатов, прислуживающих тиранам.
Смерть сегодня все равно случится. Пусть не с тобой, но с теми, кто тебе дорог. Считай, что это кровавая отсрочка, которую ты по трусости заплатила.
Мы все равно придем, но ты погибнешь уже бесславно.
А пока живи и помни, что проживаешь чужую жизнь.
Искренне,
С. Н.
P.S. Неразлучникам: как вы находите новый плакат?»
— Алекс? — заподозрив неладное, юноша сделал шаг вперед, — Все нормально?
— Угрожают, — я ощутила, что пол готов уйти у меня из-под ног, и прислонилась к двери, — Просто угрожают, ведь так?
Я с надеждой на него взглянула, но лицо Эдварда лишь напряглось. Пробежав глазами по аккуратным строкам, он выругался. Полез в карман и протянул мне ключи на стальном колечке — явно от нашей квартиры, вот только я не видела такого комплекта. Взяв их из рук Эдварда, я попыталась открыть дверь. Ключ почему-то застрял в замке.
— Спокойно, — Эдвард выхватил меч, — Отойди, — он вонзил меч в металлическую дверь. Без видимо усилия, словно чистил спелое яблоко, вырезал вокруг замка отверстие, слегка задев стену. Тяжелый шмат металла с грохотом упал на коврик, следом посыпалась штукатурка и бетонная крошка. Эдвард пнул дверь, та распахнулась.
Я стояла в метре от двери, но даже до меня донеслась кислая, терпкая вонь. Повеяло чем-то жутким. А ещё в квартире стояла зловещая красноватая полутьма, будто свет выключили, а шторы задёрнули.
— Мама? — в сознании будто что-то щелкнуло, и я все поняла. Я рванулась вперед, но Эдвард схватил меня за плечи и оттащил в сторону, — Мамочка!
— Алекс, там опасно, — юноша крепко держал меня, — Рейн, возьми ее!
Ноги мои сами подогнулись, и я опустилась на пол. Откуда ни возьмись появилась Рейн, схватила меня в охапку и подняла, но я снова осела — ноги были точно ватные, голова гудела, в глазах стоял туман.
— Ждите здесь, — Эдвард вбежал в квартиру.
Через секунду, или минуту, или час — время будто исчезло, — из квартиры донеслась его ругань.
— Рейн, нет смысла ждать второй смены! — в коридоре показался Эдвард, прикрывая нос рукой, неестественно бледный и озлобленный.
— Почему? — Рейн все еще поддерживала меня, но, на удивление, еще ни разу не подколола и не обозвалась. Повлияла ли на это пощечина Эдварда или записка, оставленная твидовым — не знаю.
— Они здесь. Все четверо мертвы, вместе с эолами — Миротворец не докричался ни до кого. Через лимфу сюда залезла целая стая, но вторая смена либо ждала в засаде, либо шла следом — и завязался бой. Там потроха и кровь. Кровь и потроха. Врагов… и наших.
Эдвард прикрыл дверь.
— Следует направить сюда специалистов, они поймут больше. Пока оставим все как есть.
— Если люди увидят?
— Убегут.
Я схватила Эдварда за плечо и выкрикнула:
— Где моя мама? Она там? Она жива?
Эдвард посмотрел на меня и тихо ответил:
— Она там. Не надо тебе её видеть, Алекс.
Я всё поняла, конечно. И оцепенела, будто вновь болталась в ледяной лимфе…
— Куда теперь? — услышала я голос Рейн, — Теперь нам не на кого ее оставить!
— Шестой закон, — ответил Эдварда, — Анкер должен быть доставлен в Фокус, если протекторы не могут защитить его в слое…
— Эд, шестой не применялся уже много лет…
— Что поделать. Сердцу будет не до нас, когда свалится новость о гибели четверых протекторов.
Собрав все силы, я выпрямилась, попыталась рвануться к двери, но вырваться из хватки Рейн было невозможно.
— Я хочу увидеть маму! — закричала я так громко, что меня, наверное, услышал весь подъезд, с первого по двенадцатый этаж. — Да пусти ты меня, пусти!
— Алекс! — Эдвард потряс меня за плечи. — Нет! Там может ждать засада, которая пропустила меня, но…
— Если бы я оставила засаду, — неожиданно сказала Рейн, — то не в этой квартире.
Они с Эдвардом уставились друг на друга. Потом дружно посмотрели на дверь противоположной квартиры.
— Чёрт, — сказал Эдвард.
В тот же миг Рейн швырнула меня на пол. Я невольно начала отползать в угол, понимая, что надвигается новая бойня.
И та не заставила себя долго ждать.
Дверь соседей распахнулась, и оттуда выскочили двое, на вид самые обычные люди. Джинсы, рубашки, поверх — бронежилеты, на головах чёрные балаклавы…
А в руках автоматы, и стрелять они начали сразу же, как распахнулась дверь. То ли меня уже не собирались брать в плен, то ли сочли, что на полу я уцелею.
Рейн среагировала быстрее Эда: прижала лезвие к груди, опустила голову и бросилась вперед, на наемников. В неё стреляли в упор, но то ли промахивались, то ли ей это было нипочём. Сверкнул меч и один из стрелков с воплем рухнул, во все стороны брызнула кровь. Второй теперь стрелял в упор: Рейн пошатнулась, но продолжала идти на него. Между ней и стрелком на пол с мягким стуком сыпались пули.
У неё что, тоже бронежилет?
Эдвард атаковать не спешил, стоя прямо передо мной: поглядывая то вперед, на напавших, то назад, в мою квартиру. Подозревает что-то?
Да, у людей, которые пытались меня убить, не было ни клыков, ни когтей, ни дополнительной пары рук — но у них было огнестрельное оружие. Разве может быть что-нибудь смертоноснее?
Рейн нанесла удар, отскочила, заслонившись мечом. Второй стрелок упал, голова у него как-то неестественно вывернулась набок, опять ударила кровь. Рейн шагнула за порог.
А в глубине квартиры (вообще-то её снимала молодая пара, я лишь надеялась, что они ещё не вернулись с работы) стоял ещё один человек в бронежилете и балаклаве. У него был лишь пистолет, но он держал его очень уверенно, двумя руками и целился Рейн в голову.
И едва второй автоматчик упал, он начал стрелять.
Рейн остановилась, а пули, все до одной, ударили в дверь, обрисовав контур её головы. Словно стрелок выступал в цирке и демонстрировал свою меткость, не попадая в девушку-ассистентку.
Да как у нее это получается? Нечеловеческая реакция или что-то не так с мечом?
— Сдохни! — человек отбросил пистолет, выхватил откуда-то нож и бросился на Рейн. Удар, неуловимое движение — и человек упал, с рукоятью собственного ножа, торчащей из глазницы, повалив при этом Рейн. Она рывком сбросила с себя тело, вскочила на ноги.
— Всё? — я тряслась, как в лихорадке, судорожно вцепившись в штанину своего протектора. — Это были…
— Вторую проверь! — крикнув это, Рейн бросилась вглубь квартиры, служившей местом засады. Там опять загрохотал автомат, но я уже не сомневалась, что плохо придётся стрелку. Эдвард тем временем сгрёб меня с пола и перебросил через порог квартиры, которую зачищала Рейн, над ещё вздрагивающими телами наёмников.
Сам протектор вновь прижал руку к лезвию, провел по нему, оставляя на лезвии капли крови. И шагнул на площадку.
Автоматный грохот на кухне прекратился, зазвенела бьющаяся посуда, раздался короткий крик.
— Оставайся здесь, — Эдвард мельком глянул на меня и выскочил на площадку. Я услышала, как стукнула дверь третьей квартиры… там жил одинокий пожилой мужчина, я даже не помнила, когда он возвращается домой…
Эдвард, которого я видела в раскрытую дверь, прижал меч к щеке, словно в замахе, что-то шепнул… и метнул меч. Не раздалось ни крика, ни выстрела, но что-то тяжелое упало на пол. Эдвард тем временем схватился за сердце и, спотыкаясь и оседая, словно его ранило, кинулся в квартиру.
— Эд, ты как? — Рейн вернулась с кухни, мельком глянула на меня. Выскочила на площадку. — Ты что… кинул его!?
Я тоже осмелилась подняться. Стараясь не смотреть на тела убитых, вышла на площадку. По пути я все-таки наступила на чью-то руку, которая под моим весом хрустнула будто ветка.
«Разве я такая толстая?» — метнулась в голове дурацкая мысль.
На площадке стояли Эдвард и Рейн. В дверях третьей квартиры лежало ещё одно тело, рядом с ним автомат. Видимо, Эдвард убил его, метнув меч.
— Я должна увидеть маму… — пройдя мимо Эдварда, с опустошением разглядывающего поле боя, я вошла в квартиру и побрела в свою комнату. По такому привычному коридору, с привычными семейными фотографиями в рамках… Мама, папа — когда он ещё жил с нами, я… Почему-то все стёкла были разбиты, а моё лицо на фотографиях — разрезано и исколото лезвием ножа.
Эдвард схватил меня за плечо и вытащил обратно. Он вновь выглядел полным сил и решимости.
— Ты не имеешь права… — голова моя кружилась, слова путались. — Ваши законы…
— Как раз имею. Твое желание непременно нанесет тебе боль, поэтому оно в моей компетенции.
И вот тут я отрубилась.
Или, быть может, Эдвард что-то со мной сделал?
Мы куда-то шли. Или меня куда-то вели. Или несли.
— Эд, слушай, насчет того, что я сказала…
— Сейчас не время, Рейн.
— Знаю. Но другого может не представиться.
Что она говорила, я уже не слышала. Словно отключилась на несколько секунд или минут, а когда пришла в себя — мы стояли внутри темной кабины с мигающей, вечно неисправной лампочкой, разбитым зеркалом и красным табло этажей на стене, где лениво сменялись числа. Лифт шёл вниз.
— Алекс, мы тебе сейчас завяжем глаза, хорошо?
— Рейн, поддержи…
— Не туго?
Я молчала.
— Сейчас мы нырнем. Путь пройдет через артерию, поэтому дыхание задерживать не обязательно.
— Она тебя не слышит, разве не видишь?
— Раз, два, три. Нырок.
Когда на первом этаже лифт открылся, внутри никого не было.