Купец какое-то время молчал.
— Рейни, я никогда ни в чем тебе не отказывал, — сказал он чуть слышно, — я прикрывал глаза на все: от тех ночей, когда ты пропадала, до фингалов под глазами соседских ребят. — Купец сделал паузу. — Думаешь, я не понимаю, о чём говорю? Понимаю! Сам брал оружие в руки, тридцать лет назад, когда бушевала война. Год провёл в походах и чуть не распрощался с жизнью! Хочешь совет? Продай меч оружейнику! Не дело женщине размахивать оружием! Ты мастерски обращаешься с целебными средствами. Вернись в лавку, Рейн! Вернись ко мне!
— Продать меч?! — от интонации, с которой Рейн произнесла это, у меня забегали мурашки — в ней был не то страх, не то боль, — Нет! Нет! Не сейчас!
— Когда? — воскликнул купец. Он обошел прилавок и тяжело опустился на стул, так что мне стала видна его массивная спина и выбритый затылок, — Когда мне представится шанс снова увидеть тебя? Через полгода? Может, снова год? Или мне радоваться, что ты объявишься на моих похоронах?! Ты всё так же юна, но я не молодею, девочка, совсем наоборот…
Рейн встала и подошла к отцу. Обняла его, обхватив вокруг шеи. Корнелиус Марибо положил ладонь ей на волосы и стал бережно гладить, словно фарфоровую игрушку, которую однажды уронили, и теперь бояться неправильно тронуть, чтобы не увеличить трещину.
— Ох Рейни, — всплакнул он, — ты разбиваешь мне сердце…
— Нет, па, — быть может, мне показалось, но она отстраненно следила за биением артерии на его шеи, — Я склеила его осколки, когда было нужно, но вечно следить за ним не смогу.
— Возьми хотя бы денег, — попросил Марибо. — Десяток-другой золотых…
— Нет! — резко ответила Рейн. Видимо, сама поняла свою резкость и примирительно добавила: — У меня есть деньги.
— Тогда ожерелье, что я дарил тебе. В трудный час его можно продать…
— Папа, мне не идёт золото, — мягко ответила Рейн. — К тому же оно привлекает воров и грабителей. А браслет из голубых аметистов я ношу, видишь? Чтобы вспоминать о тебе…
Аптекарь горестно вздохнул, но больше не спорил.
Я подождала, пока Рейн отойдет от отца, и выразительно зевнула. Занавеска-водопад сразу же зашелестела, и в комнату вбежала Рейн.
— Ты проснулась!
— Ага, — я провела языком по зубам и поморщилась, ощутив кисловато-солоноватый привкус, — Эй, зельевар, почему у меня до сих пор во рту привкус крови?
Рейн резко обернулась, проверяя, близко ли Корнелиус.
— Забей, — бросила она, — Ты не ела. Съешь что-нибудь — и перебьешь. Хочешь конфету? — она достала из сумки конфету.
— Шоколадная, надеюсь?
— Лучше. Лакрица.
— Фу, гадость! — я вернула ей фантик и черную массу, — Лакрицей нужно пытать заключенных!
— У всех разные вкусы. У каждого свои предпочтения в еде и питье, и предпочтения эти со временем меняются. Однажды ты это поймешь и с удовольствием съешь за завтраком пару лакричных палочек, вспоминая об этом разговоре.
— Ну уж дудки, — я предприняла робкую попытку встать, но ноги были словно ватные, так что я вернулась к сидению, — Меня от нее наизнанку выворачивает!
— Вижу, ты уже отшучиваешься. Нормально себя чувствуешь?
Я неопределенно покрутила рукой в воздухе.
— Бывало и лучше, — я потерла переносицу и, собравшись с духом, спросила, — Рейн, то, что произошло…
— Алекс, — девушка потерла переносицу. Достала из кармана набедренной сумки темно-бордовую склянку и, открутив крышку, вытряхнула на ладонь пару белых круглых таблеток, — Выпей это.
— Опять таблетки? — я была возмущена, — У тебя там что, аптечка скорой помощи?
— Нет. Просто универсальные средства на все случаи жизни, — Рейн смотрела на меня пустыми, словно меня перед ней не было, глазами, — Сильное лекарство, придуманное на Керсарии, сама им пользовалась.
— Что оно делает? — я взяла таблетку, покрутила ее.
— Позволяет сбросить с себя печали и горести, отдалить тоску, — протектор вытряхнула себе на ладонь белый шарик и, покрутив между пальцами, проглотила его. — Успокаивает, возвращает уровень серотонина в норму… — она пожевала и облизнулась, — с апельсином, между прочим.
— Опять потерять все чувства, как после той микстуры? — я завороженно уставилась на таблетку. — Но я не хочу забывать!
— Не забудешь, — Рейн покачала головой, — Это совсем другое средство. Лекарство поможет справиться с пережитой утратой, отдалив ее… буквально. Тебе будет казаться, что то, что случилось, произошло несколько месяцев назад.
— Это… неправильно! — я поморщилась, — И как это поможет?
— С азами психологии знакома? Так вот, время — лучшее лекарство, и керсарийцы научились использовать ее как ингредиент в медицине. Выпьешь — станет легче. Острое горе улетучится, останется лишь терпкая печаль.
— Я… я не знаю.
— Подумай, — Рейн пожала плечами, — Если не захочешь, я пойму, это ведь твой выбор.
Она взяла с полки какую-то книжку и стала ее рассеянно листать.
Я еще раз посмотрела на таблетки в ладони. Вспомнила, что мне также ярко и горько, как и вчера, тлеет тоска по маме. Сама мысль о том, что я теперь сирота, внушала ужас. Я словно эквилибрист, балансировала над пропастью, держа в руках не шест, а штангу, которая в любой миг могла утянуть меня в темную пучину отчаяния. Безвозвратно, возможно…
Я выпила таблетку и запила ее крепким теплым чаем, который принесла Рейн.
— Ты, наверное, мало что помнишь. Мы с Эдвардом решили укрыть тебя в Фокусе, — объяснила Рейн, — Но потом наши дороги разошлись. Эд нырнул по срочным делам, оставив с тобой меня. Лимфа слишком волновалась, я не могла ручаться за твою безопасность, продолжи мы путь. Поэтому мы вышли в Устоне, а потом я решила вынырнуть здесь, в Гемме, на первом слое Декады. Наберешься сил — и мы нырнем уже в Декаду напрямую, без «пересадок».
— Хм, — я начинала что-то соображать, в голове лениво просыпались мысли, я вспомнила, что ужасна голодна и еще очень, очень, очень зла на свою проводницу, — Ре-йн… — произнесла я медленно, выговаривая каждый слог.
— Чего?
— Ты меня вчера унижала. И оскорбляла.
— Было такое дело.
— И вообще ты меня ненавидишь.
— Ну, симпатии не испытываю, — кивнула Рейн, — Разве должна?
— Забей, — я протерла глаза в уголках век, — Просто хочу сообщить, что ты мне тоже не особо нравишься, и мы вряд ли поладим.
— Меня вполне это устраивает.
— Меня тоже, — я хмыкнула, — Только вот и Эдвард на тебя зол.
— Он всегда на кого-то зол. У него гипертрофированное понятие чести и рыцарские замашки.
— Очень привлекательно, не считаешь?
— Меня от него порой подташнивает.
— Что ж, вкусы разные. Меня вот тошнит от тех, которые свои обиды и печали вымещает на других.
— Один-один, анкер, — ухмыльнулась протектор, — Хорошо, попрошу у отца пару пустых пакетиков, чтобы тебе было куда тошнить по пути.
Как ни странно, но после этой лёгкой пикировки моё отношение к Рейн улучшилось. А может быть оттого, что у злобной и вздорной девицы оказался такой добродушный и любящий отец? Уж если она с ним так вредничает, то мне ещё повезло.
Но всё-таки с Эдвардом было спокойнее…
— Да, если тебя интересует… — продолжила Рейн. — То, в чём меня обвинял Эдвард, гибель Роя…
Я молча кивнула.
— Он был хороший протектор, — сказала Рейн. — Тоже такой… как Эдвард. И ему очень нравилась анкер, которую мы охраняли. Возникла опасная ситуация, по вполне естественным причинам, кстати. Никаких заговорщиков и нападений, банальный пожар в особняке. Но Рой запаниковал, безрассудно кинулся на помощь — и погиб. А я подумала, оценила ситуацию и спасла анкера. Обоим помочь не могла. Хочешь верь, хочешь нет…
Почему-то я ей поверила.
— Куда ушёл Эд?
— Когда мы проходили второй слой, он услышал звуки нырка. На Лирии сегодня пересменка быть не должно, так что он счел это подозрительным. Твой рыцарь выскочил посреди артерии и на свой страх и риск отправился в путь по лимфе. Решил проверить, все ли в порядке, — девочка прищурилась, изучая странные часы на своей руке, — Он все еще не вернулся, так что, думаю, для него нашлась работенка.
— Удивительно, что он так поступил, — я чувствовала себя немного обиженной, — Оставлять меня на тебя безрассудно.
— Я бы сказала опасно.
Поджав губы, я сделала усилие и встала. Голова закружилась, я покачнулась и едва не упала.
— Помочь? — Рейн взяла у меня из рук кружку и предложила руку, чтобы держаться, — Чужой слой может играть злые шутки над твоей вестибуляркой и мышцами.
— Нет. Сама, — я помассировала пальцы ног и рук, потянулась из стороны в сторону, разминая суставы, — Где мы конкретно? Или мне этого знать не позволяется?
— Все ограничения, по факту, уже сняты. Ты у меня дома. В моем бывшем доме. Это лавка торговца второй гильдии Корнелиуса Марибо, известного во всем городе.
— Ну даешь, торговать имбирем и корицей! — я хмыкнула, — У тебя есть скелеты в шкафу, Рейн!
— Ты не представляешь, сколько их там, — Рейн улыбнулась, — Но это и впрямь лучшая лавка снадобий и трав в Сен-Арифе. И они не для кухни. В твоем мире таких как мой отец зовут фармацевтами. У нас лучшие поставщики и всегда свежий и качественный товар.
— Ушам старика приятны такие речи, — в комнату, откинув штору, вошел Корнелиус, — Впрочем, поставщики уже не те, что прежде, да и травы не всегда первосортные.
Я встала и поклонилась, приветствуя хозяина дома.
— Не стоит, сударыня! — мужчина расплылся в улыбке, тронутый моей вежливостью, — Я Корнелиус Марибо, потомственный купец! За честь считаю предоставить вам ночлег и еду. Не знаю, откуда вы родом, замужем или нет, но в моей лавке чувствуйте себя в безопасности!
— Я Алекс, с Земли.
— Не слышал о таком королевстве, — признался мужчина, — Простите мою некультурность, но за морем ли ваши земли?
— Да, — Рейн взяла меня за руку и слегка сжала, — За морем, па. И на нее охотятся, потому что она… видная личность в своем королевстве
— Вы от кого-то бежите? — ахнул купец, — Рейн, а ты-то как с этим связана? Подалась в телохранители?
— Угадал. Это престижная и выгодная работа.
— Но не женская! Против природы не пойдёшь, ты слабее мужчины! Как же ты сможешь ее защитить? Если гостья нуждается в охране, не лучше ли обратиться к опытному наемнику?
— Наемными бывают только убийцы и дамы легкого поведения, па. Да и прилично ли мужчине охранять юную девушку?
Аптекаря, похоже, эти слова убедили. Он с неохотой кивнул.
— Спасибо вам, — я взяла мужчину за руку, — Меня вполне устраивает защита, предоставляемая вашей дочерью и ее друзьями.
— У Рейн есть друзья? — его глаза, казалось, полезли на лоб, — Настоящие? Не выдуманные?
— Па!
Я вспомнила, как она насмешливо говорила про моих «друзей», которых по сути-то и не было. И с удивлением поняла, что неприязнь Рейн может объясняться тем, что она видит во мне что-то близкое!
— Могу я поговорить с Рейн наедине? — я сделала неуклюжий книксен, — Это чрезвычайно важно… знаете, женские вопросы…
— Конечно-конечно… — купец смутился. — Я пока приготовлю завтрак.
Рейн подождала, пока шторка перестанет колыхаться, и посмотрела на меня.
— Признаёшь, что я хороший протектор?
Я поколебалась, но ответила честно:
— Не знаю. Если в сравнении с Эдвардом, то не очень.
— Обидно.
— Ты ведёшь себя так, словно можешь предать или бросить на произвол судьбы, если будет по-настоящему опасно.
Девушка хотела было что-то возразить, но не смогла. Кивнула:
— Может быть. Не знаю наверняка. Ни смертельной опасности, ни хорошей взятки, ни поста повыше мне пока не предлагали.
— Предупреди, как надумаешь предать, о’кей?
— Конечно.
Мы какое-то время сверлили друг друга взглядами.
— Ты такая странная! Я сочувствую твоему отцу.
— Он мне не отец, — Рейн присела на край кровати и стала подравнивать ногти на руках маникюрными ножничками, взяв их из косметички на туалетном столике, — Но проще подыгрывать ему, чем признавать, что у меня больше нет семьи… подашь пилку? Корнелиус сохраняет в моей комнате всё, как раньше, даже пыль сам стирает и полы моет…
— Трагическая история маленькой сиротки? — я покопалась в сумочке и достала плоскую палочку.
— Лучше ту, другую, — Рейн порылась в косметичке и достала пилку с более мелким покрытием, — Эта следов не оставляет… а насчет сиротки ты не права. Я вынуждена была покинуть дом пять лет назад. Странствовала, прошла три королевства… а здесь встретила Корнелиуса. Он славный малый, любит свою работу и всех вокруг. У него супруга и дочь умерли от песчаной чумы. А вскоре он встретил меня… мне было тогда плохо. Очень плохо. Полагаю, он просто нуждался в ком-то, кого мог бы защитить, но со временем и я к нему прикипела. Корнелиус давал мне кров и пищу, я же помогала ему в лавке — я достаточно осведомлена в травах и лекарствах, чтобы не быть обузой. Мне кажется, что он уже забыл родную дочь, я заменила её полностью.
Я уставилась на Рейн, пытаясь понять, правду ли она говорит. Пусть Корнелиус и не родной её отец, но если он её спас, воспитал, так любит…
Кем надо быть, чтобы говорить о нём с таким пренебрежением?
Едва наметившаяся у меня симпатия к Рейн начала стремительно таять.
— Потом… потом события завертелись, и так случилось, что я присоединилась к протекторам, — скомкала историю Рейн. — Меня забрали в Фокус, я стала служить Декаде и па… Корнелиусу пришлось смириться.
— Можешь, наконец, объяснить, что такое эти ваша Декада и Фокус?
Рейн вздохнула, закатила глаза.
— Декада — это название десяти миров, соединенных артериями, проложенными сквозь лимфу. Главная резиденция анкеров десяти миров, расположенная в оазисе посреди лимфы, называется Фокусом. Считается, что она — сердце мироздания, хотя насколько в его центре — трудно определить. Фокус — дом не только для анкеров и их регентов, но и, по особым дням, еще для представителей миров, поверенных.
— А лимфа…
— Просто вещество между мирами, — резко произнесла Рейн. — Или, скорее, отсутствие вещества.
— А я анкер? Что это… то есть кто это?
— Тот, кто формально владеет миром, — Рейн подчеркнула интонацией слово «формально». — Анкерам сообщают кто они такие лишь по достижению совершеннолетия, в двадцать один год. Большинство так и остаются в своих мирах, наслаждаются жизнью — анкеры находятся на содержании Декады. А их функции в Фокусе выполняют поверенные.
— Серые кардиналы? — понимающе кивнула я.
— Нет. Декада не занимается религией.
— «Серый кардинал» — это тот, кто на самом деле правит, втайне, — объяснила я.
Рейн пожала плечами:
— И политикой Фокус тоже не занимается, он лишь поддерживает мир и торговлю.
— Как туда добраться?
— Даже если расскажу, ты не поймешь. Это работа протекторов, анкер, — Рейн отмахнулась, — Как будешь готова, мы нырнем в лимфу и вынырнем непосредственно в Фокусе. Там должен ждать Эд, я передам тебя ему, он передаст тебя твоему регенту, мы доложим о нападении, отчитаемся о нарушенных табу. Если наши действия посчитают правильными, я попрошу сменить слой. И мы больше никогда не увидимся.
— Так будет лучше. Если у вас с Эдвардом возникнут проблемы из-за меня, постараюсь помочь, чем смогу. Дам показания или объявлю вам благодарность… я же, наверное, имею такое право? Хоть за меня и правит «регент»?
— Я ожидала какой угодно реакции, но только не такой, — произнесла Рейн, помолчав, — Начиная с того, что ты даже не стала объявлять меня лгуньей или настаивать на том, что других миров нет, и заканчивая тем, что веришь всему, что я говорю.
— Ну, это ведь правда?
— Пока что да, — Рейн пристально на меня смотрела.
Я пожала плечами.
— Если честно, мне абсолютно все равно, что происходит вокруг меня. Главное, чтобы моя семья была в безопасности.
— Но твоя мать…
— Знаю. Знаю, — я отвернулась, — Но у меня еще есть брат. Он учится в универе на втором курсе. Есть и отец… но у него давно другая семья, мы очень редко видимся.
Рейн о чем-то думала.
— Есть хочешь? — спросила она, — Сразу предупреждаем, что чужая еда может казаться безвкусной или даже противной. Не понаслышке говорю, мы сами проходили через это.
Она встала и махнула мне. Я наконец-то отлипла от дивана и прошла вслед за ней в столовую, расположенную в следующей комнате, в жилой половине лавки.
В качестве позднего завтрака мне предложили воду с лимоном и тарелку сухофруктов. На вкус и то, и другое показалось крайне странным: лимон в воде не чувствовался, зато вода воняла сероводородом, а о сухофруктах и говорить нечего, я их и дома терпеть не могу. Кроме того, после пережитого поесть было трудно в принципе, но Рейн велела съесть все без остатка, говоря, что я просто не понимаю, насколько голодна, и могу в любой миг откинуть ноги от изнеможения. И пускай кусок в рот не лез, я послушно съела все предложенное.
— Рейн, а чем у меня руки смазаны?
— Не руки, а ссадины на руках, — Рейн, чтобы развлечься, крутила юлой пустые пиалы, — Еще в поезде, видать, заработала. Это масло белого дуриана, оно имеет ряд целительных свойств, но жутко воняет, как и ваш дуриан. Ты не чувствуешь запаха из-за нырка, вот и все.
— Не знаю такую болезнь, "нырок", но мы-то обоняние не потеряли, — буркнул купец.
— Я знаю десятки запахов куда более несносных, — ответила Рейн, осознав свою оплошность и уводя разговор в сторону.
После завтрака я хотела было выйти из лавки и немного погулять по новому миру, но Рейн пресекла эту попытку.
— Нет! — она замахала руками, — Уши и глаза врага могут быть где угодно. Нам следует немедленно отправляться в путь, если ты готова.
— Рейн, — жалостливо промолвил купец, — Ты взаправду уходишь? Могу я надеяться, что ненадолго?
— Я постараюсь погостить у тебя, как представится выходной, — девушка обняла отца на прощание, взяла меня за руку и провела через комнаты к черному входу — низкой покосившейся деревянной двери со скобой вместо ручки. Корнелиус так и остался стоять, печально глядя ей вслед. Выйдя в сонный переулочек, Рейн удостоверилась, что никого нет, после чего закатала рукав и сверилась с часами.
— В пяти мирах сейчас ночь, в двух поздний вечер, Земля отпадает, на Орте лютая зима…
Она вдруг замолчала, бросила быстрый взгляд на скрипнувшую дверь лавки. Если кто-то и хотел посмотреть на неё в щелочку, то после этого дверь мгновенно захлопнулась.
— Рейн, — я взглянула на свою проводницу, — Скажи, часто у тебя выходные?
— А? — девочка подняла взгляд, — Выходные? Нет, за тот год, что я работаю протектором, отдохнуть удалось лишь после сломанной ноги и отравленной стрелы между ребер. Хотя работа классная, скучать не приходится, плата тоже соответствующая, — Она задумалась, — Еще пару лет поработаю, получу чин старшего протектора и смогу расслабиться. У старших не жизнь, а сказка.
— Ты не скучаешь по своему дому?
— Ты про эту дыру? — усмехнулась Рейн, — Нет. Не до скуки в последнее время.
— Рейн, — я остановила ее, взяв за рукав, и посмотрела в ее бегающие глаза. — Ты чего-то не договариваешь.
— Здесь не мой дом, Алекс, — девочка решительно одернула рукав и скрестила руки, — «Дом» куда более расплывчатое понятие, чем ты считаешь. Эта лавка — место, где я гостила несколько лет — и все. Да, Гемма родила меня, да, Корнелиус спас и приютил меня, но это место никогда не был мне домом. Это лишь точка во времени и пространстве, которую я благополучно миновала, и я не намерена возвращаться сюда. Декада, лимфа, эол, вечная служба — вот мой новый дом.
— Рейн, мне трудно понять твою жизнь, но одно я знаю наверняка…
— Что я не права?
— Ты можешь посещать отца… отчима хоть раз в месяц! Ведь он любит тебя, а ты любишь его! Не ври, я вижу, что он тебе дорог! Думаю, те, в Фокусе, могут давать хотя бы один выходной в месяц!
— Проблема заключается во взаимной привязанности, анкер.
— Ты не боишься вернуться, — осенило меня, — Ты боишься захотеть остаться!
Секундная тишина. Я попала в точку.
— Слушай, — Рейн потерла глаза пальцами, демонстрируя, что разговор ее утомлял, — место это навевает слишком много воспоминаний, не все из которых я хотела бы заново переживать, и возникающие чувства выводят меня из душевного равновесия, а если я теряю душевное равновесие, то могу запросто заблудиться в лимфе, — Рейн отвернулась. — Говорят, страшнее вечного блуждания по лимфе нет ничего.
Я нахмурилась, уловив в ее голосе странные нотки.
— Ностальгия есть роскошь, которую протекторы не могут себе позволить, — продолжила девушка, — Если и дальше хотят быть протекторами и свято исполнять свой долг, конечно же.
— Свой долг?
— Я о защите анкеров, — кивнула Рейн, — Многие протекторы почтут за честь отдать свои жизни в бою. Даже сражаясь за такого нелепого анкера, как ты.
— Что насчет тебя?
— Нет, не пожертвовала бы, — протектор положила руку на меч и похлопала рукоять, — Я буду защищать тебя до последней капли своей крови, но не до последнего вздоха.
— Разве есть разница? — удивилась я.
— Послушай, — Рейн потерла виски, сосредотачиваясь, — Эдвард был в чем-то прав: я не обладаю ни слепой доблестью, ни безрассудной верностью. Обладай я этими «качествами», не пошла бы в протекторы, а коротала жизнь здесь, на Гемме, вместе с Корнелиусом, пока от скуки не вышла бы замуж за первого встречного и не родила детей…
Меня пробрал холодок от простоты и прямоты, с которой она сказала эти слова, и это, похоже, отразилось на моем лице. Рейн фыркнула:
— Всему свое время, анкер, всему свой черед. Скоро ты поймешь, что к чему, а следом поймешь и меня, — она сверилась с часами, — Надень повязку, если готова — я проведу нас в Фокус.