Темную ночь в полупустом зале старинного особняка эхом разрывали громкие женские стоны.
— А-а-а, а-а-а! — испарина покрыла девичий лоб, а черные брови насупились от нечеловеческой боли.
Свет свечей в настенных канделябрах вздрагивал в такт ее крикам. В этот же такт вздрагивали золотистые волосы, для удобства обвязанные зеленой шелковой лентой. Первые роды Элины Найт, красавицы с изумрудными глазами, проходили мучительно тяжело. Девушка лежала на большом круглом столе, раскинув полусогнутые ноги в разные стороны. Две женщины в монашеской рясе рядом с роженицей принимали роды — юная помощница и старая акушерка. Ее еще называли бабкой-пупорезкой. Энергетические нити выходили из пальцев старухи. Проникали в утробу, оплетали и проталкивали плод наружу.
Худощавый молодой человек судорожно сжимал кулаки у стены неподалеку. Тонкие и правильно очерченные черты лица выдавали в нем аристократа. Это был муж Элины — Гилберт, главный наследник Дома Найт, одного из девяти Великих домов Луноцвета. Вот уже двадцать восемь часов он не находил себе места, то и дело меряя шагами один и тот же отрезок стены. Даже будучи мужчиной, он понимал, — роды шли необычайно странно.
— Тужьтесь, миледи. Осталось совсем немного, — помощница акушерки утешала роженицу, вытирая пот с лба красавицы, но ее глаза выражали недоумение. Почему ребенок не рождался так долго?
— Надеюсь, ты права, поскорее бы увидеть нашего маленького мучителя, — в паузе между схватками нежно ответила Элина. Измученная улыбка окрасила ее лицо.
Древесный запах курительных благовоний разносился по воздуху. Эти благовония успокаивали разум и боль, помогая будущей матери легче перенести роды.
Вскоре случилось чудо, и девушка родила. Бабка-пупорезка радостно вытащила младенца с маленькими черными волосиками на голове. Однако, через секунду счастливое выражение застыло на ее морщинистом лице.
— В чем дело? — с опасением спросил Гилберт. Остальные так же встревоженно посмотрели на нее.
— Молодой мастер, ребенок… Он… — старуха боязливо сглотнула. Дрожащие крючковатые пальцы указывали на малыша.
Гилберт мгновенно очутился подле акушерки и забрал сына на руки. Прислушался к его дыханию. Тишина. Сердце молчало.
— Что с ним? — Элина испуганно посмотрела на Гилберта, — Ты ведь не хочешь сказать, что мой ребенок…
Страх сковал девушку, не дав договорить последнюю фразу.
— Ваш сын мертв, — прошептала старуха и прикрыла в ужасе рот рукой. — Но как? Ведь еще несколько минут назад его сердце… Я точно чувствовала пульс.
Не выдержав потрясения, вконец обессиленная Элина потеряла сознание. Возможно, из-за долгих родов младенец погиб. Все застыли.
Мир вокруг Гилберта будто рухнул. Красочные цвета роскошного интерьера, мебели, людей, всего вокруг внезапно поблекли. Нет, это неправда. Как его сын может родиться мертвым?
— Малыш, ты ведь просто уснул? Проснись. Не шути так с нами, — Гилберт аккуратно потряхивал младенца, но тот не хотел просыпаться.
Через некоторое время, поняв бесполезность своих действий, Гилберт остановился. На смену шоку пришли пустота в перемешку с отчаянием, а где-то глубоко внутри подступала злость.
— Ты…! — он яростно посмотрел на старуху, направив на нее палец. — Это ты во всем виновата! Почему роды проходили так долго?!
Клубы черной давящей ауры исходили из тела Гилберта. Стоит ее выпустить из под контроля, и акушерка разлетится ошметками мяса по стенам.
— Милорд, я уже пять столетий принимаю роды в вашей семье. Я принимала роды у вашей бабушки, а затем у вашей матери, — бабка-пупорезка попятилась назад, а упершись в стену, вжалась в нее. Старческий голос дрожал, дряблое морщинистое лицо трясло от страха. — Мне нет смысла убивать младенца. Я самый верный слуга Дома Найт. Клянусь, своей никчемной жизнью, жизнями своих никчемных детей, внуков и правнуков.
Гилберт сделал медленный выдох. Клубы черной ауры успокоились. И вправду, какой ей смысл убивать ребенка?
— Господин, возможно это всего лишь слух, но… — голос старухи осторожно прервал тишину и замер, будто боялся дать ложную надежду.
— Говори.
— Говорят, он может воскресить мертвого…
— Кто? Говори, я приказываю тебе!
— Тот, кто использует белоснежное перо.
Сердце Гилберта пропустило такт. Того, кто использует белоснежное перо знали, все. Могущественного заклятого врага Дома. Даже если это правда, он никогда не согласится помочь.
— Простите, милорд, я, старая дура, высказала глупость. Прошу, накажите меня, — запричитала бабка-пупорезка, стукаясь лбом об пол. — Если родиться мертвым — веление судьбы, то мы здесь бессильны.
Гилберт пристально посмотрел на без остановки кланяющуюся старуху. Он по-прежнему считал ее преданной Дому, но. Было в ней что-то отталкивающее. То, что не нравилось ему, но он не мог понять что именно. Из-за смерти ребенка желание думать о чем-либо ином напрочь отсутствовало.
— Плевать я хотел на то, что он заклятый враг! Я изменю судьбу сына. А если не получится — отдам свою, в которой он будет жить.
Они с Элиной долго ждали рождения малыша. Законами мира им было разрешено иметь лишь одного ребенка. Поэтому он сделает все, для спасения сына. Даже если придется хвататься за соломинки.
Гилберт мысленным усилием заострил ауру, и отсеченный конец пуповины упал на пол. Затем он бережно обернул ребенка плащом и стремглав выскочил из особняка.
* * *
Дождь непрекращающимся потоком хлестал по лицу, но Гилберт не замечал этого. Спустя пять минут он прибыл к владениям, на которых проживал заклятый враг Дома Найт.
Высокие железные ворота охраняли девять стражей. Капли воды на их тяжелых серебряных доспехах блестели в сиянии лунного света.
— Дальше проход запрещен! Любой нарушитель будет наказан! — стражи преградили ему путь и, выставив копья, велели остановиться.
На счету была каждая секунда. Не сбавляя ходу Гилберт, словно дуновение сквозняка пронесся между фигурами неповоротливых воинов. Каждый мимо, которого он прошел, как подкошенный рухнул на землю. Гилберт устремился к белой девятиэтажной часовне.
Будучи уже внутри часовни, он нашел хозяина белоснежного пера.
— Ублюдок, как ты посмел заявиться сюда и просить что-то у меня?! — помещение озарила вспышка энергии.
Тело Гилберта впечаталось в стену и сползло вниз, но сверток в его руках остался нетронутым. Это был лишь один удар, но во рту сразу ощутился металлический привкус крови.
— Сэр, прошу оживите моего сына, взамен я сделаю, все, что скажете, — поднялся он и упал на колени. От неожиданного горя его фигура непроизвольно ссутулилась.
Процедура избиения повторилась еще пять раз. Каждый удар энергией по силе был не меньше удара молота весом в сто тонн, но каждый раз Гилберт поднимался и снова вставал на колени, по-прежнему прося оживить сына. В конце концов хозяин белоснежного пера приблизился к Гилберту. Его могучая фигура подавляла, а глубокий взгляд не отражал ни тени эмоций.
— Хо-хо, да я смотрю ты упертый и на удивление прочный ублюдок. Хорошо, ты же в курсе, что я ненавижу тебя и всю твою ублюдочную семью. С чего ты взял, что я смогу оживить его? И почему ты решил, что я помогу тебе?
Гилберт выплюнул на пол красный сгусток, последствие перенесенных ударов. Отчего в воздухе сразу разнесся запах крови.
— Сэр, своим вторым вопросом вы уже ответили на первый вопрос. Во всем городе своем деле вы непревзойденный эксперт. Никто из других Домов не может оживить мертвого, но даже после огромного количества битв никто не видел предела вашего таланта. Многие называют вас чудотворцем. Поэтому смиренно прошу: если это в ваших силах, верните к жизни моего сына, — умолял Гилберт. Переступив через гордость наследника знатного Дома он дополнил. — Взамен я выполню любую вашу просьбу.
Голос звучал сухо и слабо. Гилберт активировал ауру, чтобы поставить на ней отпечаток клятвы и заверить в серьезности своих намерений, но хозяин белоснежного пера остановил руку молодого отца.
— Достаточно, я не принимаю клятвы ублюдков. У меня есть другой вариант. Когда придет время твой сынок сам оплатит долг, аха-ха-ха, — мрачно захохотал хозяин белоснежного пера, а затем медленно словно бы про себя добавил. — Говорят у падших рождались мертвеннорожденные, и каждый раз это означало появление еще одного носителя великой судьбы. Жаль, что он не из падших.
— К счастью падшие лишь страшилки из прошлого. Сэр, вы правда это сделаете? — неверяще, переспросил Гилберт. Его глаза загорелись надеждой, но в разум закрадывались опасения от возможного подвоха при оживлении сына.
— В отличие от твоего гнилого Дома я словами не разбрасываюсь. Я еще не забыл, что такое честь, — говоривший достал из запазухи белоснежное перо, а затем резко мазнул им пустоту. Два серых символа появилось в воздухе перед ним.
— Это же…
— Да, ублюдок. Это те самые руны, — перебил Гилберта хозяин пера. — У них другое назначение, которое тебе прекрасно известно. Но есть один побочный эффект. И в некоторых ситуациях этот эффект может даже воскресить мертвого. Твой сын как раз находится в одной из таких ситуаций.
Гилберт смотрел на символы с болью в глазах. Невидимые тиски сдавили его сердце.
Из-за этих рун в прошлом Дом Найт лишился половины членов. Он перевел взгляд на бездыханное тело младенца. Таинственные руны словно медаль о двух сторонах могли воскресить ребенка и в то же время занести над ним меч рока. На несколько секунд сознание Гилберта погрузилось в замешательство.
Обрывки воспоминаний затуманили взгляд: он увидел беременную жену, увидел как они, весело споря, выбирали одежду будущему ребенку, увидел как они радостно перебивали друг друга и обсуждали, кем он вырастет. Душу Гилберта разрывало, одна часть хотела, чтобы дите было живо, но другая не хотела обрекать его на жизнь наполненную страданиями. Гилберт не желал, чтобы чудесное спасение на самом деле обернулось ножом в спину младенца, еще даже не успевшего повидать мир.
— Не переживай, ублюдок, у меня нет злых намерений. А насчет основного назначения рун, лишь время покажет, как они отразятся на нем. Так что, Гилберт из Дома Найт? Ты согласен на оживление сына при таких условиях? Ах-ха-ха, — разразившийся смехом голос вывел Гилберта из прострации.
Тяжело вздохнув, Гилберт решительно кивнул. Другого способа спасти сына он не видел.
Получив согласие, хозяин белоснежного пера плавным движением пера перенаправил летающие в воздухе символы на грудь младенца и активировал их. Серые руны вспыхнули тусклым светом. Малыш с тремя черными волосиками на голове сделал первый вдох и закричал.