Я пришел в себя рано утром. Нина спала почему-то в кровати Александра, и Александр тоже там спал. Его я разглядел не сразу: он очень хитро воткнулся лицом в ее грудь и почти полностью зарылся под одеяло. Состояние было странное – словно внутри пустота, и снаружи тоже пустота, и так легко, свободно и хорошо. Такое бывает во время похмелья, если пьешь с умом и качественные напитки. На животе у меня спал Серафим, свернувшись маленьким теплым клубочком. Я погладил его; Серафим проснулся и сонно сполз куда-то в сторону. Это значило: делай, что хочешь, а я дальше сплю.
Кое-как выбравшись из-под одеяла, я надел очки, проверил телефон. Сообщений и пропущенных звонков не было, время – пять тридцать четыре утра, дата – пятнадцатое января.
Я проспал больше суток.
Позже на кухню пришли люди: Боря, Нина, Александр, Элли.
– Чего делать будешь сегодня? – спросил я у Нины.
– Поеду к Марго, – сказала сестра откуда-то из холодильника: пыталась найти там еду.
– Подружка твоя?
– Да. Мы общались, пока я жила в Риге. Как ты, тоже больная, шаманка.
Я чуть не выронил чашку кофе.
– И где она живет? – спросил я.
– В Болдерае, у моря.
А вот после этого пальцы все же не выдержали, и кофе полетел на пол.
Я не ошибся.
– Это брат мой Степа, – представила меня Нина, – а это Маргарита.
– Мы уже знакомы, – сказал я. Маргарита улыбнулась.
Она снимала однокомнатную квартиру в Болдерае; по планировке квартира была точно такая же, как моя старая, где я жил до племени хорька. Более того, и вещи были почти такие же, и даже книги на полке совпадали. Тотемом у нее, как и у меня в старые времена, был компьютер.
Марго усадила нас пить кофе. Говорили они с Ниной в основном о разных женских мелочах, о деньгах, об одежде, о парнях.
– Как он сейчас? – спрашивала Нина.
– Не знаю. Я давно его уже не видела, да и не общалась с ним толком никогда. Год или полтора назад в последний раз мы, кажется, пересекались…
– Понятно. Хоть не женился?
– По-моему, он из тех людей, что никого не умеют любить, кроме себя.
– Может, его телефон у тебя остался?
Мне стало скучно, и я ушел в комнату. Марго почему-то грустно покосилась мне вслед.
Ты! Покажи пальцем и скажи: Ты! Ты! Что ты сделал? Думаешь, все вокруг идет своим чередом и все само собой сложится и наладится? Думаешь, все со временем встанет на круги своя? Ты! Ты, сам ты – что сделал? Посмотри на себя в зеркало и ткни пальцем, Джимми: ты! Что сделал ты, Джимми? Что ты сделал?
В минуту скорбного молчания по умершим мне хочется пронзительно реветь, визжать, орать и плакать. В минуту, когда вся страна едина, я хотел бы перед каждым поставить зеркало, и чтобы все ткнули пальцем: ты! Ты! Магический потенциал подобного действа был бы неизмерим, эх, если бы каждый только мог бы думать. Примитивные инстинкты, поиск пищи и партнера для спаривания – нет ничего благоприятнее для размножения Песьего Беса.
Мне кажется, это практически конец. Я не могу сказать “Ты!” всей стране, даже если буду посвящать этому каждый день с восьми утра до десяти вечера.
Я отложил дневник и присел. Тело слегка ломило, пустота по-прежнему плавала вокруг. Немного кружилась голова. Я закрыл глаза и лежал так, и где-то за стенкой плакал ребенок, и где-то пылесосили, а на кухне о чем-то сестра говорила с подружкой. Незаметно для самого себя я провалился в некую полуреальность, в полусон, в мягкую дремоту. Чувство выполненного тринадцатого января долга понемногу затуманивалось, затмевалось другими мыслями: кризис-то никуда не делся, и камлать-то я так и не пробовал, и вообще шаман из меня пока никудышный получается… Никудышненький. Я предавался этим тяжелым раздумьям, пока в прихожей вдруг не хлопнула дверь. Поправил очки, кое-как встал с дивана и направился туда.
На комоде возле зеркала сидела Маргарита.
– Твоя сестра ушла, – тихо сказала она.
– Это на нее похоже. А почему?
Марго пожала плечами. Как-то невзначай глазами указала на комнату, и я кивнул, и мы переместились туда.
– Это правда, что ты разгонял тринадцатое января?
– Так… Мелочи. – Я пожал плечами. – Поплясал немного.
– Ничего себе немного. Вы когда с Ниной только в подъезд вошли, меня вырвало, хорошо хоть в туалет добежать успела – и вырвало. Ты себя со стороны чувствуешь? Аура в клочки…
Она поставила на пол кальян, уже забитый и готовый к курению. Кальян был древний, в форме какого-то фантастического чудовища с полой стеклянной душой посередине, напомнившего мне рисунок кризиса, сделанный Ниной. Уголек не дешевой таблеткой, какими пользовалось подавляющее большинство кальянщиков Риги, а настоящий древесный уголь. Маргарита вытащила зажигалку, напоминавшую скорее автоген, и около минуты грела черный камешек, а потом комната наполнилась ароматом.
– Смотри. – Она провела рукой возле меня. Дым выхватывал очертания моего астрального тела; оно было черное, словно бы все в запекшихся ранах, в каких-то трещинах и дырах, больное, искривленное.
– Кто покусал? – спросила Маргарита.
– Это так… Сам. С астральной лестницы упал, – неловко пошутил я.
Она протянула мне трубку, я затянулся. Возможно, это был лучший из кальянов, какие мне доводилось когда-либо курить.
– Зачем ты так рвешь себя на куски?
– А зачем ты меня тогда вытащила из автобуса?
Маргарита выдохнула облако дыма.
– Ты мне понравился.
– Ну вот. А я страну эту люблю. Потому, наверное, и старался.
– Патриот, что ли? – Марго жутко забавно подняла левую бровь.
– Вроде того.
Маргарита положила трубку на диван и уселась за комп. Войди я в комнату только что, я не смог бы рассмотреть ее: она буквально слилась с окружающим. Нечто похожее я видел в фильме “Карты, деньги, два ствола”, когда наркоманка в пестрых хиппанских одеждах исчезла, устроившись на разноцветных коврах и подушках. Марго терялась черным на фоне черного: джинсы, металлистская кофта с капюшоном, сзади – черно-белые плакаты, слабый свет сквозь шторы; компьютер и стол – черные. Я хотел спросить, тотем это у нее или нет, но как-то сообразил: все же тотем. Чем же она занимается, учится или уже работает?..
– Веб-дизайн, фотошоп, – сказала она. – Вон, племена разные…
Маргарита открыла сайт one.lv – латышский социальный интернет-портал. Я подтянул кальян к компьютеру, устроился на диване, затянулся.
– Они деньги платят, чтобы дарить друг другу виртуальные цветы и оценки ставить за фотографии. Но фотографии на самом деле почти все одинаковые, и они это понимают.
– И ты их обрабатываешь за деньги?
Марго кивнула.
– Это примерно, как Дольче amp; Габбана и прочая гламурная херь. Бабы выкладывают бешеные деньги за модные тряпки, приманивают самца побогаче и получают подарки, цветы, все такое. А тут виртуальные подарки, виртуальные цветочки дарить можно, виртуальные бонусы какие-то, ну вот они и покупают у меня виртуальные шмотки – прыщики там подтереть, атмосферу на фото нагнать, первую девку на деревне сделать из бледной очкастой дурнушки, все такое… Тебя не задевают мои комменты про очки?
– Я страшный, уродливый очкарик?
Марго засмеялась. Достала зеркальную камеру с полки, сфотографировала меня.
Скорее всего порчу наводит по фотографиям, наводит или снимает. Привороты разные. Лечит. Сейчас у нее мой снимок есть, а я даже блок никакой не поставил, руками лицо не прикрыл, трубку ко рту не поднес, как отец учил.
– Я же говорила, ты мне понравился, – сказала Марго, печатая что-то на клавиатуре. – И не буду я никаких приворотов делать.
– Ты что, мысли мои читаешь?
– Ну откуда ж мне такое уметь?
– Может, при инициации было дано, почем я знаю?
Маргарита повернулась, посмотрела на меня. Взяла трубку кальянную, затянулась.
– Нет. При инициации было совсем другое, – тихо сказала она. – А насчет тебя мне кажется, что я с полуслова все понимаю.
– Или даже без слов, – договорил я.
И мы молча сидели, сверлили друг друга глазами, и я все пытался вспомнить, когда у меня в последний раз была девушка, настоящая девушка, и поцелуи, и отношения, и чтобы по ночам не спать, и чтобы любовь сильнее смерти; Марго же думала что-то похожее мне вслед и то ли что-то спрашивала, то ли слушала эмоции на моем лице.
– Накормил ее один раз грибами на всякий случай, – задумчиво сказал наконец я. – Думал, она все поймет. Но она не поняла ничего, а только лежала на полу и смеялась… Ушла от меня. Потом я уже все время был только один.
Я посмотрел на нее: а ты как? Такая же или счастливая? Отдаешь сердце в хорошие руки или давно его за ненадобностью выбросила?..
Маргарита встала со стула и обняла, всеми своими силами обняла меня.