Я резко открыл глаза и тяжёло вздохнул. Не более чем в десяти шагах от нас сидел Мёртвый князь, с которым я так недавно и так, казалось, надёжно попрощался. Вряд ли мёртвый оторвался от созерцания своих только обретённых картин, из-за желания сказать нам мудрое напутствие, случайно забытое им при последнем разговоре.
— Что ещё, мёртвый? — я встал и не спеша двинулся к нему. — Я думал, мы уже всё решили.
Князь не отвечал, неотрывно глядя мимо меня и будто вообще не замечая ничего, кроме известной только ему одному цели. В сердце тихо, но настойчиво зазвонили колокола беспокойства. Я остановился в паре шагов от него, всё также оставаясь оскорбительно незамеченным.
— Какого огня, мёртвый?! — вероятно, я мог показаться немного невежливым, но меня одновременно и злило, и пугало его странное поведение и так не отличающееся излишним консерватизмом. — Или говори, зачем пришёл, или заканчивай мелькать в моих глазах!
— Дивные крылья…
Да, уж лучше бы он молчал. Старая песня с новой силой зазвучала на просторах Некрополиса, и кода её могла получиться не слишком благожелательной. Вот теперь я понял, куда был направлен его пустой, затуманенный взгляд. Повернув голову, я увидел упруго стоящую леди с обнажённым мечом в руке, а позади неё, действительно белели чарующие и возможно роковые крылья.
— Очнись, созерцатель, — я в свою очередь выпустил из ножен довольно бесполезные в данной ситуации мечи, — ты не получишь и их тени. Пошёл прочь с нашей дороги!
— Слишком прекрасные…
Он не слышал моих слов, не видел наших лиц, в его посыпанном пеплом взгляде плясало обрывающее последние держащие цепи безумие. Всё чего он желал, о чём грезил, было сейчас олицетворено в этих двух испуганно подрагивающих крыльях, столь непохожих на всё, к чему он привык за эти века.
Словно досадливо мешающую на пути ветку Мёртвый князь оттолкнул меня в сторону. Он забыл, что нам была обещана неприкосновенность внутри Некрополиса. Забыл, что обещал её лично. Забыл, что его слово было также надежно, как и сама смерть. Он медленно приближался, ко всё больше бледнеющей Элати, неумолимо протягивая к ней свои прозрачные, жестокие руки.
Нервы ангела не выдержали. Наверное, это был самый стремительный в её жизни прыжок. Я еле успел поднять голову, чтобы проследить её мерцающий серебром волос полёт. Но это оказалась слабая попытка. Мёртвый князь рванулся за ней едва ли не раньше, чем крылья ангела сделали первый взмах. Тело его истончилось, походя сейчас на гигантскую стрелу, а не на мёртвого дьявола. Он должен был догнать её через одну томительную секунду. Пару мгновений отделяло его от обладания мечтой. Ужас стенал во взоре уже потерявшей надежду Элати. Шансов оторваться у жрицы не оставалось. Мёртвый князь был гораздо быстрее её. Но ещё быстрее был я.
Вряд ли князь понял, что послужило причиной его столь неожиданного падения. Возможно, он даже не обратил на это незначительное обстоятельство своего драгоценного внимания, но второй ещё более жёсткий удар о землю заставил его задуматься о дерзком дьяволе, который так нагло мешал ему достичь своей безумной мечты.
Я не заметил, как он уже оказался рядом со мной. Холод пробежал по всему телу только от одного взгляда наполненных жаждой убийства глаз. Куда делся тот флегматичный, малообщительный философ и любитель живописи. Сейчас передо мной стояла та самая алчущая смерть, которая весело хохочет тебе в лицо с кончика врывающегося в плоть клинка.
Но я всё-таки успел отвести от своего сердца этот разящий кончик. Сомневаюсь, что князь был способен на такое чувство, как усталость, поэтому вопрос о том, кто из нас продолжит шагать по этой земле, надо было решать с максимально возможной скоростью. И, что ещё более существенно, решать его надо было верно.
К сожалению, от моих лучших атак князь пришёл в себя слишком быстро. Я бы сказал смертельно быстро. Увеличившись в размерах почти в три раза, он, несмотря на всё сопротивление, буквально накрыл меня своим утончившимся телом. На мгновение я оказался в темнице смерти. Ледяная волна страха с готовностью ринулась в мою сторону, желая накрыть с головой. К счастью я вовремя вспомнил про мечи. Прорубить дорогу обратно в жестокий мир оказалось на удивление легко. До предела ускорив свой Путь, я подобно лаве вырывающейся из жерла вулкана вырвался из холодных объятий Мёртвого князя, взмыв над ним, и со всей данной мне пламенем силы придавил его к земле.
Чем-чем, а силой меня Великое Пламя не обидело. Скорее даже похвалило. Мой давно мёртвый и столь нежданный враг буквально зарылся в землю по всей своей неумеренной сейчас площади. У меня даже мелькнула наивная надежда закопать его в этой прогоревшей земле, разыграв, таким образом, импровизированные похороны, которые и успокоят его навечно. К сожалению, у моего оппонента были несколько другие планы.
Рванувшись из края его бьющегося в чрезмерно равной борьбе тела, в мою грудь с незримой обычным глазом скоростью метнулся иглообразный отросток. Отбить его я, полностью сосредоточившись на вдавливании в неподатливую почву любителя ангельских крыльев, уже не успевал. Удалось лишь чуть замедлить его неотвратимый ход. Тело вдруг будто пронзили сотни тонких, длинных стилетов. Взгляд обречённо боролся с наступающей тьмой. Хотелось лечь и умереть.
Но видно слишком много меня били, и определённая устойчивость, даже к самым ультимативным ударам, давала о себе знать. Через боль и разочарование я всё же отыскал взглядом так удачно поразившего меня князя. Князь изволил подниматься со своих многочисленных колен. Я же, увы, как раз на них опускался. Не знаю, смог бы я отразить следующий его удар, но мёртвого подвела страсть.
Его предрекающий взгляд дёрнулся от моего, вздрагивающего от слишком медленно проходящей боли тела, на что-то стоящее рядом. Я не повернулся, я знал, что там увижу. С бледным лицом, испуганно-гневным взглядом и успокаивающе сверкающим мечом там стояла Элати, в который раз зачаровывая лёгким взмахом своих крыльев нашего врага. На несколько спасительных секунд Мёртвый князь отдался безумию своей извращённой страсти. Не видя более ничего вокруг, в том числе, и своего недобитого и всё ещё очень опасного врага.
А я уже дано привык обходиться секундами. Хватило мне их и сейчас. Хватило на то, чтобы заскрипеть зубами, встать, гордо выпрямить спину и ударить. Ударить, зная, что это мой последний удар в этой битве при любом её исходе. Два шанса подряд не даёт никто, даже мёртвые безумцы.
Я бил по князю его же грозным оружием. Он очень хорошо умел и любил свой талант к практически любой трансформе. Я решил произвести завершающую для него метаморфозу.
Все точки его многосуставного Пути рванулись на встречу друг с другом. Князь сжался в сгусток дикой мёртвой энергии желающей вновь обрести так резко потерянную свободу. Я не стал мешать, я даже помог. Помог, как не помогал ни одному живому.
Путь князя ринулся в разные стороны, превращаясь из небольшого клубка в стремящуюся к бесконечности плоскость. Тело мёртвого полностью отражало происходящее с его Путём. Оно было уже едва различимо на серой равнодушной земле. А я гнал его всё дальше и дальше, разнося его на километры вдаль, превращая его в тончайшую, абсолютно невидимую сущность.
Я не стремился разорвать его на части, это было, увы, невозможно. Мой замысел был тоньше и гораздо рискованнее. Его больной, но от этого только более опасный разум оставался в каждой частице безжалостно гонимого тела князя. И эти частицы удалялись друг от друга всё дальше. Уже не один, но множество разумов наполнили сейчас моего мёртвого врага. И каждый из них был гораздо слабее оригинала. У них уже не было ни его силы, ни несгибаемой воли, ни изощрённой хитрости. Они больше не могли справиться с его таким тяжёлым и таким нелепым существованием. И они начали засыпать. Его мятежный Путь стал медленно, но верно тускнеть, унося Мёртвого князя за собой, во вторую теперь уже окончательную смерть.
Я упал на землю, судорожно вталкивая в себя душный воздух. В голове то накатывала, то отступала алая темнота. Несколько минут тело практически перестало слушаться моих неловких команд.
— Мастер!? — на самой грани восприятия до меня донесся обеспокоено-облегчённый голос Элати.
— Подпали тебя пламя, крылатая, — хриплые, запинающиеся слова с трудом проталкивались на свободу, — где твой проклятый плащ?
— Он давно и бренно почил на не менее проклятых болотах, дьявол, — в голосе леди проскользнула лёгкая обида. — Странно, что ты этого не заметил.
Что ж, ответ был довольно резонный. Да, даже если бы заметил, где бы мы вдруг достали новый плащ.
Усталость битвы постепенно спадала. Пора было забывать про великие победы и вновь вставать и идти. Дорога уже ждала. И я покорно подчинялся её предсказуемой воле. Меня даже почти не шатало, когда я всё-таки поднял своё кричащее от такого оскорбления тела. От возможно искренней же помощи ангела я гордо отказался, хотя, скорее всего, зря.
Однако долго я так пройти не смог. Пролилось совсем немного времени и нам пришлось сделать вынужденный и отнюдь не короткий привал. Несколько часов я тупо отлеживался, прерываясь только на краткий беспокойный сон. К вечеру ко мне таки вернулись некоторые силы, и мы смогли позволить себе оставить позади ещё немного Некрополиса.
Ужин был недолгим и молчаливым, мы слишком устали для всего, кроме сна. Сон же мой оказался крепок, но, увы, совсем недолог. Я проснулся посреди ночи уже более-менее отдохнувшим, но не отказавшимся бы и от дополнительной порции сновидений.
Решив последовать зову своего мудрого разума, я было уже хотел закрыть глаза, но внезапно в темноте промелькнул чей-то неясный силуэт. Этого хватило для того, чтобы столь желанный сон стал последней из моих забот.
Не успел я окончательно скинуть осадившую меня дремоту, когда неясный силуэт превратился в фигуру, очень похожую на совсем недавно сражённого мной Мёртвого дьявола. Но она была ниже, тоньше, изящней. И это была именно она, значит не князь, а княгиня, Мёртвая княгиня. Она с задумчивым интересом рассматривала меня, подходя всё ближе и ближе. Я приготовился убивать.
— Мы просим простить нас, путник, — голос её оказался гораздо менее жёстким, чем у её окончательно мёртвого приятеля. — Наш брат опозорил наше слово и нашу землю.
— Ерунда, красавица, — я даже привстал в знак уважения. — Надеюсь, остальные твои друзья окажутся более сдержанными в своих желаниях, — узнав, что очередное сражение не состоится, я значительно повеселел.
— Будь уверен, путник, — княгиня присела на ночную землю и голова её, обрамлённая короткими пепельными волосами, оказалась опасно рядом.
Я промолчал, всё ещё несколько тревожно поглядывая на мою ночную посетительницу. Принеся извинения, она не уходила, продолжая беззвучно рассматривать меня.
— Как картины, княгиня? — непреодолимо захотелось разорвать эту давящую тишину.
Её спокойный взгляд дрогнул, — это прекраснейший подарок, путник, а мы так мало за него дали. Но, — глаза её вновь умиротворились, — я могу дать тебе кое-что ещё, от себя лично…
Я напрягся, эти слова могли как подарить мне величайшее сокровище мира, так и отнять последнее, что я имел.
— Путник, — голос Мёртвой княгини наполнился какой-то необычной торжественностью, — хочешь ли ты пройти дорогами, по которым ещё не ступали ноги живого? Пройти дорогами мёртвых.
— Хочу! — я сказал раньше, чем подумал, раньше, чем ещё осознал предложенное. Но даже если бы думал над ответом ещё час, он всё равно остался бы прежним. Сама того не подозревая, княгиня сделала мне лучший подарок из всех возможных. Ведь, что нужно стареющему Хозяину Пути, — только ещё одна дорога, даже если она проложена не для живых.
Моя собеседница восприняла вырвавшийся у меня энтузиазм, как должный ответ на её наверняка щедрое предложение. Она поднялась с земли, наградила меня чуть покровительственным кивком и протянула свою изящную руку.
Чуть помедлив, я сжал предложенную мне длань. Как я и ожидал, она оказалась холодной и крепкой. Очень холодной и очень крепкой, но, как ни странно, вырвать свою руку из этого мини аналога могилы не хотелось. Княгиня настойчиво потянула меня вперёд за собой, медленно удаляясь от места нашего ночлега. Я запоздало вспомнил про Элати, но, обернувшись, увидел лишь её спокойный сон.
— Помни, путник, — голос княгини в ночном воздухе Некрополиса почти завораживал, — эти дороги слишком хрупки для живых, будь же милосерден к ним.
— Я понял, мёртвая, — известие это меня, впрочем, мало тронуло. — Но скажи сейчас, пока мы ещё на путях живых, что ждёт меня там? Кто может преградить мне путь?
Снисходительная улыбка тронула её тонкие губы. Так улыбаются детям, которые в своих фантазиях в одиночку сражаются с тысячами врагов. Мне так не улыбались уже очень давно.
— Что остаётся после смерти, путник? — улыбка превратилась из снисходительной в печальную, — только память. Там ты увидишь только память о тех, кто когда-то был жив, и она же преградит твой путь. И в твоей власти не разрушить её, но обойти.
Признаться, я слабо понял объяснения княгини, но, решив, что портить столь проникновенную для мёртвого речь пошлыми деталями не стоит, вдаваться в расспросы не стал. Вместо этого я задал другой не менее интересующий меня вопрос.
— А вы, — я резко остановился, заставляя и княгиню прервать свой лёгкий шаг, хоть это и было куда как не легко, — вы, обитатели Некрополиса, кто вы? Вы всё-таки живы или давно и безвозвратно мертвы? По какую сторону этого мира стоите вы, ответь?
— Мы? — княгиня отпустила мою руку и повернулась лицом в ночь. — Мы. путник, это насмешка над жизнью и смертью. Великое Пламя долго хохотало в своих бушующих чертогах, глядя на нас. Мы застыли на грани этого мира, не имея права ступить ни на одну из сторон. Такова была воля Великого Пламени и не нам судить её. Мы уже стучались во врата смерти, но нам не открыли, а осколки моста, ведущего назад, уже летели в небытиё. А Некрополис? Некрополис и был теми вратами, тем порогом, на котором нам вечно суждено пародировать жизнь на сцене смерти. Но дороги мёртвых стали для нас также открыты, как и пути живых, также тоскливо недалеко, но всё же наверняка. Это и есть наше последнее пристанище, последняя нора, в которую нам позволили забиться.
Мёртвая княгиня замолчала, причём замолчала довольно надолго. Я уже начал беспокоиться, что эта непреднамеренная исповедь помешает нашей совместной прогулке, но ночная спутница всё же вновь снизошла до моей скромной персоны. Мне показалось или её ладонь с этой минуты стала жестче.
— Приготовься, путник, — я расслышал в её интонациях нотки вялого азарта, хотя возможно мне показалось. — Мы начинаем.
Княгиня остановилась. Одновременно с этим событием, мою руку пронзили острые холодные уколы боли. Боль разлетелась по всему телу, сковывая ледяными цепями. Однако к моей искренней радости всё это пиршество длилось недолго. Не прошло и минуты, как боль начала спадать, а мир вокруг запульсировал ей в такт, затягивая меня в свой опьяняющий танец.
— Прыгай, — шёпот княгини не дал времени ни для размышлений, ни для сомнений. Я прыгнул, просто прыгнул вперед, и всё вокруг поменялось, словно этот посредственный прыжок перенёс меня на многие километры вдаль.
Мы стояли в каком-то тесном, неуютном переулке, мрачно сверкающим потёртыми камнями и чернотой в углах. Я обернулся, позади нас переулок резко обрывался, являя перед моим изумлённым взором даже не абсолютную тьму, но грязно-серое, хаотичное мельтешение мгновенно пропадающих и возникающих неясных образов. Ощущение было такое, будто в тумане перед тобой кто-то одновременно меняет сотни рельефных картинок.
Княгиня наконец-то отпустила мою многострадальную руку. Я едва смог сдержать стон искреннего облегчения. В завершении начала нашего пути пальцы мёртвой изрядно стали напоминать безжалостные тиски.
— Иди за мной, путник.
Княгиня уверенным шагом пошла вперёд, изящно петляя вместе с вёрткой улочкой. Я постарался составить ей достойную пару. Получалось средненько. Внезапно переулок вывел на относительно широкую, архаичную улицу, по которой, довольно рассматривая свои золоченые сапоги, брёл невысокий дьявол с тонкой, вычурной шпагой на боку.
— Смотри, путник, — она указала мне на дьявола, — вот истинный мёртвый, ибо это не он, но лишь память о нём.
— Понятно… — что я ещё мог сказать.
Видимо ирония не входила в список достоинств Мёртвой княгини, и она ни как не отреагировала на этот, по сути, вопрос.
Между тем дьявол, не замечая наших нескромных глаз, продолжал спокойно двигаться по пустой, вероятно, предутренней улице. Вдруг из параллельного нам переулка выскочил другой дьявол, в рваной одежде и с явно дурными намерениями. Он со всё нарастающей скоростью устремился к пока ещё недоумённо глядящему на него хорошо одетому прохожему. Цель его была ясна и прозрачна. Я было хотел дёрнуть его неправедный Путь, но к своему изумлению обнаружил, что Путь у него отсутствовал, хотя, что я, в сущности, ожидал от мёртвых.
Ладони мои потянулись к рукояткам мечей. Не такой уж я равнодушный, каким иногда хочу казаться, к тому же оборванный бандит мне просто крайне не понравился. Но я не успел выхватить любимые клинки. На плечо, успокаивая-парализуя, опустилась тяжёлая ладонь княгини.
— Я же просила, путник, — с её губ слетел едва, но всё же заметный укор, — будь милосерден к дорогам мёртвых. Твоё столь явное вмешательство просто разрушит их тонкие нити. Не стоит участвовать, просто наблюдай.
И мне оставалось просто наблюдать, как уличный разбойник хладнокровно закалывает невезучего прохожего, стаскивает с него кошелёк, шпагу, сапоги и с кровожадной улыбкой вновь удаляется в свой проклятый переулок.
— Так чья эта память, мёртвая? — я всё ещё не слишком осознавал всей здешней системы мироустройства.
— Не знаю, — она немного качнула головой, — может память убийцы, а может случайного зрителя. Да разве это и важно. Пойдем, путник, здешняя дорога кончается, а наша только началась.
И словно услышав её слова, весь местный пейзаж начал разваливаться, подобно дешёвой мозаике. Осколки улицы, словно картонных домов падали за край этого крошечного мирка, существующего только потому, что кто-то счёл нужным запомнить этот тривиальный момент городской жизни.
На месте падающих в небытиё частиц уходящей памяти расправлял плечи уже виденный мной смущающий душу хаос. Я счёл за лучшее поспешить за быстро мелькающей в оставшейся ещё субъективной реальности княгиней. Возможно, мне привиделось, но переулков стало гораздо больше, чем было, пока мы шли этими дорогами впервые. Силуэт, смутно похожий на мою проводницу, блеснул в темноте одного из них.
— Путник! — яростный крик, пришедший совсем с другой стороны, уже не мог повернуть меня назад. Теперь я должен был идти по дорогам мёртвых один и без лишнего оптимизма.