Я сидел возле потухшего костра и хмуро размышлял о нашем дальнейшем передвижении теперь уже в обратную сторону. И размышления эти не были самыми простыми и приятными минутами в моей жизни. Да и до первой сотни им было куда как далеко. От первой сотни с конца.
На данный момент у меня выходило три дороги, и все три с удовлетворением плевали мне под ноги. Первая, та, по которой мы шли к Коциту, плевала яростней всех. Через земли отверженных и Некрополис второй раз я не пойду ни на каких условиях. На втором, в другой ситуации вполне приемлемом пути, сейчас нас алчно ждали Мастера Теней, изредка проверяя прочность тетивы своего арбалета. Третья же дорога была всем хороша, но для того, чтобы добраться по ней до нашей новой цели, пришлось бы потратить времени раз в пять больше, чем по двум остальным, что тоже не прибавляло ей очков. В связи с этими неутешительными условиями дальнейшего движения мне в голову, вдохновленно подмигивая, забирался ещё один вариант. Плох он был тем, что вновь приходилось изрядно рискнуть, но с другой стороны этим же он был и хорош. При благоприятных условиях мы могли оказаться в непосредственной близости от замка Нар-Дагора намного быстрее и с гораздо меньшей отдачей, чем в других случаях. Но вот если условия будут к нам менее снисходительны, то тогда нашим дальнейшим перспективам можно лишь посочувствовать.
Об этих дорогах знали давно пересчитанные сотни, взойти на них могли немногочисленные десятки, а вот достойно выйти лишь скромные единицы. И в этих единицах я, по собственному согласию, стоял первым номером.
У этого места не было утверждённого названия, каждый называл его так, как считал нужным. Лично я звал его Лабиринт, наверное потому, что это, вероятно, была единственная дорога, на которой я ещё мог заблудиться. Пока мог. Лабиринт представлял собой странное место (даже в сравнении с уже пройденными нами пределами). Он лежал вне граней знакомого с детства мира, являя в своих чертогах каскад фантасмагорических земель, обитатели которых были объединены каким-то общим, не всегда понятным лейтмотивом, от которого, в принципе, и зависела тяжесть условий пребывания на конкретном отрезке Лабиринта. И я ещё ни разу не встречал одного и того же отрезка. А в своё время, я не мало поскитался по этим порой крайне неспокойным местам. Его дороги могли как и за несколько часов провести на сотни километров в необходимую сторону, так и за десятки дней вывести туда, откуда всё начиналось. И всё же я опять был готов войти в царство коварного риска. К тому же ещё одним неоспоримым плюсом этих мест являлось, вероятно, полнейшее безразличие любых его обитателей к вызывающе-крылатому облику моей спутницы. Лабиринт был вне сетей этой первородной ненависти.
— Надо собрать дров, крылатая, — я решительно встал, взглядом уже предрекая участь ближайших деревьев. — Мне нужно много огня.
Пламя неудержимо рвалось вверх, призывно хохоча и окружая нас одним жарким, слепящим глаза кольцом. Уже несколько минут я стоял и пока безуспешно искал ту самую дорогу, которая должна была привести нас в Лабиринт. А искать её надо было именно в огне. По этой дороге надо было сделать всего лишь несколько шагов, но это будут явно непростые шаги. Дополнительная сложность заключалась в том, что мне подходила не любая дорога, но лишь дорога для двоих. Сам бы я уже мог пройти в Лабиринт, но вот для того, чтобы провести туда Элати, приходилось уже в который раз отвергать предложенные пламенем варианты. Ещё ни разу я никого не проводил на эти тропы и сейчас мне было откровенно тяжело.
Становилось всё жарче, веселящийся огонь всё ближе подбирался к нам, стараясь заставить танцевать с ним в такт. Он уже почти начал испепеляющее ласкать моё лицо, когда мне, наконец, удалось за самый уносящийся край ухватить подходящую нам дорогу. Крепко схватив Элати за руку, я бросился в кипящее пламя, безапелляционно увлекая за собой несколько смущенного такой перспективой ангела. А потом были те самые несколько тяжёлых шагов и перед нашими глазами предстал Лабиринт.
Один из актёров выхватил бутафорский меч и с псевдовоинственным криком бросился на своего коллегу, лицо которого весьма натурально изобразило маску неприкрытого ужаса. Сложно было сказать, кто из них являлся положительным героем разворачивающейся истории, поскольку в итоге погибли оба. Уже умирая, испугавшийся актёр коварно вонзил в спину торжествующего меченосца довольно грубо сработанную копию кинжала. Честно говоря, заключительные аккорды этого спектакля оставили на сердце мало положительных впечатлений, но стоявшие рядом со мной зрители бешено зааплодировали, выкрикивая короткие хвалебные оды в адрес актёров.
— Как тебе понравилось представление, леди? — я подхватил неуверенно озирающуюся Элати под руку и потянул вслед за собой, выводя из густой, несмолкающей толпы в более спокойное место. По крайне мере, я смел надеяться, что такое место здесь существует.
— Мне понравилось, что меня никто не жаждет убить, мастер, — казалось она была действительно удивлена. — А это лучшая новость за много недель.
— То ли ещё будет, крылатая, — я по традиции был менее оптимистичен, — то ли ещё будет.
Толпа, наконец, расступилась перед нами, открыв просторную улицу. Около роскошных домов, расположившихся по её краям, небольшими группками стояло местное население, о чём-то беззаботно болтая. Их лица были до краёв наполнены постоянно меняющимися эмоциями. Вот на лице одного застыл искренне-волнительный интерес к рассказу его собеседника, но рассказчик на миг оборачивается, и лицо его визави превращается в маску презрительной скуки, которая вновь сменяется интересом при возобновлении на секунду прерванного разговора. Вот лицо отчаянно размахивающего руками дьявола, полное праведной ярости и предрекающее немедленное возмездие, сменяется испуганной улыбкой, когда к группе присоединяется новый участник с холодным повелительным взглядом. Вот полный страсти и желания лик миловидной женщины превращается во владения усталой злости, когда ей достаётся пара монет от стоящего перед ней богато одетого дьявола.
Я узнавал эти метаморфозы, которые всегда присутствовали в любом обществе. Всегда кто-то лгал тому, кто хотел услышать эту ложь, и было уже неважно, насколько эта ложь походила на правду. Неважно, что иногда эту ложь не прикрывали даже лёгкой вуалью наигранной искренности. Важно было лишь услышать то, чего тебе хотелось, и закрыть на всё остальное довольные глаза. Но никогда ещё я не видел такого гротеска в этой игре. Будто у каждого уже были заготовлены сотни масок, которые делал не слишком старательный мастер. И маски эти здесь носили, лишь меняя, но не снимая никогда.
— И что дальше, мастер? — Элати с явной брезгливостью обозревала местный пейзаж и его несколько странных обитателей.
— А дальше, крылатая, из тысяч ложных дорог, нам надо найти лишь одну верную и постараться прошагать по ней достаточно далеко, — и я уже начал искать её опытно-осторожным взглядом.
— Ну, здесь ложных дорог нам, по всей видимости, хватит с избытком, — брезгливость в голосе ангела разбавилась изрядным сожалением.
Я разделял её сожаление в полной мере. Если на каждой из этих дорог будет надета своя, конечно, лживая маска, то поиск дальнейшего пути может порядком затянуться. Но поскольку выбора у нас в любом случае не было, мы продолжили гулять по этой первой для нас частице Лабиринта, оказавшейся неясных пока размеров городом и городом, надо признать, довольно красивым.
Небольшие, уютные домики доброжелательно соседствовали с высокими многобашенными особняками, горделиво осматривающими свои и чужие владения. Нередкие таверны усердно, но ненавязчиво предлагали пройти в их хлебосольные покои. Тенистые парки манили кудрявыми головами деревьев.
И, конечно, же театры. Театров здесь было бесподобно много. С моей несколько дилетантской точки зрения все они были довольно похожи. Но даже мой неискушенный взор всегда находил какой-либо штрих, отличающий этот конкретный театр от остальных. Это могла быть красочная афиша, расположившийся рядом оркестрик или пара не обязательно прекрасных, но в любом случае оригинальных статуй. И всегда хотелось зайти именно в этот сад искусства, и всегда было немного жаль, проходя мимо.
Но была в этом городе одна особенность, которая роднила любой каприз местной архитектуры. На любой двери, будь то тяжёлые железные ворота, услужливо открытый вход в кабак или простая деревянная калитка, на любой из них была изображена маска. Иногда она смеялась, иногда плакала, иногда злилась, иногда изумлённо смотрела на зрителя, но была она всегда, будто предупреждая, что истину за этими дверями узнать изрядно нелегко.
И, несмотря на мои основные ни на миг не утихающие поиски, я старался найти время, чтобы рассмотреть эти маски поподробней. И если я смотрел слишком пристально, то возникало стойкое ощущение того, что маски смотрят на меня в ответ. Смотрят нахально и самоуверенно, смотрят как хозяева на ещё не пойманного раба. И чем дольше мы шли, тем больше таких взглядов упиралось мне и в грудь, и в спину, и тем больше мне хотелось, наконец, найти этот проклятый огнём выход. И тем более напрасны были мои старания.
Через пару часов я с тяжёлой ясностью понял, что нам просто необходим перерыв. К тому же откровенно и банально хотелось есть. Элати в кои то веки полностью разделяла мои устремления, и мы по обоюдному согласию решили пообедать в одной из местных таверн, благо золото в Лабиринте принимали с той же теплотой, что и в нормальном мире. Потратив ещё немного времени на дополнительное короткое совещание, мы выяснили, что тем самым желанным местом долгожданной трапезы станет первое же попавшееся на пути.
На пути же оно попалось буквально через несколько безтревожных минут. С первого взгляда таверна производила вполне приятное впечатление. Это было двухэтажное, жёлто-красное здание с небольшим садиком у входа. Она носила, скорее всего типичное для этих мест, название — «Под маской вкуса» и встречало гостей круглой дверью, на которой была старательно нарисована толстая, облизывающаяся маска, нагло подмигнувшая мне пустым ленивым глазом.
Юная и несколько фривольно одетая официантка, с прелестной и откровенно прилепленной улыбкой, услужливо поприветствовала нас в лучшем заведении города и проводила на (кто бы сомневался) лучшие в заведении места. С упитанного меню на меня радостно смотрела всё та же жирная маска.
Не долго ожидаемые блюда показались мне несколько странными. С одной стороны, они были довольно вкусны, особенно в сравнении со скудными трапезами последних дней, но с другой их вкус явно не соответствовал их виду. Проще говоря, они были больше красивее, чем вкусней. Причём намного красивее. Не особенно спеша, поев, мы решили перед уходом продегустировать местный грог и теперь лениво пили его маленькими глотками.
— Вы ведь не местные, верно?
Редкие моменты спокойствия были снова грубо прерваны, и никакого недоумения по этому поводу у меня уже давно не возникало. Вопрошающий оказался довольно старым и потрёпанным дьяволом в широкой шляпе и с тяжёлой трубкой в неизвестно как державших её зубах. Впрочем, трубку он тут же взял в морщинистую руку. Смотрел он, слава огню, без вражды, хотя в этом городе глаза могли и должны были соврать.
— Верно, — я решил уважить возраст нейтральным ответом.
— И как вам наш гостеприимный город? — старик с интересом посмотрел на нас.
— Чуть много масок, — я ответил ему твёрдым и ироничным взглядом, словно это место уже перестало быть для меня загадкой, хотя, видит пламя, это было, увы, не так.
— А ведь будет ещё больше, — разговорившийся дьявол без приглашения уселся на пустой стул и с сожалением проводил густой ароматный дым, вылетевший у него изо рта. — Ведь если не получается сбросить маску, всегда можно одеть сверху новую, а потом ещё и ещё. И, в конце концов, тебя уже не остаётся, на твоём месте весело пирует сонм торжествующих масок. И ведь иногда у тебя уже не хватает сил понять это.
— А сколько у тебя масок, уважаемый? — признаться меня мало тронули его откровения. Гораздо больше меня интересовали возможные выгоды от этой встречи.
— Шесть, — ответ был на удивление быстрый и чёткий, — у меня оказался своего рода иммунитет к их вседозволенной власти, поэтому я ещё не свалился погребённый под их хохочущей тяжестью. А иногда, — он поднял тонкий палец, — иногда я могу снимать их все, на несколько часов становясь таким, каким родился. И сейчас именно это время.
Я чуть пристальнее вгляделся в лицо старого дьявола. В нём действительно не было заметно тех показных чувств, которые фальшивыми монетами сверкали на лицах, видимых нами до сих пор. Обычное лицо, уставшего от часто несправедливой жизни, дьявола. Лицо того, кто остался недоволен этой жизнью.
— А раз так, быть может, ты расскажешь нам, как выйти из вашего чудного до поры города, — я пододвинул к старику свой, ещё толком, не начатый грог.
Мой нежданный собеседник с удовольствием глотнул из горячей кружки и беззлобно усмехнулся. — Выйти легко, а вот уйти совсем непросто, ведь здесь на каждой дороге своя маска. И она тоже хочет быть востребованной, пускай и без особой нужды.
— И всё же, — я начал уже жалеть о почившем в горле старика гроге.
— Уйти можно, но сначала надо до конца понять, от чего вы собираетесь уходить, понять саму суть этого места. Понять и выбрать, и вот тогда уже будет гораздо проще.
— Продолжай.
Дьявол видимо почувствовал опасное нетерпение в моем голосе и, наконец, оторвался от кружки. — Сегодня маскарад, — он сомнительно пожевал губами, — сегодня маски выходят из домов и душ. Сегодня их лицемерный праздник и они приглашают на него всех. И все придут, непременно придут. А вместе со всеми придёте и вы. И там вам откроются те дороги, которые вы ищете. Хороший грог, давно не пил, — прибавил он, медленно вставая со стула. — Ну, удачного вам маскарада, — он рассмеялся и, снова сунув в зубы свою огромную трубку, не спеша направился к выходу.
Около минуты мы сидели молча, переваривая услышанное. Потом Элати вздохнула и выжидающе посмотрела на меня. Я едва не вздрогнул, так и не успев привыкнуть к её новому ледяному взгляду.
— Я, наверное, надену маску ангела, — она улыбнулась краем рта. — А ты, мастер?
— Пожалуй, маску, до надвечных огней уставшего Хозяина Пути.
— Тебе пойдёт.
Задавать вопросы о том, как добраться до места проведения обещанного мероприятия нам не пришлось. Едва мы вышли из таверны, как тут же увидели пока ещё не слишком густой поток прохожих, с энтузиазмом двигающихся в одну сторону. Не особенно раздумывая, мы поспешили влиться в их стройные ряды.
В образовавшейся толпе я спонтанно оказался рядом с дьяволом, обладающим хитрым взглядом и самоуверенной улыбкой. Победоносно воззрившись на меня, он картинно прищёлкнул пальцами. Одновременно с этим вторая его рука резко провела по лицу. Через мгновение я был награжден довольно злобным и предвкушающим кровавое развлечение взглядом. Не дожидаясь дебюта конфликта, я как можно незаметнее бросил ищущего приключений масконосца под ноги, не особо смутившихся этим фактом дьяволов.
Впрочем, по всей видимости, мне попался не самый удачный сосед. В основном же нас с ангелом окружали довольно дружелюбные, хотя и ни на миг не искренние лица. Многие показательно-весело смеялись, азартно переговариваясь друг с другом. Кто-то даже громко и ненатурально исполнял какую-то здешнюю песню. И у всех идущих с нами в руках были, скорее всего, чисто символические маски. И каждая из них являла собой настоящий шедевр местных мастеров. Тончайшей работы, отделанные золотом и драгоценными камнями, они были совершенны в своей лживой сущности. Они влекли к себе, укутывая и защищая от грубой и часто жестокой правды. Они говорили, что никогда не отвернутся от их счастливого обладателя. Они обещали и таинственно улыбались из- под тонких вуалей тающего сомнения. И на меня они смотрели с опасной заинтересованностью.
А вот на Элати, маски почти не обращали своего ярко-тёмного внимания. Лишь иногда случайно-манящий взор устремлялся в её сторону, но тут же встречался с оскалившимся льдом Коцита, снисходящим из алмазных глаз ангела. После этой встречи символы лицемерия отправлялись искать себе других, более доступных носителей.
Течение выбросило нас на огромную площадь. Она была полностью забита вливающимися со всех сторон жителями. По площади было раскидано несколько крупных шатров, верхушки которых венчали большие медленно поворачивающиеся маски. Они словно недремлющие стражи пламенно осматривали площадь, выискивая тех, кто мог нарушить великолепие маскарада.
И, вероятно, единственными, кто это мог сделать, были мы с леди. Помня это, я обречённо напрягся, когда взгляд одной из таких масок скользнул по моему лицу. Однако, к искреннему облегчению, мы не были удостоены звания девиантного элемента, и у нас появилось немного времени осмотреться.
А посмотреть было на что. В момент появления на площади, все участники маскарада одевали заботливо принесённые собой маски, радостно скрываясь под ними и заставляя весь мир верить в своё в нём отсутствие. Хохот и ласка, азарт и влюблённость, страсть и раздумья, гнев и печаль, алчность и ветреность. Здесь было всё, и всё это было ложью. Ложью, к которой стремились, которую получали и от которой уже не могли отказаться. Ложью, которая становилась единственно возможной истиной, которая вела тебя от рождения до смерти, и смерть была единственной, в ком ты мог быть уверен на этом пути.
— Пошли, крылатая, нам вроде бы надо что-то понять, а чтобы понять, надо увидеть. Увидеть, как можно больше, — я начал понемногу пробираться к центру площади, где вроде бы происходило какое-то действо.
— Но поверим мы ли тому, что увидим, мастер? — Элати сожалеющее посмотрела на немолодого уже дьявола, на лице которого по хозяйски расположилась маска беззаботного отупения.
— Давно кончилось то время, когда меня могли обмануть дороги, крылатая, — я ободряюще подмигнул ангелу, — теперь это уже моя прерогатива. И значит, мне больше не надо верить, для того чтобы идти по ним. Достаточно просто идти. А вера может бежать сзади в отчаянных попытках догнать мои шаги. И если она всё-таки не догонит, то это будет лишь её глупая боль.
— Мастер!
Я обернулся на не слишком тревожный окрик ангела, но увидел лишь раскрытую в злобном смехе маску очередного горожанина. Элати же нигде не было видно. Вероятно, неудержимая толпа разбила своей слепой струёй наш целеустремлённый дуэт. Происшествие было печальным, но отнюдь не критичным, и я продолжил свой путь к центру площади в оправданной надежде, что там и состоится необходимая встреча с временно потерянным ангелом.
Внезапно толпа немного расступилась, и прямо на меня выскочила молодая дьяволица в лукавой, откровенно подмигивающей маске. Мне уже почти понравилась это в целом милое создание, когда её рука вдруг молниеносно выхватила что-то из-за спины и приложила к моему лицу. Это была маска.
Сложно сказать, за что отвечал этот конкретный экземпляр местной культуры. Но мне сразу стало очень хорошо. Неправдоподобно хорошо. Я сразу стал абсолютно уверен в своих желаниях, возможностях, целях. И я знал, что даже если проиграю, то сделаю это хорошо. Сделаю так, чтобы все зааплодировали.
Я посмотрел наверх. Со знакомого шатра меня дружески приветствовал большой брат моей маски. А толпа снова подхватила меня и понесла в то самое место, в которое я перед этим так стремился. Только зачем? Я уже успел забыть зачем. Да и важно ли это. Разве важно то, что было до того, как я понял, наконец, суть этой жизни. И разве важно, что мне теперь придётся оставить за порогом моего нового дома. Разве это важно и разве это кому-то интересно.
Вокруг все были свои. И плевать, что каждый из нас хотел абсолютно разных вещей, стремился к разным чувствам и ощущениям. Мы все были частью одного большого спектакля. И мы все играли главные роли. И нам нечего было делить. Ведь каждый брал, что хотел, и никто ему не мешал. Ведь масок хватит на всех, а значит у нас всегда будет новая цель, новая мечта.
Мечта? Почему-то это слово оставило на душе ощущение сладкой тревоги. Такой непривычной и такой ненужной в эти минуты. Такой чарующей и такой опасной для просыпающихся раздумий. Прочь, прочь, у меня нет ни времени, ни желания для этих дум. Тем более, я уже почти пришёл.