На широкой сцене шла самозабвенная игра. Это был импровизированный спектакль, где каждый мог стать актёром, которому достанется та самая главная роль, о которой я так недавно и так влюблённо думал. Но, не думая более, я в высоком прыжке вскочил, на радостно скрипнувшие доски.
Передо мной оказался черноволосый дьявол с узкими глазами и тонкой шеей, цепко державший в жилистой руке картонный кинжал.
— Ты враг мой, потому лишь, что я зол, — в медленном пафосном выпаде мой визави попытался нанести мне смертельный укол.
Я легко перехватил его руку и расплющил смертоносный реквизит о его же впалую грудь. Дьявол изумлённо схватился за место удара и, весьма правдиво пошатнувшись, шумно упал на дрогнувшую сцену. Его яркая, немного болезненная маска начала быстро тускнеть, превращаясь из произведения искусства в серый кусок гипса, обложенного грубой тканью. Его тело неподвижно замерло на скорбящих досках сцены. Толпа взорвалась овациями. С нетерпеливым достоинством поклонившись, я окинул торжествующе-предвкушающим взглядом всю огромную сцену.
На каждом её участке любили и воевали, веселились и страдали, искали и находили. Я хотел быть там, вместе с ними, где всё просто и понятно, там, где ты всегда прав. Я радостно засмеялся и азартным шагом устремился к ближайшей группе актёров.
— Лишь семь шагов нас отделяют от богатств, оставленных случайным королём, — высокий мускулистый дьявол в ало-голубой, надменно-гневной маске указал нам на старый, грязно-серый сундук, одиноко стоящий на краю сцены.
Нас было пятеро, и мы наперегонки бросились к этому сосуду сокровищ, уже предвкушая их блеск и звон. Крышка с грохотом откинулась назад, золотой свет ослепил нас на долгое, жаль, что не вечное мгновение. Наши руки ринулись за долгожданной добычей. И было не важно, что вместо золота и изумрудов наших пальцев касаются лишь раскрашенные железки. Было не важно, что в итоге мы не получаем ничего. В этот момент каждый из нас был богаче любого короля. Обливаясь золотым дождём, мы были счастливы и беспечны. Мы владели всем, и никто не мог отобрать у нас эти мгновения. Никто, кроме нас самих.
Высокий дьявол, так любезно указавший нам путь к сокровищам, внезапно убрал руку за спину и явил оттуда изумлённому миру новую маску. Он быстро одел её, даже не удосуживаясь снять предыдущую. Теперь место надменности заняла воющая алчность. Его короткий меч коварно ударил в спину, сидевшего рядом дьявола, который успел почти зарыться в ласково улыбающееся ему золото.
Пронзённый дьявол упал, выпуская из омертвевших рук тяжёлые монеты. В этот же роковой миг маленький дьявол, вместе с которым мы так счастливо обнимались, радуясь обретённому богатству, яростно бросился на меня, стараясь схватить за горло. Выхватить оружие я уже не успевал и, в связи с этим печальным фактом, последовал примеру моего нежданного противника. Мы покатились по жёстким доскам душа друг друга руками и взглядами. Не знаю как со взглядами, но руки оказались сильнее у меня.
Поднявшись, я увидел, как актёр, у которого оказалась лишняя маска, повергает на землю ещё одного участника нашей маленькой экспедиции. Теперь нас оставалось лишь двое. А ещё через минуту должен был остаться только один. Наши мечи показательно неуклюже устремились навстречу друг другу. Его маска была выше краёв наполнена воинственной жадностью. Своей я не видел, но вряд ли она уступала по эмоциональности моему сопернику.
Он был силён, ловок и полон грешных желаний. Он был уверен в своей, наверное, даже быстрой победе. Он смеялся, когда мне в очередной раз удавалось увернуться от его выпадов. Он знал, что это ненадолго, что лишь ещё одно мгновение отделяет его от золотого одиночества. И, наверное, я был в чём-то неправ, когда мой меч коснулся его сердца. Его маска на миг стала слепяще-удивлённой, а в следующее мгновение он с шумом упал, оставив мне случайно-долгожданные богатства.
Я вновь запустил алчущую руку в сундук. Блистающий водопад глухим перезвоном обласкал мне душу. Вот то, что подарит мне покой и наслаждение. Вот то, что осуществит все мои мечты.
Мечты? Но все ли? Ведь мечта, не рубиновый венец, чтобы её можно было купить. А если её можно купить, то разве это мечта. Разве это не просто ещё одно суетное желание. Ещё один каприз мающейся страсти. Ещё одна довольная улыбка, на миг заблестевшем лице. Разве мечта это не то, что ты никогда не найдёшь, но и никогда не примешь её отсутствия. И разве вульгарный звон монет сможет подарить её чарующую трель. Но разве об этом я должен думать в этот прекрасный, сверкающий миг. Прочь, глупые раздумья. Я утоплю этот мир в золоте.
— Казнить, он скучен и смешон, — я лениво взмахнул рукой, увешенной массивными кольцами.
Мольбы и слёзы быстро уступили своё незавидное место финальному хрипу, надоевшего мне пленника. Ещё одна бутафорская голова выгодно дополнила небольшой холмик из её предшественниц. Ещё одно кровавое развлечение вызвало мою снисходительную улыбку. Ещё один город пал под тяжестью моёй суровой длани.
Я был властелином половины мира. У меня была величайшая армия со времён первого рассвета и дарованный мне гений управлять ею. Я был жесток и часто несправедлив. Я убивал и сжигал города, порабощал целые народы. Меня боготворили и ненавидели. А боялись и те и другие. Я не знал поражений и неудач. Я не сомневался и не прощал. Моя власть была безгранична и беспрекословна.
Ещё час назад я бросал в бой свои сокрушающие легионы. Ещё час назад я вместе с ними яростно рубил непокорившегося мне врага. Мой меч, завывая, вспарывал их тела. Мой хохот гремел над полем битвы, воодушевляя моих воинов и обрекая противника. И стены неприступной крепости рушились, казалось лишь от одного моего, полного немилосердного огня взгляда.
Я встал с походного трона и, сделав пару неспешных шагов, обозрел лица окружающих меня дьяволов. Грязные лица. Тут было и хитрое раболепие, и показательная преданность, и сомнительные амбиции. Они все были моими слугами и кто-то принимал этот статус, кто-то терпел, кто-то ненавидел. Но не боролся никто. Никто из них не мог противиться моим, даже самым грешным приказам. Никто из них ни разу не сказал мне — нет. Это была цена моей победы, моего триумфа. Каждый из них хотел занять моё место, но каждый боялся даже думать об этом, даже мечтать.
Мечтать? Мечтать о власти, обретённой сквозь кровь и слёзы? Мечтать карать и редко миловать? Так неужели и это можно называть мечтой. Мечтой глупого и жестокого ребёнка, который часто бил других, потому, что был сильнее. Мечтой того, кто не нашёл в своей душе смеха ветра, шелеста травы, задумчивости огня. Так была ли это мечта, или всего лишь её грубая и по-своему жалкая пародия. Псевдомечта того, кто оказался неспособен мечтать о большем, чем власть над целым миром. Того, кто считал, что о большем мечтать нельзя. Но хватит глупых мыслей. Ведь осталось ещё так много земель, на которых ещё не слышали грохот моих обрекающих шагов.
— Засмейся! Славим вечный маскарад!
Толстый дьявол в хохочущей маске подтолкнул меня к краю сцены. Там уже собрались все участники сегодняшнего представления. Они кланялись, смеялись, хлопали друг друга по плечам. Их маски были полны пьяного торжества. Я встал рядом с ними. Толпа внизу бешено рукоплескала и выкрикивала слова восхищения. А мы кричали те же слова им. Великий маскарад был в самом разгаре.
Я не хотел спускаться вниз. И никто из нас этого не хотел. Наоборот, к нам лезли всё новые и новые маски. Они все хотели того же, что уже имели мы. Они тоже хотели найти и испытать эти мгновения богатства, власти, славы, счастья. Такого простого и понятного счастья. Счастья, которое всегда стоит к ним лицом.
— Но ведь не лицом, — мелькнула и вырвалась на свободу, крамольная мысль, — не лицом — маской.
В голове тревожно забили колокола. Яркий мир внезапно посерел, и озлобленно бросил в мою сторону досадливый взгляд. В моём распоряжении оказалось несколько секунд. Несколько секунд, в которые я увидел трепещущую тень истины. Истины, не покрытой липкой плёнкой лжи. Но тень ускользала, и водоворот маскарада снова приглашал меня смеяться и торжествовать. Я судорожно выискивал тот самый единственный шанс, который подарит мне освобождение. И я его нашёл.
В беснующейся толпе на миг проскользнуло лицо, лишённое маски. Бледное, ищущее лицо Элати. Её холодные глаза равнодушно скользнули по мне, не узнавая за овладевшей мной ложью. Но мне хватило и этой, крайне формальной поддержки. Рука моя изрядно дрогнула, но успела сорвать крепко цепляющуюся за лицо маску. Даже не посмотрев на раскрашенный лик, я бросил её в сразу переставшую казаться братской толпу. Но ведь даже враги, лучше подобных друзей.
— Леди! — я спрыгнул со сцены, равнодушно приземлившись на головы продолжающих веселье дьяволов. Я сразу оказался в кольце злобных взглядов, но это меня сейчас волновало меньше всего. Если понадобиться я раскидаю по окрестностям всю эту площадь.
— Мастер! — Элати, не скрываясь, воспарила над толпой, в мгновение находя меня взглядом. Как странно она сейчас смотрелась, — её чистые белоснежные крылья над встревожено гудящим, разрисованным маскарадом.
Через несколько секунд мы уже стояли рядом. На лице ангела застыл не высказанный, но очевидный вопрос.
— Уходим, крылатая, — я поправил взволнованные мечи. — Я вроде нашёл дорогу.
Улицы города масок невосполнимо темнели. Великолепные дома провожали нас хмурым, осуждающим взглядом. Стук шагов по каменной мостовой влюблённо оттенял шум взбудораженного маскарада. И его хозяева были изрядно недовольны нашим поспешным уходом.
Огромные, надзирающие маски словно отдали безмолвный приказ, и вся площадь устроила на нас странную охоту. Никто не хватался за меч и не посылал вдогонку меткую стрелу. Никто не кричал нам вслед проклятия и не старался схватить за руку. Вместо всей этой суеты они бросали в нас маски.
Срывая с лиц, выхватывая из карманов одежды, они бросали в нас саму суть этого гнилого мирка. И каждая из этих посланниц лжи старалась схватить моё лицо, мою душу, мои мысли. Я рубил их клинками, отводя взгляд и закрывая лицо, боясь, что если мне придётся одеть одну из них второй раз, то я могу уже и не вырваться из этого сладкого плена. Бесформенными кусками они падали мне под ноги, но на смену павшим уже летели сотни новых. Сотни соблазнов, сотни желаний, сотни обманов.
Элати, как и прежде, маски облетали стороной, не в силах ворваться в ледяную клетку её души. Её меч сверкал с не меньшей частотой, нежели мой, и казалось, что иногда было достаточно её холодного взгляда, для того чтобы очередной яростный лик отправился в небытиё.
Ливень из масок постепенно прекращался, уступая своё место злому отчаянию властителей этих земель. Толпа расступалась перед лезвиями наших клинков и глаз. И уже у самого края площади я оглушил попавшегося под руку невысокого, тщедушного дьявола, который с криком бросил в меня одну из последних масок. Закинув его не слишком тяжёлое тело на плечо и оставив на потом изумлённый взгляд ангела, я сделал последний рывок и вырвался из объятий маскарада. И вырвался, вероятно, я один, — Элати даже не предложили этих объятий.
— Так зачем нам этот груз, мастер? — леди требовала от меня законных объяснений.
— А зачем, вообще, берут пленников, крылатая? — я свалил всё ещё оглушённого дьявола на дорогу. — Мне нужна информация.
Маскарад остался не далеко, но позади, погони видно не было, и я решил, что момент для быстрого допроса настал. Тем более, что вопрос у меня был всего лишь один. Несколько сильных ударов по щекам привели сразу застонавшего дьявола в чувство. Я прижал его к земле и сделал своё лицо как можно более грозным. Элати предусмотрительно опустила свой меч на его шею.
— Где лежат ваши мёртвые? — как ни печально это был сейчас единственный момент, который волновал меня.
— Мёртвые? — дьявол испуганно дёрнул головой, вернее попытался дёрнуть, меч ангела надёжно хранил свои рубежи.
— Да, мёртвые, такие же, каким станешь ты через секунду, если не ответишь, — я старался быть убедительным.
— Там! — видимо у меня получилось. — На краю города, всё время прямо.
— Долго идти? — вопрос был уже несколько лишним, но раз вырвался, то вырвался.
— Около часа, — дьявол мелко дрожал, вероятно, проворачивая в голове грустные варианты своих возможных перспектив.
— Отдыхай, — я послал полностью удовлетворившего мой интерес горожанина в очередной незапланированный сон.
— Зачем нам их мёртвые, мастер, — мой шаг был очень быстр, но всё же медленнее ожидаемого вопроса ангела.
— Это же легко, крылатая, — я не оборачивался, — нам нужна лишь одна дорога, и она должна быть честной. А самая честная дорога, это дорога смерти, где бы она ни лежала. Уж ты-то должна была это запомнить. Не так давно это было.
— Кое-что не хочется запоминать, мастер, — похоже, жрица немного оскорбилась. — У меня и так довольно того, что уже нельзя забыть, как бы я этого не желала.
Дальше лишь лёгкий шелест наших шагов вторгался в звенящую тишину. Сумерки опустились на лживые улицы города-маскарада. И одни смотрящие отовсюду маски нарушали воцарившуюся гегемонию ночи. Они снова звали меня. Звали к простому и понятному, к минутам беззаботности, к часам праздности, к годам спокойного сна. Они больше не были злы, эти маски. Более того, они жалели меня, жалели мой вечный путь, мою нескончаемую борьбу. Они хотели помочь, но мог ли я принять эту преграждающую дорогу помощь? Мог ли я отдать им, всё то, ради чего жил и живу сейчас? Мог ли сам стать бездумной маской, за которой уже не будет ничего похожего на стремление. Стремление не к лучшему, но стремление вперёд. Вперёд, и пускай я неправ, но я буду идти, идти и бороться. А маску? Маску я успею надеть всегда, но вот хватит ли у меня после этого сил снять её, я не знал. Может и не хватит. А так я не рисковал даже в молодости.
— А ведь такой мир никогда не умрёт, мастер, — Элати прервала наше затянувшееся молчание, — ведь здесь никогда не будет ни войн, ни излишней ненависти и никаких сомнений.
— Верно, крылатая, — я с трудом отвёл взор от очередной маски, — но разве он нужен? Мир, где всё стоит на месте, где все делают лишь то, что им позволят, где нет места мечтам и дорогам. И разве не придёт когда-нибудь сюда кто-либо менее занятой, чем мы. И если ему хватит сил, разве он не перевернёт это перекрашённое болото.
— Может и перевернёт, — леди неясно усмехнулась, — а может и останется здесь, чтобы забыть всё то, о чём он так долго и так больно мечтал.
Я промолчал. Моя мысль отвлеклась на вероятный финал нашего пути. Мы вышли к границе города. Дома послушно расступились, обнажив полное увядшей травы поле. Мы шли по этому клочку земли и я, увы, не находил никаких признаков местного кладбища. В голову начали лезть коварные мысли об очередном обмане, но вдруг поле закончилось, сменившись бескрайней пропастью. Наверное, ещё полчаса и в полной темноте я бы уже не заметил этой детали пригородного пейзажа. Но, видимо Великое Пламя решило подарить мне несколько искр удачи.
— А вот и их мёртвые, крылатая, — я подошёл к краю обрыва. — Всё верно, если нельзя надеть маску, то надо сделать так, что и надевать её было бы необязательно.
— И это и есть та самая дорога, мастер? — леди несколько неуверенно заглянула в подмигивающую бездну.
— Увы, крылатая, — почему-то я был уверен (наверное, потому, что был всё-таки Хозяином Пути), — бывают и такие дороги.
Я протянул ангелу свою руку. Та, обречённо вздохнув, сжала её холодной ладонью.
— Полетели.
Был маскарад влюбляюще-красивый,
Где сомневался я в огне и ветер врал.
Где масок плен на миг не затихал.
Где голоса — «мы лжём, пока мы живы».