Ковёр из пожухлой листвы со всей возможной нежностью принял наши рухнувшие тела. Лёгкий ветерок поцеловал горячие лица, трель незнакомой птицы заставила отпустить сжатые до боли руки. Было светло и прохладно, маленький пушистый зверёк изумлённо взирал на нас с толстой морщинистой ветки. Я легко встал, присоединившись к уже поднявшейся Элати. В руках леди вертела подобранную палочку, на губах расцвела скромная улыбка.
— Пока мне нравиться, — леди игриво бросила палочку в зверька и тот, издав короткий писк, исчез под густой кроной невысокого дерева.
— Пока это, увы, не так много, крылатая, — я уже выбирал пути для дальнейшего движения.
Внезапно сбоку раздался прерывающий минутную безмятежность шум. Из леса выскочило крупное, но явно травоядное животное и, мгновенно оглядевшись, устремилось в противоположном от нас направлении. Вслед за лесным зверем из скрывающей листвы выбежали два запыхавшихся дьявола. В руках у каждого из них было по большому, щедро украшенному изящной резьбой луку. Стрелы одновременно сорвались с тугой тетивы и также одновременно и безрезультатно воткнулись в землю.
— Опять! — один из них с короткой бородкой и несколько мутными глазами в раздражении швырнул лук на землю. — Который уже от нас сегодня уходит?
— Третий, — другой пониже и видимо пофлегматичнее скучающе зевнул, — или пятый, и сдается мне следующий тоже оставит нас без своего мяса. А всё почему? — он академично поднял вверх толстый палец. — Потому что надо меньше пить.
Оба довольно рассмеялись и, уже разворачиваясь в обратный путь, внезапно заметили наш явно неместный дуэт. Впрочем, удивление их продлилось недолго и, слава огню, его окончание не было связано с обретением новых врагов. Наоборот, оба они искренне заулыбались и, беспечно размахивая руками, пошли в нашу сторону.
— Вот кому я всегда рад, так это новым лицам, — обладатель бороды приветственно поднял руку. — Ведь только узнав новое, понимаешь, как прекрасно было старое, — он заразительно рассмеялся.
— Шутит он, — второй дьявол протянул мне руку для пожатия.
Я охотно пожал его крепкую, но явно не боевую ладонь. Рука же ангела удостоилась галантного поцелуя. Второй дьявол, вдоволь отсмеявшись, проделал с нашими конечностями примерно ту же операцию.
— Ну и выпьем за встречу, — низкий дьявол отработанным движением достал из кармана куртки увесистую фляжку и, ловко открутив крышку, сделал большой глоток, подавая нам достойный пример.
Незнакомый алкоголь я предпочитал употреблять в осторожных дозах, в связи с чем мой глоток был порядком меньше. Но боялся я зря, — содержимое фляжки оказалось старым добрым вином, которое любили во всех уголках Ада, и как оказалось и за его пределами. Не слишком крепкое, но и не недостойно лёгкое оно чарующим ручьём пролилось по моему телу, оставив после себя лишь ощущение небольшой расслабленности. Судя по виду леди, она тоже нашла местное вино, вполне приемлемым для своего, смею предположить несколько утончённого вкуса. Второй же дьявол еле дождался, когда вожделенная фляжка окажется в его руках, и теперь никак не мог от неё оторваться.
— Ну, вот и славно, — флегматик отобрал у своего друга заветную ёмкость и ещё более радушно, чем раньше, посмотрел на нас. — А теперь пойдём, продолжим в более спокойном месте.
— Что продолжим? — как мне показалось, мы так толком ничего и не начали.
— Как, что? — казалось, он искренне изумился. — Знакомство конечно. Ведь отличное вино, разве нет?
Пришлось признать, что вино и, правда, отличное, а поскольку никаких планов передвижений я составить пока не успел, то воспользоваться предложением местных обитателей было не самым плохим вариантом, тем более что они могли познакомить нас с этим располагающим к некоторому доверию местом, что было бы весьма кстати. Я быстро переглянулся с пожавшей плечами Элати и согласно кивнул, вызвав очередную волну радости.
Какое-то время мы довольно весело шагали по широкой тропе, передавая друг другу будто бездонную флягу и обмениваясь ничего не значащими словами. Минут через десять и так не слишком густой лес начал заметно редеть, открывая глазу манящие поляны и маленькие озёра.
Неожиданно под одним из низких раскидистых деревьев мы увидели лежащего в несколько неестественной позе дьявола. Автоматическая уверенность в том, что дьявол мёртв, сменилась некоторым облегчением, когда выяснилось, что тот всего лишь спит. Хотя спал он, надо отметить, с упорством мёртвого.
— Отличное вино! — бородатый дьявол весело захохотал и подмигнул нам, — и отличное место, сам сколько раз здесь дремал, подустав от веселья. Советую, — он снова засмеялся.
А ещё минут через пять мы вышли на вольготно раскинувшуюся поляну, полностью заставленную большими, широкими столами. А столы эти были щедро занятыми дьяволами. Они пили, пели, спорили и играли в карты. Небольшой оркестрик наигрывал весёлую беззаботную мелодию, также не забывая прикладываться к большим глиняным кружкам. В центре поляны стояло огромное дерево, умело переделанное под полноценную таверну. Из её дверей то и дело выбегали служанки, разнося по столам пухлые бутылки с вином и дымящиеся тарелки.
— Пойдём внутрь, начинать надо там, где потише, — флегматик властным жестом указал нам на вновь хлопнувшие двери.
Мы с Элати согласно кивнули, а вот бородатый дьявол неожиданно замотал уже довольно пьяной головой и, указав на один из столов, где видимо сидели его знакомые, начал пробираться к радостно зовущим его дьяволам. Нимало не смутившись подобным маневром, невысокий дьявол уверенно повёл нас к ранее выбранной цели.
Круглые двери таверны гостеприимно распахнулись, и нам открылось просторное помещение с небольшими столиками и приглушённым светом. Здесь вместо весёлого оркестра играл печального вида пианист, правда, играл, насколько я мог судить, превосходно. Отправив меня с ангелом за один из дальних столов, наш новый знакомый унёсся к барной стойке, на ходу обещая угостить нас лучшим вином во всех известных ему мирах.
— Милое место, мастер, — леди не без удовольствия присела на похожий на пень стул, — и странно неплохая музыка, — она легко рассмеялась, обнажая белоснежные зубы.
Не успел я ответить на это объективное замечание, как флегматичный дьявол уже подсел к нам, принеся с собой большой кувшин очаровательно благоухающего вина. В мгновение разлив его по кружкам, он поднял свою.
— За встречу, кстати, меня зовут Мэйд, — и, не теряя более времени на разговоры, он жадными глотками устремился ко дну кружки.
В свою очередь, представившись, я также отдал дань уважения местным винокурам. А отдать было за что. Это вино оказалось и, правда, наверное лучшим, из всего, что я пил, а пил я в своё время очень и очень немало. Ласково-рвущей волной вино очистило разум от всех тревог и поисков, подсказывая, что наступило, наконец, время передохнуть от дорог и сражений. Я посмотрел на жрицу. Её алмазные глаза загадочно блестели в полумраке комнаты. На лице играла уже немного полупьяная, задумчивая улыбка. Пальцы отбивали на кружке ритм в такт печальному пианисту. Немного оторвавшись от созерцания ангела, я понял, что Мэйд уже некоторое время ведёт со мной не такой уж и флегматичный монолог.
— И они говорят, что я пьян, — дьявол снисходительно усмехнулся. — Нет, я конечно пьян, но стоит ли это так называть. Стоит ли вкладывать в это слово столько презрения и непонимания. Стоит ли оскорблять, не зная и не попытавшись узнать. Ведь разве я пьян? Нет, я говорю себе — я свободен. Свободен от глупых норм и смешных запретов. Свободен от поисков никем ещё не найденного смысла и от пустоты в душе. Я свободен от всего и от этого предельно честен. Я говорю лишь то, что думаю, лишь то, что хочу сказать. И ведь не только говорю, но и делаю. И пускай я упаду, пускай что-то не смогу и не успею, но в эти минуты я буду просто честен. Честен с собой и с этим миром. Честен, потому что по другому было бы просто не верно. Ведь если у тебя есть шанс быть честным им надо воспользоваться? Ведь верно? А ведь такой шанс выпадает не так уж и часто, для того чтобы им брезговать. И неужели мои неверные шаги это такая уж высокая плата за пусть и краткую, но свободу, за пусть и нелогичную, но честность. А они говорят…
— Так пускай говорят, — я решил поддержать эту исповедь души, — пускай говорят, пускай смеются и оскорбляют. Ведь, если им не дано понять, разве есть в этом наша вина. И если их сил хватает лишь на то, чтобы затыкать свои уши, слыша наш искренний смех, не сами ли они стремятся к этому. И если они не хотят пожать наши руки, то, как можно говорить о том, что они правы. А если в их делах нет правды, то стоит ли вообще смотреть в их сторону? Стоит ли слушать их укоры и обвинения? Стоят ли их дороги того, чтобы мы прошли по ним? Так, что пускай говорят, приятель, и сами пускай это и слушают.
— Но ведь и вы часто не правы, — как ни странно, но леди также не удержалась от участия в развернувшейся беседе. — Ведь кроме свободы, вы получаете и ощущение безнаказанности, чувство вседозволенности и разве это уже будет той свободой, о которой мы говорим. Разве мало слёз принёс, в который раз лишний бокал вина? Разве мало раз мы жалели о том, что сделали вчера. Мало, мастер?
— Много, — и она тоже была права, — очень много, крылатая. Но стоило ли жалеть? Ведь я делал то, что хотел и мог ли я сделать лучше, чем сделал? Мог ли позволить себе сделать то, что желал? Мог ли хоть кто-нибудь из нас сделать это? Захотели бы мы это сделать?
— А нужно ли было это делать, мастер? — Элати схватила меня за руку. — Нужно ли, и если потом ты поймёшь, что нет? Поймешь, что всё-таки ошибся? Поймешь, что всё было зря. Что тогда, мастер?
Я промолчал. Я устал от этого в итоге бесконечного спора. Вино предсказуемо, хотя и несколько торопясь, кончилось, и наш новый знакомый пошатывающейся походкой пошёл за очередной бутылкой. Огонь свечей игриво колебался, покорно кланяясь случайному ветерку. Пианист начал новую, медленную, затягивающую мелодию. Летящими, успокаивающими звуками она заполнила собой всё помещение. Несколько пар плавно закружили, отдаваясь влюбляющим звукам музыки.
— Танец, леди? — я протянул ангелу открытую ладонь.
Элати немного удивлённо посмотрела на меня, но согласно кивнула, и уже через несколько секунд мы медленно купались в прелестно-оживших нотах. Наши руки мягко сжимали друг друга, наши глаза, встретившись раз, уже не могли расстаться. Мне даже казалось, что я вижу сквозь бриллиантовый лёд прежнее нежное золото. Мы были пьяны, мы были честны и свободны. Наши губы сплелись в долгом жаждущем поцелуе. Мы забыли про наши долги и дороги, наши войны, рога и крылья. Я крепко сжал её плечи, не желая прерывать эту внезапную страсть даже на потерянный миг. Но Элати как-то обречённо отняла у меня свои ещё секунду назад безумные губы. Её глаза наполнила печаль и просьба о прощении. Её рука нежно проскользнула по моей щеке.
— Ты так и не понял, мастер, — леди захотела улыбнуться, но у неё ничего не получилось. — Так уж вышло, что и свою душу, и своё тело я отдала Великому Льду и боюсь, что уже навечно.
— Я перешагну вечность, — я не хотел той истины, которая устремилась на меня с её сожалеющих глаз.
— Я буду ждать, мастер, — жрица ловко вырвалась из моих рук и, сбрасывая на ходу тяжёлые слезы, отошла в глубь вдруг разом сгустившейся тени, — я буду ждать.
Я бессильно зарычал, до боли сжав кулаки и проклиная Небо, Пламя и Лёд. Я хотел вина, вина и беспамятства.
Веселый несмолкающий шум, разбавленный довольно фальшивыми звуками порядком захмелевшего оркестра встретил меня, когда я вылетел из дверей таверны. Свои объятия открывал прохладный, но согревающий вечер. Я жадным взглядом обежал пьяные столы и, наконец, заимел счастье лицезреть моего бородатого знакомого. Прямым курсом я устремился к занятому им и его друзьями столу, от которого на всю поляну веяло очищающим грехом.
Я порывисто упал рядом с толстым дьяволом, впившимся в огромный кусок жареного мяса. Несколько секунд я находился в кольце недоумевающих взглядов, которые вполне могли перерасти во враждебные, но потом бородач всё же узнал моё хмурое лицо и, радостно поприветствовав, познакомил с остальными участниками застолья. Признаться, я не запомнил их имён, да и они вряд ли запомнили моё. Но разве это было важно. Важно было, что сейчас мы были вместе, были пьяны и свободны, важно, что мы до самых последних слов понимали друг друга.
Казалось, что никогда ещё мои кружки не были так полны и не пустели так быстро. Сколько лет прошло с тех пор, как я сидел так последний раз. Сидел среди нежданных друзей, лица которых я завтра забуду, но за которых сегодня я был готов убивать и умирать. Где каждый был готов помочь избавиться от разъедающей моё сердце тоски.
— Коцит, — говорил я ему, — она говорит, что между нами лежат километра льда, — я сделал очередной глоток вина. — Быть может, но ведь она даже не попробовала их пройти, А я? Я ведь тоже не попробовал, а почему? А потому, что бесполезно, проще забыть её губы, чем отодвинуть в сторону холод Коцита. Проще уйти, ведь всегда проще уйти. И почему мы всегда ищем простые дороги, дороги, на которых нет преград и перекрёстков. Дороги, которые мы точно пройдём. Даже я их ищу, — я схватил своего соседа за грубую куртку, — даже я, а ведь я могу пройти по любой дороге, веришь?
— Верю, — послушно кивал мой молчаливый собеседник, непослушной рукой наливая себе ещё вина, — а вот у меня был случай…
Я уже не слушал его слабо интересовавшего меня в тот момент рассказа. Я встал, и все ещё относительно уверенными движениями пересел поближе к бородатому дьяволу, который увлечённо предавался музицированию.
— Раск! — так звали моего недавнего знакомого, — Раск, дружище, а пойдём на охоту! Пойдём подстрелим себе свежего мяса, прольем горячую кровь, взбодрим сердца, забудем обо всём!
— На охоту! — радостно закричал пьяный дьявол. — Вот это слова настоящего мужчины! Все идём на охоту! За мной!
Несобранной толпой мы поднялись со своих мест и, похватав лежащие рядом луки, которые оказались у всех кроме меня, с криками и песнями отправились на новую забаву, которой так просило моё вновь раненое сердце.
Я нахально вырвал из чьих-то ослабевших ладоней длинный лук и, теперь уже натянув на него нетерпеливо ожидающую полёта стрелу, готовился пустить её в первую же жертву. Ещё не полностью стемнело, и я вполне мог разглядеть цель шагов за пятьдесят от себя. Но мы всё шли и шли, а добычи всё так и не было. В голове мелькнула запоздалая мысль, что если мы и дальше не прекратим орать и петь, то от свежего мяса придётся отказаться. Я позволил себе выразить эту неожиданно здравую мысль вслух, и все согласно замолчали на пару долгих минут, а потом, решив, что если зверь не идёт, так и огонь с ним, снова разразились оглушающим вечер шумом.
А ещё через минуту, мне всё надоело. И эта весёлая, глупая компания и заранее обречённая охота, и даже немного моя вновь давшая трещину жизнь. Последний раз взглянув на хохочущих очередной тупой шутке дьяволов, я резко свернул под спокойную невысокую зелень местных лесов.
Сначала я избавился от надоевшего лука, а потом и от не менее надоевших мыслей. Я просто шёл по мягким листьям, покорно спотыкаясь об ухмыляющиеся корни и с переменным успехом уворачиваясь от появляющихся из темноты веток. Какой Коцит? Какие ангелы? Пусть всё сгорает в безумном огне! Пусть передо мной вновь будет ещё одна дорога, которая не осудит и не откажет. Которая поймёт и примет, засмеётся и простит. И какая мне была разница, будет ли она простой или тяжёлой, будут ли меня на ней ласкать или бить, но ведь я знал, что пойду по ней при любом раскладе.
Ветки испуганно расступились, и передо мной открылось маленькое лесное озеро. Лёгкие волны маняще накатывались на пологий травянистый берег. На хрустальной глади мерцали последние осколки света. Лишь тихий, робкий плеск мелких рыбёшек нарушал покой этого вечера.
Едва успев сбросить одежду, я яростно нырнул в обжигающую разгоряченное тело воду. Исцеляющая прохлада ворвалась в плоть и душу, очищая и заставляя забыть. Я хохоча извергся из спасительной воды. Всё, всё в огонь! Отдайте мне мою жизнь, заберите у меня свои! Дайте мне идти куда я хочу! Пускай я завтра умру, но умру свободным! Да и зачем мне умирать? Ведь всё может быть так просто! Всё может быть так легко! Почему же этого никто так и не поймёт?! Почему?!
Я закричал, исторгая из себя всю боль, все кровавые раны души, всю накопившуюся скорбь. Пусть все кричат вместе со мной! Пускай мы, наконец, окажемся правы! Когда же наступит этот миг?!
Дрожа, я выбрался на гостеприимную зелень и рухнул в неё, закрыв глаза и обнажив сердце. В лицо хлынул запах трав и растревоженной воды. Пересилив себя, я поднялся, оделся и достал верную трубку. Уже через минуту горький табачный дым знакомо наполнил мой рот. В душе наступил долгожданный покой. Всё в огонь, всё в бездну.
— Ты разбудил меня, дьявол.
Покой оказался недолог, но я даже не схватился за мечи. Показательно лениво я посмотрел на источник мягкого, свежего голоса. Я с трудом мог рассмотреть её лицо в наступивших сумерках, взгляду открылся лишь тонкий гибкий силуэт, в расслабленной позе лежавший на широком камне около берега. В нём чувствовалось и сила, и загадка, и немного нерастраченной боли, тщательно скрываемой, но изредка выбрасываемой наружу. Невероятно длинные волосы мягким ковром покрывали её обнажённое тело. Руки нежно играли с послушным её капризам ветром. Её Путь был лёгок и прост. Я окончательно расслабился.
— Ещё не время спать, милая, — я выпустил изо рта очередную порцию дыма. — Ночь только началась.
— Но я так мало сплю, — она изящно потянулась, — а теперь ещё меньше.
— Я скоро уйду, — грусть вновь начала заползать в сердце, — тогда и отоспишься.
— Но я не хочу, чтобы ты уходил, — она полуспрыгнула-полусползла с камня. — Развлеки меня, раз разбудил.
— Я не шут и не влюблён, — как прекрасен сегодня был дым. — С чего мне развлекать тебя, милая?
— Не влюблён? — она присела около меня. — А откуда тогда эта рана?
Её влажная ладонь опустилась мне на сердце, её лицо оказалось рядом с моим. Высокий лоб, огромные глаза, чуть впалые щёки, — прекрасное лицо. Но желал ли я его сейчас? Желал, но дай мне ещё пару минут, красавица.
— Она уже затянулась и вряд ли откроется вновь, — моя рука схватила её прохладную длань. — А ведь ночь только началась.
Она со смехом вырвалась из моей мягкой хватки и игриво отбежала на несколько шагов.
— Поймай меня, дьявол! — она снова засмеялась, оживляя сгустившуюся темноту.
Я коротко усмехнулся. Лёгким, осторожным движением я стремительно бросил длинноволосую незнакомку в свои уже избавившиеся от трубки руки. Я почувствовал, как её сердце возбуждённо задрожало. Пару раз тревожно взметнулись длинные ресницы. Её тонкие пальцы крепко сжали мои плечи.
— Кто ты, дьявол? — её тихий восторженно-испуганный голос сладким потоком взорвался в моей груди.
— Сегодня, я хозяин твоей ночи.
— Как славно, что ночь только началась.