Честно говоря, бежать в объятия огромной, абсолютно нереальной руки совершенно не хотелось, но я почему-то понимал, что дьявол прав и что сейчас вариант у нас только один. Пока один, а скоро их не будет вообще.
Бежать я, правда, всё равно не стал, но шаги мои были достаточно поспешны. Стараясь не замечать сомневающихся в моей благонадёжности ангельских взглядов, я прошёл мимо печально сидящего палача и прямым курсом направился к манящей руке. Впрочем, как только я оказался шагах в десяти от входа в арку, рука как-то суетливо исчезла в её довольно тёмном проёме. Послав в огонь тревоги и сомнения, я решительно ввалился вслед за ней.
Арка благополучно вывела нас на темноватую, но вполне просматриваемую аллею. Серые камни дороги равнодушно взирали на нас снизу вверх. Высокие, лишённые листьев деревья тихо шептались между собой, не обращая на нас драгоценных капель своего внимания. В конце аллеи стояла рука, нетерпеливо барабаня пальцами по оскорблённо вскрикивающим камням. Увидев, что мы, наконец, пришли, она отбила последний безумный аккорд и призывающее скрылась за одним из деревьев.
— Куда мы идём, мастер? — голос у леди был довольно злой.
— К сожалению, крылатая, здесь важно не куда, а откуда, — я с грустью посмотрел на хмурую дорогу. — Не отставай.
Вряд ли эта аллея пользовалась успехом у местных влюблённых и ищущих уединений для раздумий. Здесь явно было не место для любви и светлых мыслей. Здесь вообще было не место для прогулок. Атмосфера не враждебности, но ощутимого раздражения нашим невольным визитом наполнила окрестности. Звуки шагов казались слишком громкими, а мысли чересчур тревожными. Деревья прекратили шептаться и теперь напряжённо нависали над нашими головами.
Внезапно из-за одного тёмно-серого изрезанного морщинами ствола выглянуло большое узкое лицо неясной видовой принадлежности. Лицо усталое и печальное. Оно искательно посмотрело на нас, и добавило к своему облику остальные части тела. Почёсывая украшенную редкими волосками голову, на дорогу вышел странный субъект в рваном ниспадающем до земли халате, из карманов которого выглядывали корешки книг. Он остановился напротив нас, пряча глаза и нервно переминаясь с ноги на ногу.
— Ну? — я откровенно торопился.
Длиннолицый бросил на меня полугневный взгляд и шумно задышал, вероятно готовясь для ответной речи. Слава огню, эта подготовка не заняла много времени.
— А вы знаете, как здесь скучно? — он вопросительно пробежался глазами по нашим лицам и, видимо не найдя там понимания, продолжил. — А я знаю. И знаете почему? Потому что я бездарность. Я не смог сделать ничего, для того чтобы здесь стало весело. Просто не смог придумать.
— Дай пройти, — не хватало мне только душевных изливаний от затосковавших аборигенов.
— Да я разве держу, — он ещё больше погрустнел, но тут же вновь оживился. — У меня ведь было столько идей. Столько гениальных идей. Вернее это тогда казалось, что гениальных. А всё превратилось вот во что. Грязь, туман и сонм недоделанных персонажей.
— Каких персонажей? — вопрос пронёсся сквозь мысли и коварно вырвался вслух.
— Недоделанных, — он утраченно вздохнул, — какая-то рука, какие-то цветы. И не осталось места ни для любви, ни для покоя.
— Ты о чём, приятель? — я даже представить не мог, что это место может стать ещё более непривлекательным.
— О чём?! О чём?! Вот о чём! — он начал вытаскивать из своих объёмистых карманов потрёпанные книги и с чувством бросать их себе под ноги. — Вот она! Вся моя жизнь! Все мои мечты! Все бессонные ночи! Вот она! — он широким жестом обвёл рукой окружающий пейзаж, — Нравится?!
— Не уверен, — я дипломатично пожал плечами. Внезапная догадка ударила в голову. — Так это твоя работа?!
— Моя, — длиннолицый горестно кивнул. — Я ведь даже переписывал. Сколько раз я переписывал, а так ничего и не вышло. Сколько раз я думал, что на этот раз всё будет иначе, но нет. Нет! Нет! Нет! — он начал топтать свои неудавшиеся шедевры. — Всё это зря, вся жизнь зря. Я ведь даже конец ещё не придумал, — он как-то резко успокоился и начал собирать несколько свою помятую литературу, — а может, никогда и не придумаю.
Он печально вздохнул и с гордой тоской уставился на что-то над нашими головами. Свои книги он бережно держал в руках, и я с какой-то очевидностью понял, что он никогда от них не откажется. Пускай всё, что он написал, не стоило ни бумаги, ни взоров, которые на неё опускались (опускались ли?). Пускай он знал, что никто никогда не оценит его творение. Но разве можно сказать, что он создавал его зря. Ведь он мечтал, он грезил, он улыбался, когда находил, как ему тогда казалось, ту самую мысль, именно ту идею, которая перевернёт всё и навсегда. И даже сейчас, понимая, что проиграл, понимая, что его дорога так и не стала нужна и прекрасна, он всё же в глубине своей исстрадавшейся души верил, что его рукой двигала великая истина. И пусть он умрёт без наград и славы, он умрёт с чувством, что сделал неизмеримо больше, чем все те, кто презрительно обходил стороной его глупый и безталантливый мир. Ведь он хотел сделать чудо, и неужели он виноват в том, что так ничего не вышло. Ведь он был так счастливо уверен в своей правоте. И всегда, на самом краю бездонной пропасти его души будет смущенно топтаться обречённая надежда. И ведь она так никогда и не сделает последний роковой шаг.
— Послушай, дружище, — меня признаться, всё же больше волновали более приземлённые материи, — нам тут один из твоих… персонажей сказал, что надо бежать. Не наврал ли?
— Нет, — создатель этого безумного мирка вынырнул из своих тоскливых раздумий, — нет, не наврал. Бежать действительно надо и чем быстрее, тем лучше, — он как-то нехорошо улыбнулся. — А то вдруг придумаю таки конец, и тогда бежать будет уже точно некуда. А ведь как будет хотеться.
— А тропинку не покажешь? — мелькнула отчаянная мысль, что может хоть сам автор знает, где здесь верный путь.
Он довольно равнодушно посмотрел на меня. — Откуда мне знать? Я не умею бегать.
— Ну, тогда дай пройти, — я бегать умел и желал.
Длиннолицый несколько обиженно дёрнул щекой, опустил голову и, не прощаясь, побрёл в глубь аллеи творить и искренне сожалеть о сотворённом. Его закутанная в халат фигура медленно и печально скрылась между тёмными безликими деревьями.
— Вот так, крылатая, — я продолжил свое, увы, необходимое бегство, предлагая ангелу последовать моему единственно верному примеру — он написал, а нам разгребать.
Минут через десять аллея завершилась довольно надёжной с виду лестницей, решительно уносящейся вверх. Я попытался дотянуться взглядом до её конца и, как ни странно, мне это удалось. Высоко, но достижимо манящим маячком горел маленький квадрат дрожащего света. Дорога к этому свету заняла довольно значительный срок, но как и всё остальное она предсказуемо завершилась.
По ушам ударило метающимся шумом, глаза резанул яркий свет, который через секунду сменился пронзающей тьмой. А на смену тьме вновь пришёл свет. Мы оказались в огромной комнате, до откровенной тесноты забитой дьяволами. Они все что-то кричали, о чём-то просили, чего-то требовали. У некоторых на лицах была паника, у других наивная надежда, у третьих роковая решимость. Они подбегали друг к другу, о чём-то спрашивали и не получали ответа. Кто-то плакал, кто-то безумно смеялся.
Взъерошенный дьявол с огнём отчаяния в глазах метнул на нас дикий взгляд и через мгновение уже хватал меня за одежду, искательно заглядывая в лицо.
— А вы, вы знаете? Вы знаете, как мне убежать? Я так долго бегу, — он застонал, — я так устал! Ведь мне никто не показывал дороги. Никто не помогал. Никто не подавал руки, когда я падал.
— Аналогично, — признаться мне уже порядком надоело всеобщее местное нытьё по поводу своих нескончаемых печалей.
— Тогда пойдём вместе! Да, вместе! — он крепко схватил меня за руку. — Эй, дорогу! Дорогу! Мы должны бежать! Дорогу нам!
Он тянул меня за собой, расталкивая стоящих на нашем пути дьяволов и продолжая громогласно кричать. Поскольку у меня не было даже приблизительного плана каких-либо дальнейших действий, я умеренно-послушно следовал за своим нежданным провожатым, настойчиво увлекая за собой ангела. Создавалось стойкое ощущение, что этот беглец уже не первый раз ведёт кого-то этим маршрутом. Минусом было то, что насколько я мог понять, сбежать по этой дороге у него не получилось, несмотря на все старания. Однако я крайне рассчитывал, что, то, что не получилось у сотворённого писателем-неудачником дьявола, с достаточной вероятностью может пройти у вполне реального Хозяина Пути.
Не менее двадцати минут мы рассекали суетливую толпу, прежде чем перед нами открылся новый пейзаж. В одной из стен комнаты расположился просторный проём, который выводил всех желающих и достигших на широкий каменный мост, держащий на своих могучих плечах значительную часть местного населения.
Атмосфера здесь была примерно аналогична только что увиденной, за исключением одного с моей точки зрения существенного нюанса. В связи с тем, что перил у моста не имелось даже формальных, каждое лишнее неудачное движение грозило неминуемым падением, с пламя знает какой высоты. На моих несколько ошалевших от происходящего глазах, один из участников всеобщего бегства, пытаясь обогнуть суетящихся впереди дьяволов, оступился и, на мгновение зависнув над бездной, рухнул вниз, крича и извиваясь. Произведённый им эффект равнялся паре скучающих взглядов, уныло проводивших его в последний путь.
— Быстрее, быстрее! — между тем наш компаньон и не думал сбавлять набранный темп, — Уже близко! Но вот потом! Но сначала дойти!
Он продолжал немилосердно работать плечами, локтями, а порой и кулаками прокладывая нам узкую, но надёжную тропу вперёд. Неожиданно я понял, что автоматически помогаю ему, отталкивая Пути окружающих нас дьяволов. И к сожалению не могу поручиться, что это не привело к нескольким летальным исходам. Ведь перил, как я уже замечал, у моста не было.
Не менее получаса мы продирались сквозь густую, несмолкающую толпу, а потом вдруг резко остановились. Мост кончился. И кончился он, увы, тревожной пустотой. У строителей явно было несколько своеобразное чувство юмора. До противоположного края было не менее ста метров над пропастью. На последних метрах недоделанного моста, как и везде, толпилась куча дьяволов. Однако здесь было значительно тише, чем в уже пройденных местах. Дьяволы неуверенно топтались на самом краю, вожделенно смотря на противоположную сторону и со страхом заглядывая вниз.
Неожиданно на недостижимой стороне появилась уже почти родная нам рука и сделала знакомый манящий жест. Словно повинуясь этому молчаливому приказу один из дьяволов, безумно оглядевшись, пронзительно закричал и, раскинув руки, бросился через пропасть. Через минуту его полный отчаянной надежды крик смолк в тёмных глубинах провала. Рука же осталась спокойно стоять, не делая больше попыток пригласить кого-либо на свою сторону.
— А теперь нам надо научиться летать, — наш проводник оглядел нас восторженным взглядом. — Просто научиться летать.
— А что, крылатая, — я невольно усмехнулся, — похоже нам, наконец, повезло. Придётся делать то, на что мы более-менее способны.
— Так сделаем это, мастер? — леди уже скинула грязный плащ, обнажив свои заблиставшие белизной крылья
— А я? Я ведь с вами? — местный беглец жалобно заглядывал нам в глаза. — Я так давно бегу, я так устал. Я так хочу летать.
— Можно и с нами, — я решил вознаградить дьявола за невольно оказанную им помощь. — Бери разбег, приятель.
Мы вместе устремились к роковому для прочих краю. Не посмев оскорбить полёт Элати своим вмешательством, я с силой рванул Путь увязавшегося с нами дьявола, не забыв конечно и про свой собственный. Мы опьянённо взмыли над нещадящей бездной. Позади раздались крики и проклятия, а впереди рука весело хлопнула пару раз об задрожавшую землю, будто аплодируя нам. Завершив предполагаемые овации, несоразмерная конечность торопливо отступила в нависающую сбоку тень.
Благополучно преодолев необходимые метры, мы довольно удачно приземлились на каменистую поверхность «той стороны». Захваченный мной дьявол неверящими глазами огляделся вокруг и радостно закричал.
— Я умею летать! Я умею летать! — он скакал и смеялся, размахивая руками и широко раскрывая рот. — Летать! А теперь, — он восторженно посмотрел в пропасть и повернулся к нам, — теперь мы побежим дальше.
— Побежим, — я задумчиво смотрел вперёд на проход между голых скал, — обязательно побежим, только уже не так дружно, — тащить этого парня за собой всю оставшуюся дорогу я точно не собирался. — Ты беги первый, а мы чуть попозже.
Сначала он недоумённо посмотрел на меня, а потом, будто что-то про себя решив, хитро подмигнул и, весело хохоча, побежал вперёд. Через полминуты его звонкие шаги затихли, и мы снова остались вдвоём. Элати с сожалением вновь накрыла свои крылья, вероятно, уже до пьяных огней надоевшим ей плащом и вопросительно-требовательно воззрилась на меня.
— Идём, крылатая, идём, — а ведь так хотелось присесть, — фактически бежим.
Проход в скалах вёл нас извилистой и скучно тропой. Не было ни кричащих дьяволов, ни враждебных оскалов, ни дурно пахнущих цветов. Только мы и камень. К сожалению, такая идиллия продлилась не так долго. Скалы начали постепенно смыкаться над нашими головами, одновременно расширяя дорогу. В итоге через час мы уже шли в очередной безразмерной пещере, в которую, слава огню, ещё проникали лёгкие лучики света. И вот когда я уже окончательно заскучал, откуда-то сверху прямо перед нами спрыгнула наша путеводная рука.
Она иронично-безглазо уставилась на нас, заставляя тревожно готовиться к худшему. Меня по-прежнему крайне смущало отсутствие у неё хоть какого-либо подобия Пути. Такого не могло быть даже в этом, насквозь идиотском мире. Если нет Пути у неё, значит она мертва, и значит кто-то ей просто управляет. Кто-то, кого всегда скрывает тень. Кто-то умный и одинокий. Я быстро и педантично начал обшаривать окрестности в поисках этого безликого кукловода и неожиданно для самого себя нашёл. Где-то высоко, куда не доставал ни взгляд, ни свет я зацепился за вполне обыкновенный Путь. Мне показалось, что в этот момент его обладатель как раз хотел что-то предпринять, касаемо нашей очередной встречи, но на этот раз я решил оставить дебют за собой.
С изумлённым криком, шагах в десяти от нас упал маленький, вычурно одетый субъект, круглое лицо которого было полностью покрыто жёсткими рыжими волосами. Я гуманно несколько смягчил его падение, и, в связи с моей добротой, волосатый отделался небольшими ушибами и чуть большим испугом. Он резво вскочил на ноги и несколько обескуражено поглядел на нас. У него оказался на удивление мягкий понимающий взгляд. При его падении пугающая рука обмякла и безвольно завалилась на бок.
— Добрый день, — он неуклюже поклонился. — Разрешите представиться, я Критик. Я помогаю бежать.
— И как успехи? — я не спешил отпускать его Путь.
— Плохо, — он огорчённо вздохнул, — ведь чтобы бежать, надо быть очень сильным, иногда гораздо сильнее, чем для того чтобы остаться. И, увы, не все это понимают. А некоторые и осуждают. Но я не сдаюсь, — он гордо вскинул голову. — Ведь если сдамся я, тогда вообще никто не убежит, даже вы.
— Ты за меня не решай, борода, — очень я это не любил. — Знаешь, как убежать — говори, нет — отойди с дороги, пока я тебя не подвинул.
— Я ни за кого не решаю, — Критик обиженно всплеснул короткими руками. — Я просто могу посоветовать. А разве кто-нибудь ещё был против хорошего совета? Ведь даже ты не против.
— Так знаешь или нет? — я, конечно, был не против совета, но умолять о нём точно не собирался.
— Знаю, — он задумчиво посмотрел на лениво развалившуюся руку, — конечно, знаю, ведь я сам почти убежал, но потом понял, что мне, увы, бежать как раз не куда. И тогда пришлось вернуться. А возвращаться всегда так обидно, особенно когда уже почти схватил приз, — он заметно погрустнел. — Но когда у кого-нибудь получается убежать с моей помощью, я всегда радуюсь, как будто убежал вместе с ним. И тогда я смеюсь. Но, к сожалению, я смеюсь очень редко.
— Сейчас у тебя появился шанс захохотать во весь голос, — я, наконец, отпустил его Путь. — Только скажи куда и можешь начинать смеяться.
— Пошли, — он махнул рукой и неторопливыми шагами устремился в глубь пещеры.
Его смешная фигура маячила перед нами не менее трёх долгих тёмных часов. Его маленькие руки проламывали камни, находя новые тропы в обречённых тупиках. Его спокойный голос рассказывал нам о своей нелёгкой дороге и о тех, кому он всё-таки подарил счастье бегства. А потом он остановился в узком, странно подрагивающем коридоре и вытянул свою руку вперёд.
— Бегите туда, — его лицо озарилось искренним счастьем, — там ещё есть к чему бежать.
Я благодарно кивнул волосатому коротышке и посмотрел на устало прикрывшую глаза Элати.
— Побежали, крылатая.
Ты заблудился и бежал, не догонял, не успевал
И ветер пьяный всё кричал, чтоб ты упал.
И нет дверей, лишь темнота, проклятий стая, смех шута
Но ты беги, ведь сзади пустота.