Высокая башня с причудливым шпилем на макушке обеспокоенно приняла на себя порыв загулявшего ветра. И если я ожидал, что башня качнётся, то явно недооценивал местных строителей. Тем не менее, я несколько разочарованно перевёл свой взгляд вниз, на хмуро скучающие камни. Впрочем, и на их не слишком изумляющем созерцании я не задержался надолго.
Мимо меня умиротворённой, позвякивающей походкой прошли пару оживлённо переговаривающихся дьяволов в тяжёлых, но довольно элегантных кольчугах. Обрывки их негромкого разговора остановились на полпути от моих ушей. Хотя этот аспект расстроил меня показательно мало.
Невольно подражая движениям только что прошедших воинов, я двинулся по периметру широкого, идеально квадратного двора, гордо возвышающегося надо мной замка. Мысли мои носились где-то слишком далеко и слишком весело, для того чтобы следить за каждым их конечно неосторожным шагом. Так что я предпочёл беспечно отпустить их в далёкую и почти забытую сегоднястрану грёз.
— Рад видеть тебя, Кэй.
Возмущённые поспешностью возврата мысли на мгновение устроили бьющийся на осколкипереполох в моей голове, однако, слава огню, мгновения им для этого вполне хватило. Я развернулся.
Исполнитель моего совсем недавнего желания расслабленно стоял, облокотившись о крепкий торс одной из изысканно украшенных чудными барельефами колонн. На его тонких губах играла предвкушающая улыбка. Он чуть более лениво, чем это требовалось, оттолкнулся плечом от колонны и подошёл ко мне.
— Здорово, партнёр, — я почему-то не хотел смотреть ему в глаза. — Неужели и у тебя появилось достойное желание?
— Достойное, Кэй, — он не старался поймать мой взгляд, — хоть я и надеялся обойтись несколько меньшим.
— И чего же ты хочешь? — я невольно напрягся, ожидая просьбы-приказа стоящего напротив меня дьявола.
— Пойдём, Кэй, — он сделал приглашающий жест, — здесь как-то пусто для любой беседы. А для нашей ещё и слишком светло.
Я без особой скорби проследовал за владельцем явно несколько темноватого для меня желания. Впрочем, особой тревоги я не испытывал, хотя без сомнения предпочёл бы оказаться сейчас несколько в ином месте. Мы зашли в гостеприимно распахнутые двери замка и несколько минут методично отсчитывали потрескавшиеся ступеньки не самой короткой в моей жизни лестницы.
Наконец, идущий впереди меня дьявол распахнул очередную массивную дверь, и мы оказались на просторном балконе, который выходил в сторону огромного зала, забитого суетящимися дьяволами. Дьяволы накрывали длинные столы, приносили тяжёлые серебряные блюда и наполненные кувшины, а также активно наблюдали за работой других. Словом все готовились к большому празднику. Несколько минут я с интересом наблюдал на царящее внизу мельтешение, а потом перевёл вопросительный взгляд на своего, необычайно молчаливого сегодня спутника.
Тот, однако, не спешил поразить меня своей просьбой. Он в странном раздражении смотрел вниз, чуть покачивая низко опущенной головой. Когда он, наконец, оторвался от этого без сомнения увлекательного занятия, я уже несколько заскучал от предоставленного мне в эти минуты общества. Но беспокойный взгляд дьявола вернул мне уверенность в том, что благословенная скука долго не продлиться.
— Сегодня буду пировать, Кэй, — мне показалось или его голос был уже заранее пьяным. — С тобой или без тебя.
Увидев, что особого энтузиазма у меня его слова не вызвали дьявол нервно ухмыльнулся.
— Поверни назад.
— Что? — сначала я искренне не понял.
— Поверни назад, Кэй-Сагор, — голос его приобрёл знакомую уверенность. — Сойди с этой дороги.
— Странная просьба, незнакомец, — я не спешил принимать решение, так как любое решение было роковым.
— Это не просьба, — его глаза давили, пытаясь согнуть (пока слава огню, безуспешно), — это моё желание и твой долг. Исполняй, Кэй.
Дьявол снова уставился в зал, а я покрепче ухватился за толстый поручень. В голове печально зашумело. Неожиданно захотелось спрыгнуть вниз, прямо на гигантское блюдо с зажаренным ящером, которое несли четверо поварят. И похоронить этот порыв был отнюдь не легко.
Его желание и мой долг. Мой долг и его желание. Я так и так склонял эти, по сути, совсем не сложные слова, пытаясь найти хоть какой-нибудь выход из предложенного завывающего в предвкушении капкана. И по предварительным, но весьма точным данным выхода не было.
— А может что-нибудь менее достойное, — на меня грешной волной накатывала тоска, — менее желанное?
— Исполняй, Кэй! — плечи дьявола дрогнули. Только сейчас я понял, насколько он напряжён. И как тяжело ему было скрывать до сих пор это напряжение.
— Нет, — я презренным камнем устремился на самое дно самой загнивающей бездны.
— Ты отказываешься от своего слова? — тихий, злой голос вырезал на душе содрогнувшеюся рану. — От слова Хозяина Пути?
— Хозяина? — я угасающее улыбнулся. — Вряд ли. Не хозяина — раба. Раба Пути. Понимаешь? — я окинул его обречённым взором. — Иногда цепи слишком тяжелы, для того чтобы их сбросить. Иногда их легче нести.
— Проснись, Кэй! — дьявол грубо хлопнул меня по плечу. — Ты не раб, а я не дурак, для всей этой чуши. Ты исполнишь это желание! Так или иначе, — его рука резко схватила воротник старой куртки. Наверное, зря.
С устремлённым в глубины безумия стоном я бросил его вниз. Он падал неожиданно долго, словно стараясь зацепиться за испуганно разбегающийся воздух. Причем этим он дал мне лишь несколько прекрасно-лишних секунд. Их я потратил на то, чтобы грубыми, широкими стежками зашить треснувшую почти пополам душу. А потом я прыгнул следом.
Я аккуратно приземлился рядом с безуспешно пытающимся встать дьяволом. Кажется, у него было перебито колено. Несколько секунд я разрывался между желанием разбить ему второе и едва ли не большим желанием покинуть эти всё сильнее давящие стены. В итоге секунды прошли, а я, так и остался растерянно стоять в окружении замерших в нелепых, неестественных позах поваров и служанок.
— Верно ли это, Кэй? — дьявол всё же встал, хотя было видно, боль причиняла ему опаляющий дискомфорт. — Ведь это не я только что упал на встревоженный мрамор. Ведь это честь твоя, Кэй. Ведь это было последнее, что ты не растерял на своей проклятой дороге. Последнее во что ты ещё верил, Кэй. И другие, другие ведь тоже верили, — он почти довольно рассмеялся. — Но, ты, наверное, прав. У рабов нет чести. Так, Кэй!? Отвечай мне! Или раб стал ещё и трусом!?
— Всегда есть что-то большее, — я медленно сел на мягкий, низкий стул, — всегда есть то, ради чего ты готов жертвовать всем остальным. Но иногда ты услышишь, как в тёмную ночь влюблённые листья зовут тебя на свой хмельной вальс и понимаешь, что готов пожертвовать и этим. А взамен появляется что-то новое — новая икона, новая вершина, новый тотем, в костёр которого ты готов бросать плачущие жертвы. А потом рассыплется и она. И будет ещё одна, часто лишняя. Ты следишь за моей мыслью, ценитель чести.
— Ты спутал вершину с колодцем, Кэй, — дьявол оскалился в презрительной усмешке. — И ты не заметил, как упал, лишь потому, что всё ещё летишь. А ветер гневно кричит тебе вслед, — его губы искривились в очередной атаке рассекающей боли. — А знаешь, что на дне, Кэй? — он словно действительно ждал от меня ответа. — Там грязь. Просто грязь, в которую ты зароешь свою гнилую душу.
— Заткнись, — мне почему-то стало прохладно. — Я уже был там, и не раз, — я хмуро смотрел в дышащего ненавистью дьявола, — и я скажу тебе, что там нет грязи. Там просто ещё одна дверь. Иногда ее, правда, совсем непросто открыть, но всегда где-то рядом валяется пусть ржавый, но ключ. А грязь, — мои глаза немного повеселели, — грязи везде полно, мой так и не назвавшийся, увы, не друг. И я сомневаюсь, что здесь её меньше.
Он снова упал. Не закричал, даже не застонал. Он молча лежал, до хрипа сжимая веки и положив дрожащие, неверные руки на раздробленное колено. Слёз из-под век не текло. Мы надолго застыли в обступившей нас тишине. Наконец я встал. В ответ, всё ещё лежащий дьявол открыл глаза. Его взгляд был пуст и тревожен.
— Мне пора, — я сделал какой-то неловкий шаг спиной назад, — мне ещё падать и падать.
— Только не разбей свою грешную голову, Кэй, — он улыбнулся (не мне), — а то, так ничего и не поймёшь. Так и будешь падать, думая, что впереди ещё одна дверь, когда впереди лишь туман, скрывающий пропасть.
— Прощай, — я хладнокровно развернулся к колышущемуся вдали проходу.
— До встречи, Кэй.
Я хотел пить. Еще, наверное, немного сонного льда в сгорающее тело, но это потом, это может и подождать. А вот вода была нужна мне прямо сейчас. Или вино, или пусть даже яд, если его будет вдоволь.
Я открыл глаза. Затылок дробило на две примерно равные части. Одна из них корчилась от боли, а другая неистово завидовала первой. Казалось, я очнулся от векового кошмара и теперь мне надо бежать, догонять ускользающее время. Но сил хватило лишь на то, чтобы подарить неспешно бредущей тишине свой сдавленный стон.
Я сделал пару презрительно неудачных попыток подняться на ноги. Удалось мне это несложное, по сути, действие только с третьего раза, когда я совсем отчаявшись, задействовал свой несколько лишённый энтузиазма Путь. Ноги неохотно упёрлись в мягкую землю, а наивный взгляд пробежался до горизонта в поисках столь желанного источника воды. И наивность вскоре сменилась печалью.
Я опустошенно брёл вперёд. Моя старая фляга была чрезмерно пуста. Жажда и боль, по очереди и вместе дирижировали моим, покорным им телом. Руку продолжал разрывать грозный, зовущий огонь. А в треснувшую душу залез тёмный скорбный призрак и теперь пытался разжечь свою длинную трубку углями моего плачущего сердца.
Неожиданно впереди спасительно затемнел низкий силуэт небрежно сложенных неровным кругом камней. Ещё пять-шесть поспешных минут и передо мной возник неведомым чудом выросший в этой глуши колодец. Дрожа от предвкушения, я заглянул в его чернеющий провал.
Если вода и была в этом, огнём забытом, колодце, то находилась она несколько глубже моего усталого взора. Не сомневаясь ни на миг, я перемахнул через край и устремился вниз, едва сдерживая своё оглушающее падение. Полёт мой, впрочем, был не долог. Не прошло и десяти секунд, а я уже стоял на самом дне, по щиколотки утонув в мягкой илистой грязи.
Свет не осмеливался проникать в благосклонно принявшие меня глубины и я, опустившись на безрадостно согнувшиеся колени, начал на ощупь искать желанные признаки драгоценной влаги. И приходилось с сожалением признать, что поиски, как минимум, затягивались. Воды я найти не мог. Только щедро покрывшая ладони грязь, скучающе усмехалась мне из темноты.
Я обречённо прислонился к холодной стенке колодца. В голове мерным хохотом били дробящие волю колокола. Сверху на меня равнодушно смотрел осколок случайно заглянувшего в лицо света. Надо было вставать и либо продолжать безнадёжные поиски, или выбираться назад и мечтать об озере прохладной воды.
На мгновение стало очень тихо. И в этой звенящей тишине я неожиданно, на самом краю слуха различил пьянящий шёпот воды. Словно трижды влюблённый я бросился на этот заставляющий кричать от радости шёпот, едва не затоптав его нежные ноты своими грубыми шагами. Уже через несколько секунд я припал иссушенными губами к тонкой струйке чистой, ледяной воды, жадно глотая исцеляющую влагу. Жизнь быстрым, стремительным бегом возвращалась в моё уже надевшее призрачный саван тело.
Не прошло и пяти минут, а я уже стоял возле спасительного колодца, стряхивая случайные капли с мокрых губ и цепляя на пояс наполненную флягу. Рука нервно дёрнулась в очередном припадке зовущей боли. Но теперь эта боль могла лишь вести, но не карать. Идти мне оставалось совсем немного. Немного лишь потому, что больше я уже пройти не смогу.
Невысокие каменные дома уже около получаса маячили перед моим несколько рассеянным взором. Небольшой городок, вырастающий в такт моим шагам, можно было охватить одним не самым долгим взглядом. У городка не было ни стены, ни отходящих от него дорог и ни какого бы то ни было оживления внутри. До меня не долетало ни одного утихающего звука, хотя я был уже довольно близко. Смущаемая шелестом моих шагов тишина не оставила меня и в тот момент, когда тень от первого, изрядно скосившегося дома широким плащом упала на мою голову.
Я вступил на узкую, петляющую между низкими, чернеющими провалами окон улицу. Под ногами захрипела сухая, мёртвая земля. Казалось, этот несчастливый городок был покинут много лет назад. Покинут не из-за войны или болезни, а просто потому, что всем вдруг просто захотелось уйти, просто захотелось оставить за спиной эту погибшую землю. Но, вот только почему же я так желал идти по этим подрагивающим от дневной жары улицам.
— У тебя красивая походка, дьявол.
Я обернулся. В оконном проёме, небрежно облокотившись на него загоревшими руками, стояла в меру молодая дьяволица. Длинные волосы цвета ночного огня надменно ниспадали почти до самой земли. И судя по открывшемуся мне виду, волосы эти были единственной её одеждой. Так что на её лицо я посмотрел в последнюю очередь. Хотя и оно заслуживало гораздо более пристального внимания.
Это лицо было словно маской, прекрасной маской, скрывающей поток влюблённо-пьяного огня. Огонь заинтересованно наблюдал за мной сквозь прорези её широко распахнутых глаз без зрачков. Огонь ласково приветствовал меня через призывно раскрытый рот. Огонь снисходил с её ясно-алых щёк. Я понял, что подошёл очень близко к назначенной долгие годы назад цели, ибо на меня взирала очередная легенда, знаменующая близость Великого Пламени. Лукаво улыбаясь, на меня смотрела гетера огня.
— Давно к нам никто не приходил, — гетера вышла из приютившего её дома, лениво качая стройными бёдрами. — Да и тот, кто приходил, всегда проходил мимо, — она полуигриво-полусерьёзно смотрела на меня. — Может, задержишься, дьявол.
Моя рука невольно потянулась к её манящему телу. Не только тело прекрасной женщины, но и само пламя манило меня, обещая наслаждение и плоти, и души. Её изящная рука резко ударила меня по протянутой ладони, обжигая и отрезвляя.
— Это тело не для тебя, дьявол, — она надменно усмехнулась. — Сгоришь. Ведь он сгорит, верно, сестра?
Я обернулся вновь. Из соседнего дома чуть опьянённо выходила копия той, что стояла передо мной. Только волосы её были элегантно-кудрявы, и пламя её глаз горело чуть светлее, чуть нежнее, чем у первой.
— Верно, сестра, — кудрявая гетера остановилась в шаге от меня, — но, может быть даже не сразу, — она хитро улыбнулась, — может быть даже не до конца.
— Нет, сестра, — первая гетера с сомнением покачала головой, — он слишком устал, он слишком долго шёл и теперь его сил хватит лишь на то, чтобы сделать ещё пару желанных шагов. А потом он уже не вернётся.
— А ты знаешь куда идёшь, дьявол? — кудрявая внимательно посмотрела на меня.
— Знаю, огненноликая, — я медленно выходил из невольно транса. — А там где не знаю, мне подсказывают, — я поморщился от очередного приступа боли, — и иногда слишком усердно.
— Я взгляну, — жаркой ладонью гетера взяла мою задыхающуюся от боли руку и прижала её к своей щеке. — Я помню их, — она задумчиво улыбнулась, — один был такой вспыльчивый, страстный, а другой очень гордый, серьёзный. Это они подарили тебе эту дорогу?
— Они заплатили мне этой дорогой, — от прикосновения к горячей щеке боль в руке послушно утихла, затаившись до того момента, когда мы вновь останемся наедине, — и это вряд ли была чрезмерная плата.
— Но они шли за другим, — первая гетера дразняще облокотилась о моё плечо. — Они шли за тем, что им было позволено. А вот ты, — её ноготь оцарапал мне шею, — тебе вроде не надо этих суетливых даров. Но почему ты думаешь, что тебе дадут больше, чем другим?
— Просто, ничего другого мне не нужно, пламенноокая, — я тяжело вздохнул. — Остальное я либо потерял, либо пропил.
— Ты, наверное, много пил, дьявол! — гетера расхохоталось, сквозь волнующий рот брызнуло весёлое пламя.
— Больше, чем любил, — я тоже улыбнулся.
— Так бывает, — стоящая сзади гетера продолжала царапать мою шею, — бывает, когда скучно любить тех, кого ты встречаешь. Мы знаем, дьявол.
— Клянусь углями и искрами! Я уже рядом!
Я резко оглянулся на этот пронзительный, какой-то гротескный голос. Ловко петляя между нависающими тенями домов, к нам быстрой, прыгающей походкой приближался маленький странный дьявол. Его вызывающие невольную улыбку шаги сопровождал оглушительный звон плеяды колокольчиков, которые были подвешены прямо к его длинным, раскиданным в стороны рогам. Из крупных, лопоухих ушей то и дело вырывались струи беспокойного огня. На его широком, радостном лице танцевала озорная улыбка.
— Приветствую, — он крепко схватил мою руку и потряс её в подкупающем рукопожатии.
— Это шут, дьявол, — кудрявая гетера ласково улыбнулась лопоухому, — это тот, кто смеет спорить с огнём.
— Признаться, эти споры я часто проигрываю, — шут весело подмигнул и молниеносно пожал мне вторую руку, — но это лишь потому, что порой не знаю предмет спора.
— Ему нужно идти, шут, — гетера, наконец, отвлеклась от моей до крови расцарапанной шеи. — Он говорит, что знает куда идёт, но может быть, ты проводишь?
— Конечно, провожу, милая, — маленький шут призывно махнул мне рукой. — Идём, страждущий огня, я проведу тебя самой короткой дорогой.
— Бросай пить, дьявол, — кудрявая гетера обжигающе поцеловала мои губы. — Как знать, может тебе и не придётся скучать.
— Быстрей! Быстрей! Пока ещё не погасло Предвечное Пламя! — шут уже несся вперёд своей смешной походкой, и у меня явно не оставалось иного выбора, как последовать за звоном его весёлых колокольчиков.
Мне еле удалось догнать не в меру резвого шута. А тот, дождавшись момента, когда манящие очертания гетер огня скроются после первого же поворота, резко остановился и хитро посмотрел на меня.
— Ты ведь, наверное, знаешь, что не бывает самой короткой дороги, — он тряхнул своими звенящими рогами, — и что самой короткой становиться та, на которой тебе повезло.
Я осторожно кивнул, не зная к чему приведут эти не самые обнадёживающие слова.
— Я хочу тебе кое-что показать, дьявол, — он неожиданно стал серьёзен. — Я хочу показать того, кто пришёл раньше тебя, и кто хотел того же, что и ты. И то, что в итоге он обрёл.
— Вряд ли мне это интересно, шут, — я не хотел сворачивать, даже на миг.