– Пап, старый Гэл сказал, что охотники и следопыты убивают зверей. – Энар натянул теплое одеяло до подбородка. – Это правда?
– Да, сынок, – кивнул Гэдор. – Но только чтобы прокормиться. Настоящий охотник не станет бить зверя ради забавы или когда его семье хватает еды. Все, кто делает иначе, простые убийцы.
Стылый, темный вечер накрыл и без того мрачный еловый лес. Мутный свет первых звезд изливался на узкую прогалину, густо заросшую кроваво-красной калиной. Угрюмо взирали на нее из поднебесья могучие ели, широко раскинув колючие, цепкие лапы.
Из замшелой чащи не доносилось ни звука. Не кричали бойкие птицы, не сновали осторожные звери, даже ветер не шумел ветвями деревьев. Все замерло в испуганном, напряженном, мучительном ожидании…
И тут вдалеке раздался каркающий треск. Он стал неминуемо нарастать, делаясь страшней, отчетливей и громче. Кто-то неведомый и огромный шел густым ельником в сторону прогалины, не выбирая дороги.
Вот в тревоге задрожали ветви могучих елей, и в проем между деревьями протиснулось мощное плечо, поросшее длинной серо-зеленой шерстью. Следом показалась горбатая спина, утыканная ветвистыми костяными отростками. Но проем оказался слишком узок для такого великана.
Неведомый зверь рванулся вперед что есть мочи. Со скрежетом прошлись отростки по шершавой коре, оставляя на ней глубокие неровные борозды. И содрогнулись от боли вековечные ели!
Всколыхнулась калина, запоздало надеясь укрыться, но крупная когтистая лапа безжалостно ее распластала. Лопнули сочные ягоды, щедро заливая черную землю горьким кровавым соком.
Измазав в багровой жиже длинный лохматый хвост, зверь безвозвратно канул во мрак. А сине-зеленые ели остались стоять, поникшие и потрясенные. Они обиженно и недоуменно глядели ему вслед. Деревья знали зло от людских топоров, но не от диких зверей. А потому не понимали, отчего этот зверь повел себя так жестоко…
С юго-восточной стороны лес резко обрывался, переходя в покатый травяной холм с каменистыми проплешинами. У его подножия тоже толпились суровые деревья, несметным войском стоящие до самого горизонта.
Зверь застыл на вершине и чутко принюхался. На лобастой голове высились разлапистые рога. Холодный лунный свет выхватил из темноты два больших темно-зеленых глаза, щедро усыпанных яркими бурыми крапинками. Их напряженный взор был намертво прикован к сумрачной дали. А там, на горизонте, огненным светочем возвышался над темно-зеленым морем душистой хвои большой белокаменный город.
Пестрые глаза зверя свирепо сощурились, и, дико взревев, он решительно бросился вниз. Огромный, мохнатый, утыканный отростками как копьями, он бешено несся к подножию. Глухо взвыв, зверь бесследно исчез под пологом очередного беспросветного леса.
Смеркалось. Шумный торговый город постепенно успокаивался с приближением ночи. Горожане и приезжие заканчивали последние дела. Припозднившиеся торговцы желали поскорее попасть в город, успевая до закрытия ворот.
Они торопили друг друга, громко возмущались и переругивались. Стражники в кольчугах и темно-зеленых плащах пытались грозными криками унять общий гвалт, торопились проверить, все ли верно, – те ли прибыли, то ли привезли, что уговорено. Но повозок за воротами было еще видимо-невидимо.
Бывалые торговцы, однако, ждали молча, тихо посмеиваясь в густые бороды. Они знали – стоявших под открытыми воротами на дороге не бросали. Город жил торговлей и нуждался в торговцах не меньше, чем они в нем. Но если подоспел после сигнального пения рогов и ты не какая-нибудь важная персона – пиши пропало. Сиди себе на полянке, жги костерок до утра.
Располагался город очень выгодно: на скале, окруженной со всех сторон рукавом реки. По обе стороны от ворот, куда через обрыв вел подъемный мост, возносились круглые зубчатые башни. На крытой площадке меж ними тоже стояли стражники. Зоркие и бдительные, они обычно пристально осматривали близлежащий лес, однако нынче их внимание было всецело поглощено перебранкой у ворот.
Потому ни один из них не заметил, как невысокая фигурка, облаченная в темно-серый плащ с капюшоном, скользнула от крайнего дома к воротам. Незаметной тенью промелькнула она за спинами людей, в два счета пересекла мост и, пробежав вдоль повозок, бесследно скрылась в непроглядном лесу.
Оказавшись в безопасности, беглянка извлекла припрятанный под плащом светильник. Яркое пламя озарило худощавое девичье лицо с острым носиком, большими зелеными глазами, тонкими черными бровями и такими же черными волосами, беспорядочно облепившими высокий лоб.
– Ну вот, из города вырвалась, – прошептала девушка, словно пыталась приободрить саму себя. – Теперь бы травку отыскать, покуда в рог не прогудели…
Внимательно глядя по сторонам, она торопливо заскользила вдоль корявых еловых стволов, освещая светильником сырую, замшелую землю. В другой руке девушки тускло поблескивал старый нож, которым она аккуратно пригибала стебли травы.
Беглянка была очень худой: сплошь кожа да кости. Она куталась в тонкий, сплошь латаный плащ. И кралась, точно настороженный зверек, рискнувший выйти на охоту. Все дальше и дальше она углублялась в лес. Темнота густела, светильник горел ярче. От земли потянуло прохладой. Со стороны реки наползал рваный, белесый туман.
– Где же ты, травка заветная, куда подевалась? – отчаянно прошептала девушка.
Она знала, ей нечего бояться, город был совсем близко. Но отчего-то страх заползал в сердце холодной змеей. Наконец, лезвие ножа коснулось резных оранжево-красных листьев. Девушка облегченно вздохнула.
– Сон-трава.
За спиной громко хрустнула ветка. Девушка вздрогнула и огляделась. Никого. Присев, она принялась осторожно срезать листья волшебной травы. Срезав все, стала рыхлить землю в поисках корней. Как вдруг сзади раздалось тяжелое сопение. Девушка замерла, позабыв, что надо дышать. Медленно выпрямилась и обернулась.
Свет выхватил из темноты уродливую клыкастую морду. На лобастой голове торчали огромные рога, будто это сами корни деревьев вырастали прямо из шерсти. Такого зверя ей не доводилось встречать. Она даже не знала, что он может существовать. Разве только в ее кошмарах.
Зверь громко принюхался. Сбросив оцепенение, девушка хотела закричать. Но в тот же миг чудовище заревело и когтистой лапой сшибло ее с ног.
Стражник, пропускавший в город последнюю повозку, вдруг обернулся и настороженно вгляделся в мутную даль.
Среднего роста, крепкий и поджарый, с темно-русыми волосами, стянутыми на затылке кожаным ремешком, он походил на молодого степного волка, почуявшего неладное.
– Ты чего это, Брав? – окликнул его напарник.
Невысокий, краснощекий и плотный, он скорее напоминал упитанного вепря. Круглое лицо обрамляла колючая рыжая борода. В карих глазах светились лукавые искорки.
– Я слышал рев, – ответил тот.
– Ну так что? – усмехнулся стражник. – Ну, зверь какой-то ревел. Мало их бродит в здешних лесах. Может, медведь.
– Непохоже. – Брав с сомнением качнул головой. – Уж очень странный был рев.
– Уж не решил ли ты, что это какой-то «волшебный зверь»? – Грузный стражник хлопнул его по плечу и резко загоготал. – Вечно ты со своим волшебством. Всюду тебе то звери тамошние, то оборотни с упырями мерещатся. Не надоело? Может, и жену в тех землях сыщешь? Такую, чтоб с клыками. Только ночью остерегись. Не то еще зацелует до смерти! – Довольный собственной шуткой, он снова зашелся хриплым хохотом.
– Скажешь тоже, Шнарф, – фыркнул Брав. – Тебе бы только насмешничат, да в трактире с девками пропадать.
– А разве не в этом счастье? – широко улыбнулся тот.
Брав неодобрительно покачал головой, но не ответил. Отвернулся и принялся ждать сигнала со сторожевой башни.
А девушка лежала на спине, скованная ужасом и болью. В ее широко распахнутых глазах застыл страх. Она не могла дышать, только хватала ртом воздух, как рыба, выкинутая на лед. Там, где грудь пронзили длинные когти-крюки, уже растекалось красное пятно.
Краем глаза она видела, как могучий зверь медленно приблизился. Огромный, лохматый, рогатый, точно чудище, порожденное где-то в мрачных недрах земли. Она почувствовала его тяжелое дыхание на своем лице.
Большие глаза в свете луны казались зловещими. Зеленые как болото, с красными прожилками, как разлитая по поверхности кровь. На самом дне их плескались ярость и смерть. Едва она взглянула в эти глаза, сразу поняла… Даже не так. Поверила: все было кончено. Над городом надсадно прогудел рог.
Страх истаял, осталась только ужасающая безысходность. А внутри нее уже разливалась та самая обессиливающая пустота. Девушка тщилась закричать, но лишь задергалась и захрипела беспомощно и жалко.
Лязгнули клыки, вмиг раздробив ее шею. В девичьем рту забулькала горячая кровь, полилась по щекам и губам, хлынула за ворот. Но девушка этого уже не чувствовала. Жизнь покинула ее разом поблекшие и остекленевшие глаза. Мир безвозвратно поглотила тьма.
Хейта подскочила с земли, часто-часто дыша. Судорожно схватилась руками за горло, лихорадочно огляделась. В проем между деревьями лился ясный солнечный свет, а она была целой и невредимой.
«Все хорошо. Всего лишь страшный сон», – мысленно успокоила себя девушка. Но внутренний голос тут же возразил: «Всего лишь? И только?» Ведь ей снились разные сны.
Те, которые она по пробуждении и вспомнить толком не могла, заботили Хейту мало. Но бывали сны яркие, четкие, слишком живые. Дед Шарши называл их вещими. Такие всегда исполнялись…
Порой эти сны рассказывали ей о прошлом. Зачем – она не ведала. Но приставала с расспросами к деду, а тот кивал: «Да, внученька, так все и было».
Порой ей виделось то, что вершилось сейчас. Как-то, лютой зимой, приснилось, что наведались из леса в деревню голодные волки и задрали деревенских собак. Так наутро и оказалось: с ошейниками утащили, а кровавые следы протянулись через всю деревню, как жуткие свежие шрамы на белоснежном лице.
А порой ей снилось что-то неведомое— то, чему, возможно, только предстояло свершиться. И давешний сон походил на один из таких. Ведь приснился ей, ни много ни мало, – Хольтэст, город, в который она направлялась.
Что это была за девушка? Давно ли сгнили в земле ее кости? Или пала той самой ночью, когда Хейта под деревьями почивала? Или еще ходила она, улыбаясь, по свету, не ведая, что судьба уготовила? Поди разбери.
Хейта вспомнила ярые красно-зеленые глаза зверя и невольно поежилась. Она слышала от пастырей о таких зверях. Они обитали в глуши, в потаенных недрах волшебных лесов. Но, хотя были хищными и опасными, злобным нравом не отличались.
Тот это был зверь или нет? И если тот, отчего напал? Вопросов было много, а вместо ответов – смятение и сплошные догадки. Но сердце ясно подсказывало, что стоило поторопиться. И Хейта заспешила.
Наскоро позавтракав материным пирогом, она утолила жажду у ближайшего ручья, запихала шерстяное одеяло в мешок и вынырнула из сосняка на каменистую дорогу.
Днем на небе сгустились тучи. Стало серо и безрадостно. Начал накрапывать дождь. Осень входила в силу, торжествуя отдаленными раскатами грома и рогатыми молниями.
Вечером Хейта нашла небольшую пещеру в скалах. Развела из хвороста костер, наскоро перекусила, тепло укуталась в одеяло и скоро уснула, убаюканная мерным шелестом дождя.
«Хейта! Хе-ейта!» – голос звучал точно отовсюду, однако она не видела, кто говорил. Настойчивый призыв повторился. Девушка заволновалась, заворочалась во сне и пробудилась.
Таинственный голос исчез вместе со сном. Но Хейте отчего-то было неспокойно. Она встревоженно огляделась. И тут будто что-то толкнуло ее изнутри – она не одна!
Выбравшись из убежища, Хейта чутко прислушалась. Со стороны ближайших деревьев донесся вкрадчивый шелест. Девушка медленно приблизилась.
Диких зверей Хейта не боялась, как обычных, так и волшебных. Она от пастырей унаследовала способность ладить с ними, и даже самые опасные, как правило, обходили ее стороной. Но мало ли какой недоброжелатель мог выследить одинокую путницу и притаиться в кустах?
Хейта ступала неслышно, для верности держа наготове правую руку. Собравшись с духом, она выступила на прогалину, внутренне готовясь к самому худшему. Но от увиденного воздетая рука ее опустилась сама собой.
На дубовой ветке сидело существо необычайной красоты. С ликом прекрасной девы, но телом птицы. Огромные золотисто-белые крылья были изящно сложены по бокам. Из-под них выглядывали лишь острые когти. А хвост дивного создания, пушистый, с лиловым отливом, свисал почти до земли.
– Горэй, – неверяще прошептала Хейта. – Вещая птицедева!
Давным-давно, когда она была еще ребенком, Фэйр поведал ей об этом существе. О том, что Горэй предвидит будущее, что ей ведомо все на свете, что она может вселить в сердце великую радость, но может посеять и смертельную печаль. Она являлась обычно в самые темные, роковые времена. Увидеть птицедеву выпадало лишь единицам.
– Горэй, – задумчиво проговорила дева. – Так меня называют дэронги. – Она улыбнулась мягко. – Насилу дозвалась.