Найден сидел, развалившись в кресле, и шевелил пальцами на ногах, разгоняя кровь после долгой дороги.
Старик Бранн что-то царапал в бумагах, и перо в его руке раздражающе тряслось.
– То, что ты говоришь, Найден, вызывает сомнения. Дергтонн надёжно защищён. Думаю, твои предположения маловероятны. И потом, – старик посмотрел на него над стёклами очков, не поднимая головы, – тебе следовало пойти к Главе города, а ещё лучше – в парламент.
Найден выпрямился.
– Я был у Главы, был в столице и в парламенте. Меня нигде не пожелали слушать. Кто я для них, учитель Бранн? Всего лишь грязный наёмник. Вы – последняя надежда, потому как должны понимать опасность положения. То, что я сказал в парламенте, не было сюрпризом ни для кого. Думаете, почему? Потому что разведка ещё до меня доложила о готовящемся походе. Однако парламент так же, как и вы, уверен, что мы защищены. А я говорю, что если материк договорится с двумя государствами с юга или захватит их, или подкупит, то мы окажемся зажатыми в угол. И море нам тоже перекроют.
Старик встал. За тридцать с лишним лет он, казалось, сильно сдал в росте. Или это Найден так вырос? Во всяком случае, тогда учитель Бранн ходил по коридорам академии, возвышаясь над всеми, точно это сама Башня Знаний устала торчать снаружи и решила прогуляться внутри замка. Найден улыбнулся своим воспоминаниям.
Учитель заметил это, поводил бровями, прошёлся вдоль стола туда-сюда, размышляя.
– Возможно, в твоих словах и есть разумное зерно. Но это не вопрос академии. Что касается магии, то ты же знаешь, уже триста лет мы преданы светлой школе.
«Да-да, старик, триста лет, и ты, похоже, стоял у истоков всего этого».
– Знаю.
– А помнишь, что говорят постулаты? Во благо людей, во имя мира.
Найден ударил ладонью по подлокотнику.
– Я знаю постулаты от корки до корки. Мой отец закончил светлую школу. И я, и мой старший сын – тоже. Но времена меняются. Вы говорите: «Во благо мира». Но этот мир шаток.
– Однако уже целое столетие наш север существует в относительном мире.
– Мир не может быть относительным. Он может быть только полным и безусловным. Относительный мир – это уже война.
– Ну, так уж и война! – старик всплеснул руками, и из съехавших рукавов вынырнули две бледные худые, расчерченные синими венами, будто змеями, конечности.
А Найден отчего-то считал главу академии ещё достаточно крепким мужичком. Но разве в этом тщедушном теле может теперь селиться крепкий разум, способный на смелые решения? Или твёрдая совесть, готовая к ответственности? Нет.
– Война, – сказал он спокойно. – Нас раздавят, наши дома снесут, на их месте построят шахты по добыче красного камня. И, конечно же, слёз красного камня, – задумчиво продолжил он.
– Слёзы, слёзы, слёзы, не бегите по щекам,
А бегите, красны слёзы, по камням, по камням, – пропел старик.
Найден отметил про себя, что ещё, может, всё не так и плохо, ведь память у старика пока свежа, как утро, если он помнит песни сорокалетней давности.
– Дергтонн не выдержит натиска с материка без тёмной магии. Я видел их армии. Порознь они, возможно, пока не представляют большой угрозы, но стоит им объединиться, и государство падёт. Нам нужна новая сила.
Учитель покачал головой.
– Я понимаю твою боль, Найден. Но я пока что не забыл, какова твоя магия. Ты в рабстве у своей богини и не можешь противостоять этому. Ты вынужден убивать за деньги в чужой стране, чужих людей, бороться за чужие победы, лишь бы она была сыта. Что же, это твоя судьба, а твой выбор, возможно, не так уж и велик, но скажу одно: академия Дергкора никогда не осквернит свою школу тёмной магией.
– Что же, учитель Бранн, я вас услышал, – поднялся Найден и взял шляпу. – Рад был повидаться. И теперь хочу, чтобы и вы услышали: одному мне не выстоять против армии с материка. Я буду собирать своё войско с вами или без вас. Всего доброго.
Он поклонился, получив в ответ сдержанный кивок учителя, и вышел в такой уже совершенно чужой коридор когда-то родной академии.