Я проснулась от хлопанья двери и резкого голоса где-то внизу. Судя по шуму, лечебница уже открылась. Я быстро привела себя в порядок и спустилась вниз. Из глубин, где располагались комнаты пациентов, доносились возмущенные голоса. Наверное, проснулась капризная дама и крикливый господин.
Я поздоровалась с девочкой в приемной и бодрым шагом дошла до главной улицы. Первая же прилично одетая дама объяснила, как добраться до отделения банка, и через полчаса я уже вернулась в лечебницу с деньгами.
— Можно увидеть доктора Ринс?
— Да, сейчас я проверю, не занята ли она.
Вскоре меня позвали в кабинет Одри. Увидев меня, она смущенно улыбнулась — неожиданно для такой бойкой женщины.
— Доброе утро, — я подала ей руку. — Надеюсь, ты не в обиде на меня за вчерашнее бегство?
Одри хихикнула и помотала головой.
— Нет. Мы… побеседовали. Пока рано говорить о чем-то определенном, он только попросил разрешения ухаживать… — она замялась.
— Но господин Чиркас уже намекал, что в городе, где он живет, не хватает хороших лекарей, — предположила я.
— Цинтия, все порученцы такие догадливые? — лекарь задрала брови в притворном ужасе.
Я ответила ей заговорщицким шепотом:
— Другие не выживают.
Одри понимающе улыбнулась. Эх, жаль расставаться. Где еще я найду такую подругу.
В дверь постучали, и помощница впустила Секирд. Одри предложила ей сесть и приняла строго-профессиональный вид.
— Судя по утреннему осмотру, манипуляции прошли успешно. Здесь настойка, — она придвинула к Секирд закрытую пробкой синюю бутыль с криво наклеенной этикеткой, где размашистым почерком было написано несколько непонятных слов. — По чайной ложке раз в неделю. Это поможет женским функциям восстановиться. Но я не советую еще полгода заводить дитя, лучше дать твоему телу выздороветь полностью. Впрочем, с этой настойкой у тебя и не получится зачать.
Секирд кивнула:
— Мне пока и не надо.
Одри повернулась ко мне:
— Повезло вам, последняя бутыль осталась. Отчего-то стало невозможно достать аунатико палимас. Теперь придется смешивать с харенае палимас, но эффект едва ли не вдвое ниже, и пить такую настойку придется дольше. Представляю, сколько мужей будет клясть меня почем зря, что жены не могут так долго обеспечить их наследником.
Она покачала головой.
— Я бы не сказала, что стоит обеспечивать наследником таких мужей, — фыркнула я.
— Думаешь, местным ку… женщинам это объяснишь?
Раздался стук, и голос девочки из приемной позвал доктора Одри к пациенту. Мы с Секирд встали и тепло попрощались с доктором Ринс.
На главной улице я огляделась и нашла вывеску с кренделем.
— Нам туда, — махнула я рукой и направилась в булочную.
Мы купили по два пирожка на каждую, и еще дюжину я попросила завернуть с собой. Во второй сверток отправились плюшки. Себя мы тоже не забыли. Флягу с водой я пополнила еще в лечебнице, и теперь мы сидели на скамейке под платаном, разложив выпечку на обрывке газеты. Булочная была не из дорогих, где водится плотная коричневая бумага, но и не из тех, где на просьбу завернуть приподнимают брови: если явилась без корзины, так неси в руках. Наверняка хозяйка выкупала нераспроданный тираж. Газета — товар, который портится быстро.
Я бросила взгляд на мелкие строки, которые чуть ли не сливались в единое полотно. В небольших городках газетная бумага подороже, чем в крупных — сюда еще довезти надо. А денег у жителей меньше. Вот и лепят печатники строки плотнее, чтоб побольше статей и объявлений уместить. Местная газета выпускалась в один лист, и на той стороне, которая выглядывала из-под булочки, кричали заголовками новости. Я взяла в руку сдобу и замерла: со страницы на меня бросилась знакомая фамилия.
Конечно, я встречала упоминания графского рода Меркатов за эти девять лет, и всякий раз у меня портилось настроение. Мне приходилось просматривать светскую хронику: никогда не знаешь, какие сведения пригодятся в работе. Последний раз я читала газету в тот день, когда говорила с Фасталком. Рассудив, что в такой глуши светские новости не печатают, я развернула листок текстом к себе. Меркаты упоминались в статье про мобили. В двух городах дварфы открывают не мастерские, а целые цеха, где будут собирать мобили один за другим. Третий цех уже открыт и успешно производит оникс-мобили, которые скоро станут бегать не только в центральной провинции, а и на периферии.
Ушлому журналисту удалось узнать, что Меркаты пытались договориться с дварфскими мастерскими, но по каким-то причинам дварфы не пожелали иметь с ними дела. Я удовлетворенно улыбнулась и попросила Небесные сады за неизвестных мне дварфов, которые отказались работать с гнилыми людьми. Некто, близкий к Меркатам, пожелавший остаться неизвестным, заявил, что Меркаты все же собираются создать собственную мастерскую. “Какие чудеса техники выйдут из-за ворот нового цеха?” — вопрошал журналист и сообщал, что под мастерские Меркаты отвели землю размером с десять городских кварталов и обносят ее высоким забором. “Рано или поздно мы узнаем секрет”, — обещала газета.
Я от души пожелала провала всем их начинаниям.
Дожевав булочку, которая теперь казалась уже не такой вкусной, я убедилась, что Секирд в порядке и способна на долгие переходы, и мы пошли на окраину города к Стрекозе.
* * *
Пока нас не было, Стрекоза окончательно почернела и приобрела вид техномагического агрегата из будущего — странного, страшноватого и непонятного. Блестящая крыша и правда будто отталкивала жару. Теперь артефакт холодного воздуха вполне справлялся с летним зноем.
Остатками серебристой краски Лавронсо с Бейлиром выкрасили некоторые детали на боках Стрекозы, и конструкция стала выглядеть как ужасный сон техномага. А надо бы неприметно! Но когда речь идет о красоте — в понимании наших "художников" — всякие соображения осторожности куда-то пропадают.
Из города мы выехали по тракту и встретили другие мобили. Если раньше на зеленую Стрекозу смотрели как на всякий другой недорогой мобиль, то теперь черно-серебристая Стрекоза вызывала завистливый восторг. Даже некая весьма небедная семья в карет-мобиле, отделанном спилами лилового клена, едва не свернула шеи, рассматривая наше чудовище. Все-таки стоило выбрать менее приметный окрас. Когда мы поехали по мелким проселочным дорогам, я вздохнула с облегчением.
Мы не рисковали останавливаться на ночь в тавернах. Несмотря на то, что от мест, где искали дварфо и Секирд, мы уже отъехали, все же оставался шанс на несчастливое стечение обстоятельств. По словам Лавронсо, за ними гналось с дюжину подручных ночного хозяина, и спасла их только очередная новинка, которую человеческие инженеры создали вместе с дварфами — разводной мост.
Мы накупили по селениям побольше одеял, и каждый вечер Стрекоза раздвигала крылья, дав крышу нечаянным гостям. На мою лежанку никто не претендовал. Бейлир попробовал было уступить свою Секирд, но та обиделась непонятно на что, и он отстал. Хитра ночевала в личине лисы, то свернувшись в клубок, то растянув лапы на постилке. Мысль о том, чтобы променять безопасность на сомнительный комфорт, никому не приходила в голову.
У такого неторопливого передвижения были и свои достоинства. Вечером я уводила Стрекозу подальше от дороги, мы разводили костер, отгораживая его мобилем от чужих глаз, и готовили ужин. Пока кипела похлебка, тушилось жаркое или запекалась добыча Хитры, троица музицировала, а после мы ели и вели неспешные разговоры. Бейлир, чьей боевой половине не находилось пока применений, витал в облаках, писал песни, а отойдя на свободное место, разминался в гибком танце.
Концерты привели публику в романтичное настроение, и в один из вечеров, когда над костром на вертеле устроились выпотрошенные зайцы, Хитра с непосредственностью юности принялась допытываться, как же так случилось, что я не вышла замуж. Неужели у меня так и не было ни одного жениха?
— Почему же, были, — дернула я плечом. — трое.
— Как?!
— Обыкновенно. Стоило мне вернуться из пансиона в восемнадцать лет, как родители сосватали меня за родственника своих друзей.
— Старого и страшного?
— Нет, молодого и симпатичного. Я была не против, пока… — я тряхнула головой, отгоняя непрошенные картины, — пока не увидела, как он мучает собаку. Родители настаивали на браке, и я сбежала. По счастью, пансион, в котором я провела до того пять лет, давал достаточно навыков, чтоб жить одной.
Молчание нарушали лишь потрескивающие угли. Похоже, нужно начать с начала.
— Мне было десять, когда родители отправили меня в пансион "Лазурная волна". Это очень дорогой, очень благопристойный и очень скучный пансион. Большинство пансионерок именовались леди, многие происходили из титулованных семей, а мои родители даже не лорды. Они всего лишь владельцы мануфактур, но сколько себя помню, они мечтали, что получив прекрасное образование, я составлю партию человеку из высшего света. Через три года, устав от войны с аристократией и от уроков правильного подбора скатертей, разбив нос некоей виконтессе и вышив камыш вместо розы, я удостоилась беседы с директрисой. Она оказалась на удивление разумной дамой и показала мне объявление о другом пансионе. Я прочитала его от начала до конца, но так и не смогла понять, чем "Дикий шиповник" отличается от нашей "Лазурной волны". Директриса прочла короткий текст вместе со мной, поясняя, что на самом деле имелось в виду, когда писали: "навыки, необходимые для леди в любых обстоятельствах", "умение держать себя в самом разнообразном обществе" и "знания о свете, высшем и не только". Вместе мы составили письмо к моим родителям, и через две недели директриса проводила меня в "Дикий шиповник", избавляясь, будем честными, от сильной головной боли.
Я поводила палочкой в костре и проводила взглядом рой искр.
— В "Шиповнике" учили всему, от умения сварить ужин на костре до высчитывания податей шляпной мастерской, от чтения карт до чтения звезд. Конечно, чтобы не расстраивать родителей, танцам и светским умениям тоже учили. Этот небольшой пансион собирает девочек из самых разных семей. Немало родителей на грани разорения прислали дочерей в “Шиповник”. Такие семьи еще помнят о достойной жизни и ценят образование, но уже не имеют надежды вернуться к прежней беззаботности. Их питают надежды, что после "Шиповника" дочери сумеют позаботиться о себе самостоятельно. Но в большинстве своем в "Шиповник" отправляют не в меру боевых девиц, с которыми не в силах справиться обычные учителя, не говоря уже о гувернантках и родителях. А может быть, им не хватает деятельности в бесконечных вышивках и поклонах? Верней, нам, потому что я определенно была из таких "заноз".
Слушатели усмехнулись. Мой характер они уже успели оценить.
— Так или иначе, образование в "Шиповнике" совсем иное. Я вернулась к родителям вовсе не той беспомощной девочкой, которую они ожидали увидеть и рассчитывали удачно пристроить для своих целей. Когда я сообщила отцу, что за жестокого человека выходить не намерена, он стукнул кулаком по столу и заявил, что я выйду замуж за лорда… ай, не хочу вспоминать его имя… я выйду замуж, за кого приказано, и если понадобится, он волоком потащит меня в храм. Я дождалась конца его тирады и ответила, что или мне дадут выбрать мужа по вкусу, или я уйду. Отец запер меня в комнате на втором этаже. — Я хмыкнула, вспоминая самоуверенного родителя. — Кроме танцев у нас в "Шиповнике" было множество гимнастических упражнений. Ночью я собрала мешок с одеждой, взяла драгоценности, которые можно продать, и ушла через окно. Мой жених остался ни с чем.
Я замолчала, пытаясь вынырнуть от воспоминаний.
— Но ведь это было давно, — в замечании Лавронсо звучал невысказанный вопрос.
— Да, с тех пор минула дюжина лет. Я дважды почти вышла замуж.
Друзья молчали. Что ж, от прошлого все равно никуда не деться.
— Сбежав от родителей, я уехала подальше и устроилась учительницей в пансион для девочек из городских семей. Это было прекрасное место, чтобы постепенно узнавать жизнь, имея при этом крышу над головой, стол и место в обществе. Через два года на благотворительном балу в ратуше я познакомилась с интересным молодым человеком. Мы начали встречаться, и только когда он делал мне предложение, я узнала, что Аларик — наследник баронства. Через год, когда он считал, что наша свадьба — дело решенное, внезапно выяснилось, что его семья собирается породниться с соседями, с графским родом Меркат. Аларика поставили перед выбором: либо он женится на дочери виконта, либо его младшую сестру выдают за этого самого виконта.
Лавронсо не сдержало удивления:
— Это ж сколько было виконту?
— Пятьдесят. А ей шестнадцать. Аларик строил планы, как нам втроем бежать, но я понимала, что когда против нас два клана со связями во всех сопредельных странах, нам нигде не скрыться. Я решила все сама и уехала.
— Ты решила за вас двоих? И ему пришлось жениться на той стерве?
— Почему же стерве. Милая девушка, и ей тоже было жаль, что ее жених идет с ней в храм по принуждению. Я поговорила с ней и попросила сделать его счастливым, насколько это возможно.
Я не рассказала, как я корчилась от боли, когда решилась уехать и отказала себе в возможности увидеть Аларика в последний раз. Как выпила кружку крепчайшего успокоительного взвара, горького, как тот день, и все равно мы с невестой Аларика рыдали в обнимку, и Мириана уговаривала меня довезти ее до монастыря, а я объясняла, что она и свою жизнь погубит, и сестру Аларика не спасет. А потом с постоялого двора в городе, который проезжала, я отправила письмо Аларику с просьбой быть добрее к жене и не искать меня.
Мы снова молчали. Я повернула мясо и продолжила:
— Я сменила имя, чтоб меня невозможно было найти, и пошла в компаньонки, благо, у меня были рекомендации из пансиона. Меня наняли к девочке тринадцати лет. Она слишком рано расцвела, что в сочетании с неуемной жаждой деятельности могло привести к катастрофе. Понимая, что никакие запоры не спасут положение, а из любого пансиона она сбежит, мои наниматели отправили меня на классы компаньонок-охранниц. После "Дикого шиповника" мне удалось овладеть многими умениями, вплоть до самозащиты с помощью зонтика. За следующие три года я и руки ломала, и ребра, а сколько наставила синяков, никто не считал. Мою подопечную тянуло на приключения, и когда она удрала от меня на карнавале, чтоб пристать к компании сомнительной молодежи, мне пришлось отбивать ее от "кавалеров" в нешуточной драке. На счастье, помог прохожий. Когда прибыли стражи, прохожий показал им печать гильдии порученцев и дал показания. Так я познакомилась с Нимнадилем. Не сразу, но он все же уговорил меня вспомнить, что я женщина.
— Нимнадил? Звучит по-эльфийски, но слишком коротко, — заметил наш воин-бард.
Это может показаться странным, но за два года, что мы провели вместе, я ни разу не упоминала о своих романах.
— Полуэльф. Третий сын в семье. Его родители поженились против воли рода. Если эльф заводит ребенка с человечкой, это никого не волнует, даже если посылает гольдены или видится иногда. Но отец Нимнадила решил прожить со своей человечкой в Вавлионде, сколько той отмерено, и его семья отреклась от сына. Родители человечки тоже от нее отказались, они хотели выдать дочь замуж удачно для своих дел. У отца Нимнадила был дар выращивать цветы, и семья устроилась неплохо, но сам Нимнадил был боевиком, хоть и не таким сильным, как эльфы обычно. Он стал зарабатывать поручениями, а встретив меня, позвал с собой. Я взяла расчет у нанимателя, и Нимнадил дал мне рекомендацию в гильдию порученцев. Все шло неплохо, у нас была репутация в определенных кругах: мужчина-воин и образованная горожанка — нам многие доверяли. Мы купили Стрекозу, разъезжали по королевству, то перевозили кого-то, то перевозили что-то, переезжали с места на место…
У меня перехватило горло, и понятливое Лавронсо сунуло мне в руки кружку с взваром.
— Нимнадил убедил меня, что из нас получится счастливая семья. Мы, по сути, уже были семьей… Надеялись заработать на домик у гор и подкопить на первое время, пока не устроимся… и были близки к цели, но однажды взяли контракт — доставить девушку-невесту к жениху. Что-то в той семье было неладно, то ли давняя месть через поколения, то ли кому-то перешли дорожку, но за ними охотились, и семья решила пристроить дочь в надежные руки, пока не случилось худого.
Я снова помолчала. За три года я так и не смогла смириться с этой потерей. Справившись с голосом, я заговорила вновь:
— Недруги узнали о нашем пути и напали. Мы уберегли девушку и доставили по назначению, но Нимнадила зацепило смертельным проклятием. За неделю мы объехали четверых магов, но все было тщетно. Он умер. — Проглотив вязкий комок прошлого я закончила: — Так что, я больше я не рискую.
Хитра несмело взяла меня за руку. Секирд присела с другой стороны и положила мне руку на плечо. Хорошо, когда есть подруги. Плохо, что это ничего не изменит.