Тукуур пробирался по длинному коридору с полированными до зеркального блеска стенами, на которых плясали причудливые тени и странные сполохи. Страх опасности и чувство долга подгоняли его, но ноги не слушались, заплетались, цеплялись одна за другую, и ему приходилось ковылять, а порой даже неуклюже прыгать боком, как будто у него была всего одна нога. Знаток церемоний каким-то чудом удерживал равновесие, борясь с давящей болью в груди и правом боку. Он стремился вперёд и вверх, к мерцающему янтарному свету. Тот разгорался всё ярче, прогоняя тени, заставляя стены искриться, как будто в них были вплавлены крупинки золота. Чувствуя, что опаздывает, Тукуур рванулся вперёд и оказался на полу огромного зала, посреди которого мерцала и переливалась высокая колонна, похожая на древесный ствол, оплетённый множеством лиан. Мерный гул наполнял зал, как будто внутри колонны или, может быть, под её корнями билось гигантское сердце.
"Здесь я заперт", — услышал он голос Дракона и на мгновение снова почувствовал тяжесть янтарной массы, давящей со всех сторон.
— Как мне освободить тебя? — с трудом ворочая языком спросил шаман.
"Найди её", — ответил Последний Судья словами Дамдина, и видение стало меркнуть.
"Кого?!" — мысленно завопил Тукуур, усилием воли пытаясь удержать перед глазами зал с колонной.
Свет померк, и из тьмы появилась маска как у Морь Эрдэни, но с женским лицом, в котором было что-то от Иланы, но больше от её матери. "Скоро", — сказал Дракон, и маска рассыпалась серебряным дождём холодных капель. Они жалили кожу, затекали под одежду, и Тукуур, наконец, очнулся.
Он лежал ничком на деревянной палубе, привалившись к смотанному бухтой тросу. Скованные стальными кандалами ноги ужасно затекли, правая рука лежала как бесчувственная плеть, больно вдавливаясь в туловище. Кое-как напрягая мышцы, о существовании которых он до сих пор даже не подозревал, шаман перекатился на спину, больно ударившись затылком о что-то твёрдое. Над ним из высокой закопченной трубы вырывались клубы чёрного дыма, тяжёлым шлейфом уходя в серое утреннее небо. Моросил мелкий дождь. Его капли, смешиваясь с частичками сажи, покрывали халат знатока церемоний хаотичным рисунком из чёрных пятен. Палуба мерно дрожала, из недр корабля доносился мерный пульсирующий гул, который шаман слышал во сне.
Что произошло? Как он оказался на "Огненном буйволе"? Неужели отец смог спасти его из тюрьмы? Но почему тогда он до сих пор в оковах? Тукуур снова пошевелился, пытаясь сесть, но волна ударила в борт судна, и буксир сильно качнулся, швырнув шамана обратно на истёртые доски. Знаток церемоний больно ударился плечом и зашипел как кот.
— Уже очнулся? — весело спросил голос Максара. — Эй, Дагва! Ты, кажется, говорил, что от твоей чудо-дубинки они будут спать до самого острова?
Воин подошёл к Тукууру и, взяв его за плечо, прислонил к борту. Рядом, тоже в цепях, лежал без сознания Холом. Возле него с жезлом наготове замер гвардеец Токты. Услышав вопрос, он бросил на очнувшегося шамана злой и настороженный взгляд, но промолчал.
— Ну, так даже лучше, клянусь Песней, — хмыкнул воин, не дождавшись ответа. — Хоть потолкую со старым другом, а то от ваших постных физиономий совсем аппетит пропал.
Тукуур хмуро молчал, глядя на Максара. Последний раз он видел товарища таким довольным когда тот на спор проплыл от Рыбной слободы до нового форта через всю бириистэнскую гавань, но самого знатока церемоний события последних дней совсем не располагали к веселью. Видя, как на лице шамана сражаются обида, злость и страх, воин тоже немного помрачнел.
— Дуешься? — вздохнул он. — Понимаю. Мы с тобой прочли друг другу достаточно скверных стихов за чашкой тростникового вина, чтобы я рассказал тебе обо всём пораньше.
Тукуур неуверенно кивнул.
— Не думай, будто я считаю, что ты любишь законы больше, чем друзей, — проворчал Максар, — но ты был слишком правильным, чтобы хотелось тебя в это впутывать. А потом Дамдин нацепил на тебя свою пиявку и стало совсем поздно. Видел бы ты своё лицо там, в крепости! Бр-р! Но ничего, скоро посланница Хора избавит тебя от этой гадости, да и его заодно, — он махнул рукой в сторону Холома. — Старик Баир верит, что это вернёт ему сына, только я сомневаюсь. Дурень явно надел на себя поводок добровольно и, чего доброго, не захочет снимать. Крепкий якорь в бурю, яркий факел во тьме, и всё такое. Хотя, родись Холом девчонкой, светила бы ему одна дорога — в костёр! Ты — другое дело. Темир Буга был твоим наставником, Темир Аси вылечила твоего отца и многих других. Позволил бы факельщикам сжечь их дочурку?
— Не знаю, Максар, — грустно ответил Тукуур. — Меня готовили быть судьёй, и я взвешиваю: жизнь Айяны и жизни тех детей и матерей, что погибли в огне Нижнего города. Или жизни тех, кого она могла бы убить, пробудив древнее чудовище. Да, я хотел бы отменить закон ради близких людей, но этот закон возник не на пустом месте. Ты должен помнить, сколько бед принесли стране колдуны.
— Да, они хотят, чтобы мы в это верили, — согласно кивнул воин. — Но вспомни, что до Прозорливого певцы Хора правили речными городами. Просвещённые правители обучали чутких детей использовать свои таланты, и люди побережья почитали их как небесных заступников.
— Так, возможно, пишут их хроники, которые я не имел возможности читать, — возразил Тукуур. — Но ты должен знать, что хроники пишутся придворными льстецами, а страх перед могучим тираном не сразу отличишь от истинного почтения.
— Если бы только страх двигал ими, речное войско разбежалось бы когда погиб твой тёзка Тукур Толонский! Но люди джунглей сражались ещё одиннадцать лет и приняли власть Прозорливого только после того, как хамелеоны сожгли прибрежные города.
— Я — тёзка Толонского Чародея? — удивлённо переспросил шаман.
— Проклятие, Тукуур! — прорычал Максар. — Ты же знаток церемоний! Они что, не пускали тебя в Зал дождей и пыли? Я-то думал, что ты выбрал свою сторону, а ты, получается, и не знаешь толком ничего?
— Не то чтобы ничего, но, похоже, мы знаем разные вещи. Допустим, ты прав. Но с тех пор сменилось не меньше трёх поколений. Уже и колдунов почти не осталось, а вы вдруг решили вернуть Просвещённых. Не поздно ли?
— Не осталось, говоришь? У нас, может быть, и не осталось. Да только мир, дорогой друг, не заканчивается ни в горах, ни на берегу. Там, за океаном, другие земли, и из них приплывают чужие корабли, но Орден надел нам на голову мешок и заставляет считать всех вокруг врагами. Даже хамелеонов, с которыми, заметь, торгует. История проплывает мимо нас, а мы бросаем в неё с берега камешки и радуемся, когда чернокафтанные гладят нас за это по голове!
— Думаешь, заморские колдуны будут лучшими хозяевами? — холодно осведомился Тукуур.
— Много ли ты знаешь о них, чтобы судить? — парировал воин. — В их краю голос Хора звучит чисто и ясно — что может быть желанней?
— Я даже не знаю, что такое этот твой Хор!
Воин усмехнулся.
— Пусть об этом расскажет та, чью жизнь ты взвешивал. Или не расскажет, если твоя жизнь покажется ей недостаточно весомой. Думаю, это будет справедливо.
Максар отвернулся, вглядываясь в морскую даль. Гвардеец подошёл к нему, и Тукуур почувствовал лёгкое давление в плечах, как будто кто-то надавил пальцами на браслеты незримых вериг. Давление пропало, а потом опять появилось, и шаману почему-то пришёл на ум кот, подбирающийся к добыче.
— Пламя маяка становится ярче, — сказал бывший телохранитель Токты.
— Мы туда плывём? — спросил шаман. — На остров Гэрэл?
— Да, в одно из сердец трёхголовой орденской гидры. — с улыбкой кивнул Максар. — Но в логове тьмы нас ждёт путеводная звезда ярче тех, что светят с неба.
Воин слегка подался вперёд, вглядываясь в серую даль. Странные толчки-касания в плечах стали чаще, и шаман скорее угадал, чем заметил, как напрягся гвардеец, готовясь ткнуть Максара жезлом.
— Ард! — звучное горское слово оказалось весьма кстати. На речном диалекте Тукуур не успел бы произнести и первого слога слова "сзади".
Воин развернулся как отпущенная пружина, выбросив в лицо противнику правый кулак. Тот ловко отшагнул, но из рукава Максара вылетел нефритовый оберег Прозорливого и попал гвардейцу в глаз. Гвардеец опешил, и Максар тут же сгрёб его за шиворот. С резким "Ха!" воин ударил противника головой. Тот дёрнулся, но не выпустил жезл, и даже попытался ткнуть Максара в живот. Тот ушёл от атаки, не выпуская одежды гвардейца. Жезл скользнул по ноге воина. Максар побледнел и скрипнул зубами, но тут же обрушил тяжёлый кулак на спину врага. Тот резко вскрикнул, призывая на помощь. Из рубки выскочил второй гвардеец с арбалетом.
Видя, как он целится, Тукуур быстро оглянулся, ища, чем бы отвлечь стрелка. Его взгляд упал на нефритовый оберег. Он кинулся на палубу и успел накрыть пластину рукой, но было поздно. Звякнула тетива, и тяжёлый арбалетный болт вонзился в широкую спину Максара, швырнув его вперёд. К несчастью для первого гвардейца, он оказался между воином и бортом. Зарычав как раненый медведь, Максар обхватил своего врага, и вместе с ним рухнул в воду.
— Человек за бортом! — закричал стрелок.
Он бросился на помощь товарищу, но успел лишь увидеть, как гребное колесо с глухим стуком подмяло под себя оба тела. Волны окрасились кровью. Арбалетчик в сердцах выругался и с силой пнул Тукуура под рёбра.
— Ты за это заплатишь, пиявка! — прорычал он.
Воспользовавшись суматохой, Тукуур успел спрятать нефритовую пластину в рукав, и теперь только закрыл голову руками, ожидая новых ударов. К счастью, ярость стрелка пригасило появление начальника.
— Что случилось?! — рявкнул старший телохранитель.
— Предатель мёртв, старший брат, — понуро ответил стрелок. — Брат Дагва тоже.
Старший подскочил к борту. Некоторое время он вглядывался в волны, а потом мрачно опустил голову.
— Как это произошло? — тихо спросил он.
— Этот предупредил предателя, — арбалетчик указал на Тукуура. — Выбрал свою сторону.
— Ему не дано выбирать, — сухо возразил старший. — Вериги брата Холома и воля мастера Юкука определят его судьбу.
— У Холома отнимут вериги?
— Он теперь испытанный брат, и должен научиться ходить самостоятельно.
— Тогда почему я до сих пор в цепях? — неожиданно отчётливо спросил Улан Холом.
Братья Ордена резко повернулись к нему. Страж всё ещё лежал на палубе, не открывая глаз, но напряжённая поза выдавала готовность к обороне.
— Беда с этими жезлами, — пробормотал под нос стрелок.
— Так было нужно, чтобы обмануть главарей мятежа, — громко ответил старший брат. — Теперь они мертвы.
Предводитель стражей снял с пояса кольцо с двумя ключами и быстро расстегнул кандалы Холома, а затем сунул ему в руку какую-то склянку. Холом быстро откупорил её и, осторожно принюхавшись, закапал в каждый глаз несколько капель бесцветной жидкости. Поморгав, он с благодарной улыбкой кивнул старшему.
— Отец… — начал юный страж.
— Был всё это время рукой Ордена, ведущей их к гибели, — закончил за него старший брат. — Благодаря ему колдунья в наших руках.
— Значит, я обвинил его ложно, — удручённо опустил плечи Холом.
— Ты ошибался искренне и поставил большую семью выше малой, — бесстрастно, но слегка нараспев ответил старший брат. — Отец может гордиться тобой, как и ты им.
Страж неуверенно кивнул.
— Что теперь? — спросил он.
— Мастер-книгохранитель, полагаю, уже подчинил дух колдуньи. Ученик Дамдина отведёт её к Прозорливому, и ловушка захлопнется. Мастер Юкук, несомненно, захочет, чтобы ты принял в этом участие и заслужил посвящение в мистерии Ордена, так что крепись. Отдых на острове будет недолгим.
Улан Холом закрыл глаза, прислушиваясь к чему-то далёкому. На его лбу появились тревожные морщины.
— Если будет вообще, — приглушённо произнёс юный страж. — Твои слова вселяют надежду, но внутренним ухом я слышу лишь боль и беду.
Тукуур отстранённо слушал разговор стражей. Угрозы и удары арбалетчика пробудили в нём липкий страх, но та часть его духа, которая стремилась сохранить достоинство даже в смерти, оказалась неожиданно сильной. Гнев на собственную глупость и бессилие прокатился по нему жаркой волной и схлынул, оставив только усталость. Усталость от постоянных ловушек, от собственной никчемности, от тревоги за родных, от опустошающего бессилия. Только что на его глазах без суда и должного ритуала убили человека, которого он называл другом. Да, Максар признался в заговоре и мятеже, но не признался ли только что предводитель орденских братьев в том, что Стражи знали о заговоре и ничего не сделали, чтобы его предотвратить? Более того, мятеж Темир Буги был лишь частью их плана, направленного против самого Прозорливого!
"Они хотят, чтобы я привёл к Нему скованную колдунью", — повторил про себя Тукуур. — "Для чего? Чтобы убить? Или выставить в глазах народа ложным провидцем, одержимым злыми духами?" Всё в нём протестовало против этого, но сможет ли шаман избавиться от воли мастера прибрежной Цитадели так же, как он сбросил иго Дамдина? Всё, что ему оставалось — молиться Последнему Судье, но Дракон уже помог ему однажды, и это дарило надежду. Пользуясь тем, что внимание стражей сосредоточено на Холоме, знаток церемоний прижался к борту и посмотрел вдаль на ярко-синюю звезду маяка. Огонь разгорался и угасал, и в темпе этих пульсаций шаман угадал старый мотив, которую пытался напеть ему болотный огонь. Тукуур не понимал слов и не был уверен в том, что в песне вообще были слова. Ритм пронизывал его, звучал в его сердце, вплетался в шум паровой машины, откликался эхом откуда-то из рубки, где — теперь знаток церемоний знал это — лежал в коробке его шар-спутник. Огонь маяка блеснул ярче обычного, и шаман ощутил резкий диссонирующий импульс, словно удар гонга или крик о помощи посреди стройного пения. Испуганный и настойчивый, этот импульс эхом отдавался в сердце Тукуура, пока откуда-то из глубины моря не пришёл отклик. В нём была холодная уверенность и безмолвный вопрос. "Где?" — спрашивал неведомый разум. Шаман испуганно открыл глаза, не зная, что ответить, но тут к нему подлетел арбалетчик и сильным ударом опрокинул знатока церемоний на палубу.
— Что ты делаешь?! — прошипел он.
— Пламя разгорается, — зачарованно ответил Тукуур.
Старший брат обеспокоенно посмотрел на шамана, а потом на Холома.
— Он что, тоже слышащий? — подозрительно спросил предводитель стражей.
Холом удивлённо моргнул и снова прислушался.
— Да, — растерянно сказал он. — Ничего не понимаю. Восемь лет мы учились бок о бок, и он был чист. И родители его тоже…
— Бардак у вас в городе с записями, вот что! — поморщился старший. — Неприятно, но мастера справятся с этим.
Он подошёл к шаману, сложив руки в незнакомом жесте, но тут корабль качнуло. "Огненный буйвол" ускорил ход, заметно кренясь на левый борт. Старший брат едва не упал, но поймал равновесие и устремился к рубке. Не успел он подойти к двери, как та с треском распахнулась, и на палубу выскочил полуодетый матрос.
— По правому борту! — крикнул он.
Знаток церемоний кое-как встал и опёрся спиной о стену надстройки. Справа от парового буксира из глубины океана поднимались гигантские пузыри газа. С шумом лопаясь на поверхности, они рождали круговые волны как от брошенного в воду валуна. Тукуур помнил, что такое бывает при извержении подводного вулкана, но ни у побережья ни на островах уже многие сотни лет не было никаких извержений.
Плоскодонный буксир подбрасывало на волнах, но он упрямо держал курс. А потом пузыри пропали так же внезапно, как и появились.
— Что, во имя Трех Миров, это было? — спросил знаток церемоний.
— Боюсь, оно ещё здесь, — мрачно отозвался Холом.
Он напряжённо всматривался в толщу серой воды, но океан хранил обманчивое спокойствие. Волны утихли, и на поверхности воды осталась только лёгкая рябь от мелкого дождя. Даже крикливые морские птицы куда-то делись, и только неутомимая паровая машина клокотала как дыхание уставшего бегуна. Тукуур встал у борта, крепко держась за поручень, украдкой переложил оберег Прозорливого в потайной карман и стал пристально вглядываться в тёмную линию поросшего лесом берега за кормой. Где сейчас флот "Медовой лозы"? Вряд ли Максар собирался с ним встретиться. Скорее всего, он спрятал буксир в одном из боковых рукавов дельты, а потом под покровом ночи вышел в открытое море. Если так, то корабли Ордена уже должны подходить к Бириистэну…
— Волчья шерсть! — воскликнул вдруг Холом. — Вы это видите?
Вода за кормой потемнела, а потом забурлила и вспучилась. Над водой показалась спина морского чудовища, обросшая моллюсками и водорослями. Под наслоениями тины и грязи едва угадывались какие-то трещины или борозды, отдалённо напоминающие те, что украшают панцирь черепахи, но издалека покатый холм был похож скорее на отмель или островок величиной в половину "Буйвола". Оставалось только гадать, какого размера было то, что оставалось скрыто в глубине океана.
Стрелок метнулся к люку в машинное отделение.
— Больше угля! — прокричал он, спрыгивая вниз. — Полный вперёд, разрази вас Дракон!
"Огненный буйвол" ожесточённо взбивал поверхность воды своими колёсами, но скорость была явно недостаточной. Чудище приближалось, за его панцирем тянулся шлейф из пенных бурунов. Тукуур почувствовал ритм мыслей черепахи, тревожный и целеустремлённый, как дробь армейского барабана. Он порождал в уме знатока церемоний смутное ощущение, что от него ждут ответа или действия, но разум Великой Черепахи был слишком чуждым, чтобы что-то понять. Зато шар Дамдина понял и ответил, его бессвязное бормотание сменилось стремительным речитативом вопросов и ответов, суть которых шаман не успел бы уловить даже если бы знал древний язык. Болотный огонь ужасно торопился, и причина его спешки стала ясна, когда старший брат выскочил из рубки, сжимая в руках окованный металлом ящик. Прорычав какое-то проклятие, он швырнул коробку прямо под лопасти гребного колеса. Раздался треск, мелькнула короткая вспышка, и песнь светильника оборвалась, но это только разозлило черепаху. Древнее чудовище рванулось вперёд с невероятной быстротой, вода вокруг него словно вскипела от пены. Волна, которую чудище гнало перед собой, подбросила паровой буксир в воздух, а затем гигантский панцирь с оглушительным треском врезался в борт судёнышка, раздробив одно из гребных колёс. Удар сбил Тукуура с ног, он неловко взмахнул скованными руками и с испуганным вскриком вылетел за борт, прямо на панцирь чудовища.
Столкновение с осклизлым панцирем едва не выбило дух из знатока церемоний. Из последних сил он попытался ухватиться за длинные космы водорослей, но те легко порвались. Шаман заскользил назад и вниз, раздирая кожу об острые панцири морских желудей. Страх смерти холодной иглой пронзил его сердце, но тут стальные цепи оков вдруг натянулись, как будто кто-то схватил их невидимой рукой. Тукуур повис на покатом боку черепахи, не в силах пошевелиться. Кандалы словно приросли к панцирю, мелкие волны то и дело захлёстывали шамана, мешая дышать, но сквозь металл, кожу и кость он чувствовал речь Черепахи, и в ней снова была та холодная уверенность и обещание безопасности, которыми чудище отозвалось на отчаянный призыв с острова Гэрэл. Оставив обездвиженный буксир позади, Великая Черепаха ускорила ход, устремившись к древнему маяку.
Впереди всё отчётливей виднелись очертания острова Гэрэл — источенной морем гранитной скалы, увенчанной причудливой крепостной стеной. Прибрежная Цитадель походила на игрушечный замок, какие лепят дети на берегу моря, набирая пригоршни мокрого песка и позволяя ему стекать между пальцами, чтобы из песочных капель формировались похожие на оплывшие огарки свечей башни. Но какая невиданная мощь нужна была, чтобы расплавить монолитный гранит и вылепить из него текучие линии стен и затейливые башенки-кораллы! Стены карабкались по склонам, ярус над ярусом, а на самом верху словно рог нарвала вздымалась в небо витая громада Маяка — одного из немногих сохранившихся чудес ушедшего мира. Гладкие стены, зеленовато-серые внизу, примерно на половине высоты становились аквамариновыми, а на самом верху — кристально чистыми как лучшее толонское стекло. В толще этой прозрачной части без всякой видимой причины разгорался и гас ярко-синий огонь.
Два отрога скалы словно крылья наседки отгораживали от буйства океана укромную бухту, в которой обычно помещался флот "Медовой Лозы". Сейчас многочисленные причалы и пирсы были пусты, и только обугленный остов океанской джонки торчал из воды недалеко от берега. Чайки с пронзительными воплями вились над обломками мачт.
Берег приближался, и черепаха, наконец, начала сбавлять скорость. Пена забурлила там, где должна была быть её голова. Панцирь несколько раз вздрогнул, едва не выкрутив Тукууру руки из суставов. Проскрежетав по невидимым скалам, чудище подпрыгнуло и с гулким ударом вылезло на каменистый пляж. В тот же миг неведомая сила, державшая оковы шамана, иссякла, и Тукуур соскользнул с покатого панциря в мутную воду. Оковы тут же потянули его на дно. Больно ударившись о подводные камни, он всё же сумел оттолкнуться от них и встать. Вода здесь доходила ему до груди. Фыркая и отплёвываясь, шаман кое-как выбрался на берег и уставился на "черепаху".
Перед ним было что-то вроде живого корабля. Вытянутый округлый корпус и впрямь походил на черепаший панцирь, но из-под брюха виднелись не ласты, а заострённые плавники вроде акульих. Головы и вовсе не было, вместо неё в переднюю часть корпуса был вплавлен большой полупрозрачный шар вроде увеличенного во много раз болотного огня. Внутри стеклянистой массы слабо пульсировали голубоватым светом тонкие прожилки, похожие на кровеносные сосуды из медицинского атласа. Чувствуя их неровный ритм, Тукуур понял, что древний дух, управлявший могучим кораблём, умирает. Слишком стар он был, слишком долго пробыл на дне, погребённый под слоем ила. Верный долгу, он совершил этот рывок, чтобы спасти ту, что звала на помощь из древних стен маяка, но сил хватило лишь на то, чтобы бесполезной грудой кости и стали выброситься на каменистый берег.
— Да откроются тебе врата Верхнего Мира, неведомый друг, — прошептал шаман, прикоснувшись к поверхности шара.
Свет мигнул ещё несколько раз и погас. Отвернувшись, Тукуур побрёл к портовым постройкам. Цепи то и дело цеплялись о камни, промокшая одежда липла к телу. Странная эйфория отступила как волна, оставив на песке души шамана страх, голод и холод. Сырой ветер, почти незаметный для бывалого моряка, пронизывал его насквозь. Желудок сводило, саднили запястья и лодыжки, натёртые оковами. Он стоял один на пороге оплота врага, в цепях, без оружия и малейшего подобия плана. Единственное, что он хорошо понимал, так это то, что появление черепахи поставило в его отношениях с Орденом жирную точку. Дух древнего корабля откликнулся на призыв шамана, и не важно, что он лишь эхом повторил крик о помощи, прилетевший издалека. Для стражей он теперь — опасный колдун, способный пробуждать боевых чудовищ прошлого. Человек, чьё имя следует как можно скорее стереть со страниц книги судеб. Не вывались Тукуур за борт во время столкновения, он уже пожалел бы, что родился на свет. "Было бы хорошо", — подумал он, — "если бы экипаж "Буйвола" унес мою новую тайну на дно океана". Тукуур покачал головой. Как быстро он дошёл до таких мыслей! И дойдёт до худших, если не успеет убраться с острова до того… Шаман оборвал свою мысль. Что он здесь ищет и на что надеется? Первый попавшийся охранник "Медовой лозы" отправит его в темницу как беглого каторжника! Но, всё же, Дракон послал ему Великую Черепаху, как некогда самому Смотрящему-в-ночь. Пусть древнее чудище оказалось не тем, чем считали его сказители, а путешествие Тукуура выглядело совсем не героически, случилось несомненное, осязаемое чудо. "Ты растерян, но я направлю тебя", — вновь вспомнил шаман обещание Последнего Судьи и, расправив плечи, смело шагнул навстречу неизвестности.
Цепи тут же натянулись, и знаток церемоний упал на мелкую гальку. Что-то гладкое и холодное выскользнуло из складок его рваного халата и больно впилось в шею. Резко откатившись, Тукуур не поверил своим глазам. Перед ним лежал нефритовый оберег Прозорливого. Слегка поцарапанный, с отколотым углом, но от того не менее действенный. Ещё одно чудо: после всех прыжков и падений знак власти должен был лежать на дне морском, а не в кармане шамана. Улан Баир и мастера Ордена рассчитывали, что нефритовая пластина откроет двери в покои Смотрящего-в-ночь для их марионетки, но теперь Тукуур мог использовать это оружие против них. Подняв оберег, знаток церемоний гораздо бодрее заковылял к лодочным сараям, придумывая на ходу правдоподобную легенду.
Подойдя к одному из домиков, шаман настойчиво постучал в дверь. Никто не отозвался. Тукуур заколотил сильнее, но ответом, как и прежде была тишина.
— Эй, есть здесь кто-нибудь? — крикнул он.
Несколько морских птиц сорвалось с крыш с пронзительными воплями, где-то визгливо закряхтели встревоженные цесарки, но люди не отзывались. Ни голоса, ни кашля, ни хруста гальки под ногами. Тревога снова всколыхнулась в сердце, на время изгнав усталость и голод. Прижавшись к стене дома, Тукуур внимательно осмотрелся. Большую часть посёлка занимали склады и казармы — длинные бревенчатые здания с крепкими стенами. Чуть поодаль к скалам лепились хижины, где жили семьи грузчиков и смотрителей. Нигде не видно было ни огонька, ни дыма, ни движения. Угольные жаровни бедняков, оставленные без присмотра, обычно остывали часа за три-четыре. Даже если флот Ордена забрал с собой рабочих чтобы восстановить гавань Бириистэна, их жёны и дети должны были остаться здесь. Что могло вынудить их покинуть дома?
Хотя обгоревший остов джонки в гавани намекал на возможность боя, нигде больше не видно было следов пожара. Только странные выбоины вроде крабьих следов виднелись на посыпанных песком дорожках. Правда, если это и были крабы, то размером с крупную овцу. Может, на обезлюдевший посёлок напали живые камни? Но они боятся ружейной пальбы, и жители прибрежных посёлков давно научились прогонять морских зверей петардами и хлопушками. Недоумевая, Тукуур побрёл в сторону казарм, надеясь найти там какую-нибудь еду.
Следы разрушений нашлись ближе к центру посёлка. Здесь в изгородях и стенах некоторых домов были выгрызены проломы, а двери сорваны с петель. Тукуур нервно оглядывался, замирая от каждого шороха, но таинственный враг никак не проявлял себя. Постепенно шаман осмелел, и даже зашёл в один из разорённых домов. В общей комнате на столе всё ещё стояла миска холодного риса, а над остывшей жаровней висело несколько вяленых рыб. Съев рис и одну рыбину, знаток церемоний устало привалился спиной к стене. Великий Дракон ждал, что он найдёт младшую дочь Буги, ставшую посланницей загадочного Хора. Начальник конвоиров был уверен, что она в застенках Ордена, но, судя по явлению черепахи и разорённому посёлку, план стражей провалился в Нижний Мир. Вероятнее всего, в Цитадели сейчас хозяйничало то, что выгнало из домов портовый люд. Что мог сделать с этим одинокий избитый судейский чиновник, скованный по рукам и ногам?
Для начала — снять с себя цепи. Эта мысль была настолько простой и неожиданной, что казалась пришедшей извне. Тукуур внимательно осмотрел кандалы. Браслеты были скреплены навесными замками, чтобы их в любой момент было легко снять. Впрочем, для радости для шамана в этом было мало, ведь ключ остался у безымянного слуги Ордена, а то и пошёл ко дну вместе с "Буйволом". Можно было понадеяться, что у местных темничников ключи такие же — велика честь делать разные замки для арестантов. Но до орденской темницы ещё нужно было дойти по горной тропе. Крепкие толстые звенья цепей были надёжно заклёпаны, а вот кольца, которыми они крепились к браслетам — только сомкнуты. С помощью молота и зубила можно было попытаться погнуть их и избавиться, хотя бы, от цепей. Конечно, только на ногах, но и это многого стоит. Тукуур улыбнулся. Когда-то азы кузнечного дела казались ему лишним предметом для тех, кто избрал путь мудрости. Теперь эти знания могли стать подлинным благословением.
Собравшись с силами и немного согревшись, шаман направился к кузнице. Каменное здание с высокой трубой стояло недалеко от берега. Широкие деревянные ворота, сквозь которые внутрь могла въехать небольшая телега, были заперты, но в одной из створок виднелась дыра с рваными занозистыми краями. Подобравшись к отверстию, Тукуур впервые за этот день ощутил запах крови. Острое чувство опасности заставило его отпрянуть. Спрятавшись за грудой дров, сваленных сбоку от кузницы, знаток церемоний выжидал несколько минут, но ничего так и не произошло. Страх призывал его попытать счастья в другом месте, но разум подсказывал, что безопасных мест на острове нет. Решившись, Тукуур поднял камень и швырнул в ворота. Камень с лязгом ударился о фигурную набойку и упал на землю перед дырой. Снова воцарилась тишина. Прождав ещё какое-то время, знаток церемоний нехотя полез в дыру.
Окна кузницы не были закрыты ни стеклом, ни пузырями, чтобы лучше выходил дым, поэтому серый свет пасмурного дня хорошо освещал творившийся внутри хаос. Искромсанное тело кузнеца лежало у стены, в могучей руке убитого всё ещё был зажат тяжёлый молот. Перед ним валялось два гигантских краба с проломленными панцирями. Когда Тукуур вошёл, один из них судорожно зацарапал ногами по полу, пытаясь развернуться. Забрызганная кровью клешня сомкнулась и разомкнулась. От второй клешни осталась только культя, из которой толчками выплёскивалась оранжевая жидкость. Вместо глаз и жвал из лицевой пластины существа торчал уже знакомый шаману стеклянистый шар. Светящиеся прожилки яростно мерцали красным. Несмотря на все усилия, краб не мог сдвинуться с места, и только клацал клешнёй в бессильной ярости.
Осенённый опасной идеей, Тукуур поднял с пола кочергу и осторожно подошёл поближе. Краб задёргался, но ноги не слушались его. Шаман замахнулся, имитируя атаку. Погнутая молотом конечность краба дёрнулась, но почти не сдвинулась с места. Только сама клешня продолжала угрожающе щёлкать. Примерившись, Тукуур взмахнул руками, забрасывая петлю цепи прямо в раскрытую клешню. Он попал только с пятого раза, но был сразу же вознаграждён глухим щелчком. Половинки перекушенного звена со звоном упали на пол. Самым простым было бы дать крабу перекусить и ножную цепь, но Тукуур решил не рисковать конечностями. Порывшись среди разбросанных инструментов, он нашёл острое зубило и удобный молоток, отошёл в дальний угол и сел, подогнув ноги. Поставив кольцо на ребро, он упёр зубило в место, где сходились края, и начал бить по нему изо всех сил. Обрывки цепей здорово мешали, кольцо норовило упасть на бок, стальной браслет больно впивался в ногу, но в конце концов звено поддалось. Кольцо, как оказалось, не только крепило цепь к браслету, но и соединяло две его половинки. С удовольствием избавившись от постылой железяки, Тукуур принялся за второе кольцо. Успех с первым прибавил ему сил, и работа пошла быстрее.
Наконец, с ножными кандалами было покончено. Радуясь, что стук не привлёк новых крабов, шаман поспешил убраться из опасного места, прихватив с собой кочергу. Проходя мимо второго, неподвижного краба, знаток церемоний заметил, что кузнец сумел раздробить его глаз-шар. Это стоило запомнить.
Выбравшись из кузницы, Тукуур заметил невдалеке изящную крышу небольшого павильона духов войны. После всего пережитого пройти мимо храма было бы чёрной неблагодарностью, и знаток церемоний поспешил внутрь. Лампады давно погасли, и имена павших воинов, высеченные на стенах, терялись в полумраке. В конце зала серебрилась статуя Стального Феникса, гордо расправившего крылья с острыми перьями-мечами. За правым крылом виднелась приоткрытая дверь, ведущая в жилище военного прорицателя. Совершив три простирания, знаток церемоний кратко, но горячо помолился полководцу Верхнего Мира, попросив сил и отваги для предстоящего дела. Знакомый запах благовоний успокаивал. С сожалением поднявшись, Тукуур повернулся было к выходу, но затем, уступив любопытству, направился к потайной двери. Обычно проход в личные комнаты закрывали узорчатой ширмой, но здесь она была грубо опрокинута. Творившийся внутри беспорядок говорил скорее об обыске, чем о нашествии крабов. Свитки и книги лежали на полу, но сами книжные стеллажи стояли на своих местах. Постель разбросана, сундуки вскрыты. Парадный ало-синий кафтан с полированной бронзовой бляхой на груди валялся прямо у двери. С нагрудника на Тукуура подозрительно щурилась хмурая морда Скального Лиса. Значит, местный шаман тоже выбрал его своим покровителем. Добрый это знак или зловещий? Времени раздумывать об этом не было.
Тукуур сбросил сырой халат и шаровары, насухо вытерся чужой простынёй и примерил одежду неизвестного соратника. Кафтан пришёлся почти впору, только рукава пришлось распороть, чтобы пролезли кандалы. Подоткнув ткань под браслеты, знаток церемоний обмотал цепи вокруг запястий на манер наручей и подвязал обрывками простыни чтобы не болтались. Вес вшитых в одеяние военного чиновника стальных пластин давил на плечи, но теперь Тукууру не грозила смерть от первой же шальной пули или скользящего удара крабьей клешни.
Шаман переложил оберег Смотрящего-в-ночь в потайной карман под нагрудной пластиной и ещё раз осмотрел комнату. Что бы ни искали те, кто разгромил жилище служителя духов войны, они не забрали ни деньги, ни ручной огнеплюй. В одном из сундуков нашлось даже немного мази от ссадин. Тукуур внимательно прочёл названия книг и свитков, разбросанных по комнате, но не нашёл ничего подозрительного. "А ведь как хорошо было бы найти здесь карту цитадели Ордена!" — разочарованно подумал Тукуур, задумчиво барабаня пальцами по подвязанному к поясу "зеркалу души". Он рассеянно поворошил угли в жаровне, и вдруг увидел клочок промокательной бумаги."…прошлое больше не является тайной…" — отпечаталось на ней. Ещё одна загадка, от которой только разболелась голова, словно болотный огонь всё ещё нашёптывал шаману свои забытые песни. Тукуур вздохнул. Ему не хватало отрезвляющей прохлады драконьего амулета. Кто, всё-таки, надел его ему на шею? Максар или Холом? Или, может быть, Дамдин? Двое из них были уже мертвы, а сама священная чешуйка пропала пока Тукуур был без сознания. И если шаман не хотел пропасть так же быстро и бесследно, ему следовало двигаться дальше. Поклонившись на прощание изваянию Феникса, знаток церемоний вышел из храма и зашагал по пыльной дороге прочь из мёртвой деревни.
Широкую тропу, ведущую к Цитадели, то и дело пересекали ручьи и каменистые осыпи. Пресная вода, известная мореходам своей целебной силой, текла откуда-то из подземелий Маяка, но вырубленные в скале каналы были слишком узкими для человека.
Осторожно перешагивая с камня на камень, Тукуур радовался, что его больше не выдаёт звон цепей. Плетёные сандалии, найденные в посёлке, облегчали путь, и знаток церемоний преодолел непростой подъём едва ли не быстрее, чем путь от пляжа до кузницы.
Выйдя к воротам, шаман вспомнил, почему так и не смог полюбить охоту. Всех учеников сургуля заставляли участвовать в ней. Юные воины учились загонять косуль и сбивать в полёте диких уток. Ученики постарше рисковали выходить против диких свиней и лесных котов. Те, кто выбрал путь мудрости, готовили еду и перевязывали раненых. Стоны людей и животных, окровавленные шкуры и туши до сих пор посещали сны Тукуура, стоило ему только заболеть лихорадкой или отравиться подгнившими плодами. Но благодаря пережитому он был готов однажды ступить на поле боя и не потеряться между мирами от ужаса и отвращения.
Решётку опустили в самый последний момент. Падая, она раздробила панцири нескольких крабов, но их тела не дали ей закрыться до конца, оставив узкую щель, сквозь которую мог пролезть снежный кот или худой человек. С большим трудом протиснувшись под заострёнными шипами, знаток церемоний вошёл во внешний двор. Здесь останки чудовищ лежали вперемешку с телами защитников Цитадели. Шаман насчитал пятнадцать или шестнадцать боевых братьев Ордена в чёрно-оранжевых кафтанах, вооружённых уже знакомыми ему короткими жезлами. Странное оружие легко дробило прозрачные шары — вместилища гневных духов, управлявших чудовищами, но не могло защитить от острых клешней.
Один из поверженных бойцов привлёк внимание Тукуура. Он был совсем лыс, похожее на череп лицо покрывали бледно-голубые татуировки. Присмотревшись, шаман понял, что у воина совсем нет носа — только узкие дыхательные щели, прикрытые плотными кожистыми клапанами. До сих пор знаток церемоний только слышал о хамелеонах — загадочном морском народе с дальних островов. О них рассказывали всякие небылицы: хамелеоны могли во мгновение ока превратиться в любого человека, хамелеоны приносили кровавые жертвы живым камням, хамелеоны тайно управляли Орденом Стражей, а через него — всем государством. Не они ли создали незримые вериги? Это предположение казалось правдоподобнее прочих басен.
К удивлению шамана, среди погибших оказалось всего два крестьянина. Удалось ли остальным жителям деревни укрыться от нашествия чудовищ, или дома стали для них могилами?
Прокравшись мимо похожих на термитники хозяйственных построек, Тукуур подошёл к внутренней стене. Крепость-кольцо изогнутой короной опоясывала возвышенность, на которой стоял древний маяк, её чешуйчатая крыша, похожая на спину Дракона, отражала призрачный свет тысячей огоньков. Из овальных бойниц выглядывали жерла пушек. Мощные ворота, преграждавшие путь во внутренний двор, были распахнуты настежь. Внутри длинного туннеля лежало несколько воинов в фарфоровой броне. Подойдя ближе, шаман с удивлением понял, что это — вовсе не защитники крепости. Ожившие доспехи венчали львиные головы, глядевшие в небо пустыми глазницами. Мелкая стеклянная крошка усеивала песок у их ног. Похоже, древние воины открыли ворота своим союзникам-крабам, но бойцы Ордена смогли вновь упокоить их мятежные души.
Пройдя по сводчатому туннелю, шаман оказался на широкой площади, посреди которой высилась витая башня маяка. С этой стороны крепость-кольцо выглядела совсем по другому. Вместо серого камня — мозаика из разноцветной смальты, вместо редких узких бойниц — ряды широких стеклянных окон и полукруглых балкончиков с фигурными парапетами. Резные деревянные двери вели внутрь дома-стены, где располагались кельи боевых братьев, кабинеты наставников, залы для медитаций и тренировок.
Следы крабов покрывали полированный камень внутреннего двора хаотичным узором царапин. Они вели к неровному отверстию в скале у подножия башни маяка. Когда-то этот проход вглубь острова был запечатан крепкой каменной дверью, на остатках которой виднелись колдовские знаки. Долота, свёрла и порох победили древнюю магию. За грубым проломом виднелось освещённое тусклым белым светом помещение. Логика подсказывала, что именно там, в сердце скалы, Орден хранит припасы и стережёт важных пленников.
Приглушённый звук взрыва или пушечного выстрела донёсся из глубины. Тукуур замер в нерешительности. Похоже, в глубине ещё сражались выжившие стражи, но сможет ли он помочь им? И хочет ли Дракон, чтобы шаман им помогал? Эта мысль была довольно неожиданной. Всю жизнь Тукуура учили, что боевые братья Ордена — крепчайшая из опор государства, защитники народа от древних ужасов, верные дозорные Последнего Судьи. Но Лазурный Дракон призвал не их, а Дамдина и Тукуура, повелев найти колдунью, которую стражи обязаны были убить. Шаман чувствовал, что посланница Хора нужна повелителю духов живой, какие бы песни она ни пела. Но, возможно, стражам тоже? Иначе зачем они позволили колдунье ступить на остров, полный боевых слуг древнего народа? Вряд ли для того, чтобы собрать Высокий Трибунал, не выходя из дома. Ответы ждали внизу, и Тукуур, собрав волю в кулак, двинулся к пролому. Эхо его шагов многократно отражалось от изгибов дома-стены и казалось, что по внутреннему двору идёт несколько человек, но когда шаман останавливался, все шаги затихали.
Тускло освещённый сводчатый коридор широкой спиралью уходил под землю. Он был построен в виде цепи соединённых узкими проходами полукруглых комнат, в каждой из которых могли закрепиться и держать оборону вооружённые огнеплюями защитники. Когда-то каждый купол был украшен созвездиями ярко светящихся кристаллов, но за долгие годы многие из них потускнели и погасли. Некоторые из созвездий были хорошо знакомы Тукууру, другие он угадывал с трудом, третьи не видел никогда в жизни.
Отступавшие вглубь скалы братья Ордена были настоящими мастерами боя. Тукууру то и дело попадались неподвижные крабы и львы-рыцари, но первого защитника крепости он встретил только в конце второго оборота спирали. Высокий воин-хамелеон в красно-чёрном кафтане с вышитым золотом гербом Цитадели сидел, уронив голову на грудь. Множество порезов покрывали его руки и ноги, и уже не понятно было, какой оказался смертельным. Пять крабов неподвижными грудами металла и кости валялись вокруг.
Из глубины прилетел порыв тёплого воздуха. Понимая, что он близок к цели, Тукуур проверил огнеплюй. Порох на затравочной полке отсырел. Осторожно смахнув его краем рукава, шаман снял с пояса один из тонких флаконов-пороховниц, насыпал на полку отмеренную дозу и поставил курок на полувзвод.
Коридор резко вильнул влево и оборвался широким полукруглым балконом, за парапетом которого раскинулась большая круглая пещера. Тёплый сухой воздух пах озоном и порохом. В центре пещеры высилась похожая на дерево прозрачная колонна, такая же, какую шаман видел во сне. Десятки нитей-ветвей выходили из неё, снова переплетаясь под потолком. Часть ветвей была разбита, ствол покрывали трещины. Слабо мерцающие осколки ковром покрывали пол между светящимися отростками-корнями колонны. Сгустки света хаотично вспыхивали внутри ствола, сталкиваясь и разделяясь. Маленькие огоньки стремились пробраться по нитям-ветвям вверх, к основанию башни маяка, но гасли, натыкаясь на трещины и сколы. Сердце Тукуура болезненно сжалось. "Неужели я опоздал?" — подумал он.
Подойдя к краю балкона, знаток церемоний увидел следы последней битвы защитников Цитадели. Тела пятерых бойцов распростёрлись рядом с корабельной пушкой, направленной на колонну. Вокруг них валялись крабы, сцепившиеся клешнями. Похоже, повредив ствол, стражи ввергли древних слуг в безумие, но и сами не смогли уцелеть в наступившем хаосе. Убедившись, что ни один из крабов не подаёт признаков жизни, шаман начал осторожно спускаться вниз по узкой каменной лестнице, идущей вдоль стены пещеры. Многие ступени были выщерблены от времени, на истёртом множеством ног камне легко было поскользнуться.
Завершив спуск, Тукуур ещё раз огляделся. Зал с деревом был похож и не похож на тот, что он видел во сне. Шаман закрыл глаза, пытаясь ощутить присутствие Дракона, но услышал лишь ритм маяка, прерывистый и болезненный как дыхание раненого животного. Укол страха заставил знатока церемоний открыть глаза. Ничего не изменилось, только мелкие огоньки стайкой испуганных птиц метались внутри ствола, словно хотели предупредить его о чём-то.
Настороженно осматриваясь, шаман начал пробираться к колонне. Мелкие осколки хрустели под ногами. Обломки ветвей мерцали над головой, грозя обломиться и упасть. Обойдя искорёженные панцири крабов, Тукуур подошёл к пушке. Один из мастеров Ордена лежал рядом, сжимая в руке дымящийся запал. Он готовился сделать ещё один выстрел, но краб успел перекусить фитиль орудия у самого основания и пробить клешнёй грудь канонира. Израненные товарищи стража не смогли прийти к нему на помощь. Шаман обошёл тела по часовой стрелки, бормоча слова мантры последней мудрости. Было уже не важно, стали бы стражи его друзьями или врагами, будь они живы. Их стремления, знания и мечты рассеялись в пустоте между Трёх Миров, когда духи убитых отправились в путь за пределы пределов.
Отдав долг павшим, знаток церемоний снова повернулся к колонне. Прямо перед ним светящиеся "лианы" расступались, открывая гладкую и плоскую поверхность, в которой отражалась стена пещеры. Тукуур подошёл к зеркалу и опустился на колени.
— По слову Твоему, я пришёл, — прошептал он. — Но пришёл слишком поздно. Если ещё я могу что-то сделать, дай мне знак.
Мир молчал, треснувшая поверхность зеркала оставалась тёмной. Только неровные сине-фиолетовые кристаллы слабо светились в глубине ствола, искрясь серебряными сколами. Кристаллы были вкраплены в стеклянистую массу колонны неравномерно и на небольшой площади, как будто ими выстрелили по стволу из пушки словно картечью. Присмотревшись, Тукуур увидел старые, почти сгладившиеся шрамы на поверхности колонны и сеточку трещин-прожилок, призрачной паутиной соединявших инородные включения. Эта паутина или, скорее, грибница, прорастала сквозь монолит колонны во всех направлениях, ослабляя и раскалывая его изнутри. Именно благодаря ей недавний выстрел простым ядром так сильно раздробил стеклянистый ствол и обрушил множество тонких ветвей.
Тукуур с удивлением понял, что ему знакомы лазурные кристаллы. Всего несколько дней назад такой же камень-чешуйка висел у него на груди, даря ясность мысли и чувство незримого присутствия Последнего Судьи. Несколько чешуек поменьше бережно хранились в сокровищнице бириистэнского Святилища. В день состязания драконьих лодок камни выкладывали на малых алтарях для поклонения. Предание гласило, что это — осколки самой первой драконьей ладьи, которую Последний Судья послал, чтобы забрать избранных в Верхний Мир.
— Тогда содрогнулась земля, и рухнули стены, и вкрадчивый шёпот живых камней превратился в крик. Тогда вывели посланники Дракона всех, кто пошёл за ними, в Средний мир, освещённый звёздами и согретый лучами Светила. И показалось пленникам Нижнего мира, что желать больше нечего. Но таково было предостережение Дракона: проклят всякий мир, осквернённый деяниями Безликого. На время он даётся им, но, когда исполнятся сроки, приплывёт от далёких звёзд ладья, чтобы забрать тех, кто останется верен, в мир Верхний, — прошептал Тукуур строки "Воспоминаний Первого". — Но древние в гордыне своей забыли милость Дракона, выведшего их из мрачных лабиринтов Нижнего мира. И сказали друг другу: силой собственного разума превратили мы Средний мир в дивный сад. Не наши ли дворцы парят между луной и звёздами? Не наш ли взор пронизывает время и пространство? Не мы ли провели посланников Дракона в твердыню Безликого и помогли пронзить его сердце освящённым мечом? Но такова Его благодарность: лишь малое число живых пройдёт за Ним во врата из трёх звёзд, остальных же Он бросит в холоде и мраке. Так не лучше ли нам остаться всем в Среднем мире, охраняя его покой? Но лишь замыслили они разрушить ладью, которую создал Последний Судья из собственной плоти, как превратилась она в облако из стрел, и пролились те огненным дождём, сжигая небесные дворцы гордецов и их великие города…
Жилы-лианы вдруг вспыхнули нестерпимо ярким светом и тут же погасли, погрузив зал во тьму. Шаман зажмурился, перед глазами поплыли цветные пятна. Когда резь в глазах унялась, он заморгал, пытаясь привыкнуть к темноте. Несколько сгустков света ещё плавало внутри колонны. Стайка мелких огоньков, которую он приметил раньше, повисла в глубине зеркала россыпью незнакомых звёзд. Тукуур встал и осторожно прикоснулся к гладкому кристаллу. Огоньки закружились, один из больших сгустков подплыл к ним, словно привлечённая движением рыба. Пятна света слились, и в глубине зеркала постепенно проступил силуэт девушки в мягкой белой одежде.
Шаман сразу узнал это лицо, хотя видел его только раз в смутном сне. Перед ним была та, кого искали Улагай Дамдин, Смотрящий-в-ночь и даже сам Великий Дракон. В лице Темир Айяны было что-то от обоих родителей. Светло-зелёные глаза, вздёрнутый нос и резко очерченные скулы Аси, упрямая линия губ и решительный взгляд Буги. Бледная кожа в голубом свете маяка казалась почти прозрачной. Высокий лоб изогнутой пунктирной линией украшали серебряные и аквамариновые чешуйки. Они тревожно мерцали изнутри в такт ритму маяка.
Девушка испуганно оглянулась. Тукуур чувствовал её страх и растерянность как обертоны голоса маяка, но видел лишь беззвучное движение губ. Шаман сплёл пальцы в жесте непонимания. Призрак Айяны гневно тряхнул головой. Ломкие серебристые волосы встопорщились пушистым облаком как грива испуганного лесного кота. Девушка на минуту закрыла глаза, а потом энергичным жестом показала куда-то за спину Тукуура. Шаман оглянулся, но в наступившей темноте не мог ничего разобрать. Айяна ещё раз вытянула руку в том же направлении, а потом её фигура расплылась, снова превратившись в облако. Сгусток света скользнул вниз по стволу, перетёк в один из корней и устремился прочь.
Тукуур медленно двинулся следом, опасливо ощупывая пол подошвами плетёных сандалий. Толстый корень змеился по полу. Там, где другие ныряли вглубь скалы, он шёл дальше, огибая площадку с пушкой. На полпути к стене корень выгибался прозрачной аркой. Под ней, соединённый с основной жилой тонкими нитями, стоял прозрачный кокон или саркофаг, наполненный мутной жидкостью. Светящееся облако перетекло внутрь саркофага, на мгновение снова превратившись в силуэт Айяны. Девушка безмятежно спала, её волосы колыхались в жидкости как водные растения, рождая в памяти шамана старый ритм маяка, уверенный и спокойный. Тукуур опёрся на саркофаг, чувствуя пальцами маслянистые потёки на его гладкой поверхности. Мелкие порезы защипало, и он поспешно отпрянул, вытирая руки о кафтан. Видение тут же рассеялось, и шаман увидел в глубине кокона человеческий скелет. Ряды чешуек опоясывали череп, складываясь в ажурный изогнутый венец — серебряный, с инкрустациями из прозрачных кристаллов. Некоторые из них ещё оставались янтарно-жёлтыми как на венце Морь Эрдэни, другие постепенно бледнели, приобретая зелёный оттенок.
Светящееся облако поплыло дальше по стеклянистому корню. Там, где отросток колонны входил в землю, часть его бугристой поверхности была будто бы срезана гигантской пилой. На плоской шероховатой поверхности спила резцом древнего скульптора была высечена карта Удела Духов. Береговая линия изгибалась не так, как сейчас, и остров Гэрэл был частью суши, но горные хребты и русла рек были вполне узнаваемы. Нынешняя Священная столица была отмечена знаком, похожим на дерево или высокий фонтан. Там, где сейчас стоял торговый город Толон, была вырезана крепостная стена с открытой книгой вместо ворот. Многолучевые звёзды отмечали остров Гэрэл и ещё несколько мест, давно ушедших под воду. А по краям карты, словно капли смолы на срезе дерева, зрели округлые выросты. Самый маленький из них Тукуур мог бы закрыть большим пальцем, а самый большой был немногим меньше дамдинова светильника. Внутри него, как у болотного огня и крабьих "глаз", слабо светились переплетённые прожилки. Когда шаман приблизился, белёсые нити засияли ярче, вбирая в себя светящееся облако. Другие сгустки света последовали за первым, перетекая из колонны в саркофаг и карту. Тонкие линии гор и долин вспыхнули призрачным светом, но быстро погасли. Единственным источником света оставался шар-вырост. Тукуур осторожно коснулся его. Шар было тёплым на ощупь и заметно шатался, словно зрелый пальмовый орех, готовый упасть на землю. Шаман надавил на него, и светящийся камень с лёгким треском оторвался от стеклянистой массы. Шаман подхватил шар обеими руками, выронив огнеплюй. Светящаяся паутина внутри камня то разгоралась, то гасла, но в самом его сердце прятался кусочек сине-фиолетовой тьмы. Только серебристые вкрапления на гранях кристалла-чешуйки откликались на свет прожилок яркими всполохами, и в их тревожном ритме Тукууру чудились злость, недоумение и тоска.
Где-то под потолком пещеры послышался треск и шорох. Крупный обломок кристалла с грохотом рухнул на пол у противоположной стены. Высоко подняв светящийся шар над головой, Тукуур побежал к лестнице. Он несколько раз споткнулся, больно ранясь об осколки кристаллов. Колонна за его спиной неприятно потрескивала. Достигнув лестницы, шаман перевёл дух, и начал взбираться вверх. Он изо всех сил старался ступать осторожно, борясь со страхом, гнавшим его прочь из опасного подземелья. Выбравшись на площадку, шаман шмыгнул в коридор как мышь в нору и помчался вверх. Свет камня отражался от звёзд-кристаллов, наполняя комнаты причудливыми тенями. Он почти добрался до выхода, когда в глубине скалы раздался громкий рокот. Огоньки-звёзды тревожно замерцали, в спину ударил поток воздуха.
Кое-как протиснувшись в пролом, Тукуур захромал прочь от башни. Маяк уже не светился, а лучи заходящего солнца не проникали во внутренний двор. Только паутина в глубине древнего кристалла освещала путь шамана. Дойдя до арки, он повернулся, чтобы в последний раз посмотреть на витой шпиль маяка. Солнечные лучи окрашивали прозрачную верхушку в розово-красный цвет, по небу ползли тяжёлые синие облака. Тукуур вздохнул. Его приключение принесло только новые вопросы, и главным из них было как выбраться с проклятого острова до возвращения стражей.
**
Улан Холом выбрался на палубу "Буйвола" и вытер пот со лба, оставив на лице чёрные полосы сажи. Удар черепахи пришёлся вскользь, но ось гребных колёс сместилась, разломав корпус, и теперь через пробоины и трещины быстро набиралась вода. Пока что буксир держался на плаву, но никто не мог сказать, как долго это продлится. Хуже всего было то, что паровая установка пришла в негодность, а снабдить судно для подобного случая нормальной мачтой с парусом никто не догадался. Теперь их сносило течением на северо-восток, обратно к берегу материка, но это было даже кстати. Рассказывали, что у дальних островов древняя черепаха отправила на дно две трети флота Прозорливого и все корабли заморских демонов в придачу. Пожалуй, Ордену стоило поблагодарить заговорщиков за то, что они выманили флотилию "Медовой Лозы" в Бириистэн. Там ей и стоило оставаться до тех пор, пока чудище не уйдёт снова на дно. Только как предупредить моряков? О том, чтобы добраться до города пешком через подтопленные джунгли, не могло быть и речи.
Солнце уже клонилось к горизонту, и на фоне сереющего неба хаотичные вспышки маяка казались более яркими, чем обычно. Если бы не черепаха, они давно уже были бы на твёрдой земле, хотя и не в безопасности. На острове явно всё пошло к живым камням даже без помощи Тукуура. Холом покачал головой, вспомнив, с каким удовольствием его товарищ когда-то читал во время церемоний рассказы о чудесах Прозорливого и явлениях духов. "Вот тебе и чудо, буйвол-звездочёт", — мрачно подумал он. — "Крокодилы прославят твою любовь к небесам". Он не успел заметить, когда именно знаток церемоний свалился за борт, но понимал, что в тяжёлых кандалах у того почти не было шансов. Разве что зацепился за какой-нибудь нарост на панцире черепахи.
Страж посмотрел в сторону берега. От самого русла Великой Реки на восток тянулись тёмно-зелёные заросли, и только в одном месте виднелось светлое пятно. Сначала Холом принял его за небольшой пляж, но, приглядевшись, понял, что пятно движется.
— Парус! — закричал он.
— Зажигай цветной дым! — отозвался из трюма один из боевых братьев.
Выкатив на палубу бочонок с дымным порошком, Холом поджёг фитиль. Вскоре через отверстия в крышке повалили удушливые клубы ярко-красного дыма. Оставалось только ждать и надеяться, что на неизвестном судне заметят сигнал до того, как содержимое бочонка прогорит.
Парус понемногу увеличивался в размерах. Это был большой рыбацкий катамаран из тех, на которых жители побережья и островов ходят в море за рыбой и съедобными моллюсками. Косые полотняные паруса хорошо ловили боковой ветер, собранные из гибких досок гондолы легко скользили по воде. На носу каждой из двух гондол по старому обычаю была нарисована пара жёлтых кошачьих глаз. Загорелые матросы в домотканых набедренных повязках глазели на диковинную лодку Холома, крепко держась за снасти. Шкипер, в отличие от своих подчинённых одетый в полотняную рубаху, с конической соломенной шляпой на голове, ловко развернул катамаран бортом к корме "Буйвола", чтобы не врезаться в оставшееся гребное колесо. Двое матросов как обезьяны перемахнули на палубу парового буксира и связали оба судна швартовными канатами и перебросили с борта на борт несколько крепких досок. Один из стражей легко перебежал на катамаран и помог перейти Холому.
— Вы командир? — спросил его старый шкипер, почтительно глядя на вышивку на кафтане стража. — Что с вами случилось?
— Улан Холом, свеченосец Ордена, — отрекомендовался тот. — Мы столкнулись с морским чудовищем. "Огненный буйвол" потерял ход и скоро пойдёт ко дну. Кто вы и куда держите путь?
— Мы ваши мирские последователи, билгор, рыбаки с острова Гэрэл. Рано утром вышли в море, а теперь возвращаемся с уловом…
— На Гэрэл идти нельзя, — резко прервал его старший брат Ордена, чьего имени Холом до сих пор не успел узнать. — Туда поплыло чудовище.
— Мы должны идти в Бириистэн и предупредить флот Ордена, — добавил Улан Холом.
Лицо шкипера помрачнело, испуг боролся в нём с тревогой за семью, а та — с послушанием Ордену.
— Что за чудовище? — спросил он.
— Великая Черепаха, — неохотно ответил страж.
Матросы поспешно сложили пальцы в знак изгнания.
— Храни нас Стальной Феникс! — выдохнул шкипер. — Но чем вы прогневали её?
— Не мы, — поспешно ответил Холом, проклиная суеверия простолюдинов.
Для него, как и для любого брата Ордена, черепаха была отнюдь не посланницей духов, а проклятым наследием не менее проклятых времён, но с верой мирян следовало быть осторожным.
— Мы везли двоих преступников, чьи злодеяния переполнили чашу терпения Великого Дракона, — мрачно изрёк страж. — Увидев Черепаху, мы поспешно бросили их в море на суд духов, и благодаря этому всё ещё живы.
— Но тогда почему мы не можем вернуться на остров? — с недоумением спросил шкипер. — Ведь правосудие совершилось?
— Там могли остаться их сообщники, — ответил соратник Холома.
Матросы испуганно переглянулись. "Что будет с нашими семьями?" — читалось в их глазах.
— Смотрите! — вдруг воскликнул один из них. — Маяк погас!
Лицо шкипера посерело от страха, он сорвал с головы шляпу и забормотал молитвы. Матросы простёрлись ниц на палубе.
— Успокойтесь! — властно приказал безымянный брат Ордена. — Не бойтесь! Такова жертва Ордена духам! Сила маяка изгонит злых демонов! Ободритесь: теперь мы можем вернуться на остров и помочь вашим близким.
Холом недоуменно посмотрел на него.
— Они взорвали Столп, — едва слышно прошептал страж. — Это должно убить всех древних слуг поблизости. Отчаянная мера, но это значит, что наши живы и держатся. А вот нападавшим должно быть несладко: древние слуги не разбирают своих и чужих.
Рыбаки смотрели на боевого брата с сомнением и страхом, да и Холому не нравилось внезапное изменение плана. Похоже, гвардейцы считали, что им страшны враги только размером с Черепаху. Но что, если на острове их ждут заговорщики? Хватит ли троих боевых братьев и четверых военных моряков для того, чтобы их рассеять? Страж понимал, что его братья не хотят упустить из рук колдунью-посланницу, и это делает их безрассудными. К сожалению, Холом не мог им приказывать, ведь в свеченосцы он произвёл себя сам.
Приведя в чувство рыбаков и перенеся кое-какие вещи на катамаран, стражи отвязали швартовы и оставили "Огненного буйвола" на волю волн. Устроившись на носу парусника, страж пристально всматривался в тёмный силуэт острова. Быстро темнело, и погасший маяк едва выделялся на фоне тёмно-серого неба. Действительно ли мастерам Ордена удалось уничтожить вместе с ним черепаху? Что ждёт их на острове? И смогут ли рыбаки провести катамаран мимо подводных скал без привычного света маяка?
Когда они приблизились к скалам, уже совсем стемнело, и моряки зажгли масляные лампы на носу и корме. Они свернули все паруса кроме самого маленького и поминутно проверяли глубину. Скалы острова сливались в одну сплошную громаду, но когда катамаран проскользнул мимо отрога, закрывавшего вход в гавань, сквозь прореху в облаках выглянула луна, и в её свете моряки увидели остов черепахи.
— Она выбросилась на берег! — крикнул наблюдатель. — Здоровая как кит!
Матросы столпились на носу, грозя утопить судно, и стражу-арбалетчику пришлось разгонять любопытных тумаками. Странное тело — помесь акулы и черепахи — лежало на прибрежных камнях, волны гулко ударялись в панцирь. Чуть дальше из воды торчал обгорелый корпус морской джонки. Молчаливые тени домов и складов сгрудились в тени скал. Казалось, деревня вымерла, и только на самом верху скалистого пика, где угадывались очертания внешней стены Цитадели, тревожно мерцал красный огонёк факела.
Когда лодка приблизилась к пристани, Холом заметил, как от груды старых бочек отделились два человеческих силуэта. Один из них метнулся в сторону берега и скрылся в тени домов. Второй подождал немного и вышел на открытое пространство. Это оказался жилистый пожилой мужчина в холщовой накидке и соломенной шляпе. В руке он сжимал гарпун с костяным остриём.
— Галан! — позвал он шкипера. — Кто это с тобой?
Охотник на скатов говорил громко, но приглушённо, как будто боялся, что его услышат враги.
— Трое наших наставников из Ордена Стражей, — отозвался рыбак. — Что здесь случилось?
— Трое? — хмуро переспросил охотник. — Мало! В крепости враги!
— Сколько? — спросил его Холом, перегнувшись через борт. — И где остальные?
— Не меньше дюжины, — проворчал охотник. — Люди прячутся. Факельщик Дорж молится Стальному Фениксу, но видать невелика его вера, раз тот прислал всего троих!
— Увидим! — холодно бросил старший брат. — Ступай к нему и скажи, что старший брат Ринчен ждёт доклада на причале хамелеонов.
Охотник хмуро кивнул и растворился в ночи.
— Гасите лампы! — приказал страж шкиперу. — И быстро уводите лодку под скалы, пока нас не угостили ядром!
Матросы быстро оттолкнули катамаран от пристани и, стараясь не шуметь, погребли к причалу торговой миссии хамелеонов. Этот причал, единственный во всей гавани, не просматривался из Цитадели из-за нависавшего над ним скального уступа. Холом напряжённо считал удары своего сердца, но пушки Цитадели безмолвствовали.
— Похоже поняли, что мы не станем их ждать, — тихо сказал он старшему стражу. — Как полагаете, они устроят вылазку?
— Зависит от того, насколько уверенно они себя чувствуют, — пробормотал в ответ Ринчен. — В любом случае, факельщик доберётся до пристани раньше.
Осклизлые доски причала торговой миссии поднимались над водой всего на одну ладонь. Крупные волны перекатывались через них, шевеля тёмные космы водорослей. Здесь не было ни одного столба, к которому можно было бы привязать лодку, да они и не нужны были людям волн и их морским зверям. В летописях Холом читал, что у хамелеонов были и боевые ладьи, чьи серебристо-серые корпуса появлялись из прибрежного тумана подобно призракам, но на остров Гэрэл люди волн привозили только то, что помещалось в их кошельках — крупный жемчуг и коралловые статуэтки. Сталь, порох и драгоценные камни для них оставляли на небольшой скале в двух днях пути к югу от острова, в большом гроте, где из трещины в земле вырывалось негаснущее пламя.
На берегу, в тени вылепленного из кораллового порошка дома миссии, их дожидались уже знакомый охотник и усталый парень в рваном чёрном кафтане. При виде брата Ринчена он подобрался и приложил кулак к груди.
— Балта Дорж, младший факельщик, — негромко представился он.
— Следуйте за мной! — приказал старший страж.
Солдат устало оглянулся на охотника и вздохнул. Осторожно пройдя по скользким доскам, они неуклюже перелезли через борт катамарана. Брат Ринчен запрыгнул следом и приказал шкиперу отойти от пристани и бросить якорь в тени скальной гряды, обрамлявшей гавань. Закончив с распоряжениями, он повернулся к факельщику и выжидающе посмотрел на него, ожидая доклада. Дорж мрачно покачал головой.
— Гарнизон разбит, нохор. — устало сказал он. — Из бойцов остались я и мой ученик. Цитадель занята врагами. На берегу валяется древнее чудовище и я молю духов, чтобы оно не ожило… Впрочем, это вы и сами видели. Дрянная обстановка, нохор, а боевой дух и того хуже.
Холом мрачно кивнул. Он был благодарен факельщику уже за то, что тот не спрашивал, где подкрепления.
— Почтовые птицы живы? — спросил он Доржа.
— Не знаю, нохор, — ответил тот. — Они же все в Цитадели! Думаю, что пираты им свернули шеи.
— Рассказывай всё по порядку, — хмуро произнёс брат Ринчен.
— Утром прошлого дня весь флот и большая часть гарнизона под началом мастера-факельщика Дэндэва отправились в Бириистэн. Говорят, таков был приказ Капитула. Старшим в Цитадели остался мастер-наставник Юкук, с ним кастелян, книгохранитель, судья, пятнадцать испытанных братьев, шестеро воспитанников, пять факельщиков, три ученика. Все старшие факельщики ушли с флотом, и начальником над нами остался военный прорицатель Унэг. Он же служил жрецом в храме Феникса. Командовал он недолго: уже вечером в деревню спустился брат из Цитадели и приказал нам арестовать Унэга. Те, кто увёл его наверх, рассказали, что часть братьев оказалась пособниками врага, и их застрелили. Так мы лишились части гарнизона ещё до того, как появилась проклятая джонка.
— Та, что сгорела в порту? — уточнил Холом.
— Она самая. Пришла сегодня на рассвете. Встречал её сам мастер Юкук с пятью братьями. Я стоял на часах возле арсенала, поэтому видел, как четыре человека из экипажа село в шлюпку. Как только шлюпка коснулась пристани, на корабле взорвался порох. Двоих из шлюпки братья тут же закололи кинжалами, а третий вроде бы ударил четвёртого, и того унесли в крепость. Думаю, на джонке тоже были предатели, и кто-то из наших пожертвовал собой, чтобы её взорвать. После этого до полудня было спокойно, а потом маяк замигал так, что больно смотреть, и из моря полезли какие-то твари вроде крабов, только одноглазые. Размером с большую собаку или мелкую овцу. Больше всего их было как раз здесь, на пристани хамелеонов. Люди волн из миссии подняли крик и стали отбиваться, а я затрубил в пожарный рог и хотел вести людей в Цитадель, но увидел, что крабы уже на дальнем пляже и около кузницы, и прут как раз наверх. Поэтому я и другие факельщики побежали к пещерам, трубя сбор. Там пришлось отбиваться, многие полегли, но большинство спряталось, и тогда я взвёл потайные шестерни и запечатал пещеру.
Факельщик тяжело перевёл дух и оглянулся на скалы. Силуэт торговой миссии в темноте напоминал оплывшую свечу.
— Пираты, — напомнил ему Холом.
— Через три часа я рискнул послать наружу разведчика. Из пещер есть узкий лаз на небольшую скальную полку, мой ученик туда едва протискивался. Мы боялись, что на неё заберутся крабы, но ученик вернулся и доложил, что их нигде не видно, а на пляже лежит здоровенная туша. Мы решили не высовываться, но выставили дозорного. Туша так и не пошевелилась, но маяк погас, а потом в гавань вошла колёсная барка под флагом Белой Крепости. С неё высадилось девять вооружённых человек и полтора десятка мохнатых. Некоторые из людей были в кафтанах добдобов, остальные — кто в чём, и оборванцы командовали солдатами. Вся эта ватага обшарила посёлок, а потом отправилась в Цитадель. Большая часть осталась наверху, но один мохнатый и шестеро людей вернулись. Четверо несли увесистые тюки, а ещё с ними был человек в парадной форме военного прорицателя. Наверное, Унэг. Странно только, что его не пристрелили вместе с другими шпионами.
— И вы просто смотрели, как они грабят Цитадель? — неприязненно осведомился страж-арбалетчик.
— Нас было два бойца и три дюжины стариков, женщин и детей, — зло напомнил Дорж. — У них же почти все с огнеплюями, да ещё пушка на палубе. Мы их разве что задержали бы немного, чтобы они успели вас утопить.
Холом кивнул, соглашаясь с решением факельщика.
— Когда ушёл их корабль?
— Почти сразу как стемнело. За час где-то до вашего появления. Огней не зажигали, так что точно пираты.
— Ты уверен, что с ними был именно Унэг? — спросил брат Ринчен.
Факельщик уверенно кивнул, но сразу нахмурился и покачал головой.
— Нет, лица я не видел. Кто-то примерно его роста, в его одежде.
— Это могла быть женщина? — уточнил Холом.
— Нет, — уверенно ответил Дорж. — Походка не женская. И волосы подвязаны по-солдатски.
Холом выразительно посмотрел на старшего стража.
— Восемнадцать человек — слишком мало, чтобы удержать Цитадель когда вернётся флотилия, — хмуро произнёс он. — Значит, у пиратов недалеко база, и барка ушла за подкреплением. Думаю, самое меньшее завтра к вечеру они будут здесь.
Брат Ринчен сжал кулаки.
— Нас обыграли, — процедил он. — Мы должны предупредить мастера Дэндэва, иначе они разобьют наши корабли у входа в гавань как мишени на стрельбище! Дождёмся прилива и перетащим катамаран через скалы у Рассветного уступа…
— Нет, — решительно прервал его Холом. — Мы не можем так легко бросить наш дом и наших людей. Сколько из вас способно держать оружие? — спросил он Доржа.
— Семеро, — уныло ответил тот. — С командой Галана — тринадцать.
— Добавьте троих испытанных братьев и четверых военных моряков. Итого — двадцать.
— С гарпунами и кольями, — покачал головой факельщик. — Против огнеплюев. Нас перестреляют как куропаток ещё до того, как мы увидим внешнюю стену!
Холом мрачно усмехнулся.
— Кто сказал, что мы доставим им такое удовольствие? Под скалами с юго-западной стороны острова есть грот. Он открывается во время полуночного отлива. Из него тайный ход ведёт прямо в пещеру под маяком. Оттуда мы легко попадём в Цитадель, и внутри огнеплюи нашим врагам будут только мешать. Мохнатые, конечно, сильны и в ближнем бою, но в четырёх стенах они всегда нервничают. Если мы появимся из-под земли, они запаникуют.
— Или нет, — вздохнул Дорж.
— Слушай, стражник! — вдруг резко произнёс шкипер. — Либо мы сегодня до рассвета перебьём этих пиратов, либо к закату их друзья загонят нас в пещеры и потравят дымом как крыс! Ты-то, может, надеешься улизнуть с начальством в Бириистэн, да только я не собираюсь бросать тут жену и детей, и они, — он показал на матросов, — не собираются. Так что мы пойдём с господином свеченосцем, а кто хочет — пусть плывёт наразмашку!
— Ты лично — не пойдёшь! — отрезал брат Ринчен. — Я приказываю тебе, мирянин Галан, выбрать из женщин и стариков тех, кто сможет управиться с лодкой. Вы немедленно отправитесь в Бириистэн с моим оберегом и расскажете всё мастеру-факельщику Дэндэву. Если мы возьмём крепость, то постараемся удержать её до его прибытия. Если же погибнем, он будет предупреждён. Если встретите другие лодки, первая пусть следует за вами, остальные — к нам на помощь.
Пожилой шкипер неохотно кивнул.
— Повинуюсь, — проскрипел он. — Да поможет вам Дракон.
**
Сквозь узкие зарешеченные окошки в каюту "Правильного усердия" залетали порывы солёного морского ветра, выгоняя из неё дым догоревших свечей и кислый запах пальмового уксуса, которым были пропитаны повязки Айсин Тукуура. Глядя на его осунувшееся лицо, освещённое призрачным светом странного шара, Илана, казалось, снова видела перед собой старого Алдара. Тревоги и испытания мало оставили от жизнерадостного молодого чиновника, с затаённой гордостью спешившего исполнить поручения её отца. Подобно безжалостным волнам, срывающим с мелкого острова почву и зелень чтобы оставить скальную основу, они смыли прочь застенчивую вежливость, в дни детской дружбы казавшуюся ей милой, а после возвращения из Бириистэна — удушающе приторной. Во взгляде знатока церемоний больше не было щенячьей надежды и преданности, злой крапивой обжигавших сердце подпольщицы. Новый Тукуур глядел на мир почти так же устало, мрачно и подозрительно, как Скальный Лис, хмурившийся с его нагрудной пластины. Но, в отличие от Тукуура прежнего, этот грязный и измотанный человек больше не казался одним из живых звеньев тяжёлой цепи, которой учение Смотрящего-в-ночь опутывало тело многострадального народа, не давая тому смотреть в будущее. Теперь Илана, пожалуй, даже была рада видеть старого знакомого. Или была бы рада, если бы его рассказ, полный невероятных подробностей и подозрительных умолчаний, не наполнял душу девушки отвратительной горечью.
Илана помнила холодное разочарование в глазах отца, когда он узнал, что его первенец — обычная девочка без колдовских способностей. Помнила семейные ссоры, в которых неизменно становилась на сторону матери. Порой ей даже казалось, что она ненавидит Бугу и способна желать ему смерти. Ровно до тех пор, пока не увидела его на полу, беспомощного, с истерзанным лицом и раной в груди. С этого момента Илана не раз задавала себе вопрос: смогла бы она на самом деле поднять руку на собственного отца, если бы миссия, возложенная на неё "друзьями Разума" этого потребовала? И с каждым разом всё очевиднее казался отрицательный ответ.
Отец же, как оказалось, не колебался. За считанные дни он вместе со старым пауком Улан Баиром придумал как одним ходом устранить всех, кто мог помешать его восстанию. Он не пожалел даже собственной жизни — что уж говорить о жизни нелюбимой дочери? Положив в тайник, о котором было известно только двоим, сосуд с ядовитой мазью, он вывел Илану из игры, сделав её приманкой для столичного прорицателя. Рассчитывал ли отец, что она сможет убежать? Возможно, да, но сейчас девушке казалось, что ему это было безразлично. Темир Буга принёс её в жертву Безликому так же, как до этого пожертвовал её матерью ради рождения младшей сестры. И хотя казалось, что смерть Аси больно ранила отца, эта же смерть развязала ему руки, ведь их мать никогда не позволила бы, чтобы от тихой и ласковой Айяны…
— …осталось только это, — устало завершил Тукуур.
Илана с затаённой болью посмотрела на светящийся камень. В руках воспитателей, подобранных отцом, её сестра превратилась в фанатичного бойца, способного проникнуть в цитадель безжалостного врага, но с какой целью? Чтобы навсегда остаться в каменном склепе, подарив жизненную силу очередному болотному огню? Этого ли хотел отец, или предательство Улан Баира разрушило его план?
— Значит, из десяти тысяч вещей именно эта будет напоминать мне о сестре, — горько сказала она. — Что же, не так часто нам дано выбирать.
Дочь плавильщика встала и требовательно протянула руку за шаром. Знаток церемоний нахмурился.
— Эта вещь может быть опасной, билгэ Илана, — неуверенно произнёс он.
— Тем более! — строго ответила девушка и выхватила камень из рук шамана.
Шар слегка потускнел. Тукуур недовольно сжал губы, но промолчал, опустив голову.
— Мы благодарим Вас за рассказ, билгор Тукуур, — уже мягче сказала она. — Ваши сведения очень ценны, и мне совестно, что в награду мы пока можем предложить лишь скромную еду и место на палубе.
— Дающий вовремя даёт дважды, — с легким поклоном ответил знаток церемоний.
Бросив ещё один тревожный взгляд на светящийся камень, шаман вышел из каюты вслед за мохнатым помощником капитана.
"Ты веришь ему?" — жестами спросил Высокий Пятый.
Илана покачала головой.
— Он недоговаривает, — сухо сказала она. — Но мы видели сожжённый корабль и тела ваших людей на острове. Кто-то выдал их стражам. Кто-то рассказал мастерам Цитадели о том, когда и на каком корабле приплывёт Айяна. Это вполне мог быть Улан Баир. Отец доверял ему, не замечая, что Орден Стражей держит у горла гранильщика острый нож — связанного незримыми веригами сына. Мы не можем позволить себе такой слепоты. Вполне может быть, что Айсин Тукуур, выдав Баира, лишь отводит наши глаза от других шпионов, в том числе — от себя.
"Его отец спас тебе жизнь", — напомнил вольноотпущенник.
Подпольщица устало вздохнула.
— Как человек, я благодарна за это, и хотела бы вернуть долг. Но посвятив себя борьбе, я обязана учитывать и такую возможность: он спас меня, чтобы я попала к вам и помогла потом его сыну внедриться в ваши ряды.
"Слишком сложно", — отмахнулся островитянин. — "Даже я, знавший тебя получше других, не думал, что ты сможешь устроить бунт на невольничьей барке! Илана — принцесса пиратов!"
Он оттопырил верхнюю губу и весело хрюкнул. Дочь плавильщика раздражённо фыркнула, но на её губах сама собой появилась довольная улыбка.
"Ладно", — перешла она на язык жестов. — "Это могло быть совпадением. Но мы не знаем, действительно ли мёртв Улагай Дамдин, или его пальцы до сих пор дёргают за нити, связывающие Тукуура. Поэтому мы обязаны исходить из того, что Тукуур — шпион. И из того, что враги знают ваш следующий шаг".
"А ты — нет", — быстрым движением показал Высокий Пятый.
Илана хмуро кивнула. То, что мятежники не спешили делиться с ней своими планами, было естественным, но в свете рассказа знатока церемоний могло стоить им больших потерь.
"Я не прошу рассказать", — показала она. — "Я прошу принять меры".
"Дарге это не понравится".
Подпольщица невесело усмехнулась. Капитан Дарга возглавлял людей, примкнувших к восстанию Детей Грома. Этот грузный моряк с красноватым плоским лицом, вечно теребящий свои длинные усы со вплетёнными в них деревянными колечками, изображал выходца из низов, но слишком хорошо читал карты и обращался с астролябией.
"Дарга добыл для Айяны ту джонку", — напомнила девушка.
Высокий Пятый недовольно надул щёчные мешки и встопорщил шерсть на плечах.
"Он ведь служитель Хора, верно?" — уточнила она. — "Связной между вами и Баиром?"
Островитянин нехотя кивнул. Илана в который раз порадовалась своей удаче. Если бы капитан Дарга не остался на острове, у неё не было бы шанса перетянуть старого друга на свою сторону. Её пальцы энергично запорхали в воздухе.
"Если Улан Баир предатель, и Дарга — его человек, то всё твоё дело в опасности".
Высокий Пятый тихо зашипел и ещё раз кивнул.
"Мы готовились сжечь корабли Ордена в бириистэнском порту", — скупыми жестами, смешивая звуки и знаки, показал он. — "Много лодок с порохом, маслом и смолой".
"Если они ждут этого, отбиться очень легко", — ответила подпольщица. — "Поставить плоты и шлюпки с часовыми вокруг флотилии. Они не пропустят лодки с огнём. Потом бить по берегу разрывными ядрами. После этого напасть на ваш лагерь — и конец надеждам на свободу народа тени и листьев".
"Что ты предлагаешь?"
"Перевезти больше людей на остров Гэрэл, потом послать оттуда птицу с просьбой о помощи. Выманить их из Бириистэна, и встретить вот здесь", — Илана показала место на карте, где главное русло Великой реки изгибалось, зажатое между множества плоских островков. — "Лодки с огнём здесь нанесут меньше ущерба, но если угадать момент, потери флотилии будут такими, что они не смогут вернуть Прибрежную Цитадель".
"Согласен. Но, если Дарга шпион, он предупредит Орден. Что мы можем с этим сделать?"
"Кажется, у нас есть способ отвлечь его внимание. Приманкой станет Тукуур. Надеюсь, добровольно".