Еще пол часа назад Арон беспокойно спал, завернувшись в походное одеяло. Теперь же он несся по длинному тоннелю на транспортной платформе. Случилось то, чего он так боялся: ночью Сольвейг покинула дом, что само по себе не страшно. Сделав несколько кругов в вышине ночного неба, она вернулась обратно. Страшно то, что это не осталось незамеченным. Вечером, Эсхил зафиксировал странную активность в селении. А посреди ночи городок уже не спал. Платформа неслась на максимальной скорости, то и дело высекая искры о дно тоннеля. Волнение охватило кузнеца.
Планы резко изменились. Настроен он был серьезно. Облачение для Сольвейг было готово, но в свете новых событий пришлось позаботиться и о себе. Он стоял в черном костюме из легкой матовой ткани, под которой скрывался от ненужных взоров комплект легкой, технологичной боевой брони. Поверх костюма был накинут строгий плащ с матовой черной пряжкой. В отдельной сумке располагался шлем. А еще имелся закрепленный на бедре, объемный подсумок, с разными "сюрпризами".
Мучительные десять минут и вот уже вдалеке стена шлюза лениво отползла в сторону. Не дожидаясь полной остановки, кузнец спрыгнул с платформы и бросился к лифту. Пол кладовой опускался и поднимался предательски медленно. Пульс стучал в висках, а сердце рвалось наружу. Наконец, массивная деревянная дверь выпустила его на площадку. Несколько ступеней остались позади и вот уже люк защелкнулся под его ногой.
Он дома… Шум в голове утих не сразу. Однако здесь было тихо и темно. Хотя настораживающие звуки где-то вдалеке уже присутствовали. Он в три прыжка поднялся на верх и огляделся. Сольвейг проснулась от его шагов и нехотя начала шевелиться.
— Вставай! — тихо, но жестко скомандовал он.
Она медленно села и потянулась. Пушистый комочек, спавший рядом, недовольно мяукая забрался к ней на колени. Арон поставил к ее ногам странную пятнистую сумку и перевернул ее, вытряхивая содержимое.
— Одевайся. Быстро!
— Зачем? — недовольно пробурчала она. — Что за спешка?
В этот момент, громко ударившись о ставни, в комнату залетел какой-то предмет. Арон глянул в окно, но никого не увидел. Нащупав на полу камень, он снял с него клочок бумаги, наскоро примотанный куском ткани. В лунном свете, отчетливо читался крупный текст.
— Что там? — встревожилась Сольвейг.
— Ничего хорошего. Это записка от Хаука… Люди с деревни уже идут сюда.
— Зачем? — спросонок не поняла она.
— Выкуривать крылатую тварь, и кузнеца, что ее прячет. Твои полеты не долго оставались тайной.
Кузнец смял бумагу и бросил в тлеющие угли камина. Секунда — и записки не стало. Незачем подставлять старика, он и так много вытерпел в своей жизни.
— Ты должна улетать, и быстро.
Сольвейг не ответила. Арон, осторожно убрав котенка, поставил ее на ноги. Света луны вполне хватало чтобы не работать на ощупь. Ловкими, торопливыми движениями, он облачал прекрасное тело Сольвейг в какие-то латы. Она наблюдала за ним молча, но лицо ее стало непроницаемым. Да и ощущения были странными. Детали, из которых он собирал доспех, как-то странно ложились на ее кожу. Прилипали к ней, сдвигались сами по себе, соединяясь друг с другом, становились теплыми… При всем при этом были весьма твердыми на ощупь и почти невесомыми. Она отобрала у кузнеца очередную часть доспеха приладила ее к предплечью и тут же вздрогнула. Изогнутая пластина, словно живая, выбрала себе место и сразу вцепилась в ее руку.
— Что это?! — в недоумении вскрикнула она.
— Твой шанс на какое-то будущее, — бросил кузнец.
И прежде, чем она спросила снова, он уже закончил. Облачение приняло окончательный вид.
— Все, — выдохнул кузнец. — Теперь я за тебя спокоен. Прибери волосы…
Он сунул ей в руки шлем. Привычным движением, не задумываясь, Сольвейг скрутила волосы в жгут. Склонившись, она опустила их в шлем и рывком одела его на голову. Шлем тут же "сросся" с основным доспехом. Механизм, открывающий забрало, оказался на привычном месте. И она открыла его.
— Ты… сделал это специально для меня? — спросила она с дрожью в голосе.
— Да. Прости, но старый доспех — ничто по сравнению с этим. — Кузнец нервозно улыбнулся.
— Я чувствую себя странно. Как будто без одежды, но кожа твердая. — поделилась она ощущениями.
— Он всегда будет сидеть по тебе, что бы не случилось. Так задумано. И, кроме тебя снять его никто не сможет, как и одеть. Поверь наслово.
— Даже ты?
— Даже я, — подтвердил кузнец. — Этот доспех признает только одного хозяина.
О том, что доспех имеет собственный разум и контролируется напрямую с борта Эсхила, кузнец, конечно, умолчал. С улицы доносились уже совсем отчетливые звуки. Приятных моментов они не сулили.
— Тебе пора! — прошептал Арон.
— Так внезапно… Но почему все вот так?!
Арон не нашел нужных слов.
— Глупые люди. Раньше я бы просто убила их всех. Сожгла деревню дотла, вырезала скот….
— Да, где-то я это уже слышал. Что изменилось?
— Я не хочу. Теперь не хочу, — призналась она честно.
По крыше и ставням забарабанили первые камни, брошенные возмущенной толпой.
— Давай! — он подтолкнул ее к окну в противоположной стене, на ходу закрепляя меж крыльев компактный обтекаемый бокс.
— Мы ведь увидимся снова? — с тревогой прошептала она.
— Конечно. Только позже. А теперь улетай, быстро!
Поцеловав кузнеца в губы, Крылатая дева бросила на него прощальный взгляд, приняла из его рук черный подсумок с недовольно урчащим зверьком внутри, и, взмахнув крыльями, взвилась высоко в небо. Черный доспех отлично контрастировал с ее светлыми крыльями.
— Вот и молодец… — сказал он тихо. — Вот и славно!
— Вероятно они сожгут твой дом… — прозвучал в голове еще непривычный голос.
— Непременно сожгут, — вздохнул Арон. — Надо что-то делать.
Оглядевшись, он сорвал с постели белье и одеяла. Все что попадалось ему на глаза, будь то книги, свитки или странные безделушки — все полетело на пол. Люди с наружи уже выкрикивали его имя. Сначала робко, потом смелее, подзадоривая друг друга и нагнетая атмосферу. Еще бы… такое событие! Приходилось двигаться быстро.
Связав все ценное в тюки, кузнец поспешил вниз. За три приема Арон осторожно сбросил вещи в колодец. Предвидя подобное развитие событий, он заранее сковал решетку и подвесил ее на цепях чуть выше воды. Заклинив в каменной горловине круглую деревянную крышку, он засыпал все сверху песком из кузницы. Так бесценные вещи наверняка уцелеют. Потом, он вернулся за тем самым топором, что так интересовал валькирию. Народ снаружи уже бесновался. Мысленно собравшись, кузнец открыл дверной засов и спокойно вышел за дверь…
Факельное шествие было в самом разгаре. Собралось все селение от стара до млада. Ну и, конечно, местный староста, лекарь, и здоровенный скотник с кувалдой. Люди, в борьбе за правые идеалы выглядели как всегда решительно, глупо и бескомпромиссно. Когда кузнец появился, шума поубавилось. Лицо его казалось спокойным и слегка заспанным. Черное облачение, под которым явно скрывался доспех и внушительный боевой топор, которым он слегка постукивал себя по ноге — приятных иллюзий не внушали.
— Что вам нужно? — вежливо поинтересовался он.
Первым очнулся староста:
— Да вот, понимаешь… люди утверждают, что крылатого дьявола ты у себя приютил. И не отпирайся! Я сам видел ночью как «оно», сверкая срамом залезало в твое окно.
— И что же вас привело той ночью к моему дому, уважаемый староста?
— Промысел Господень, что же еще! Так ты будешь отпираться, или сознаешься?
— Так это не дьявол, — улыбнулся кузнец как можно искреннее.
— Нет? Ну тогда кто же это? Поведай нам.
— Валькирия, — честно признался он.
Староста поперхнулся и осенил себя крестным знамением.
— В наших то краях!? Будь искренен поведай все без утайки!
Для полноты картины не хватало фразы "сын мой", но староста вовремя осекся.
— Тут нет особой тайны… Она возвращалась с какой-то войны, но была ранена. Я подобрал ее в поле. Ночью, когда ходил за сломанным плугом, по вашей просьбе.
— Это было довольно давно… Она что, была здесь все это время?
— Да… — кузнец пожал плечами. — Она попросила о помощи, и я не смог отказать.
— Прямо так и попросила? — съязвил стоявший рядом скотник. — Чего ты нам сказки рассказываешь? Давай ее сюда!
— Уж больно та дева была хороша. Сердце мое дрогнуло, вот и все. А тут ее больше нет. Она улетела.
— Хороша собой, говоришь? — прищурился известный своей похотливостью лекарь.
— Ангельски хороша, — подтвердил кузнец мечтательно. Он окончательно вошел в роль.
— Не богохульствуй, кузнец! — Предупредил староста.
— Так и улетела?! — рослый скотник потеснил старосту с явным намерением это проверить.
— Мой дом — ваш дом… — Арон толкнул ногой дверь и отошел в сторонку, приглашая желающих убедиться лично.
Несколько особо ретивых селян во главе со скотником, с вилами и факелами ворвались в жилище кузнеца, но так ничего и не найдя вернулись на улицу.
— Пусто! — отрапортовал Скотник. — Кузнец, а живет хуже меня. Ни тебе столового серебра ни золота, ни шкуры медвежьей. Взять то нечего. Тьфу!
— М-да… — Староста сунул голову в проем, попытался что-то разглядеть в потёмках, но заходить не стал.
— А почему ты с оружием, да еще… — он постучал Арона по плечу. — Да еще в латах, а?
— Так ночь на дворе. Люди какие — то с факелами и вилами. Я вроде дурного не делал тут. Подумал, что чужие.
— Ну да, ну да… времена нынче неспокойные, — староста стыдливо отвел глаза. — Добра ты нам много сделал, и мы это помним. А потому… зла не причиним. Но тебе придется уйти, кузнец. Валькирия, если ты не соврал, конечно, не демон. Хотя, кто их знает… тварь совсем не божья. Сам понимаешь, так просто я этого оставить не могу.
— Вот значит как. И что же вы решили?
— Как ни жаль… я изгоняю тебя из нашей общины! — он объявил свой вердикт так громко, как только смог. — Дом твой будет сожжен, стены разрушены. А строить на этом месте будет запрещено. Впрочем, как и возделывать проклятую землю. Святые отцы потом сами решат, что со всем этим делать. Уверен ты не станешь противиться. Возьми все что тебе нужно и с богом. Чтобы через два дня тебя тут никто не вспомнил.
— Даже так…?
— У меня нет выбора… — вздохнул староста. — У святой церкви на все свои взгляды. А перечить ей… сам знаешь.
— Как же вы все… мне дороги! — осерчал Арон.
Сказав это, он вскинул топор на плечо, чем перепугал добрую половину собравшихся. Покачав головой, расстроенный кузнец медленно прошел сквозь расступившуюся толпу. Выбрав местечко поудобнее, он устроился на остове старого забора, метрах в тридцати от дома. Оттуда, ткнувшись подбородком в рукоять топора, он угрюмо наблюдал, как разрастающиеся языки пламени чуя безнаказанность, жадно пожирают его родной дом. Хотя нет… отцовский он сжег по своей воле.
— Как твои дела? — прозвучал голос в голове.
— Почти по плану. Наслаждаюсь зрелищем….
— Да, пылает ярко. А хочешь, огонь случайно перекинется на поселок?
— Нет… я провел там много хороших дней.
— Ну, как знаешь. Если подует ветер, то они сами виноваты.
— Значит он не должен подуть.
— Приказ понял, — вздохнул голос в голове, и вокруг ненавязчиво воцарился удивительно тихий штиль.