Ворох мыслей наполнил и без того озабоченную голову. Эсхил хранил молчание, а Арон хотел побыть с собой наедине. Он заглянул в кроватку возле постели, но ребенка в ней, конечно, не было. Хоть Арон и не был сторонником этой идеи, но королева мать на ночь забирала младенца к себе. Оказывается, из-за физиологических особенностей, у крылатых женщин всегда есть грудное молоко, и они всегда готовы к размножению. Она настояла на том, что время от времени будет кормить ребенка сама. Арону это казалось странным, но, кто знает, как тут у них заведено. Иметь кормилицу для младенца среди знати дело обычное, но, чтобы сама королева… Он как-то слышал про племена в далеких странах, у которых дети вообще считались общими. Может быть, тут что-то подобное.
Скинув свои штурмовые сапоги и освободившись от одежды, кузнец прогулялся до умывальни. Служанок тут никаких не было, и никто не помешал ему задержаться по дольше под жесткими горячими струями. Погруженный в свои мысли, он покинул душ, побрился, хорошенько растерся полотенцем, и сделал все, что обычно делают в ванных комнатах. Сольвейг все еще не было. Ей было что обсудить со своими старшими сестрами. Главное, чтобы все не закончилось дракой.
Арон обернулся льняным полотенцем, приглушил свет и с превеликим удовольствием разлегся на кровати, вольготно раскинув руки. Кровати во дворце были просторными. И дело не в роскоши. Вообще, как он успел заметить, архитектура в этих местах изумительная. Грех было бы вырезать жилища из мрамора и делать их безликими. Однако, на этом роскошь по большей части заканчивалась. Быт и убранство, как внутри дворца, так и в городе, были весьма аскетичны. Что до кроватей, так тут все просто. Во-первых, не надо забывать, что валькирии, и остальной крылатый народ весьма рослые сами по себе. Кроме того, крылья во время сна тоже занимают немало места.
Арона беспокоил не столько последний разговор в обеденном зале, сколько судьба переселенного племени. Он долго отсутствовал в этой жизни, а от того казалось, что как-то все разом поменялось. Всплыли и новые обстоятельства. Когда он решил отвести Кили домой, а потом помогал ее сородичам, то совсем не думал, что придется брать на себя какую-то ответственность. Перебить волков и найти место для новой стоянки — это одно дело. А вот держать ответ за судьбы хоть и маленького, но народа — это совсем другое. В свете того, что поведал отец в последнем видении — это казалось слишком. Хотя, если подумать, то из этой затеи могло выйти нечто путное. При правильном воспитании и обучении, мудрых законах и грамотном руководстве… как знать?! Но, как бы то ни было, он уже вляпался в эту историю. Не то чтобы планов у Арона было много. Просто личную свободу это заметно ограничит. С другой стороны, поселиться среди людей, которые его Арона ценят, он уже однажды подумывал. Эзрин ведь сама это предлагала. Главное, чтобы, когда его корабли спустятся с неба, не передумала бы она о своем решении. Тут нужен богатый опыт общения. Хотя, опять же, есть Эсхил, который замечательно справится со всеми текущими делами. А раз ему нравится общаться с людьми, так пусть упражняется. С тех пор, как дом Арона сожгли, он еще ни разу не задумывался о новом доме. Конечно, можно остаться во дворце, чего от него и ждут, вероятно. Но неплохо бы иметь и свой угол. Глядя в потолок Арон уже представлял, как и из чего он будет строить свой новый дом. Просторная долина среди отвесных скал представлялась ему достаточно четко, и ясно, чтобы можно было крутить ее в уме. За этим занятием он и погрузился в иную реальность.
Сольвейг долго не было. Где-то за полночь, сквозь сон, он различил звуки, похожие на сдавленный хохот, и шелест одежды. Но не придал этому значения. Он точно знал, что в случае опасности Эсхил обязательно предупредит его. Тем более, что столь сладкие грезы прерывать совсем не хотелось. Однако вскоре, он ощутил движение уже рядом с собой. Шелест крыльев и какие-то телодвижения наводили на мысль, что Сольвейг, наконец, вернулась. Видимо она была в игривом настроении, и не особо хотела спать. Она стащила с него полотенце и навалилась всем телом.
В нос ударил стой кий запах вина. Вот и причина веселья…. Однако, после родов прошло слишком мало времени, и близости между ними не должно быть. И она это знала. Поэтому, он до последнего надеялся, что его бестии скоро надоест, алкоголь сделает свое дело и она тихонько уснет рядом… Но не тут-то было! Конечно, он чувствовал своей кожей ее горячую промежность, но стойко держал мужское эго в узде. Однако тихое хихиканье и сдавленное ржание, вскоре перешло в не слишком тихий шепот. Говорящих, как ни странно, было двое и это настораживало. Сквозь сон он стал различать слова:
— Такой бледный… а мягкий какой…. — шептал глубокий женский голос.
— Эй! — окликнул голос совсем знакомый. — У него нежная кожа!
— А шрамов то сколько! — не унималась первая персона. — Твоя работа?
— По большей части… — призналась вторая. — Хорошо, что они быстро заживают…
Голос Сольвейг, Арон, конечно, узнал. Глаза его были закрыты, веки расслаблены. Но сознание уже проснулось. Однако второй, более глубокий голос он никак не мог узнать.
— Смотри ка, крепко спит, — прозвучало уже достаточно громко.
Что-то сильно сдавило ему грудь и Арону пришлось проснулся….
Однако, к его удивлению, сверху восседала не рыжая дева. Эта была куда крупнее и более атлетичного телосложения. Сжав его тело бедрами, она уперлась когтистыми руками в его грудь и навалилась, затрудняя ему дыхание. Арон инстинктивно дернулся, но она тут же перехватила запястья и скрестила их над его головою.
— Поздно, дружочек, — игриво подмигнула она. — Я тебя уже оседлала.
— Аделина? — Он наконец, узнал ее лицо в полумраке.
— Приятно, что ты запомнил мое имя….
— На память он никогда не жаловался. Да и вообще не помню, чтобы жаловался… — зевая ответил знакомый голос над головой.
Осоловелые глазки Сольвейг с интересом наблюдали за его реакцией. Она стояла на коленях у изголовья кровати, облокотившись на подушку. Ее крылья лежали на полу, словно мятый плащ. Она загадочно улыбалась.
— Что происходит? — Спокойно спросил Арон.
— Ничего особенного, — также спокойно ответила она. — Просто ты был таким скованным, и даже смущенным, что мы с Аделиной решили тебе немножечко помочь. Подтолкнуть, так сказать. Она самая старшая из нас и еще помнит, как сделать это без насилия. Тем более, что ты вроде согласен.
— Помнить то я помню… — подтвердила Аделина. — Только ничего не происходит!
Она попрыгала на нем, а потом подвигала бедрами, ожидая хоть какого-то движения снизу. Но тщетно. Теперь Арон был встревожен. Аделина пугала его, как ни стыдно было признать. Почувствовав это, Сольвейг подползла ближе и поцеловала его в губы.
— Милый, тебе нужно немножечко расслабиться. Ведь ничего плохого мы не делаем. Я рядом, нам никто не мешает…. Мы просто с тобой поиграем.
— Я не игрушка, — напомнил он тихо.
Поняв намек, Аделина убрала свои руки с его запястий и распрямила спину. Теперь она просто восседала верхом.
— А так? — она скрестила за спиной руки, от чего ее крупная грудь показалась во всей красе.
Сольвейг сделала красноречивый жест. Старшая сестра, вспомнив, о чем они договаривались, положила горячие, шероховатые ладони ему на живот. Нежные поглаживания ее больших рук оказались весьма приятными.
— Ну, посмотри на нее! — шептала рыжая дева ему на ухо. — Взгляни какая она красивая, упругая…. Прикоснись же к ней. Я настаиваю!
То, что Аделина великолепно смотрелась при тусклом свете, Арон оценил сразу. Из одежды на ней была только тонкая конопляная туника, да кожаный поясок на бедрах. Светлая ткань едва сдерживала ее полную, зрелую грудь и крупные выпирающие соски. Арон коснулся пальцами ее колен, а потом осторожно провел ладонями вверх по ее ногам. Скользнув под тунику, он ощупал ее мускулистые бедра. Кожа Аделины была заметно мягче чем у его рыжеволосой девы. Оттенок ее тоже отличался. Если у Сольвейг она была сероватая, то тут преобладали оттенки от бледно розового и красноватого, до откровенно коричневого, местами. Несомненно, она была красива и более уравновешена по сравнению с Сольвейг. Волосы ее, собранные в хвост, были прямыми, светлыми, и приятно пахли. Арон заметил это, когда она держала его за руки.
— Ну как… ее кожа нежнее моей, не так ли? — осведомилась Сольвейг вкрадчиво.
— Пожалуй… — признался Арон продолжая поглаживать бедра Аделины.
— Ну-ка, погоди! — Сольвейг взобралась на кровать, бесцеремонно выдернула подушку из-под его головы, и сама заняла ее место. Теперь спина его покоилась на ее груди, а тело обнимала еще одна пара бедер. Арон погладил и ее ноги, но Сольвейг тут же переложила его руки обратно.
Зажатый меж двух прекрасных валькирий, кузнец все же разомлел. Столько женского тепла за раз его многострадальное тело еще не получало. Сольвейг запустила свои когтистые пальчики в его волосы. Это было приятно, и он в свою очередь приласкал тело Аделины, чье дыхание становилось более прерывистым и частым. Она прикрыла глаза, ее пальцы слегка подрагивали, выдавая сильное волнение.
Арон, решив, что хуже не будет, высвободил руки и сдавил пальцами ее груди. По телу Аделины прокатилась волна дрожи и она закатила глаза. Заметив это, Сольвейг тоже присоединилась к ласкам. Поглаживая крепкое тело сестры в четыре руки, они медленно, но верно довели ее до исступления. Смотреть на это было довольно-таки волнительно. Устав держать суженого на своей груди, Сольвейг выскользнула из-под него. Теперь ее больше занимала сестра, потерявшая бдительность. Потихонечку обойдя постель, она забралась на нее с другой стороны. Просочившись между безвольно раскинутыми крыльями, она уселась позади Аделины и обняла ее талию. Поглаживая поочередно то живот, то грудь, то плечи сестры, Сольвейг с удовольствием наблюдала как ее тело отзывается на едва ощутимые ласки.
Сольвейг полностью переключилась на сестру и внизу его живота стало совсем горячо и влажно. Бутон Аделины набух, и женские соки просочились наружу. Этого кузнец уже не мог стерпеть. Он почувствовал, как пульсирует и наливается свинцом продолжение его тела. Он откинулся на прохладную простыню и подложил ладони под голову, ибо лучшее что он мог сейчас сделать — это поддаться обстоятельствам. Простыня приятно холодила кожу, с окна веяло легким, прохладным ветерком. Вдохнув свежего воздуха, Арон расслабил спину, плечи, а потом и все остальное. Корень жизни восстал, окунувшись в чрево. Окрепнув на глазах, он пророс словно бамбук, пронзающий тугую, но податливую плоть. Там он и засел, заставив Аделину вскрикнуть.
— Да ладно… — глаза ее широко раскрылись.
Сольвейг опустила руку и пальчиками нащупала твердое основание члена.
— А ты не верила… — усмехнулась Сольвейг.
— Не, не! Я на это не подписывалась! — возмутилась Аделина.
— А ты постарайся расслабиться, — припомнил Арон. — Ведь ничего плохого не происходит…
— Сначала немножечко больно, а потом приятно, — лаконично добавила младшая сестра.
Аделина пыталась встать, но рыжая бестия с нескрываемым наслаждением усадила ее обратно. Руки Сольвейг скользнули в ее промежность. Ласковыми энергичными движениями она в момент сломила волю Аделины. Бедра, ее раскрылись, поддавшись древнему инстинкту. Арон решил события не торопить. Он был чист, расслаблен и успел подремать. Так почему бы не насладиться столь волнительным зрелищем? Когда ещё две нетрезвые крылатые девы соизволят вот так порезвиться.
Сольвейг вцепилась в сестру мертвой хваткой. Она подталкивала ее сзади своим лобком и бедрами, одновременно терзая руками увесистую грудь и взмокшую промежность. Аделина пустыми, невидящими глазами обратилась в даль. Движения ее бедер становились все резче и увереннее. И дело тут не в усилиях Сольвейг. Она явно вошла во вкус, и чувствовалось как в теле ее растет напряжение. Толчки становились мощнее. Она целиком приняла в себя Арона, и теперь буквально вминала его в кровать. Кузнец всем своим естеством испытал на что способно ее могучее тело, когда проявляет истинную силу. Но это не пугало его, ибо ее округлые женственные формы не могли нанести вреда. Да, она сильно сжимала его коленями, но это обстоятельство повергало кузнеца в какой-то странный, незнакомый доселе восторг. Арон, превозмогая боль в ребрах вглядывался в то, как разительно меняется ее лицо. Поглаживая колени Аделины кончиками пальцев, он дожидался фееричного апогея…
Дальнейшее соитие с Аделиной превратилось в какой-то марафон. Дева ни на минуту не сбавляла темпа, но едва достигнув пика — сама сводила усилия на нет. Потом догонялась и снова проделывала этот трюк. Она похоже забыла, что целью сего визита было зачатие новой жизни, и придалась разврату. Но Сольвейг вовсе не была против, ее это только раззадорило. Рыжая бестия увлеченно придерживала сестру за ягодицы, а в моменты наивысшего наслаждения Сольвейг хватала сестру за руки, чтобы ее когти не наделали бед. И она извергалась… бурно, неистово, с томным, завораживающим своей глубиной стоном. Отдохнув на прохладной груди кузнеца, она выгибала спину и вновь набирала обороты. Сольвейг лишь придерживала сестру за талию и нежно целовала ее плечи, шею и спину. Заметив, на себе взгляд Арона, она игриво подмигнула. Вжимая лобок в ритмично подрагивающие ягодицы сестры, она получала отдельное удовольствие.
Так продолжалось несколько часов к ряду, пока изможденная Аделина окончательно не упала Арону на грудь. Запустив пятерню в растрёпанные, взмокшие волосы, он придержал ее голову. Сольвейг, оценив картину со стороны, прилегла рядом. Она утомилась, но при этом не скрывала своего удовлетворения. Какое-то время, она еще продляла свое удовольствие, активно работая пальчиками.
— Почему…? — глухо спросила Аделина.
— Что, почему? — спросил Арон заглянув в ее глаза.
— Почему ты не проронил в меня свое семя? Разве я плохо старалась?!
Он улыбнулся, и убрал с ее лица волосы.
— Дело не в этом.
— А в чем? — осведомилась Сольвейг.
— Она… была так прекрасна в своем порыве. Признаться, я просто залюбовался. Такая мощь, натиск! Было больно… но очень волнительно.
— Правда? — удивилась дева.
— Каждое слово! — Арон коснулся ее красивой, сильной шеи, и слегка поцеловал в губы.
Аделина взглянула на сестру, растеряно гадая, как к этому относиться…
Пользуясь ее недолгим замешательством, кузнец перевернул валькирию на спину и помог расправить крылья. Так она была ещё прекраснее, ее совершенное тело во всем своем великолепии, раскрылось перед ним. Он легко проник в ее приоткрытое лоно, и растворился в нем…. Ненавязчивыми, плавными толчками, он снова привел крылатую деву в трепет. Раскинулась перед ним словно живописная долина со своими холмами и полями. Утопая лицом в ее пышной груди, кузнец плавно скользил своим членом меж стенок ее разомлевшего влагалища.
Сольвейг подкралась поближе, и впилась в ее губы. Чувствуя новый прилив наслаждения, Аделина бережно прижала его к себе и накрыла крыльями. Резкая, крупная дрожь охватила валькирию. Соски превратились в камень, груди налились соками, а дыхание перехватило…. Ее мускулы проступили под кожей за миг до грядущего наслаждения. Мощными, резкими рывками ее тело откликалось на волны пронизывающего блаженства. Лишь нежное пульсирующее лоно все так же трепетно содрогалось, осязая в себе жилистую мужскую плоть. Ощущать, как гудящий от напряжения член скользит в глубине ее тела, было приятно и невыносимо одновременно…
Эхо судорожного плотского удовольствия накрывала деву раз от раза. Кузнецу захотелось довести Аделину до полной безоговорочной капитуляции. Излить все соки из этого прекрасного сосуда лишь затем, чтобы наполнить его иным содержимым. Наконец с первыми лучами зари, силы покинули Аделину окончательно. Ее могучее тело обмякло, не желая больше получать удовольствие. Ее изможденное лоно стало нежнее щелка, содрогающегося при малейшем дуновении ветра.
Глядя в пустые, широко раскрытые глаза, Арон последний раз проник в ее чрево. Мягко, медленно и глубоко. Он сделал это так нежно, как только мог. Зажмурив глаза, Аделина нащупала руку сестры и вцепилась в нее … Несколько мучительно долгих мгновений он испытывал ее чресла на прочность. Стиснув зубы, она инстинктивно сжала его в себе. Вот оно… кузнец дал волю чувствам не в силах более сдерживаться. Арон поймал взгляд Сольвейг, и с ее молчаливого согласия излил свое семя в чрево Аделины. Затаив дыхание, могучая валькирия наконец получила то, зачем пришла.
Арон, выполнив свою ответственную миссию тоже упал без сил. Переглянувшись, крылатые девы зажали его меж собой. Старшая из сестер бережно уложила кузнеца на свое крыло и, почти по-матерински, обняла его за плечи. Сольвейг, пользуясь случаем, прижала еще твердый член к своей набухшей промежности, и сомкнула бедра. Накрывшись своими крыльями, прекрасные в своей «короткости! девы забылись крепким беззаботным сном.