По пути домой парню стало совсем худо. Пришлось вызывать транспорт. Несколько дней молодой северянин провел в бреду. Раны его были не смертельны, но он потерял много сил, крови и не спал несколько суток. Состояние его было серьезным. Можно было поместить парня в реактор, но надо было делать это сразу. Время было упущено и перевозить его в таком состоянии стало опасно. Эсхил сделал все что мог, но этого оказалось мало. В ход пошла нетрадиционная медицина. Арон несколько раз пробовал применить свои силы, но, почему-то ничего не получилось. Следующей на очереди была Трин. Ее метод был странным, ибо лечение проходило голышом. Светлокожая эльфийка провела в обнимку с парнем целые сутки, исцеляя его близостью своего тела. Она осунулась и заметно похудела. Ее и без того светлая кожа стала иссини белой. Было в пору задуматься и о ее здоровье… Однако она смогла облегчить страдания, сказав, что у парня сильная воля, которая сопротивляется любому вмешательству, и все решит только время…
Новый гость, к удивлению Арона, привлек к себе внимание Уны. Его мудрая мать подошла к делу серьезно. Она буквально вцепилась в жизнь этого парня своими когтями, не позволяя душе покинуть израненное тело. Она с дисциплиной бывалого воина меняла повязки, выдавливала гной и промывала раны, если это было необходимо. Двое или трое суток она совсем от него не отходила. Уна была спокойна, светла и всем своим естеством излучала странную, ощутимую почти физически решимость. Арона это поразило. Такой он ее не видел. Несколько раз к ней заглядывала эльфийка. Потеряв много сил, она не могла помочь радикально, но приносила парню хоть и временное, но облегчение. Эсхил со своей стороны тоже прилагал усилия. Его искренне удивляло, что лекарства не приносят должного эффекта.
Только спустя неделю к парню вернулось сознание. Ночью он перестал стонать и дыхание его стало ровным. Эсхил сказал, что кризис миновал, и теперь можно расслабиться. Но Уна уходить не желала. Проснулась она под утро, от того, что кто-то взял ее за руку. Северянин смотрел на нее светлым, пронзительным взглядом, и радостно улыбался. Странно, но это было приятно. Медленно встав на ноги, парень расправил сильные плечи и потянулся, громко хрустя суставами. Однако ребра еще не зажили и причиняли заметную боль. Осмотрев свои повязки, он переключил все внимание на Уну. Казалось, северянина вовсе не удивляло то, что он проснулся в одной постели с крылатой девой. Смутившись, Уна закуталась в крылья и забралась с ногами на кровать.
Прошло еще несколько дней. У гостя появился волчий аппетит и дела его пошли на лад. Немного окрепнув, Кеннет, решил прогуляться в сопровождении Уны. Внимание его сразу привлекла кузница. Арон построил ее первой, но по чести сказать до нее почти никому не было дела. Все его время занимали другие, более глобальные заботы, а жители деревни побаивались входить туда без особой нужды. Арон уже и забыл, когда в последний раз вдыхал запах гари и слышал звон металла. Кеннет вел себя на удивление спокойно. Он ни выказывал ни злости, ни раздражения, ни задавал вопросов. Он целыми днями стоял у наковальни, обдаваемый жаром горна. Кеннет легко освоился и постепенно принимался за дело. Братья Кеннета тоже не сидели без дела. Что с ними делать, Арон пока не решил, а потому под надзором солдат Эсхила они трудились в полях и на фермах. Передвигаться в пределах долины они могли свободно, но близко к Кеннету их не подпускали.
Вскоре странным кузнецом всерьез озаботился Эсхил. Новый человек, не смотря на относительно юный возраст без труда освоил технологичные станки и ручной инструмент. Такого проворного специалиста в долине явно не хватало. Спустя месяц Кеннет приобрел среди жителей довольно хорошую репутацию, хоть был угрюм и крайне немногословен. Северяне жили в суровых условиях и быстро взрослели. Не смотря на грозный вид, татуировки на лице и шрамы, дети его совершенно не боялись. Более того, он тайком от всех стал делать для них кое какие игрушки. Как Арон сам до этого не догадался!?
Сольвейг, с жадным интересом изучавшая каждого кто попадал в долину, быстро потеряла интерес к новому человеку. Видимо на это повлияло нетипичное поведение Уны. Хотя, его татуировки ее вдохновили. Она предложила и Арону сделать такие. Но тот наотрез отказался, предложив сделать их Кили. А вот Уна — другое дело. Она явно решила взять парня под свое крыло. Ведь не даром она за него так ожесточенно билась. Арона сначала это раздражало, но потом, подумав, он решил, что так даже лучше. Мать его хоть и вела себя странно, но уже почти не грустила. На лице ее все чаще гостила улыбка. И доспехи она давно не носила. Угрюмый юноша ничуть не смущался такому вниманию. Напротив, он ловил каждое слово, что она проронила.
Так же странно происходило общение Кеннета с Эсхилом. Не вдаваясь в подробности, парень принял как должное то, что сознание всех странных солдат было единым. Хотя по началу его это заметно веселило. Видя, как один солдат наблюдает за ним, он кидал какой ни будь увесистый предмет в другого солдата, находящегося на приличном расстоянии, и тот неизменно ловил его. Дети, к несчастью солдат, быстро этот трюк переняли.
Для северянина, в принципе не было закрытых дверей в долине. Через два месяца он уже смело ковырялся в строительных машинах. Указывал новым соплеменникам на ошибки и объяснял живым языком то, что со слов Эсхила понять они были не в силах. Лихо управлялся с любыми инструментом. Вскоре, Эсхил под строгим присмотром, разрешил ему ковыряться и в крылатых машинах.
Что же до женщин… казалось, они его совсем не интересовали. Хотя в разговоре с ними он был неизменно вежлив и обходителен. Лишь общаясь с Уной, он заметно светлел лицом, и выглядел, как бы это сказать… сдержанно счастливым. Ангус в один из своих визитов тоже обратил на парня внимание. Даже изъявил желание пообщаться. Долго выспрашивал кто он, и откуда. Но получал неизменный вежливый ответ, что родом молодой кузнец с севера.
Со временем, весь скромный досуг Арона свелся к наблюдению. Он с интересом следил за тем, как, и что Кеннет делает. Он проникся к парню уважением. Из рук Кеннета одинаково охотно ели и лошади, и панцирные волки. Дети осаждали толпой его мастерскую, когда он начинал делать что-то новое. Уна теперь каждый день приносила ему хлеб, незамысловатую еду и молоко в кувшине, что само по себе смотрелось дико!
Кеннет бросал все дела, брал из ее рук хлеб и щедро одаривал своим вниманием. Она улыбалась рядом с ним. От былой печали ничего не осталось. Не трудно догадаться что вскоре в их отношениях появились и объятия. Уну словно магнитом тянуло к этому парню, и безответным этот порыв не оставался. Он так нежно придерживал ее за талию, что сомнений в его взаимности не оставалось.
Однако Арон совсем не желал, чтобы его матери разбили сердце. Да, все разговоры про широту взглядов и свободу нравов он уже слышал. Но здесь другой случай. Уне не одна сотня лет, а Кеннету всего восемнадцать. Для него это, возможно, будет ярким запоминающимся приключением на фоне прожитой им тяжелой, и полной опасностей жизни. Для нее же этот внезапный расцвет чувств может обернуться серьезным разочарованием. Что бы она потом ни говорила. Арон знал, как сильно бесстрашная Уна переживала расставание с Олафом. И этот молодой кузнец без сомнения напоминал ей о нем. Хотя… с другой стороны, может быть, именно этого ей и не хватало. Ведь она мудра и обладает огромным жизненным опытом. А вдруг он не прав, и Уна прекрасно все осознает, и хочет вырвать у судьбы то, что она не спешит дать в руки?
Несколько дней Арон взвешивал свои сомнения. Даже советовался с Сольвейг. Но та предлагала оставить все как есть. Он старался смотреть непредвзято и судить только исходя из фактов. Кеннет вроде бы был хорош. Делал все во благо, и трудился вместе со всеми в полную силу. Но уж слишком просто все у него шло. У тех людей, которых Арон привел раньше на подобные достижения ушли бы годы. Разве что гномы имели понятие о механизмах. Для них это не ново. Перешагнув через свои чувства, Арон решил, что пришло время положить конец сомнениям.
Вернувшись из очередной вылазки, Арон выспался. На следующий день, дождавшись момента, когда Уна принесет северянину поесть, Арон как бы невзначай, заглянул в кузницу. Кеннет сидел на наковальне и попивая молоко, уминал еще теплую лепешку. Рядом на полотенце красовались вареные яйца, сыр и перышки зеленого лука. Уна, присев на верстак, поглядывала на него с легкой улыбкой. Через окно светило яркое солнце, в воздухе парили еле заметные частички пыли.
— Ты наконец созрел для разговора? — в лоб спросил Кеннет.
— Вопросы накопились… — пожал Арон плечами.
— Хорошо. Знаешь, переплыв море, я сильно переоценил свои силы. Найди ты меня позже, и все бы пошло прахом… Эльфийка кстати здорово помогла. Хотел было поблагодарить ее, но она, как оказалось сильно не любит нашего брата.
— Такие как ты истребили ее племя, — резонно заметил Арон.
— Я слышал об этом, и в долгу не останусь. Ее стараниями боль ушла. А твоя чудесная мать… я не знаю как это выразить. Она словно схватила мою душу за шиворот и вернула в тело.
— Ей не привыкать делать что-то с силой. Чаще она помогает душам найти выход. Ну, по крайней мере так было. — уточнил Арон.
Он перевел взгляд на Уну, но та не повела и ухом.
— Знаю… — Рассмеялся парень. — Я все про нее знаю.
Кеннет, постучав яйцом о наковальню принялся снимать скорлупу. А Уна отвела глаза заранее зная о чем он сейчас скажет.
— Ведь если мужчина и женщина спят в одной постели, между ними не должно быть секретов?
— Вероятно… — смутился Арон его прямоте.
— Ты ведь пришел сюда, чтобы поговорить об этом?
Арон кивнул.
— Это для тебя проблема? Я имею в виду разницу в возрасте.
В лице Уны снова ни дрогнул ни один нерв. Разве что щек коснулась еле заметная краснота.
— Пойми правильно, не то, что бы я против…
— Но, дело не только в этом, да?
Оценив парня взглядом, Арон придержал заготовленную фразу. В глазах Кеннета светилась холодная уверенность. Арон понял, что оба они ждали его вопросов, и заготовили ворох ответов.
— Я знаю кто есть она, — Арон стал серьезнее. — Осталось узнать кто есть ты.
— Справедливо… — Кеннет дочистил яйцо и запихнул его в рот. Прожевав неспеша, он запил из кувшина.
Мать Арона оттолкнулась от верстака и подойдя к юноше, обняла его за плечи. Они переглянулись.
— Он поверит… — сказала она тихо.
Уна одарила сына долгим задумчивым взглядом и, сообщила:
— Это Олаф — твой отец.