На подходе к дому меня поймал мальчишка-гоблин. Росточком метр с кепкой, в драном пальтишке, тощий, острые уши дрожат от холода. Сунул мне записочку и убежал.
Отошёл я в сторонку, записку развернул. От Альфрида бумажка. Ищет меня наш полуэльв по всему городу с фонарями. Судя по прыгающим буквам, кляксам и словам непечатным, ищет давно и не может найти.
Глянул я на часы — времени до назначенной встречи всего ничего осталось.
Часы я только что купил, новенькие. В том самом магазине ювелирном, где подарок для Верочки брал. Круглые, из серебра, и корпус позолоченный, на цепочке. "Настоящий брегет!" — с придыханием сообщила продавщица.
Брегет или нет, но самым ценным там было потайное отделение. Как часовых дел мастера умудрились его втиснуть в такую маленькую фиговину, для меня загадка. Но это неважно, зато туда можно засунуть амулет. Магическую штучку, пускай даже размером с горошину. Главное, чтобы с её помощью можно было колдовать. Кастовать заклинания. Котёнка Талисмана больше нет, а без него не получается.
Дело намечалось крупное.
Альфрид бегал туда-сюда, размахивал руками, втолковывал свой план. Мы сидели на завалинке у старого дома, где никто не жил. Вокруг только поломанные заборы, помёрзшие обломанные вишни — и тишина.
Полуэльф говорил, а мы слушали.
В город приехали важные чиновники из столицы, зверское убийство расследовать, а у нас карету с деньгами ограбили. И чтобы наше — местное, высокое начальство не подвести, шум не поднимают, но всем хвосты накрутили по самое немогу.
Полиция на ушах стоит, каждый день обыски и облавы. По всем заведениям, что ни день, бороздят мелкой сетью, ищут тех, кто большие деньги проигрывает. Чтобы тех, кто с деньгами, взять за шкирку и в полицию отволочь. А там уже поговорить с пристрастием, откуда этакие деньжищи. И не из кареты ли ограбленной они взялись.
— Если облавы и обыски, может подождать, — говорю. Едва сумел слово вставить, так Альфрид разошёлся. — Залечь на дно, пока всё не уляжется.
Полуэльф аж зашипел:
— Нет! Мы не жалкие червяки, чтобы прятаться! Глупцы прячутся, умные ищут выход!
Тут орк наш оживился, голос подал:
— Да, мы умные! Много денег хорошо!
И гоблин туда же:
— Волков бояться — в лес не ходить. Я согласен.
— Да вы чего, — говорю. — Поймают ведь — в землю закопают.
— А пускай закапывают! — горячится орк. — Мне без моей невесты жизнь не мила! Её отец сказал — мало денег. Мало принёс, неси ещё!
Ишь расхрабрился — что любовь с орками делает.
Гоблин тоже уши потёр, носом шмыгнул:
— Мне старик Шмайфер сказал… Цены нынче вверх полезли. Не хочет лавочку за старую цену отдавать. Хочет за новую. Так что я согласный на дело идти. Небось ничего, обойдётся.
— Раз все согласны, — говорит Альфрид, — слушайте меня. Мне наводку дали, ценную.
Мы уши навострили, а полуэльв прошёлся туда-сюда, прислушался, не идёт ли кто, и голос понизил:
— Все знают, что полиция облавы делает по заведениям, где на деньги играют. Но не все знают, что обыскивают только заведения для простых. Бедняцкие кварталы шерстят. А богатые клиенты тоже играть хотят, и кто им запретит? Слышали про заведение "Красный шар"? Там игра будет по-крупному. Но мы играть не будем.
Альфрид обвёл нас победным взором:
— Полиция будет искать игроков с большими деньгами. Даже в "Красном шаре" агенты будут — иначе нельзя. А мы играть не станем. Мы главный приз сорвём. У одного из гостей будет ценная вещь. Мы эту вещь отнимем.
— В смысле, играть не будем? — спрашиваю.
Нет, я конечно согласен не играть. Ненадёжное это дело. Но что тогда?
— Мой человечек донёс, что "Красный шар" — один из домов, где играть можно, — сказал Альфрид. — Всякие заведения закрыли, он остался. Говорю ещё раз — играть не будем.
Мы переглянулись. Орк посмотрел на гоблина, гоблин — на орка. Потом оба посмотрели на меня. Я пожал плечами. Мы все трое молча уставились на Альфрида.
— Наводка такая. В назначенный день особые гости придут в заведение. Знатные и богатые, кто от скуки себе в жизнь перцу добавить желает. У одного из гостей будет вещь большой ценности. Если её взять, никого больше грабить не надо, денег хватит на всё. Понятно?
Гоблин и орк заулыбались, закивали. А что, молодец Альфрид. Один раз рискнуть — и обеспечен до конца жизни. Хотя, если поймают, жизнь будет короткая. Но яркая.
— Что за вещь? — спрашиваю. — Большая, громоздкая? Карету нанимать или так унесём?
— Была бы большая, так бы и сказал! — зашипел Альфрид. Подколка моя ему не понравилась. — Мне сообщили — это кулон. Внутри камень, кошачий глаз называется. По камню оплётка золотой нитью. Сам кулон на цепочке, звенья из платины. Размером камень с крупную вишню.
— Сколько стоит камень? — с видом знатока спросил гоблин.
— Столько, сколько вам и не снилось, — бросил полуэльф. — Всем хватит.
— Да кто же его здесь купит? — гоблин нос наморщил, пальцами крутит — подсчитывает.
— Купят. Не здесь, так за границу пойдёт, — уверенно отвечает наш главарь. — У меня друзья есть, помогут.
— Когда пойдём? — спрашиваю.
— Когда скажу! — отрезал Альфрид.
— Мне знать надо, — говорю. — У меня свидание. Девушка обидится. Я ей подарок купил, дорогой, между прочим.
— И я, я тоже купил! — подскочил орк. — Мне тоже скажи!
— В ближайшую пятницу, — нехотя ответил полуэльф. — Время потом скажу. Но к ночи — наверняка.
Короче, поговорили мы ещё, и гоблин с орком ушли. Гоблин к своему старику Шмайферу подался — потолковать о цене за лавочку. Орк к невесте побежал, миловаться.
Я им вслед посмотрел, пока не ушли, и говорю Альфриду:
— Слушай, друг Альфрид, наши гоб с оргом мужики толковые, но мы-то с тобой братья по крови. Скажи по-честному, зачем тебе столько денег? Ведь головой рискуем.
Он набычился, ладони подмышки засунул, молчит. Видно, хочется ему послать меня лесом, только брата обидеть боится.
— Деньги всегда нужны, — буркнул.
Я лицо такое сделал, типа — уж мне-то не рассказывай. Он завёлся:
— А тебе деньги не нужны разве, друг Дмитрий? Скажу, если ты мне скажешь, что за принцип такой, из-за которого ты стараешься?
Уел. И не поспоришь.
— Ладно, — отвечаю. — Давай начистоту. Со мной жизнь круто обошлась, сам знаешь. Волчий билет мне всю судьбу поломал. Работы денежной нет и не будет, если по-честному жить. Что мне остаётся? Только воровать и грабить. А если уж воровать, так на мелочи не размениваться. Любить — так королеву, грабить — так миллион.
Смотрю — Альфрид закивал, глаза заблестели, проняло его.
— Да, верно говоришь, брат. Любить — так королеву.
А у самого губы задрожали, и глаза подозрительно блестят. Уж не плачет ли? Тут осенило меня. Уж очень наш главарь про несчастных эльфийских девушке распинался, что в борделях трудятся, не покладая рук. И сейчас, стоило про королеву упомянуть, расстроился чуть не до слёз.
— Ты, наверно, — говорю, — своим родичам доказать хочешь, что не хуже других. Они тебя за своего не считают, а ты разбогатеешь, и раз — всем носы утрёшь!
Альфрид на меня глазами сверкнул, недобро так. А я дальше подкалываю:
— Вон, оргу нашему без денег девушка не даёт. А ты богатый жених будешь, и какую-нибудь полукровку подцепишь…
— Нет! — рявкнул Альфрид. — Нет!
Ух, смотрю, сработала подначка моя. Кто думал, что эльфы добренькие и благостные, сейчас бы точно в штаны наделал. Мне даже не по себе стало.
Наш полуэльв глазами засверкал, как тигр на охоте, лицо у него побледнело и заострилось, а на зубы оскаленные и смотреть страшно. Если кто не видел, как эльфы скалятся, лучше и не надо.
— Ох, — говорю, — друг Альфрид, я что-то не так сказал? Прости, не хотел обидеть.
— Ты не понимаешь, — рычит Альфрид. — Не понимаешь!..
— Так объясни. Нам с тобой скоро на дело идти, головой рисковать. Хоть знать, из-за чего. Может, записочку кому надо передать, если с тобой что случится…
Он немного успокоился, отдышался. Глаза опустил, ногой по снегу чертит в задумчивости.
— Ты прав, друг Дмитрий. Я слишком много на себя взял.
Помялся немного, но видно — распирает его от желания рассказать, душу излить, хоть кому-то.
— Женщины… да, ты верно сказал, друг — женщин много, а королева одна. Скажи, разве бывает так — она тебя с грязью мешает, ногами топчет… Ненавидишь её… задушил бы своими руками.
Говорит, а сам всхлипывает, головой мотает — совсем прижало мужика. Я слушаю, и самому неловко, будто человек стриптиз устроил — душевный. А он всё говорит, остановиться не может.
— Кто такоене пережил, тот не поймёт… Один взгляд, одно слово… только бы посмотрела, признала, позвала… Больше ничего не надо.
В общем, наговорил он много чего, весь в растрёпанных чувствах. Я только понял, что есть одна девушка, то ли эльфийка, то ли полукровка, но прекрасная, как звезда на небосклоне. И наш Альфрид втрескался в неё по уши. А она на него — ноль внимания, фунт презрения.
Особенно злобно наш главарь отзывался о своих сородичах, что состоят в местной общине. Есть такая — входят в неё потомки тех эльвов, что поселились по указу государя Петра Алексеевича на этих землях. Злобные, расчётливые твари, если верить Альфриду. Ради денег и собственной выгоды готовы родную кровь отправить в постель любому…
Тут он задохнулся и замолчал. Но я и так всё понял.
Вспомнил бордель, где был накануне. Где прекрасные девы эльвийских кровей слушали мой внезапный концерт под гитару. Может, одна из них и была зазнобой нашего Альфрида. Конечно, если сравнить роскошный особняк со всеми удобствами с бедной квартиркой… что говорить. Одной любовью сыт не будешь.
Наверное, поэтому наш полуэльв так жилы рвёт — хочет свою даму сердца из борделя выкупить. Или построить дворец из денег, чтобы подружку приманить. И готов для этой своей мечты на всё.
Выговорился Альфрид, я его выслушал. Постояли мы, помолчали. Потом он сухо попрощался, и мы ушли с места встречи — сначала я, после он.
Пришёл домой, поднялся по лестнице, весь в раздумьях. Смотрю — у двери пигалица, хозяйкина дочка сидит, голову на коленки положила, лица не видно, но слышно — носом шмыгает. Да что такое, все вокруг в печали!
— Что случилось? — спрашиваю.
Она голову подняла, щёки мокрые, нос распухший, уши повесила, отвечает:
— Котика жалко-о-о…
И опять в слёзы.
Сел я рядом на пол, обнял её за плечики, говорю:
— Он теперь в кошачьем раю. Ему хорошо.
Она на меня посмотрела, глазёнки засветились:
— Правда?
— Конечно. Он был хороший котик.
Она щёки ладошкой утёрла, покивала, говорит:
— Спасибо. Мне тётка из общины сказала, что кошки не попадают в рай.
Обняла меня тощими ручонками, прошептала на ухо:
— А я знаю, кто котю прибил.
Я аж вздрогнул. Что?
— Откуда знаешь, — говорю, — ты разве видела?
Пигалица совсем тихо зашептала:
— Я к вам в комнату иногда залезаю, мама ругает, а я потихоньку. У вас интересно, книжки красивые. Спасибо, что портфель с учебниками подарили!
Вот тебе раз. Это мой портфель был? И учебники мои, получается… были.
А она шепчет:
— Я тогда у вас сидела, когда они пришли. Люди. Полицейские. Они шумели, ногами стучали, мне страшно стало, я спряталась. Я хорошо прятаться умею.
Да уж, такая маленькая, зелёная — она может…
— Говори уже, что там было? — подталкиваю.
— Я слышала, они про вас спрашивали, ругались сильно. Один такой в мундире, весь блестящий, ругался. А другой котю нашёл, зеркальце уронил, разбил… котя зашипела, а он… он…
Девчонка всхлипнула.
— Кто он? Кто?
Тут из квартиры хозяйка крикнула:
— Доча! Дочь! Иди сюда быстрее!
Пигалица меня крепко обхватила ручонками, шепнула:
— Он не из наших… Да, мама, иду! — и убежала.
А я остался на лестнице. Что значит — не из наших? А кто тогда? И кто у нас — наши?