Матвей потряс стаканчик, перевернул. Кости раскатились по столу.
— А, чёрт, тройка!
Я подобрал кости, сложил в стаканчик. Потряс, бросил.
— Одиннадцать.
— Твоя взяла. Ещё!
На стол легла медная монетка. Капитан взял стаканчик, потряс.
— Один и шесть! Ага!
Мы играли уже полчаса. Играли по-маленькой. Босс всё ещё сидел наверху в кабинете с эльвийской красоткой. Наверное, обсуждал цены на вино.
Когда Матвей сунул руку за пазуху, я уже подумал — конец мне пришёл. Но капитан достал стаканчик с костями и предложил сыграть на интерес.
Нет, это несерьёзно — сказал я. Давай хоть на медяки — для азарта.
Сидим, играем. Матвея будто подменили — спокойный такой, на меня не бросается, знай стаканчик трясёт. Чудеса.
Большие напольные часы бренькнули и принялись бить. Бум-м-м… Бум-м-м…
— Эх, — говорю, — хорошо! Почаще бы сюда наведываться. Тепло, светло, и девушка красивая такая.
— Чего ж хорошего, — буркнул Матвей. — Ага, семь!
Ещё медная монета легла на стол.
— А что? — спрашиваю. — Ого, двенадцать!
— Ха! Везёт нынче… Что, что… Лучше обычная девка, чем ихняя — раскрасавица. Это же чёртова эльвийка, мать её за ногу.
— Что плохого в красивой женщине? — говорю. — Пускай хоть эфиопка будет.
— Эка ты загнул, эфиопка. То человек, а то — эльв поганый. О, семь!
Я потряс стаканчик. Загремели кости.
— И что?
— Тебе не понять, молод ещё. Для меня все они — поганая порода, хоть мужик, хоть баба — самая распрекрасная.
Он сильно потряс стаканчиком. Кости загремели о стол.
— Эх, двойка! Я тебе так скажу — хоть эльвы сейчас смирно сидят и друзьями прикидываются, всё обман! Мне дед рассказывал, как его отец, прадед мой, с ними в походы ходил… Кровь в жилах стынет от такого. Что они творили, эти красавчики, на ночь лучше не вспоминать. Ни чужих не щадили, ни своих. Уж на что орги да гобы злыдни, и в бою бешеные — а с эльвами не сравнить их. Вот где нелюдь нелюдская… не приведи господь.
— Но сейчас-то они не опасные? — я ему так, с сомнением. — Всё тихо, мирно, вон, торговлишка у них…
— Хорошо, государь их в узде держит. И то — из милости. Другой бы загнал туда, где солнце не светит, — хмуро сказал Матвей. — Не в обиду тебе сказано, но с ними дружить — как на груди змею пригреть.
— Но хозяин-то наш не боится…
— То хозяин, не нам чета! — отрезал Матвей.
Сгрёб кости в стаканчик и поднялся. Господин Филинов вышел, по лестнице идёт, отдувается, но вид довольный:
— Поехали!
Пошли мы к выходу. Я обернулся — прекрасная эльвийка на лестнице стоит, нам вслед смотрит. И взгляд у неё, как у старшего эльва на давешнем собрании. Как на тараканов смотрит, что по углам разбегаются — а тапкой кинуть лень.
Вздрогнул я и за Филиновым в дверь выскочил.
Дома, в суете общей, кинулся я вокруг дома бегать — вроде как периметр проверять, чтобы не словили меня и к делу не приставили. Потом высунулся — затихло всё. Из кухни ароматы плывут — тут тебе и булочки сдобные, и кровавый бифштекс, и птица жареная всякая. Аж живот свело. Но дело прежде всего.
Подкараулил под лестницей Верочку, выскочил перед ней, как чёрт из коробки.
— Ой, — говорит она, и руку к груди приложила, — это вы, Дмитрий Александрович? Напугали меня.
— Неужто вы меня теперь боитесь, Вера Афанасьевна? — спрашиваю.
Она глазки опустила, отвечает:
— Ну как же… Стыдно мне. Вы же меня в пикантном виде застали. Теперь, небось, и знать меня не хотите больше…
Тут я лицо скорбное сделал, как Гамлет при виде призрака, и говорю:
— Что же мне теперь делать-то, Вера Афанасьевна? Я же с нежными чувствами к вам, и вот такое… Душа моя в смятении, Вера Афанасьевна.
Смотрю — она порозовела, даже ушки запылали.
Взяла меня за руку и нежно так говорит:
— Ах, Дмитрий Александрович! Мы, девушки, над чувствами своими власти не имеем. Всем нам счастья хочется, хоть чуточку. Вы такой добрый, вы поймёте…
Эх, думаю, знала бы ты, какой я добрый! Но виду не подал.
— Хоть и больно мне это слышать, Вера Афанасьевна, но я желаю вам счастья. Только вот не дождётесь вы его…
— Как это — не дождусь?
— А так. Хозяин ночью вас любит, а днём с женой своей по театрам да собраниям всяким ездит. Потом, глядишь, другую горничную найдёт, для разнообразия. И что останется у вас?
— Но что же делать, Дмитрий Александрович? Этого не изменить…
— Ну, можно счастью своему немножечко помочь…
— Это как? — она спрашивает, а сама оживилась, ушки навострила.
— Можно так сделать, чтобы он жене своей отставку дал. Или отправил куда подальше. А вы бы здесь были — как хозяйка. Он же вам это небось каждый раз обещает, когда в постель зовёт?
Я рисковал, конечно, но здесь в точку угодил. Смотрю, глазки у Верочки заблестели, щёки разгорелись, фартучек свой мнёт руками в нетерпении.
— Да… Как вы угадали?
Если бы она только сказала, что хозяин её заставил, руки выкручивал… Если бы сказала, что меня одного любит, и от Филинова её тошнит каждый раз… Я бы передумал, и план Б в дело пустил. Но раз так… Ладно.
Я важный вид сделал, отвечаю:
— Так я же в полиции работал, Вера Афанасьевна. Понимаю, что к чему. Я таких людей насквозь вижу.
Тут у неё глаза сверкнули, фартучек смялся, как будто придушить кого хочет.
— О, как вы правы, Дмитрий Александрович! Говорите, что нужно делать?
Я ей объяснил. Она слушает, кивает. Вижу — нравится ей мой план.
— Хорошо, хорошо, — говорит. — Я даже лучше знаю, как сделать…
— Погодите, Вера Афанасьевна. Вы только лишнего чего не придумайте!
— Ничего, Дмитрий Александрович, я только чуточку. Всё прекрасно выйдет…
А сама хихикает и глаза блестят от предвкушения. Ну и ладно, тем лучше. Думал, уговаривать придётся, а тут клиент сам в руки идёт — аж прыгает от радости.
Оставил я её, сам опять во двор пошёл. До конюшни прогулялся, потом в домик для слуг заглянул, где гобы и орги проживали — отдельно от других. Там задержался подольше.
Вызвал того орка, что недавно медвежьим видом меня пугал. Поболтал с ним немножко.
Он сначала отнекивался, типа знать ничего не знаю, ведать не ведаю, и с медведем тогда случайно вышло. Пришлось надавить чуток.
Говорю:
— Знаешь, что сегодня Матвей Прокофьевич учудил? Увидал орга, что как ты магией своей в зверя превратился, и пристрелил его без жалости. Из револьвера. Так три пули и всадил. В спину да в голову. А ты что сотворил, прямо в доме?
Он аж затрясся весь. Говорит:
— Нет, нет, господин, я не колдовал! Мне господин капитан сказали сделать магию. Для шутки. Шутка такая!
— Кто знает, — говорю ему. — Видели медведя все, а как просили тебя — никто не видел.
Орг совсем испугался.
— Пожалейте, господин! Я отслужу, я что хочешь!..
— Не бойся, я тебя не выдам. Ты меня держись, не пропадёшь. Капитан таких, как ты, не любит, а я к вам всей душой.
Закивал он, обрадовался. Про печать мою эльвийскую здесь все слуги уже знают, так что слова мои прямо в точку попали.
— Если хочешь мне послужить, — говорю, — слушай, что скажу. Надо тебе сделать вот что…
Выслушал он меня, закивал.
— Сделаю как вы сказали, господин. Это тоже шутка, да?
— Конечно, шутка. Капитан пошутил, теперь моя очередь. Только не забудь, сделай всё в точности.
— Да, господин!
— Молодец. Хороший орг.
Пошли дела кое-как! Вернулся я бегом со двора домой, заглянул во все уголки.
Наверху тихо, хозяин в своём кабинете портвейн дегустирует. Графинчики перед собой поставил и расслабляется. Лакей ему халат подал, стаканчики-рюмочки принёс, закусочки положил — и к себе в каморку убрался, до востребования.
Хозяйка к себе поднялась, сидит, вышивает крестиком — тоже нервишки в порядок приводит. У всех свои методы.
Внизу слуги шуршат, как мыши. Лакей-шкаф Прохор уединился с горничной Ульянкой. У них шуры-муры, и дело к свадьбе идёт. Небось Ульянка ему сейчас примочку ставит на затылок. Синяк заживляет, что после драки с орком пристреленным образовался. Заодно чувство собственного достоинства Прохору поднимает, тоже уроненное.
В общем, все при деле.
Обозрел я диспозицию, кивнул сам себе. Что бы ещё сделать, чтоб наверняка?
Калитка! Маленький, но важный кусочек моего хитрого плана.
За домом, со стороны конюшни, есть калиточка небольшая. Она всегда должна быть заперта, но должна и как на самом деле — вопрос.
Прошёл я чёрным ходом, выбрался к забору. Вот и калиточка.
Осмотрелся — никого нет. Тишина, покой, только ветер посвистывает.
Взял в руку замок, ключ достал — он мне, как охраннику, положен. Только открывать — пальцы закололо. Будто иголками.
Блин, это же магия охранная, вроде сигнализации. Я думал, она только на саму дверцу наложена, а вот поди же — и замок заговорённый! И деваться мне некуда, хоть волком вой. Времени нет совсем.
Сжал я замок в руке. Вот тварь железная! Досада!
Вдруг чувствую — по руке мурашки пробежали, ладонь судорогой свело. А замок раскалённым сделался. Задрожал, как мышь испуганная, и всё — пусто. Был магический предмет, а теперь простая железка стала. Замок навесной, обыкновенный. Цена рупь двадцать.
Ух ты… Не веря сам себе, сунул я ключ, повернул — и пожалуйте бриться. Открылся замочек, ничего не зазвенело. Я-то знаю, как сигнал работает, мне показали. Звон должен пойти, чтобы все слышали. Ничего себе — это я заклятье снял, что ли?
Но радоваться некогда. Приоткрыл я калитку, высунулся наружу. Так, отлично. Теперь прикрыть тихонько, чтоб незаметно было, замочек пристроить, и обратно…
— Здравствуй, друг Дмитрий, — сказал Альфрид. — Вот и свиделись.