Выехали мы из ворот — прямо свадебный кортеж. Впереди машина полицмейстера тарахтит, в ней сам Иван Витальевич, руки на трости сложил, суровый такой. С ним пара полицейских покрепче и Матвей — связанный как колбаса.
Сразу за машиной коляска, запряжённая белыми лошадьми. Главного эльва везёт.
За эльвами катит карета госпожи Филиновой. Вороные бодро стучат копытами, радуются прогулке. В карете жена босса, рядом с ней врач. У врача лицо озабоченное, на коленях саквояж медицинский стоит наготове. Хозяйка глаза прикрыла, дремлет. Похоже, сама не понимает, что делается и куда её везут.
С ними вместе пара служанок, одна из них Верочка. У Верочки на коленках собачка стриженая сидит, хозяйкина любимица.
Дальше уже мы катим, с боссом во главе. Прохор рядом с кучером, в коляске сам Филинов, рядом с ним я — там, где раньше Матвей сидел.
С нами гоблин-фотограф устроился. Места ему в машине Ивана Витальевича не хватило — там здоровый полицейский уселся, чтоб Матвея держать. Не гоблин же это делать будет?
Сенька-лакей на запятках сидит. Там же позади чемодан с вещами прикрутили.
Я сижу весь оружием обвешанный — на поясе палаш офицерский, да ещё два револьвера, свой и капитана. Никто у меня оружие отобрать не озаботился, а сам я предлагать не стал.
На повороте повозка полицейская осталась стоять, во дворе ещё народ суетится. Ворота закрыли, дом опечатали.
У соседних особняков за оградами и на дороге народ толчётся, глазеют, версиями обмениваются. Помирают от любопытства. Ещё бы, такое зрелище не каждый день увидишь. Сам полицмейстер и главный эльв прикатили, с кучей полицейских. Сюда сами по себе, а обратно — с хозяевами дома. То ли в гости везут, то ли в острог, в подвалы тёмные. Как тут не поглазеть?
Проехали мы поворот, где парк в лес переходит, лошадки всхрапнули и бодрей побежали. Думаю — если там такая нечисть бродит, понятно, чего они пугались.
А мой босс Филинов оглянулся назад, на дом свой опечатанный. Потом на машину полицеймейстера посмотрел, где Матвея везут. На карету, где жена его. Говорит:
— Не знаю, что за дела творятся, но кто-то за это ответит. Ох, ответит… Дай только до города доберусь…
А я думаю: если он тот самый Рыбак, то мало никому не покажется. Только вот незадача — главный убийца-то у него, выходит, Матвей. А он с катушек съехал. Как бы босс меня на его место не назначил. Вон, рядом усадил, оружие опять же его, Матвея…
Говорю:
— Странно. Неужто капитан всегда такой был? Не замечал за ним…
— Не был он такой! — рявкнул Филинов. Стукнул тростью, все аж подпрыгнули. — Я деньги платил, сверху накинул, на заклятье!
Сидит, отдувается. Потом говорит, задумчиво так:
— В полку было дело, конечно. За то и пострадал. Мы тогда стояли в поселении. Жара, тоска, инороды кругом… Вот он к порошку и привык. На руку насыплет и нюхает…
— Кокаин, — говорю, — что ли?
— Это сейчас так называется? — Филинов морщится, будто гадость пожевал. — У нас его "кок" называли. Через это едва на каторгу не отправился капитан. Кок гобы привозили, деньги брали за него. Капитан деньги из полковой кассы взял. Думал, отдаст, да не случилось. Так он гоба, что деньги с него требовал, зарубил и прикопал… думал, не найдут.
— Так он убийца? — говорю. — Как же он от каторги отвертелся?
Филинов усмехается.
— Замяли дело… Гоба убить — не страшно, потеря чести — вот преступление. Вступились за него, офицер боевой был… Я, когда его к себе на службу брал, сказал ему: "Матвей, чтоб тише воды, ниже травы был! Мне головная боль ни к чему!" Вызвал стряпчего — как давеча к тебе — сверху денег накинул, заклятье наложили. Смирный стал Матвей, что ягнёнок. Вот я и думаю — с чего опять-то?
— А снять его нельзя, заклятье? — спрашиваю.
Тут на меня все обернулись. И Прохор, и даже кучер. А гоблин, что с фотоаппаратом в обнимку сидел, глаза округлил и языком поцокал — типа, ну ты и спросил!
— Снять? — Филинов головой покачал. — Шутить изволишь, ваше благородие? Это заклятье как клеймо. Каким скотину клеймят. Раз наложили — до смерти будет с тобой. Ты не знал разве?
Я плечами пожал:
— Говорят, старший эльв всё может.
— Старшему эльву посрать на нас! — отрезал Филинов. — Видал, какой он? Ему хоть весь ты в клеймах будь, он и носом не поведёт. Молчи уж лучше!
Ну я и замолчал. И правда, странно всё это.
Наконец город впереди показался. Солнце уже низко висит, купола храмов багрянцем окрасились, сверкают.
У перекрёстка все остановились. Карета хозяйки, вороными запряжённая, поворачивать стала — в клинику. Мы недалековстали, Филинов из коляски вышел, к доктору направился — пошептаться. Я с другой стороны подбежал, Верочку окликнул.
— Дайте собачку, — говорю, — Вера Афанасьевна.
— Зачем вам Бусенька? — спрашивает Верочка. А сама на меня смотрит, будто сказать что-то хочет, но при всех боится. Или от меня чего ждёт. — Это хозяйкина собачка.
— В клинике нельзя с животными, — отвечаю. — Порядок такой. Вон, хоть доктора спросите, он подтвердит.
Верочка глянула на доктора (он с Филиновым говорит, важный такой, суровый), на хозяйку — та вообще в шоке, — и кивнула. Собачонку мне передала, а сама покраснела, волнуется.
— Не беспокойтесь, Вера Афанасьевна, — говорю, — у меня целее будет.
— Ах, я не о том волнуюсь, Дмитрий Александрович! — отвечает она в сердцах. Отвернулась от меня, выпрямилась, не смотрит больше.
Не поймёшь этих девчонок. Сама же с боссом в постели кувыркалась, планы на его дом строила. А теперь обижается.
Взял я собачонку и в коляску обратно уселся.
Вороные тронули с места, доктор свою больную в клинику повёз, а мы дальше покатили.
Впереди башня с часами показалась, за башней замаячил белый шпиль эльвийского храма. Даже издали видно — вокруг народу полно, всю улицу перегородили.
Часы на башне — бом, бом-м!..
Народ впереди забегал, руками замахал.
Что-то странное, вроде праздников никаких нет. И людей возле храма эльвийского столько не бывает.
Смотрю — а там городовые вокруг, даже приставы собрались. Сам Викентий Васильевич, заместитель полицмейстера, тоже здесь.
Машина с полицмейстером притормозила. К ней тут же рысью подбежал полицейский — Бургачёв, мой бывший начальник.
Бургачёв весь взмыленный, как конь, говорит, а сам аж заикается от волнения:
— Ваше высокородие! Беспорядки, ваше высокородие!
— Докладывай! — Иван Витальевич выпрямился на сиденье, лицо суровое, глаза горят — прямо генерал на поле битвы. — Да по делу!
— Ваше высокородие, беспорядки! Инорода хоронили, что недавно в цеху Филинова погиб. Сегодня в храм понесли, заупокойную читать. Инороды набежали, от трёх десятков и больше. Потом ещё прибыли — около четырёх десятков. Двое на паперть вышли, стали бунтарские речи говорить. Инороды слушать их стали, крик начался. Меж ними замечены воровские элементы. Воры эти стали инородов мутить, бумажки раздавать с мятежными словами. Городовой один листок отнял, так орги его стали ногами охаживать, еле отбили…
— Бумагу! — рыкнул полицмейстер.
Бургачёв протянул листок. Иван Витальевич бумажку вырвал, пробежал глазами:
— Зам полицмейстера сюда!
Викентий Васильевич уже здесь оказался, вслед за Бургачёвым.
Начальник ему:
— Как допустили?!
— Мы этого ждали, — отвечает зам. — Я накануне докладывал — возможны беспорядки.
— Возможны?! — полицмейстер на сиденье приподнялся, на зама смотрит — сожрал бы. — Почему до сих пор не разогнали? Где особая часть?
— Особая часть в боевой готовности, — докладывает заместитель. Сам стоит, выпрямился, будто кол проглотил, лицо каменное. — В ожидании распоряжений. Велено было ждать приказа губернатора.
— Что губернатор? — полицмейстер спрашивает, а сам тон сбавил, как на стенку наткнулся.
— Его сиятельство господин губернатор приказали вас дождаться, — отрапортовал зам.
Полицмейстер зубами скрипнул:
— Вот как! Меня ждёте…
Пристукнул тростью:
— Вестового срочно — в особую часть. Сей же час чтоб сюда шли. Оцепление усилить. Привлечь тех, кто в запасе.
Заместитель:
— Слушаюсь! — и спросил: — Из запаса всех брать?
— На ваше усмотрение, — буркнул полицмейстер. — Я за вас думать должен?
Заместитель полицмейстера отошёл, команды раздавать стал. Все забегали.
Толпа кричит, часть людей — то есть инородов — от храма вверх по улице пошла. Городовые их не пускать стали, так сразу драка началась. Аж зубы во все стороны полетели, с кровавыми соплями. Городовых не так уж много, а орги — ребята здоровенные.
Тут Иван Витальевич скомандовал отъезжать. Шофёр баранку крутанул, машина зафырчала и в сторону свернула — к дому губернатора.
Мы тоже тронули и в соседнюю улочку повернули. Филинов велел кучеру к гостинице править — в номерах пересидеть, пока суд да дело.
А коляски с главой эльвийской общины уже и след простыл. Пока мы на беспорядки глазели, эльвы под шумок укатили, от греха подальше.
В гостинице Филинов потребовал лучший номер. Мне буркнул:
— Со мной будешь, вместо капитана. Вон, на диванчике располагайся. И выбрось шавку! Ещё мне в номере блох не хватало…
Чёрт, куда собачку девать? Побежал я к администратору договариваться. Бегу, а сам думаю: мне-то что делать? Хозяйку в больничку упекли, Матвея сейчас в подвал полицейский бросят — и всё? Убийца пойман, убийца невменяем, всем спасибо, все свободны? Не так я себе это представлял…
Смотрю, внизу гоблин стоит, тот самый, что с нами ехал. Про него, видать, начальство забыло в суматохе.
Я — к стойке администратора, а гоблин меня перехватил, взял за рукав двумя пальцами, покашливает:
— Господин Дмитрий, на пару слов можно вас? — и глазами в сторонку косит.
Отошли мы к выходу.
Гоблин по сторонам посмотрел, вытащил листок бумаги. Листок свёрнут очень плотно, в несколько раз, так просто и не разложишь.
— Вам послание, господин стажёр, от начальника. Вы знаете, от кого.
Разворачиваю, смотрю — сверху написано: "Дмитрию Найдёнову, стажёру сыскной части, в собственные руки".
— Это что, от Викентия Васильевича? — спрашиваю.
Гоблин кивнул.
Во как! Интересно, с чего это мне записки через гобов слать начали? Хотя что я удивляюсь, вон что на улице делается… Некогда шефу всяким стажёрам вестовых посылать да тайные встречи организовывать. А гоблин, как ни крути, на полицию работает, с полицмейстером в одной машине ездит…
А я уж думал, про меня забыли. Когда Викентий Васильевич у машины стоял, полицмейстер приказал ему взять людей из запаса. Ну, думаю, сейчас скажет — вот и этого возьмите, дело-то уже сделано! Нет, даже не взглянул никто…
Хотя шеф, когда задание давал, твёрдо сказал — быть под прикрытием, пока другой приказ не поступит. Никакой самодеятельности.
Значит, вспомнили всё-таки стажёра Найдёнова.
Так, что мне шеф пишет?
Читаю. Ничего себе! Нет, рано тебе в оцепление, господин стажёр.
Свернул я листочек, на гоблина посмотрел. Спрашиваю:
— На словах ничего мне передать не велели?
Тот молча головой помотал, улыбнулся. Дотронулся пальцами до края шляпы — типа попрощался — и пошёл из гостиницы.
Ну что, Димка — долг зовёт. Послужим государю и делу правопорядка.