ГЛАВА 15. Политика мужчин в кулуарах — это выяснение кто из них главный, немного протекционизма, философии, ну и, как всегда, о женщинах, их даже Библия не спасает
Дома Палевский не показал виду, но его взбесило, что кто-то посмел довести его дочь до такого состояния, что на ней живого места не осталось. Когда ему доложили, что к этому причастен Штейн, к его гневу примешалось беспокойство. По своему влиянию глава Службы безопасности был соизмерим с его собственным влиянием, что наводило главу Совета старейшин на определённые мысли. «Неужели Томас решил мне бросить вызов? Как же это не вовремя!» — с огорчением подумал Палевский.
Как медик, он предпочитал не запускать болезнь и на следующий день поехал в штаб ОК.
Первой, кто заметил его появление, была человеческая девчонка. Она торговала мороженым с лотка, который находился недалеко от того места, где остановился мерседес Палевского.
Продавщица скользнула равнодушным взглядом по дорогой иномарке и мужчине, который выбрался из притемнённого салона — и то и другое было не из её жизни. Правда, при этом она сразу же подметила изящество гибкой фигуры незнакомца, упакованного в явно дорогой светлый костюм и такую же явно дорогую обувь. Затем её внимание привлекли его волосы, слишком длинные и слишком ухоженные. «Ещё один любитель вампиров!» — фыркнула она про себя, заметив, что грива шелковистых светлых волос связана узкой чёрной лентой. Ну а дальше он повернулся к ней лицом, и девушка застыла, как громом поражённая. Это был тот, кто являлся ей во снах и о ком она так часто думала, что он превратился для неё в реального человека. Возможно, она читала слишком много литературы о средневековье, когда в ходу было такое словечко как куртуазность, потому во сне он представал перед ней в одеяниях знати того времени. Как правило, это была эпоха Людовика XIV, когда дворяне носили роскошные шляпы, камзолы, украшенные вышивкой и драгоценностями, рубашки, утопающие в кружевах, забавные короткие штанишки, чулки и туфли на высоком каблуке. Единственное, что придавало вес этим щёголям, не давая забыть, что это всё же мужчины, а не куклы, это обязательная шпага на боку и готовность в любое время пустить её в ход. Вот только мужчина её мечты даже в таких нарядах выглядел настоящим королём…
Заметив, что незнакомец идёт в её сторону, девушка была готова пуститься в бега, но он, не дойдя до её лотка, свернул к набережной и она, переведя дух, приложила ладонь к сердцу, которое по-прежнему билось в сумасшедшем ритме.
Остановившись у гранитного парапета, мужчина вытащил сигареты и закурил. Свежий речной ветер с Невы теребил его длинные вьющиеся волосы и, наконец, лента, не выдержав их совместного напора, развязалась и улетела. Девушка, умирающая от желания разглядеть его поближе, бросилась в погоню за беглянкой. Благосклонный ветер бросил ленту на куст и она, отцепив, стиснула её в ладони.
— Простите!.. Думаю, это ваше, — выговорила она непослушными губами и замерла в восхищённом испуге, когда незнакомец обернулся на её голос.
Это был он, мужчина из её снов — то же узкое горбоносое лицо, те же ледяные зелёные глаза с золотисто-коричневыми крапинками, те же волосы, которые она с такой любовью расчёсывала и помнила каковы они на ощупь, хоть это происходило во сне.
Палевский внимательно посмотрел на девушку и слабо улыбнулся. Худенькая, темноволосая и темноглазая она напомнила ему жену. И глядела она на него с таким же неприкрытым восхищением, что и Рени в период их знакомства. На всякий случай, он прошёлся по структуре мозга девушки, хотя и так видел, что она старовата для того, чтобы стать фениксом. «Где-то двадцать пять, — это слишком много», — подумал он и отправил ментальный импульс, призванный стереть его образ из её памяти. С истинно вампирской учтивостью он поблагодарил продавщицу мороженого за возвращённую ленту и направился к входу в офис.
Теребя передник, девушка неотрывно глядела ему вслед, пока он не вошёл в стеклянные двери, распахнувшиеся при его приближении, и не скрылся в недрах холла. Палевский этого уже не видел, а то обязательно заинтересовался бы это обстоятельством. Но ему даже не пришло в голову, что стирающий импульс может на неё не подействовать.
Продавщица мороженого вернулась к своему лотку и уже другими глазами посмотрела на недавно выросшее здание на набережной и публику, что спешила к его входу. Поняв, что это всё хорошо одетые, молодые и красивые люди, она подумала, что там располагается модельное агентство. Ловя на себе частые взгляды прохожих, девушка огорчилась. Ей было невдомёк, что «модели» удивляются не тому, как плохо она одета, а тому, что она находится так близко к штабу Объединённых кланов и что на неё не действует специальный сигнал, который не даёт приближаться к нему остальным людям. Служба наружного наблюдения доложила о девушке по инстанции, но дежурный офицер, заметив, что с ней разговаривал сам Палевский, не стал ставить её на контроль: он решил, что это его подопечная и отметил лишь время её появления.
***
Как только король вампирского мира вошёл в холл, навстречу ему бросилась девушка в форме службы безопасности. Сначала она взяла под козырёк, но затем спохватилась и учтиво поклонилась.
— Добрый день, господин Палевский! Разрешите поприветствовать вас от лица всех сотрудников штаб-квартиры Объединённых кланов! — выпалила она на одном дыхании, и на её лице появилось вопросительное выражение. — Куда прикажете вас проводить?
— Даже не знаю, милая, — Палевский с лёгким любопытством огляделся по сторонам. — Впечатляет. Вы тут хорошо устроились, но давай начнём экскурсию с твоего начальства. Проводи меня к господину Штейну.
— Так точно, сэр! — девушка сконфузилась, вспомнив, что начальство велело ей забыть о военных замашках и проявлять искреннее радушие. — Следуйте за мной, господин Палевский, — она развернулась и повела главу Совета старейшин к лифтам.
***
Появление высокопоставленного гостя вызвало небывалое оживление в холле.
Дежурный охранник, весёлый рыжеволосый парень с карими глазами, повернулся к девушке, сидящей за комплексом мониторов, и с любопытством спросил:
— Ванесса, не знаешь, кто этот господин, к которому рванула Маринка из госбезопасности?
— Тихо ты, не ори! Не слышал разве, как она его назвала? — девушка сделала большие глаза. — Ну, ты даёшь! Это же Палевский… совсем, да? Это же глава Совета старейшин!
— А-а! — протянул охранник и потянулся к мочке уха, украшенной многочисленными клипсами в виде черепов. При виде негодующего выражения на лице собеседницы он фыркнул. — Эй, нечего на меня смотреть, будто я умственно отсталый! Так уж вышло, что я ни разу его не видел. Да и мало ли на свете Палевских.
— Эх ты! Начальство нужно знать в лицо, — укоризненно проговорила девушка и снисходительно добавила: — Впрочем, тебе это простительно. Ведь ты у нас новенький. Тем более Архангел сегодня впервые появился в центральной штаб-квартире.
— Архангел? — удивился охранник.
Ванесса усмехнулась.
— Даже прозвища его не слышал? Ну, ты даёшь! Вообще-то, не ты один не знаешь Палевского в лицо. Ведь старослужащие пошли на повышение в связи с переездом, и у нас появилось много свободных вакансий, — она кокетливо глянула на парня. — Вот на освободившиеся места и набрали новеньких. Кстати, тебе очень повезло. Как правило, к нам брали выпускников Академии. Редко кто пришёл из региональных кланов. Представляешь, совсем детишки, а им уже дали очень даже приличные места.
Охранник пересел со стула на стол, поближе к собеседнице и с заинтересованным видом подался к ней.
— Слушай, Ванесса, а что ты про него знаешь?
— То же, что и все, — последовал дипломатичный ответ.
— Да ладно тебе скрытничать! Я вот слышал, что Палевский чаще отсиживается в своём институте и редко появляется на заседаниях Совета, — заметил охранник и с задумчивым видом добавил: — Как думаешь, что он за человек?
— Не имею понятия! — девушка заглянула в небольшое зеркальце, припрятанное в укромном уголке, и с сосредоточенным видом поправила прядь волос. — Кто-то говорит, что он нормальный мужик, а кто-то боится его до потери пульсации. Слышала, что он хуже Штейна: типа мягко стелет, да жёстко спать. Короче, чем дальше от начальства, тем лучше.
Охранник подался ещё ближе к девушке и понизил голос:
— Я слышал, что Палевский совсем недавно уничтожил марсельскую группировку. Вроде бы они решили отколоться и собирались заявить об этом Совету старейшин. Говорят, что кое-кто из старейшин даже их поддерживал. Вот только в один прекрасный день все марсельцы исчезли. Р-раз и нет! Будто корова языком слизнула. Когда в Совете поднялся хай, Палевский, не говоря ни слова, высыпал на стол жетоны сепаратистов.
— Тсс! Замолчи, дурак! — прошипела девушка и опасливо огляделась по сторонам.
— Не трясись, об этом все знают, — на лице парня появилось мечтательное выражение. — Ребята говорили, что совсем недавно у нас были выпускники Академии и с ними его дочура. Кто видел, до сих пор пускают слюни. Говорят, очень красивая девочка. Не знаешь, куда её распределили? Вдруг к нам? Вот бы познакомиться!
— Начальство мне не докладывается, но уж точно не к нам в обслугу, — рассерженная девушка отвернулась от любопытного охранника и, глядя на мониторы, язвительно добавила: — Мечтать о детках высокопоставленных папочек никому не возбраняется, да только попробуй к ним подойди.
Охранник хмыкнул.
— Это ты о Ладожском? Так он тоже здесь. Говорят, что он будет работать у нас в штабе, так что у тебя есть шанс.
Парочка не замечала, что женщина в форме капитана безопасности остановилась поблизости и прислушивается к их разговору, причём с таким видом, будто не верит своим ушам. Когда она поняла, что не ошиблась, и сотрудники охраны на самом деле обсуждают не кого-нибудь, а главу Совета старейшин, её глаза загорелись недобрым зеленоватым огнём. Капитан стремительно преодолела расстояние, которое разделяло её и провинившихся сотрудников охраны и, заложив руки за спину, уставилась на вскочившую парочку.
— Вы что это себе позволяете? — рявкнула она сдавленным от гнева голосом. — Жетоны!
— Есть, мэм! — последовал синхронный ответ.
После того как капитан влепила каждому по трое суток ареста, она вернула жетоны и уничижительно глянула на понурую парочку.
— Недоумки! Если в ваших тупых головах до сих пор ещё не отложилось, что персона и приказы главы СС не обсуждаются, то я вам мигом мозги прочищу. Ясно? После вахты доложитесь дежурному психологу.
— Так точно, мэм! — вытянувшись в струнку, чётко ответил охранник, которому девушка вторила чуть слышным эхом.
Капитан ещё немного попилила их взглядом и, резко повернувшись, ушла.
— Фу! Я думал, будет хуже, — охранник покосился на девушку, бледную как смерть. — Ванесса! Ну, чего ты испугалась? Никто же нас за дурацкую болтовню не расстреляет.
— Идиот! А ты в этом уверен?! — она рухнула на стул и закрыла лицо руками. — Мой бог! Так и знала, что ты своими разговорами подведёшь меня под монастырь!..
— Ну ты и трусиха! — сказал парень и в его голосе прозвучало откровенное презрение.
Ванесса выпрямилась и сердито сверкнула глазами.
— Да, я трусиха! Да и ты не петушился бы, а подумал о близких. Кирим, ведь ты подписывал Декларацию прав? Зачитать тебе соответствующую выдержку из клятвы?
Охранник сразу же помрачнел и сбавил тон.
— Не нужно, — сердито буркнул он. — Я помню, что из неё проистекает. Глава СС и Господь суть одно и то же.
— То-то же! Слушай, я выйду на минутку. Посмотри за моим пультом, хорошо? — смущённо сказала девушка, вскакивая с места.
Увидев, что она бежит в направлении туалетов, Кирим понимающе усмехнулся.
***
В специальном лифте они спустились вниз, и провожатая повела Палевского по коридору, стены которого украшали полотна художников-модернистов и причудливые светильники. Когда они оказались у кабинета Штейна, она сочла свою миссию выполненной и, поклонившись, бесшумно исчезла.
Не успел Палевский коснуться двери, как она распахнулась, и белокурая девушка, пропуская его, со сдержанной улыбкой сообщила, что герр Штейн с большим нетерпением ожидает его визита. Выразив надежду, что так оно и есть, Палевский оглядел новую секретаршу Штейна и нашёл, что она неотразима. Забавы ради, он попросил её принести воды и когда она протянула ему бокал, он поставил его на столик и поднёс к губам её ухоженную руку.
— Благодарю, мадемуазель. Везёт же Томасу, что у него работает такая красавица, — с улыбкой пропел зеленоглазый змей.
Король вампиров произвёл такое сильное впечатление на Марту, что она впервые в жизни смешалась и покраснела — отчего стала ещё красивей.
Палевский окинул её одобрительным взглядом и позавидовал Штейну, он не сомневался, какие отношения их связывают. Для этого ему не нужно было заглядывать в голову к девушке: он знал какой тип женщин нравится его протеже и Марта идеально вписывалась в него.
Штейн, которому и так было не по себе, уже начал было беспокоиться из-за непредвиденной задержки Палевского и тут по движению воздуха он понял, что дверь в его кабинет открылась. Будто невзначай он поднял голову и, вскочив из-за стола, просиял радостной улыбкой. Но гость был настроен отнюдь не дружески и даже больше, от него исходили волны почти зримого холода.
При виде глаз Палевского, превратившихся в кусочки льда, у Штейна ёкнуло в животе, но он постарался не поддаваться панике.
— О, какие люди! Здравствуй-здравствуй, пропащая душа. Наконец-то ты добрался до нашей новой берлоги! — воскликнул он и энергично встряхнул руку гостя. — Не поверишь, но жду тебя как манну небесную…
— Рано радуешься, — перебил его Палевский. — Будешь по-прежнему замещать меня и не спрашивай, как долго. Я не знаю, — сухо добавил он.
— Teifel! — Штейн потянулся было к затылку, но не донёс руку и ограничился тяжким вздохом. — А я так рассчитывал, что ты подключишься к делу. Ведь пока ты прохлаждаешься в своём генетическом институте, вопросов накопилось тьма-тьмущая. Народ терзает меня просто по-чёрному. Кручусь как пресловутый Фигаро, но всё равно ничего не успеваю.
Сочувствия он не дождался. Палевский смерил его огорчённую физиономию ничего не выражающим взглядом и, заложив руки за спину, начал по-хозяйски расхаживать по кабинету.
Штейн, не теряя присутствия духа, неотступно следовал за гостем и излагал ему свои соображения по самым животрепещущим вопросам. Это не мешало ему гадать, как много тому известно и какую форму примет его недовольство. Всё зависело от того, как будут восприняты его объяснения — ну а то, что их придётся давать, он не сомневался ни минуты.
Когда дело касалось частной жизни, Палевский был снисходителен к недостаткам окружающих, но как глава Совета старейшин он не терпел ошибок, а за обман, особенно злостный, можно было поплатиться головой. И не важно, какими мотивами руководствовался подчинённый, хоть самыми благими, его это не интересовало. Поэтому Штейну оставалось лишь надеяться, что он всё же не перешёл невидимую черту и дело ограничится словесным разносом. Тем не менее он был не настолько самонадеян, чтобы исключить иной, неблагоприятный сценарий развития событий. Особенно, если всплывёт взрывоопасная новость, о которой он умолчал в своих докладах.
Опасения Штейна не были беспочвенными. Несмотря на внешнее спокойствие, король вампиров был властен и самолюбив. При случае его гнев мог вылиться во что угодно. Палевский, не колеблясь, убирал неугодных ему, причём иногда за совершенно пустяковые провинности. Правда, когда в Совете поднимался шум, он чётко излагал мотивы, которыми руководствовался и тогда то, что поначалу виделось неоправданной жестокостью, на деле оказывалось хорошо продуманным решением по устранению скрытой угрозы вампирскому обществу.
Ну а поскольку Палевский ещё ни разу не прокололся в своих объяснениях — их логика отличалась завидной безупречностью — то и Штейн, в отличие от некоторых агрессивно настроенных старейшин, не считал, что сначала он убирает тех, кто ему не угоден, а затем придумывает себе оправдание. Тем не менее, сейчас его точил червячок сомнения. «Чужая душа — потёмки, а Мика слишком умён. Ему не составит труда замаскировать любое своё преступление, да так что комар носу не подточит. И всё же я надеюсь, что у нас не дойдёт до прямой конфронтации», — мрачно подумал Штейн, продолжая методично излагать очередной сложный вопрос из области клановых дел.
Несмотря на свои хождения и рассеянный вид, Палевский был весь внимание. Он не упустил ни единого слова, сказанного его ближайшим помощником и с некоторых пор бессменным заместителем. Попутно он старался оценить его настрой. Но непробиваемый ментальный щит, данный Штейну от природы, и многолетняя практика в лицедействе полностью скрывали его мысли. Иначе Палевский удивился бы, поняв, какое направление они приняли. Ведь даже в сильнейшем раздражении ему ни разу не приходила в голову идея о его физическом устранении (на это были определённые причины), а вот хорошенько стукнуть по носу, чтобы не лез, куда не нужно — это да, такое случалось. Правда, не часто. Штейн быстро учился и, как правило, ошибок не повторял: ни своих, ни чужих.
Доклад был чрезвычайно интересным, и такие новости следовало бы обсудить, но Палевский намеренно не поддерживал разговор. Он специально нагнетал обстановку, зная, что в таких случаях собеседник начинает нервничать и его легко подловить на обмане. Но с главой СБ этот фокус не прошёл. Он сказал ровно столько, сколько намеревался сказать и умолк. Затем он вопросительно глянул на Палевского и, не дождавшись иной реакции, кроме холодного молчания, пожал плечами и потянулся к графину с водой.
И всё же Штейн был не столь спокоен, каким казался внешне. Как он ни тянул, вода в стакане закончилась, и он со стуком поставил его на место.
Тягостная тишина всё больше раздражала его, а тут ещё Палевский перестал ходить по комнате и развернулся к нему лицом. В результате он своего добился. Под его иезуитским взглядом Штейн вновь ощутил себя нашкодившим мальчишкой и что совсем уж непростительно, в его душе вспыхнуло прежнее благоговение перед кумиром детства.
Охваченный досадой, глава СБ сложил руки на груди и, прислонившись спиной к стене, неслышно вздохнул. Палевский играючи пробил линию его обороны, что для него, как для профессионала, было унизительно. Лишь одно его утешало, что он имел дело с достойным противником. Вдобавок его посетила мысль, что возникшая ситуация — обоюдоострое оружие и ничто не мешает ему использовать её к своей пользе.
Дождавшись, когда в серых глазах промелькнёт тень бешенства, а затем восхищения, Палевский внутренне улыбнулся. «То-то же, мой мальчик! Рановато ты возомнил о себе. Сначала подучись, прежде чем тягаться со мной».
— Я понимаю, тебе приходится нелегко, — спокойно заметил он, будто бы и не было паузы в разговоре. — Сочувствую, но не заставляй меня повторяться. Я уже сказал, что занят по горло, — добавил он более резко.
— Спасибо за сочувствие. Как я понимаю, большего от тебя всё равно не дождёшься.
— Само собой, ведь я не в курсе дел. Или ты, судя по обиде в голосе, как в детстве ждёшь похвалы?
— Полно издеваться, — Штейн вздохнул. — Между прочим…
— Доброе слово и кошке приятно, — закончил за него Палевский и его глаза потеплели. — Ладно, получи свою конфету. Вынужден признать, ты хорошо справляешься. Даже я не смог бы лучше.
— Ну, спасибо! Утешил, — буркнул Штейн, но ему действительно была приятна похвала его главного учителя и наставника. — В чём дело, Мика?.. Неужели то, чем ты занимаешься настолько серьёзно? — осторожно поинтересовался он.
— Да, — коротко ответил Палевский и неохотно пояснил: — Извини, Томас, но пока решается вопрос жизни и смерти одного очень близкого мне человека, я ни ногой из института.
При мысли, что из-за сердечного пристрастия Палевского ему не известно сколько времени придётся тащить на себе солидарный груз ответственности, Штейн с трудом подавил вспыхнувшее раздражение. Тем не менее он не подал виду, что разозлился.
— Ну, и ладно. Надо, значит, надо. Справлюсь, мне не привыкать, — он радушным жестом он указал на кресла, стоящие у камина. — Располагайся, повечеряем, — видя, что гость медлит, он по-свойски фыркнул. — Садись, не привередничай! А то я не знаю, зачем ты явился. Ещё успеешь надавать мне оплеух. Кстати, если не затруднит, подбрось дровишки в камин, а я пока организую закуску. Поздно уже, но, может, хочешь кофе?.. ОК! Тогда я быстро!
Подойдя к рабочему столу, Штейн нажал кнопку селектора.
— Марта!
— Извините за задержку, герр Штейн, — не сразу ответила запыхавшаяся девушка.
— Где тебя носит?
— Герр Штейн, мне самой приготовить вам ужин?
— Д-да. Пожалуй. Если это не долго.
— Хорошо. Тогда я немедленно займусь готовкой. В общем-то, у меня почти всё готово. Остались только горячие закуски.
— Марта, ты золото! Свистни, когда будет готово.
Перед тем как опуститься в кресло, Палевский разворошил тлеющие уголья в камине и подбросил пару яблоневых поленьев, взятых с приступки. Штейн, тем временем подошёл к шкафу и нажал на потайную панель. Порывшись во внутренностях стильного мебельного монстра, он извлёк из запасников старинный коньяк и коробку кубинских сигар ручной скрутки. Затем он совершил обратный марш-бросок к столику у камина и с чисто немецкой аккуратностью вооружился салфеткой, прежде чем откупорить бутылку.
— Надеюсь, твои вкусы не изменились, — сказал он, разливая коньяк по бокалам.
— И думаю, не изменятся. От коньяка и сигар я никогда не откажусь, даже на смертном одре.
— В нарушение введённых тобой же запретов? — съехидничал Штейн.
Палевский взял протянутый ему бокал и прохладно улыбнулся.
— Сам знаешь, начальству законы не писаны.
— Это верно. Зажечь тебе сигару?
Не дожидаясь ответа, Штейн подвинул к себе резной ящичек. Он выбрал чем-то приглянувшуюся ему тёмно-коричневую сигару, опоясанную красно-золотой полоской и, понюхав, блаженно зажмурился. «Блеск!» — пробормотал он и отрезал гильотиной кончик табачной сосиски.
С насмешливой миной на лице Палевский наблюдал за его действиями. Когда Штейн предложил ему сигару и огня от своей зажигалки, он принял и то, и другое. Тем не менее, выпустив колечко дыма, он поинтересовался:
— Томас, как называется то, чем ты только что занимался?
Штейн выразительно приподнял бровь.
— Подхалимаж! — с вызовом ответил он и обаятельно улыбнулся. — А что? Нужно же как-то задобрить тебя, перед тем как ты начнёшь меня дрючить, — шмыгнув носом, он добавил с унынием в голосе: — Надеюсь, до порки дело не дойдёт.
Это было настолько знакомо, что Палевский совершил невольный экскурс в прошлое и перед его глазами возник упрямый подросток, который в своё время попортил ему немало крови. Он покачал головой.
— Не придумывай! В детстве, несмотря на все твои фокусы, я и пальцем тебя не тронул.
— Что правда, то правда, — ухмыльнулся Штейн. — Между прочим, это я от тебя научился мордовать противника не кулаками, а словами, — сообщил он, получая немалое удовольствие от того, какой оборот принял их разговор.
Палевский хмыкнул, поняв, что угодил в ловушку. «Погоди радоваться, паршивец! Посмотрим, что дальше будет».
— Действительно, ты быстро понял, что союзником проще вертеть, чем врагом, — иронично заметил он.
— Это да! И всё же, на некоторых кулаки действуют лучше, чем слова. Во всяком случае, пока я как следует не отметелил ту скотину в интернате, что подселили в мою комнату, тот всё время доставал меня. Зато несколько сломанных рёбер и свёрнутый набок нос быстро вернули ему здравомыслие, — похвастался Штейн.
Глотнув коньяка, он хотел добавить, какая это гадость, но вовремя придержал язык. Игры играми, а времена, когда ему сходила с рук любая дерзость, уже давно миновали.
«Ну вот! Хотел содрать с него маску, теперь получай», — подумал Палевский и усмехнулся, поймав себя на том, что напрягся как встарь, ожидая во что выльется эскапада Штейна, который в отместку ему решил напомнить времена своего отрочества. Он и сейчас был не подарок, а тогда и вовсе был невыносим, — ведь для своевольного самолюбивого подростка не существовало авторитетов. Правда, за исключением одного. Палевский знал, что в те времена был для него больше, чем авторитетом — он был его кумиром и даже знал почему. Правда, это знание пришло много позже, когда он начал заниматься генетическими исследованиями. А на тот момент он думал, что мальчишка благодарен ему за то, что он спас его не только от смерти, но и от участи, горшей, чем смерть. Правда, это не объясняло его собственной привязанности к нему. Но, как бы то ни было, даже в худшие времена своего отрочества Томас редко демонстрировал ему дурные стороны своего характера. Чего не скажешь об остальных. Уж им-то от него доставалось полной мерой.
— Вижу, тебе пришлись по душе сигары и коньяк, — заметил Штейн, перебивая его размышления.
— Разве когда-то было иначе? — отозвался Палевский с лёгкой усмешкой. — Ведь ты же ещё в детстве досконально изучил мои вкусы.
— Да ладно тебе, я же не напрашиваюсь на комплименты. Подождёшь немного? Думаю, уже всё готово. Я отдам кое-какие распоряжения Марте и принесу нам поесть.
Получив согласный кивок, Штейн аккуратно поставил свой бокал и вышел в приёмную. Ну а Палевский налил себе новую порцию коньяка и с удовольствием затянулся сигарой — она действительно была на редкость хороша, впрочем, как и коньяк столетней выдержки, поставляемый прямыми потомками одного всемирно известного французского короля[1]. И хотя Палевский видел Штейна насквозь, его расчёт оправдался. Придя в умиротворённое состояние, он погрузился в воспоминания тех лет, когда двадцатый век только ступил на арену истории.
Это были беспокойные, но славные времена, — ведь это были времена его бесспорного триумфа. Именно тогда Палевский пришёл к власти над сородичами, победив в ожесточённой борьбе с многочисленными группировками. А затем, как это случается с любым реформатором, на его голову посыпались все шишки. Тем не менее, несмотря на всю свою занятость, он находил время для мальчишки, — в качестве трофея он достался ему от Пабло, главаря самой жестокой и крупной группировки, который долгое время боролся с ним за власть.
Стоило только вспомнить об этом, и перед глазами Палевского возникли события тех лет. Когда он со своими людьми ворвался в подземный бункер, преследуя остатки банды Пабло, здесь-то он и увидел Томаса. Это была их первая встреча, которая по ряду причин запомнилась ему на всю жизнь.
Стройный гибкий подросток стоит в центре круга, образованного бандитами. На его лице нет ни капли страха — только непомерная гордость и гнев на собственное бессилие. Он походит на свирепого тигрёнка, который угодил в ловушку, но настолько силён духом, что не собирается сдаваться и готов биться до конца. Окружающие бандиты это понимают, и потому на их лицах застыла разноречивая гамма чувств — от лютой ненависти до неприкрытого восхищения.
При виде мальчика, время словно остановилось для Палевского, а затем его с головокружительной скоростью повлекло в гигантскую воронку. К горлу подкатила тошнота, и тут он с размаху налетел на стену беспросветного мрака. Яростный удар кулаком и на какое-то мгновение он увидел странную картину: светловолосый высокий мужчина, вооружённый широким чёрным мечом, со свирепой радостью на лице отбивается от наседающих на него многочисленных противников. Не успел он к нему приглядеться, как его выбросило в реальность. Тем не менее у него осталось ощущение, что мужчина и мальчик — это одно и то же лицо.
Видение было настолько ярким, что Палевский не удержался и поискал мальчишку взглядом. Он уже не стоял на месте, а с яростью набросился на противников. «Прирождённый воин!» — с восхищением промелькнуло в его мыслях.
Несмотря на горячку боя, Палевский попробовал взять его мозг под контроль. Но мальчик и здесь оказался с сюрпризом — его прикрывал мощнейший ментальный щит, какого он не встречал ещё ни у кого из вампиров. Тогда он прозондировал его противника — здоровенного мужчину со шрамом во всю физиономию. Выуженная информация оказалась настолько омерзительной, что Палевский, почти не задумываясь, ударил по подонкам из ментала, а затем приказал своим людям уничтожить тех, кто ещё остался в живых.
Когда выяснилось, что противник разбит наголову и поле боя осталось за ним, Палевский едва не упустил мальчишку. Вырвавшись из его ментальных уз, он бросился бежать, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы отловить беглеца.
Конечно, ему импонировали сила духа и храбрость мальчика, — ведь он всегда питал слабость к незаурядным личностям. И все же Палевский удивлялся своей привязанности к нему. Секрет открылся, когда он перешёл к серьёзным генетическим исследованиям. Тогда и выяснилось, что они с Томасом довольно близкие родственники. Конечно, не родные братья, но и не седьмая вода на киселе. А поскольку для вампиров узы крови не были пустым звуком, ему стала понятна причина его стойкой эмоциональной привязанности к мальчику. Со временем, конечно, она ослабла, но тогда она была сильна как никогда. Потому-то Палевский с таким упорством заботился о младшем и чуть что-то спешил ему на помощь. Например, как тогда, когда остро встал вопрос об исключении Томаса из школы, куда он его определил сразу же после того, как они встретились.
_________________________
[1] Коньяк носит имя этого славного короля (абсолютно беспринципного авантюриста, который уже после смерти лишился головы) и стоит баснословно дорого.))