— Надеюсь, что нет.
— Тогда удачи тебе, Творген.
— И тебе, Мазай.
Десятник встал и направился в сумерки постепенно растворяясь в черноте позднего вечера. Только сейчас я заметил, что одет он был по-походному, а значит свой путь он решил начать под покровом ночи. Мое настроение из философски задумчивого стало прозаично паршивым. В раздумьях я по привычке начал перекатывать в руке полупрозрачный камешек на шнурке, мой трофей, добытый с молодого мага, которому не повезло натолкнуться на меня в Солнечной Заставе. Его назначение так и осталось для меня загадкой, а наши обозники за него предлагали лишь с десяток медных монет. В итоге он так и остался на память в виде нехитрого украшения на шее. На удивление даже сжатый в ладони, он всегда оставался прохладным. А что, если?..
Сконцентрировавшись на кристалле, я направил в него немного силы, совсем тонкий ручеек. Кристалл в ответ засветился слабым бледным светом, я добавил еще, и он уже освещал радиус в пару метров. И тут я вспомнил, где уже видел такие же камни, пусть и куда большего размера. В светильниках храма, затерянного в сибирской тайге, что оказался опорой Моста. Видимо, и этот камушек можно использовать аналогично. Что ж, тогда вещь не такая уж и бесполезная, куда удобнее масляного фонаря.
Свет погас сам собой, как только я перестал давать камню крохи своей силы. Впрочем, даже такой крохотный поток энергии был больше, чем скорость восстановления источника, а значит расходовал запас. Путем нехитрого эксперимента я пришел к выводу, что для поддержания светимости моего запаса хватит минут на 40 не больше. От чего мое настроение ухудшилось окончательно. Все-таки прав был Кромвель, с таким запасом много не навоюешь, что и показал штурм стены. Нужно найти способ развивать потенциал, пусть лишь на считанные проценты. Ведь даже одно лишнее заклинание может помочь сохранить жизнь и выйти победителем из очередной передряги.
Закончив с экспериментом, и не придумав ничего лучше, я отправился спать.
*****************
Лавлиен никогда не любил дорогу. Но дело было не в отсутствии должного комфорта, к которому уже успел привыкнуть главный маг Солнечной Заставы, и даже не в той опасности, что зачастую подстерегала путников в их дальних странствиях. Уж кто-кто, а маг 4-й ступени мог за себя постоять. Просто в дороге не было возможности нормально работать. Ему нужна была его библиотека, его лаборатория, его большой и удобный письменный стол, в конце концов. В отличие от одного своего старого знакомого, которого, впрочем, он не видел уже довольно давно, в своем развитии он предпочитал опираться на подкрепленные исследованиями и опытами знания. А не на спонтанно полученные в критических ситуациях откровения.
Поэтому те 2 декады, что занимал путь от Заставы до имперской академии в Триеме, Лавлиен воспринимал как досадную потерю времени. А ведь потом еще ехать обратно… Время же для еще не старого, но уже и немолодого мага было важным ресурсом. Он, как и многие маги, достигшие 4 ступени, лелеял надежду перешагнуть грань, и достичь звания мастера. Отсрочить старость и немощность, прожить на сотню лет дольше, достичь вершины… что может быть более желанным для того, кто уже достиг многого?
Вот только одну попытку получить вожделенное звание и пройти инициацию он уже провалил. Погорячился он тогда 5 лет назад. Не был он готов, сейчас он это понимал отчетливо. Даже став сильнее за пройденные с того момента годы, он не чувствовал в себе силы, что смог бы пройти испытание сейчас. Нужно продолжать развиваться, время еще есть, и он на правильном пути.
Но тогда, 5 лет назад, будучи хоть и не наследным, но все же полноправным членом знатной имперской семьи, ему казалось, что его таланта точно хватит. Все-таки свою 4-ю ступень он взял раньше всех, кого он лично знал. Даже раньше Блурвеля, единственного кто получил титул мастера за последний десяток лет. Но мечта разбилась вдребезги под напором реальности. А Лавлиен готов был провалиться сквозь землю или хотя бы уехать подальше из столицы, чтобы не видеть эти ехидные взгляды представителей цвета Империи и не слышать их полные желчи пересуды о своей неудаче. Не прошло и полугода, как он принял предложение молодого князя и переехал Солнечную Заставу.
Сейчас он оценивал тот шаг как верный. Благодаря этому он вылез из имперского болота, интриги и подковерная возня которого, затягивала похлеще любой трясины. Он смог посвятить себя знаниям и развитию. А утереть нос всем этим злопыхателем он еще успеет, когда поймет, что готов к этому.
Взяв к себе учеников, что было в том числе одним из условий контракта с князем, он вместе с ними получил и обязательства. И именно они сейчас заставляли его хоть и ненадолго, но вернуться в имперскую столицу. Трое его учеников должны были пройти аттестацию и подтвердить свою 1-й ступени. В сдаче ими экзамена он не сомневался, все-таки учил и спрашивал он на совесть. Стродар, так и вовсе показывал отличные практические результаты для потраченного на него времени. Еще бы заставить его иногда думать головой, но тут даже Лавлиен был бессилен. Иногда хотелось просто прогнать его ко всем демонам бездны, но воспоминания о том, что вытворял в этом возрасте сам Лавлиен на пару со своим приятелем Кромуком, немного остужало мага. Да, было время…
Что-то все чаще последнее время он вспоминает о своем друге. Если, конечно, так его можно было назвать. Все-таки они были совсем из разных слоев общества и в разном статусе поступили в академию. Лавлиен, будучи выходцем из не последней по статусу дворянской семьи не сразу привык к общению на равных с тем, кто еще пять лет назад помогал в обозе своего отца, небольшого частного купца. Но талант стирал границы, и с каждым годом, проведенным в академии, Лавлиен все больше предпочитал общаться с тем, кто был ближе ему по духу, и кто не боялся быть честен с ним. И хоть с годами они общались все реже, Кромук нашел тогда время приехать, чтобы попытаться отговорить его от авантюрной заявки на звание мастера, просил повременить, набраться силы. Но тогда ему казалось, что в друге заговорила зависть… И с тех пор они не общались, каждый пошел своей дорогой.
От невеселых воспоминаний Лавлиена отвлек изрядно надоевший за время путешествия голос Стродара.
— Учитель, да позволено мне будет предположить, что я мог бы попытаться заявиться сразу на 2-ю ступень. Все-таки, как бы бестактно это не прозвучало, но мой талант объективно выделяется на фоне остальных кандидатов.
Откуда столько спеси в еще недавнем чистильщике хлевов? Откуда эта высокопарная речь? Может действительно стоит его заявить на 2-ю ступень, чтобы неудача остудила его пыл? Но это будет еще одним ударом по репутации самого мага. Ученики — отражение учителя, и если Стродар провалит экзамен, то это будет вдвойне символично. Трием будет обсуждать такой поворот еще минимум пару лет.
— Учитель, если у вас есть сомнения, то спешу вас заверить…
— Молчи! — Лавлиен резко вскинул руку, призывая ученика заткнуться. Краем глаза он уловил одному ему видимую тусклую вспышку на горизонте, словно кто-то мазнул по его глазам солнечным зайчиком. Ощущение быстро прошло, но маг был склонен доверять своим чувствам. Сконцентрировавшись и настроив свой источник на работу, он уловил тонкую пульсацию, которую мог издавать лишь им самим настроенный маячок. И единственным маячком, местонахождение которого было сейчас неизвестно, оставался кусочек магического стекла, который он давал Стродару, и который по всей видимости забрал вместе с его кошельком тот подозрительный незнакомец в Солнечной Заставе.
— Интересно…
— Простите, что учитель?
Но Лавлиен ничего не ответил, лишь задумчиво потирал гладко выбритый подбородок.
Глава 20
Два следующих дня прошли обыденно тяжело. Кроме изнурительного марша днем, мы все несли патрулирование по ночам, каждый в свою смену. Мы уже были на земле баронства Волка, и каждую минуту ожидали, если не нападения в лоб, то по крайней мере вражеских партизанских вылазок. Но вместо этого нас ждали парламентеры. Разведчики доложили о нескольких всадниках, явившейся для организации переговоров.
Так как Творген отбыл с персональным поручением, я временно взвалил на себя бремя десятника. О чем не преминул напомнить сотнику с намеком о повышении жалования. К моему удивлению Брок спорить не стал и удвоил мой оклад на период, пока не вернется Творген. И тут же огорошил меня новостью, что я включен в группу сопровождения баронессы на переговоры.
Облачившись в недавно полученную броню баронского лучника, которую постарался начистить и привести в должный вид, я отправился к шатру Бродрика, где уже формировалась наша делегация. Судя по тому, что среди охранения помимо всадников баронессы уже присутствовали оба наших боевых мага и лучшие тяжелые пехотинцы, доверия у баронессы к переговорному процессу было мало.
Позднее стало ясно, что переговорщики договорились об охране численностью не более 40 человек. А потому каждая из сторон постаралась привести на поле своих лучших бойцов, чтобы в случае чего не пасть жертвой ничем неподкрепленной веры в человеческую честность. Ведь как говорил Кромвель, даже благородные особы зачастую оказываются не такими уж благородными. Да к тому же, со своей совестью всегда можно договориться, подобрав нужные аргументы и благочестивые мотивы.
В общем, в чистом поле в паре километров от нашего лагеря сошлись два вооруженных до зубов отряда, чтобы попробовать решить конфликт мирным путем. От баронов был сам барон Волка со своим сыном, а также три других барона, земли которых мы уже оставили за своей спиной. Подходить вплотную или уединяться, парламентеры не стали, а потому их переговорный процесс могли слышать все собравшиеся.
— Жинева, — барон Волка взял слово первым. — Хотел бы я сказать, что рад тебя видеть, да не могу. Ни при таких обстоятельствах.
— Умоляю, Хермир, оставь эти вступительные речи. Ты хотел меня видеть, и я здесь.
— Не только тебя. Но и господина Бродрика. Сдается мне, что не все решения принимаешь ты, Жинева.
Мне показалось, что баронесса даже поморщилась от таких откровений. Уж слишком много было свидетелей на поле, кто мог не только услышать, но и сделать выводы. Бродрик же, напротив, был непоколебим и его спокойное властное лицо абсолютно гармонично вписывалось в беседу благородных особ.
— Рад знакомству господа. Премного наслышан о каждом из вас…
— К чему этот фарс?! — Не выдержал явно страдающий лишним весом барон Клевера. — Не пора ли обсуждать дело?
— Пока обсуждать нечего, — возразила баронесса. — Наше дело и без обсуждения продвигается вполне успешно.
— Вот только к чему ты вообще все это затеяла? Во имя памяти твоего мужа и моего друга, барона Клен, ответь мне, зачем ты бросаешь наши земли в чрево бездны?
— Не надо этой дешевой лирики, Хермир! Ты прекрасно знаешь, почему мы все сейчас стоим здесь. Не ты ли планировал на совете родов лишить меня титула и вышвырнуть из моего замка?
— Ты преувеличиваешь, — настала время поморщиться барону Волка. — Но отчасти говоришь верные слова. Ты не урожденная северных земель, а значит после смерти твоего мужа земли должны были перейти твоим детям, увы, которых у вас не случилось. А значит у тебя действительно нет права носить титул баронессы. НО! Совет решил, что в течении года ты можешь найти себе нового мужа среди благородных родов и сохранить титул. А после рождения детей его уже никто не сможет оспорить.
— Уж не своего сынишку ты хочешь подложить мне в постель, Хермир?
Молодой Гунмир от такого предположения если и смутился, то виду не подал.
— О, святые слезы! Да выбирай кого хочешь, в наших землях полно достойных мужчин, — влез Зеленый барон.
— Ну уж нет. Не в том вы положении сейчас, господа, чтобы диктовать мне условия. Давайте лучше я озвучу свое предложение. Вы объявляете капитуляцию и отводите войска, совет признает мое право и титул, в качестве компенсации я получаю северные склоны баронства Зеленых холмов и излучину реки в землях Речного баронства, включая мост. Помимо этого, вы выплатите мне полторы тысячи золотых монет контрибуции. После этого баронство Клен выходит из Совета родов северных земель и становится самостоятельным. Решайте!
— Да как ты смеешь, девчонка! — барон Клевер аж затряс обоими подбородками. — Чего ты стоишь без своих наемников?!
— А чего стоишь ты? Когда ты в последний раз держал меч? Лучше бы пожалел коня, и остался в лагере со своими девицами. Их я погляжу, ты тоже забрал из замка наравне с семьей. Как там твоя серая мышка, что терпит твою похабщину, все также прикидывается тихой недалекой дурой?
— Не смей говорить про мою семью! Ты, которая отравила собственного мужа, еще будешь обсуждать мои семейные дела?!
— Я думаю, что перебранка ни к чему не приведет, — вмешался Речной барон, с виду самый возрастной из всех присутствующих. — Мы здесь, чтобы избежать кровопролития, которое опустошит наши земли и сделает их легкой добычей для соседей. Все же, я думаю, что компромисс возможен…
— Тебе легко говорить, твой замок не разорен толпой жадных наемников! В конце концов, барон Клен был и твоим другом тоже, и я не понимаю, зачем понадобился Совет родов, если всем и без того ясно, кто отправил барона в лучший мир. Теперь-то вы видите, что я был прав, и ее место в кандалах, а не в Совете?!
— И все же, давайте я предложу, — Речному барону удавалось пока сохранять спокойствие, хотя обстановка все больше накалялась. — Границы земель останутся нетронутыми, и это обсуждаться не может. Размер контрибуции сократим до 1000 монет, и заплатим ее не мы, а баронесса Клен, за то опустошение, что принесла на наши земли. Наемники вправе оставить себе полученные на поле боя трофеи. После этого баронство Клен выйдет из Совета родов и пойдет своей дорогой.