На потолке сидела ящерица. Интересно… Моя бабушка Мурзиками всегда называла домашних котов.
— Это Мурзик?
— Да, — раздраженно кивнула Мария, — разбаловали мы его.
Мурзик не был ни крылатым, ни высоким. В холке, если так можно сказать о ящерице, он достигал полутора метров. Длинное серо-зеленое тело с толстыми мощными лапами распласталось по потолку. Большая шипастая плоскомордая голова и широкая челюсть придавали ему насмешливый и, я бы даже сказала, наглый вид. Короткий хвост, два загнутых вверх нижних клыка и ярко-красный гребень на голове выглядели устрашающе.
На одном из клыков висела моя разодранная поясная сумка. Содержимое валялось на полу, а снарк, который чудом спасся, с яростным шипением вцепился в башку ящерицы и, похоже, пытался атаковать. Мурзик мотнул головой, и Спотыкача отбросило в сторону. Мы с Марией в полном молчании смотрели, как белое гибкое тельце ударилось о крышу, перевернулось в воздухе и полетело вниз, прямо в загон к Барсику. В полете снарк умудрился изящно изогнуться и, похоже, смог приземлиться на все четыре лапы.
«Все!» — пронеслось у меня в голове, пока мы мчались к загону крылатого барса.
Я не сомневалась в том, что Барсик сожрет нашего снарка и не подавится. Мария опередила меня на пару шагов и застыла в воротах загона. Я похолодела и, ожидая самого худшего, заглянула через ее плечо. Снарк, изогнувшись, как вопросительный знак, замер в боевой стойке: боком, выгнув спину и распушив хвост, а над ним навис Барсик и осторожно его обнюхивал. С легким недоумением он посмотрел на Марию, которая твердо и спокойно сказала:
— Барсик, нет. Это не еда.
Барс брезгливо тряхнул лапой и, отвернувшись, снова улегся спать, всем своим видом показывая, что не очень-то и хотел сожрать это шерстяное недоразумение. Снарк засвистел, шмыгнул ко мне и, цепляясь за одежду, взлетел на мое плечо.
— Боевая крыса! — с уважением сказала Мария.
Спотыкач раздраженно свистнул.
— Хорошо, хорошо, снарк! Боевой снарк!
Я собрала свои вещи, а Мурзик тем временем уже спустился к нам и вовсю ластился к Марии, которая сурово выговаривала ему за «шалости». Ящерица хрюкнула не хуже поросенка и стала выпрашивать еду. Мария вытащила из кармана пару сырых куриных яиц и скормила их Мурзику, потом почесала его гребень и сообщила мне:
— Сначала потренируешься на Мурзике: он не летает, только бегает. Из сложностей — резко прыгает и может передвигаться по стене. Поэтому помни: шлем, защита и осторожность!
— А можно будет на нем и дальше ездить?
Перспектива летать на гигантских кошках меня смущала. Да, признаться честно, я отчаянно трусила. Я даже на лошади верхом не каталась, только на карете в парке развлечений да на телеге в деревне у деда.
— Нет. Во-первых, он уже не молодой, быстро устает, к тому же хромает на заднюю левую лапу. А во-вторых, есть у него такая фишка: в холод или в стрессовой ситуации впадает в спячку на несколько дней, а это ужасно неудобно.
Я вздохнула: да, неудобно, но, если честно, такой особенности Мурзика можно только позавидовать. Это же какая красота: сложный момент, а ты р-раз и спать завалилась. И пошло оно все лесом!
Мурзик хрустел яичной скорлупой и внимательно рассматривал нас оранжевыми глазами.
— Он точно не отжует мне ногу? — с беспокойством спросила я.
— Нет. Вот, держи, — Мария протянула мне деревянный свисток. — Носи с собой. Свист для наших птичек и кошек будет означать, что ты своя.
Я взяла свисток. Внутри него с глухим стуком перекатывался какой-то камень.
— Так я свистну?
Мария кивнула. Я поднесла свисток к губам и, набрав в легкие побольше воздуха, со всей дури дунула в него. Ничего. Я попробовала еще раз.
— Он что, бесшумный? — удивилась я.
— Абсолютно, — кивнула Мария. — И настроен только на наших гигантов. Очень удобно! Можно подзывать их, если они улетели, или наоборот.
— Наоборот?
— Я научу тебя высвистывать команды.
— А сейчас я что-то приказала?
— Нет. Простой дурной свист означает, что ты своя, — засмеялась Мария.
Она снова погладила Мурзика по гребешку. Потом достала из кармана галифе большое яблоко, закинула в его широкую пасть и пояснила:
— Мурзик всеяден. Это очень удобно!
Я подошла к Мурзику и тоже протянула ему руку. Ящерица шумно обнюхала меня и облизнула ладонь раздвоенным шершавым языком. Я неожиданно успокоилась, погладила Мурзика по гребню и провела рукой по шипастой голове. Тот радостно захрюкал.
— Ты понравилась ему, — обрадовалась Мария.
Седла, сбруя и все необходимое для верховой езды лежало в отдельном шкафу. Дежурство на конюшне распределялось между сотрудниками по дням. Уход за животными и птицами был, как сказала Мария, обыкновенный: покормить, почистить, выгулять.
— И все же откуда у нас такие животные? — снова спросила я.
— Переданы нам в дар по решению Тэна и при поддержке местного духовенства. А так, это какие-то древние виды, сохранившиеся со стародавних времен. Встречаются высоко в горах или в лесах. Там, где мало людей и охотников, желающих поживиться на их продаже. Обычно их ловят для правителей и аристократов. Поймать их очень сложно, в неволе они размножаются плохо. А вот потомство, если оно появляется, охотно служит людям.
Мария показала мне, как убираться в загонах, где лежит корм, что можно делать, а чего точно нельзя. Мурзик таскался за ней следом, выклянчивая себе то кусок колбасы, то морковку. Мария с собой имела просто невероятные запасы лакомств. Остальным животным и птицам тоже было припасено доброе слово и вкусняшка.
— У тебя там портал в холодильник? — поразилась я, когда она выудила из кармана галифе очередное лакомство.
— Хо-хо, это правда! — улыбнулась она.
У меня голова шла кругом. Я даже впала в уныние, поняв, как мало знаю и как много мне предстоит изучить. Еще и артефакты эти, будь они неладны…
Следующая ночь, проведенная в кают-компании, прошла спокойно. Муса Ахмедович вылетел на Колибри в гарнизон Арзуна — города, в окрестностях которого располагалась почтовая станция, — и должен был вернуться на следующее утро. Поужинав пиццей, которую купила Мария, все завалились спать. Снарк снова ночевал в клетке, рядом с моим диванчиком: я угостила питомца куском пиццы и сунула ему кусок изоляции для развлечения. За ночь он сточил ее в крошку.
Потянулись дни учебы и ожидания ревизоров. По словам Мусы Ахмедовича, пожаловать они должны были не раньше, чем через десять дней. А может, и позднее. Муса все же приостановил работу и не выпускал людей в командировки под предлогом скорой московской проверки.
Мое обучение под руководством Марии и самого Мусы Ахмедовича было расписано, можно сказать, по минутам. Теперь к изучению Тетради мастеров и записей, которые я нашла в мастерской, прибавились занятия по управлению защитным браслетом и верховой езде. На второй день моих занятий адаптатор, выданный когда-то Мусой Ахмедовичем, сдох от перенапряжения. Камень просто треснул.
«Вот так же треснет твоя башка!» — пророчествовал внутренний Геннадий.
Но моей голове было все нипочём. Да, она иногда нещадно болела, кружилась, из нее вылетало то, что мне по сто раз на дню повторяли коллеги, но трескаться не собиралась. Муса Ахмедович, озабоченный пропажей Тимура, старался впихнуть в меня все знания в максимально короткие сроки. Поэтому теперь на моей руке висела целая связка серых, будто пыльных бусин — кристаллов-адаптаторов.
— Сведешь с ума девчонку! — неодобрительно косилась на них Мария.
— Она справится, — сурово отрезал Муса. — Сейчас не до жалости. Придется попотеть ради того, чтобы выжить.
— Да чего ты боишься? Кто нас тронет?
— Все эти сокращения штатов, бюрократия и пропажи отдельных сотрудников — не просто так.
— Подожди, еще кто-то пропал? — насторожилась Мария.
— Я обзвонил коллег: еще один человек не вышел на связь с территории Империи. В Самаре. У остальных все в порядке.
После этого оба взялись за мое обучение с еще большим энтузиазмом. И если изучение Тетради, ковыряние в различных схемах, приборах и запчастях давалось мне без труда, то верховая езда стала настоящим испытанием.
— Верховая езда — это взаимодействие человека и животного! И человек в этом тандеме — лидер! А ты что делаешь? Ты боишься подойти к маленькой ящерке! — вещала Мария, помогая мне устанавливать седло Мурзика.
Тот довольно хрустел сырым яйцом, которым я его угостила, чтобы умилостивить. «Маленькая ящерка» без жалости выкидывала меня из седла, довольно похрюкивая и насмешливо тараща оранжевые глаза. Вот и сейчас Мурзик то надувал живот, то с шумом выдыхал, заставляя подпругу провисать.
— Не шали, — строго сказала Мария, и Мурзик наконец подчинился. — С ним надо как с лошадью. Подходим слева, говорим твердым голосом. Не срывайся на писк, будь уверенной!
Седловка лошади давалась трудно: я долго не могла запомнить что за чем следует.
— Сначала вальтрап, — повторяла мне Мария. — Помнишь, для чего он?
— Зачем такая сложная конструкция? Повредить спину Мурзику нашим весом невозможно. Или это для того, чтобы он не вспотел? Смешно, он же ящерица с толстой шкурой…
— Я тебе уже два раза объясняла: чтобы седло не скользило. Видишь эти крючья на вальтрапе? Они для того, чтобы цепляться сильнее к спине ящерицы, а то слетишь к хренам собачьим! У нас тут все немного по-иному устроено, не так, как при работе с лошадьми, — сердилась Мария и жалобно обращалась к обитателям конюшни: — Ну вот за что? За что мне эта девчонка в ученицы?
Животные отзывались понимающим хрюканьем, рычанием и квохтаньем. И только Спотыкач возмущенно шипел из сумки.
— Почему нельзя сразу седло крепить? — мрачно бурчала я снарку.
— Потому что! — подавала голос Мария. — Здесь все проверено опытом и падениями! Вот станешь великой наездницей — изобретешь что-то новое.
— Вот уж вряд ли, — вздыхала я и снова седлала Мурзика.
К высокому седлу с ремнями по бокам, которыми пристегивался наездник на случай, если Мурзик побежит по стене или резко прыгнет, могли также крепиться сумки и другие вещи.
— Теперь уздечка, — подсказывала мне Мария.
Она сама подтягивала ее и защелкивала капсюли:
— Аккуратно с гребнем, там много нервных окончаний.
Седлать я в конце-концов научилась: тут главное было запомнить последовательность укладки всех слоев и не дать Мурзику обмануть себя. А вот с самой ездой было сложнее. Посадку я преодолела довольно легко: главное — приспустить стремя на нужную мне высоту. Но хитрец Мурзик любил в этот ответственный момент дернуться вперед. Я падала на пол прямо в солому под его довольное хрюкание и воинственное шипение снарка.
— У тебя одна попытка запрыгнуть! Махом! Не останавливайся, — орала мне Мария, а потом помогала встать и отряхнуться от прилипшей к одежде травы.
— Руки должны быть сильными! И ноги! — выговаривала она мне.
И дополнительно ввела для меня занятия по физподготовке: прыжки через скакалку, приседания «пистолетиком», махи ногами. Хотела заставить подтягиваться, но, осмотрев мое тонкое длинное тело, висящее сосиской на перекладине, хмыкнула и велела просто отжиматься.
Кроме того, меня учили правильно падать. Хотя у почтальона был защитный браслет, Муса Ахмедович требовал отрабатывать весь комплекс так, как будто его не было.
— Глубже в седло садись! — говорила Мария. — Следи за корпусом! Поводья не для того, чтобы за них держаться! Они для управления! Ноги, ноги! Ну что это за мешок с пылью?!
После занятий на Мурзике я отправлялась к Мусе Ахмедовичу осваивать защитный браслет. Там все шло гораздо лучше, чем с животными.
— Держи камень крепко в руке. Сожми ладонь. Постарайся прочувствовать его и запомнить это ощущение, чтобы потом ты могла мысленно его в себе возродить, — втолковывал мне Муса.
С камнями и кристаллами я работала довольно легко. Все же восприимчивость к магии во мне уже была, в отличие от умения ездить верхом. Поэтому я довольно быстро поняла механизм мысленной активации. Для этого требовалась мысленная связь, которая возникала из памяти ощущений. Насколько я поняла, это был самый простой способ для новичков. В дальнейшем, с ростом опыта, для установки связи с кристаллами мне уже не понадобится сжимать их в руках.
Так день за днем проходили мои занятия.
— Корпус!
— Зажми камень и представь, что тянешься к нему. Запомни эту шершавость.
— Плечи развернули!
— А теперь верни его в браслет и вспомни, как он лежал в руке.
— Держись крепче! Осторожнее!
— Если камень потускнел, замени его. Если два дня носишь его в браслете, замени. Даже если ты не использовала возможности браслета, все равно лучше его поменять. Не забывай заряжать сменные камни.
— Таня, включай свое чувство равновесия!
— Аптечка — дорогой артефакт. Будем надеяться, что она никогда тебе не пригодится, но все же надо изучить ее применение.
— Держись ногами! Ты должна чувствовать Мурзика!
— Ты изучишь не только стандартные наборы, но осмотришь все артефакты, которые мы сможем найти на станции.
Иногда во время занятий с Мурзиком к нам присоединялся Павел. Тогда у меня появлялся второй учитель — насмешник. Сложно сказать, что было хуже: когда они вдвоем давали мне советы или потешались над моей посадкой. Хорошо было только ящерице: по-моему, Мурзик за эти дни изрядно прибавил в весе. После каждого занятия ужасно болели ноги и руки, ныла спина, а о заднице вообще не стоило вспоминать. Первое время, пока Муса не нацепил мне аптечку, я ходила вся в синяках.
Мурзик носил жестко, сильно тряс, резко останавливался и все время норовил прыгнуть. Чтобы не выпасть из седла, я пристегивалась, а Мария лично проверяла мои крепления. Но все же падений избежать не удалось. Вот тогда мне очень пригодились занятия по мысленной активации воздушной стены.
Я быстро привыкла к наручу и браслету. Это как пристегиваться в машине: делаешь все на автомате. И когда я почувствовала себя в седле более уверенно, Мурзик устроил диверсию. На одном из занятий я, по всей видимости, ненадежно пристегнулась к седлу, а Мария почему-то не стала меня проверять. Мурзик же сделал то, что давно не практиковал: резко остановился и выгнул спину. Я полетела головой вперед и врезалась в стену.
Защита должна была сработать автоматически, а я, вероятно, от страха и неожиданности, усилила ее воздушной стеной. И это было правильно. Как потом пояснил мне Муса Ахмедович, у меня сработала чуйка. Врезавшись в стену и спружинив от нее своей защитой, я благополучно приземлилась на землю, а тупица Мурзик наступил на меня лапой. Валяться бы мне со сломанной спиной, если бы не воздушная стена. На расстоянии около десяти сантиметров вокруг меня возник плотный воздушный кокон. Он держался недолго, но за это время Мурзик убрал лапу.
Воздушная стена отсекала лишние звуки, и я, лежа на спине, наслаждалась тишиной. Надо мной возникло испуганное лицо Марии. Она что-то спросила, но я услышала ее, только когда закончилось действие браслета:
— Слава богу, ты догадалась активировать стену! Какая молодец!
Павел потом мне сказал, что Мария чуть не убила Мурзика, и с тех пор баловаться он почти перестал. Да и я с каждым днем работала с ним все увереннее и уже не давала ему так наглеть.
Дни слились в вереницу приходов и уходов с работы. Даже Козлиный приумолк, и я спокойно дремала в вагоне метро по утрам и вечерам. Между тем в городе наступила поздняя осень. В ноябре Казань, замирала в ожидании зимы и предвкушала декабрьский предновогодний забег. Город уже давно отпраздновал Хэллоуин, но кое-где тыквы еще лежали и напоминали мне шанлуйскую луну и глаза Мурзика. Люди, закутанные в теплые куртки, старались не думать о долгой зиме и упорно ходили без шапок. В метро все кашляли и хлюпали носами. Павел тоже заболел и выбыл из строя на неделю.
Темнело теперь рано, и по вечерам, пробегая по черному от дождей асфальту, я с удивлением замечала, что деревья стоят уже почти без листьев, а трава кое-где побита первыми заморозками. Только одна старая липа возле Кремля продолжала стоять, возмущенно потрясала ветвями с остатками желтых листьев, шаркая ими о стену крепости.
В выходные я все же находила время пройтись по любимым улицам и посидеть со Светкой Моховой в кафе. Выслушивала ее сплетни и вяло отвечала на вопросы о моей работе.
А однажды утром, забежав в метро и отряхиваясь от капель дождя, я услыхала:
— Пр-ю-и-е-е-т! Небось скучала тут без меня?
«М-да, — подумала я, — что-то будет сегодня».