Павел вытащил карту Империи, разложил ее на плоском камне и ткнул в точку, отмеченную на востоке страны.
— Тут Драконьи горы, — пояснил он. — Юго-восток Империи. А мы вот здесь.
Он указал на Западный хребет.
— А Западный хребет высокий? — спросила я.
— Не скажу, что очень: точно не Гималаи. Станция южнее Арзуна, — Павел пригладил короткие светлые волосы. — Если нам придется обходить города и поселки, то лучше идти по степям. Городов в южной части Империи с гулькин нос. Но есть деревеньки, полузаброшенные поселки, какие-то охотничьи домики — вот их тоже лучше обойти.
— А Дэон где?
— Да вот он, — Павел показал точку чуть восточнее Арзуна, — довольно близко находится: расстояние между ними около ста километров. Хотя, может, и меньше… Мы обойдем его, — он провел ногтем по карте, показывая наш будущий путь. — Нам надо попасть в Тир. По местным меркам это довольно крупный город. Еще недавно был жутким захолустьем, но сейчас активно растет и уже перерос Арзун. Ехать до Тира дней семь. По Восточному тракту, конечно, было бы быстрее, но я не рискну выходить на него с нашими животными. Они заметные, а там как-то слишком оживленно.
Павел снова задумался. Я с интересом изучала карту: Тир, крупный торговый город, располагался на берегу большого озера, Была там и паромная переправа.
— Как мы переберемся через озеро? — спросила я. — На пароме?
— Нет, — покачал головой Павел, — придется идти в обход или отпустить Мурзика и Мишку. Но потом пешком ползти по степям в горы и дальше подниматься до станции? Нет уж, лучше обойдем.
— Думаешь, паром не выдержит их вес? — удивилась я.
— Уверен, что выдержит. Но насколько это безопасно? Предлагаю решить вопрос на месте. Может, нами вообще никто и не интересуется, а у нас с тобой просто приступ паранойи. Тогда спокойно сядем на паром и, окруженные зеваками, переправимся на другой берег озера.
— А если нет, то нас могут схватить, — задумалась я. — Знаешь, в такой ситуации я нахожусь впервые. Мне все время кажется, что все это просто дурной сон.
— Мне тоже, — вздохнул Павел. — Но я больше беспокоюсь о том, что сейчас происходит на других станциях. А вдруг это масштабная диверсия против всех наших отделений?
— Да брось. Вот это уж точно паранойя.
И все же мы не удержались и отправились посмотреть на Арзун. Правда, без животных, чтобы не привлекать внимание. Сквозь туман были видны изогнутые крыши домов, башенка храма и фигурка дракона на ней. Я даже услышала звон колоколов: он словно тек по улицам, петлял между домами и клубился в воздухе вместе с пылью и этой странной дымкой, накрывшей город. Но если раньше он казался мне умиротворяющим и величественным, то сегодня в нем будто сквозила какая-то тревожность и торопливость.
— Странно, — заметила я, — утро давно прошло, а туман остался. Интересно, почему?
— Не знаю, — пожал плечами Павел, — не припомню здесь такого явления. Туман ли это вообще? Посмотри, как плотно стелется, словно дым. Не пожар ли там?
Через некоторое время мы ушли. Павел указал на джонку, висевшую в воздухе на приличном расстоянии от Арзуна.
— Не зря они там торчат, — заявил он. — Островные не дураки. В городе точно не все в порядке. Слышишь, как бьют колокола?
— Странно: вроде колокол небольшой, а слышно его даже отсюда, — изумилась я.
— Ничего удивительного здесь нет: их звук усилен специальными кристаллами.
Мы решили уйти как можно быстрее: свернули со знакомой проторенной дороги на какую-то узкую, почти звериную тропку. Еле заметная для нас, она была прекрасно видна нашим животным, которые, как мне показалось, хаживали по ней уже не раз и не два.
— Что за тайная тропа? — поинтересовалась я у Павла.
— Это спуск к заброшенной дороге на южных землях, — объяснил он.
— А почему ее забросили?
— А что там делать-то? — развел руками Павел. — Людей на юге практически нет, только степь, поросшая какой-то острой травой, на которой даже скот нельзя пасти. Одним словом, бесплодные земли.
— Почему бесплодные? Разве нельзя как-то вывести эту траву? Засадить чем-то другим, пшеницей, например?
— Вот появится больше людей в Империи, и все это сделают. А пока желающих нет: после войны население восстанавливается медленно, сказываются засухи и многолетние неурожаи. Зато пиратов стало намного больше! — фыркнул Павел.
— А что там дальше, на юге? За Империей?
— Выжженные земли. Их еще ничейными зовут.
— Пустыня? — не поняла я.
— Хуже, — нахмурился он. — Говорят, не так давно, лет семьдесят назад, там была битва с хофу. Наши добровольцы в ней тоже поучаствовали. Правда, их было немного: сама знаешь, восприимчивых к магии у нас на Земле единицы… В общем, имперские ударили чем-то по хофу и по пиратам. Не ядерной бомбой, конечно: наше оружие здесь работает не так, как на Земле. Говорят, поле какое-то мешает, — неуверенно сказал Павел. — Поэтому использовали что-то магическое.
— Это решающая битва, что ли, была?
— Да-а… — отмахнулся Павел. — Там вялотекущие боевые действия сменялись масштабными не один десяток лет.
— А как же Призрачный дракон? Защитник местных…
— Ну, а что дракон? — пожал плечами Павел. — Говорят, он появляется в самый опасный и критический момент. Когда на юге бомбанули по хофу, о нем ничего не было слышно. Значит, имперские вполне могли справиться сами, что они, собственно, и доказали. Согласно легендам, дракон появлялся перед людьми всего три раза и всегда в момент массового прорыва хофу в мир Шанлу. Все эти случаи описаны в летописях и хранятся в каких-то тайных библиотеках при храмах.
— Зачем же такая секретность? — удивилась я.
— Да вот и я не пойму! Может, и не было там никакого Призрачного дракона? И существуют ли они вообще, эти летописи? Хотелось бы мне попасть в храмовые библиотеки и порыться там, — размечтался Павел.
Я задумалась. Значит, Призрачный дракон всегда являлся в тот момент, когда миру мог прийти конец. А сейчас что? Если слухи, которыми обменивались мои коллеги в отделе, были правдивы, то количество хофу в Шанлу и в Империи все увеличивалось. Они лезли из Архейской торговой лиги, как тараканы. И если пропажи почтальонов и блокировка ворот с этим связаны, то… шла не простая диверсия. А вдруг это очередной виток конфликта, который снова затронет Землю?
— Расскажи побольше о Призрачном драконе, — попросила я Павла.
— Ну… поговаривают, будто он возник из самого сердца тьмы. Из этой искры истинного света родился ее отблеск — Призрачный дракон, сердце мира Шанлу, тот огонь, что не дает хофу проникнуть в кровь людей и превратить их в слуг демонов. Тэнлу прозрачный и одновременно синий, безмятежный, как ветер в солнечный день. Он слеп, ведь сердцу не нужны глаза: они отвлекают и заставляют видеть все иначе. Но в моменты, когда его миру грозит сильнейшая опасность, он прозревает.
— И что это означает?
— То, что ты слышала, — пожал плечами Павел. — Кстати, есть мнение, что хофу пытаются создать себе подобных из местных жителей.
— Теней?
— Нет, Тени — это управляемые подобия. Хофу же — слуги демонов, которые когда-то были людьми. Хофу они становятся каким-то загадочным образом.
Я вздохнула: из рассказа Павла мне почти ничего было не понятно.
Вдруг он остановился и обернулся в сторону гор. Звон колоколов, который звучал хоть и тихо, но весьма отчетливо, резко оборвался, а со стороны города в небо поднимался столп дыма.
— Так это все-таки пожар? — ужаснулась я.
— Может, и пожар, — хмуро ответил Павел. — Странно все это. И колокола, и туман этот. Теперь вот как будто что-то горит: уж не храм ли? Хофу первым делом всегда колокольни жгли… Поторопимся!
— Может, нам лучше вернуться? Вдруг людям нужна наша помощь?
— Не думаю, что это хорошая идея. Скорее всего все это работа архейских караванщиков. Вон, смотри, джонка тоже улепётывает, — поднял голову Павел. — Не бросили бы артефакторы Арзун: островные хоть и чокнутые, но честные.
Мы ехали не останавливаясь, пока не стало темнеть. Перекусывали, не слезая с животных, козинаками, сухарями, орехами и батончиками. Спустились в предгорье с великанами-кайлу и густым сосняком, покрывающим склоны возвышенностей. Чем дальше мы отдалялись от гор, тем ровнее была местность. Холмы, покрытые сухой, выжженной солнцем травой, местами еще сохраняли зеленые островки вблизи оврагов и в тени деревьев. Весь день солнце грело слабо, было прохладно.
Павел обходил стороной все поселения, ругаясь, когда на пути попадались деревеньки, не отмеченные на карте. Он даже вдоль реки отказался идти, потому что «там точно куча поселков, это же река — место, где можно всегда найти еду и сплавить товары».
От долгой езды болела спина, затекли ноги, но Павел хотел отъехать как можно дальше от гор и Арзуна, и мы продолжали двигаться, пока он наконец-то не согласился устроить привал под невысокой раскидистой сосной.
— Переночуем здесь, — решил Павел. — Место хорошее: сухое, закрытое от ветра, и ручей недалеко.
У меня был очень скудный туристический опыт. Проще говоря, я ничего не умела: ни костер развести, ни палатку собрать. К природе я относилась настороженно, как чисто городской житель, и с глубоким подозрением, предполагая полное отсутсвие комфорта и наличие неудобств в виде холода, насекомых, диких зверей и бытовых страданий. Смотреть на холмы мне быстро наскучило, и, в отличие от Павла, который то и дело предлагал вдохнуть поглубже и изумлялся «вкусному» воздуху, красоте пейзажа и яркости неба, меня все вокруг раздражало. Чем дольше я находилась на природе, чем сильнее мне хотелось назад, в милый сердцу загазованный город.
Наконец мы расседлали животных, разожгли костер, разложили пенки и спальники. Хотя правильнее сказать, что это Паша разжег костер, объяснил, куда кинуть спальник и заставил разложить пенку. Он же показал, как готовить ужин на горелке: вскипятил воду, закинул в нее самую простую крупу — гречу, положил ломтики «салями» на толстый кусок хлеба и подал мне. На свежем воздухе любая горячая еда съедается на ура, даже гречка, которую я в городе старалась есть как можно реже. Потом мы пили чай, в который Павел щедро добавил сгущенки и который здесь казался настоящим напитком богов. После такого ужина я не могла ни сидеть, ни стоять от усталости и переживаний, так что меня свалило с ног прямо в спальник.
Дежурить решили по очереди, и первым вызвался Павел.
Спала я плохо: постоянно вздрагивала во сне и просыпалась от криков ночных птиц, а когда наконец крепко уснула, мне приснились родители. Они что-то кричали мне, но я никак не могла расслышать, что же.
Посреди ночи Павел разбудил меня, прервав этот мучительный беспокойный бред, я с облегчением заступила на дежурство и, чтобы снова не уснуть, стала рассматривать загадочный темно-красный кристалл. Я никак не могла понять, тот ли это кристалл, что носила на груди Тень Тимура.
«Растяпа! — ругала я себя. — Куда ты смотрела? Надо быть внимательнее!»
Кристалл, прохладный и гладкий, имел форму вытянутого ромба со закруглёнными гранями и легко помещался в ладони. По краям он был почти черный, в центре его пульсировала еле заметная красная искра. Заметить эту пульсацию можно было только через мои сканеры. Была ли эта она раньше, когда я пыталась понять, что это за артефакт, и изучала его с помощью различных приборов?
«Тогда ее точно не было», — решила я.
В таком случае, откуда эти изменения? По спине пробежал холодок. Мог ли причиной пульсации быть тот порез на моей ладони? Я снова взглянула на кристалл сквозь очки: пульсация исчезла, камень тусклой стекляшкой лежал на ладони.
«Показалось! — с облегчением подумала я. — Что же это за камень такой и какие у него свойства? Защитные? Или что-нибудь этакое, предвидение будущего, например? Или, может, это что-то вроде оружия? Хотя вряд ли: порезавшись об оружие, я уже точно склеила бы ласты».
Мои размышления прервал какой-то шорох: должно быть, птица пролетела, ведь ночь была полна разных звуков. Оторвавшись от кристалла, я осмотрелась: вокруг, кажется, никого не было, и Мурзик спал спокойно и крепко, как младенец, да еще и похрюкивал во сне. Интересно, проснется он в случае опасности или продолжит сладко дрыхнуть, даже когда ему откусят половину мощной лапы?
Подумав, я выпустила из сумки снарков, надеясь, что они не сбегут. Спотыкач недовольно прищурил глаза, глядя на тусклые угли от костра, и улегся мне на плечо, а Проныра сразу скрылся в ночи. Но поскольку он не свистел и не шипел, я не беспокоилась: опасности точно нет, можно продолжить спокойно ждать утра.
В итоге мое дежурство закончилось тем, что я мирно уснула под боком у Мурзика. Как потом сказал Павел, «приходи и бери нас, безмятежно дрыхнущих, голыми руками». А еще нам стало понятно, что мы не созданы для сна на земле, долгих путешествий верхом и отдыха под открытым небом: мы встали раздражённые, невыспавшиеся и опухшие от укусов комаров.
Под утро пошел дождь, земля размокла, и ручей стал значительно больше — повезло, что мы расположились достаточно далеко от него, иначе проснулись бы в воде. Утешало только, что сосна закрыла нас от моросящий сырости и что ночь прошла спокойно.
— Просто мы непривычны к таким путешествиям, — сказал Павел и принялся готовить завтрак, периодически с кряхтением потирая спину. — Думаю, скоро мы уже станем бывалыми путешественниками.
«Или просто помрете от холода, голода или зубов диких зверей», — заметил внутренний Геннадий.
Через несколько часов мы как-то незаметно для самих себя вышли в степь. Далеко вперед, насколько хватало глаз, простиралось колышущееся море. Оно словно струилось и текло по земле серыми и золотыми волнами трав, местами сменяясь невысокими кривыми кустарниками.
Вокруг и правда было ни души. Особенно непривычным для меня было отсутствие столбов линий электропередач и проводов.
— Это и есть та самая острая трава? — спросила я у Павла, беспокоясь за наших животных.
— Нет, она южнее. Это обычный ковыль, — ответил он и, цокнув языком, направил Мишку прямо в желтое море.
Идти по степи было еще хуже, чем по холмам: глазу зацепиться было не за что. Единственным развлечением для меня стали птицы, то и дело выскакивавшие из-под ног наших животных.
Устраиваясь на очередную ночевку, я спросила у Павла:
— Паш, нас тут не сожрет кто-нибудь? Какой-нибудь динозавр или другой какой хищник?
— Вряд ли, — успокоил меня он. — Во-первых, с нами Мишка, а во-вторых, из зверей здесь водятся только тушканчики и суслики. Спи давай.
— Подожди спать. Расскажи еще что-нибудь о Призрачном драконе. Может, ему уже пора открыть глаза и посмотреть вокруг?
— По мне, так лучше обойтись своими силами, — немного подумав, ответил Павел. — Все те три раза, когда, согласно легендам, появлялся Призрачный дракон, мир находился в шаге от катастрофы. Так что лучше не доводить до этого.
В эту ночь я спала гораздо спокойнее: то ли от того, что оба снарка дружно сопели у меня под боком, то ли от негромкого умиротворяющего хрюканья Мурзика. Проснувшись на рассвете, я осмотрелась: Павел еще спал, в воздухе стояла утренняя туманная дымка, вокруг тишина. И среди всей этой безмятежности я вдруг услышала голос Мусы Ахмедовича.
— Ты уверен, Расул?
Муса Ахмедович спускался на эскалаторе на перрон станции «Северный вокзал». В сером шерстяном пальто и кепке похожий то ли на усталого банковского служащего, то ли на инженера, он разговаривал с немолодым мужчиной в кожаной куртке.
— Слухи о том, что в отделе появился предатель, ходят давно, — отвечал Расул. — Что-то готовится, Ахмедыч, ты поэтому не расслабляйся! Я тут направил запросик в Москву, пока ты был в командировке, посмотрим, что они нам ответят.
— Что за запрос? — насторожился Муса Ахмедович.
— Да по кристаллу одному. Есть у меня подозрение, что он не простой.
— Ты уверен, что это безопасно?
— Авось пронесет, — усмехнулся Расул. — На ловца, если что, и зверь прибежит. Да, Муса, я три дня отгула возьму, — он постучал ладонью по груди, — к кардиологу схожу: мотор барахлит что-то.
Послышался шум приближающегося поезда, поднялся ветер, и Муса Ахмедович придержал кепку.
— Трех дней-то хватит тебе для обследования? Ты все же будь осторожнее, Расул, — вздохнул он. — Сейчас всем нам необходимо быть в форме. Если это хофу снова мутят воду, то не миновать нам очередного прорыва и войны.
Расул молча кивнул. Свист нарастал, в конце тоннеля забрезжил свет, и полы его длинной кожаной куртки затрепетали на ветру. Придерживая их, он крикнул Мусе Ахмедовичу:
— А ты тоже почувствовал, что метро болтает сильнее? Я уже стал улавливать отдельные слова. Впечатляет, скажу тебе.
Муса не ответил и как будто к чему-то прислушался. Вместе с поездом по перрону промчалось эхо, словно завывавшее: «Пронесё-ё-ёт».
А потом кто-то деловитым голосом Козлиного ответил: «Нет».
Сказано это было четко и со скучающим тоном, но так, что сразу стало понятно: что-то будет. Оба, и Муса, и Расул, вздрогнули и обернулись. Я тоже огляделась: поезд со скрипом остановился, из вагонов повалил народ. Дождавшись, пока все выйдут, я вошла внутрь вслед за Мусой Ахмедовичем и Расулом, и тут кто-то тронул меня за плечо.
— Вставай, Таня, пора! — сказал Павел.
Я уселась в спальнике, стряхивая с него капли: под утро прошел небольшой дождь. Голова болела, и меня немного знобило: уж не простудилась ли?
Павел уже протягивал мне кружку с горячим сладким чаем, обеспокоено заглядывая в мое усталое лицо.
— Опять дурной сон?
Я кивнула, с благодарностью взяла кружку и сделала большой глоток горячего чая.
— Уф-ф-ф, хорошо, — довольно протянула я. — Приснится же всякий бред!
Чай прогнал мерзкое ощущение тумана в голове, и я стала помогать Павлу складывать наши вещи и грузить их на Мишку и Мурзика.
Мы даже не подозревали, насколько легко и комфортно проходило наше путешествие, до сих пор больше напоминавшее необременительный туристический поход. Весь день шел дождь: поздняя осень в полную силу вступила в свои права. Ливень, град, а потом и многочасовая морось сделали свое дело: мы замерзли, устали и промокли, как бродячие собаки на дороге. Вечером Павел с трудом приготовил горячую похлебку с крупой и салом, а я, проклиная погоду, недоумевала, почему мы не прихватили с собой палатку. Вот забыли, и все тут. Павел тоже вздыхал и, подозреваю, грустил о том же.
Проснувшись и с трудом разогнув свои промокшие спины, мы обнаружили, что медведь пропал. Мишка каждую ночь отправлялся на охоту, но утром всегда был на месте. А сегодня он не вернулся. Мы прождали его несколько часов, периодически высвистывая команду «назад» в мой свисток-артефакт, но тщетно.
И тогда, погрузив вещи на Мурзика, мы пошли дальше пешком. Ходоки мы были так себе: ноги разъезжались на мокрой скользкой земле, постоянно натыкались на какие-то ямки, норы сусликов, камни, неровности. Несколько раз я сильно споткнулась и чуть не подвернула ногу, но в конце концов привыкла: просто глядела себе под ноги и старалась не отставать от Павла.
Потом вновь пошел уже опостылевший дождь — кожаные плащи отяжелели, ботинки промокли.
— Такими темпами мы доберемся до станции не раньше, чем через пару недель, — уныло сообщил мне Павел. — И то если повезет.
— А до Тира-то далеко еще? — проскрипела я, чувствуя, как плещется в ботинках вода. — До него бы хоть дойти.
— До Тира, думаю, осталась пара дней пути. Хотя… может, и больше.
Мы устало тащились вперед под дождем, даже Мурзик весь вымок, а его гребень как-то побледнел. Сидевшие на нем снарки казались двумя мокрыми, нахохленными курицами и недовольно шипели и на нас, и на ящерицу. Приходилось то и дело останавливаться, чтобы отдохнуть и согреться горячим супом, который Павел разводил из пакетов прямо в кружки. А еще нужно было следить за снарками, потому что Проныра умудрился спереть пару пакетиков, прогрызть в них дыру и сожрать все содержимое.
— Вот гад, — обругал снарка Павел. — Ведь я тебе только что сухарь отдал, проглот ты этакий!
— А, бесполезно, — я устало махнула рукой, прихлебывая горячее варево из металлической кружки. — Он из спортивного интереса ворует. Так что надо часть еды на себе тащить.
— Лучше мы этого гада в сумку запрем, — решил Павел и попытался поймать шустрого зверька.
Проныра с шипением спрыгнул со спины Мурзика и юркнул в мокрую траву.
— Надеюсь, там ты еще сильнее вымокнешь, — мстительно произнес Павел.
— Он тебе отомстит, вот увидишь, — покачала я головой. — Дождется, пока ты расслабишься, и как-нибудь нагадит. Ты только подожди.
— Да он совсем обнаглел! — возмутился Павел.
— Это точно, — вздохнула я. — Надо что-то с ними делать. Как-то дрессировать, что-ли. Есть какие-нибудь приспособления для этого, не знаешь? Если аристократия держит снарков как домашних зверушек, то наверняка должно быть.
— Поищем в Тире, — буркнул Павел.
Вечером дождь кончился, но зато заметно похолодало. Павел развел костер, нарубив на растопку высохшее колючее дерево, и мы попытались просушить часть вещей, но получилось у нас плохо.
Проныра за ночь так и не появился, зато Спотыкач обсох и отлично выспался в моем спальнике. А утром мы обнаружили, что Мурзик свернулся в клубок и впал в спячку.
— Ну все, — вздохнул Павел, — теперь дней пять будет дрыхнуть, а может, и дольше.
— А вдруг до самой весны?
— Не-е-т, — засмеялся Павел, — на моей памяти он дольше двух недель не спал. Так что проснется.
— Будем ждать?
— Конечно, нет, пойдем пешком. До Тира идти день-два максимум. Чтобы быстрее добраться, пойдем налегке. — Павел ткнул зеленый бок ящерицы испачканным в грязи носком сапога: — Эх, Мурзейка, подвел ты нас, друг!
Мы оставили Мурзика под кустом колючего кустарника, закрыли его ветками, чтобы не был сильно заметен, и там же оставили наши вещи: все равно на себе столько не утащить. Каждый повесил на плечо по большой сумке. К середине дня мы выбрались на размокшую от дождей дорогу. Грязь была страшная, и я с трудом выдергивала ботинки из размокшей чавкающей глины, беспокоясь о том, что могу просто потерять их в этой жиже.
— Может, все же по степи пойдем? — предложила я Павлу.
— Один наш зверь пропал, — пыхтел он, шагая по грязи, — второй впал в спячку. Мурзик, конечно, потом нас нагонит — у него отличный нюх. Это дорога — самый короткий путь. Так что давай просто дойдем до Тира в целости и сохранности, а там уже решим, как нам перебраться на другую сторону озера.