Муса Ахмедович торопливо шел по обледеневшему асфальту, опустив голову и придерживая свою любимую серую кепку. Ветер порывался сорвать ее и унести куда-то вдоль Никитского бульвара и дальше. Я шла следом за ним, пытаясь понять, каким образом оказалась в Москве. Он ведь поехал в командировку один! В голове была каша из слов, воспоминаний и каких-то непонятных образов. Чем больше я старалась разобраться во всем этом, тем сильнее путались мысли, и наконец, бросив гадать, я поспешила за Мусой Ахмедовичем. Но как бы я ни ускоряла шаг, догнать его у меня не получалось: темное пальто все время мелькало где-то впереди. Расстояние между нами все увеличивалось, и я, отчаявшись догнать Мусу, уже хотела его позвать, когда вокруг резко потемнело, и мне показалось, что чья-то гигантская тень накрыла часть города. Я подняла голову: на небе ни облачка. Странно, но гадать о причинах тени было некогда: серое пальто заворачивало в подворотню, и я рванула вслед, пытаясь окликнуть Мусу Ахмедовича.
— У-а-а-а, — сипло вырвалось у меня вместо громкого возгласа, как будто чья-то когтистая лапа наступила мне на горло. Дыхание перехватило, и мир выцвел…
Я открыла глаза: в каюте темно, ночь выдалась безлунная. Спотыкач сидел на столе и смотрел в круглое окно. Что он там видел, в этой непроглядной мгле? Джонка привычно поскрипывала деревянными переборками. Все спали, одна я мучилась странными то ли снами, то ли видениями.
Мы летели на восток Империи. Конечно, не так мы с Павлом представляли себе этот полет… Пашу мучила морская болезнь, и он второй день лежал пластом в своей каюте. Меня изводили кошмары: поспать удавалось только урывками, но каждый эпизод сна сопровождался какими-то видениями, после которых болела голова и возникало ощущение разбитости.
Я вспомнила, как бежала во сне за Мусой Ахмедовичем по бульвару к старому семиэтажному зданию, где находился региональный центр, курирующий работу всех Специальных отделов нашей страны. Я никогда не была в этом здании, но ощущала странную уверенность, что оно существовало на самом деле и именно в том виде, в каком предстало передо мной во сне, как, впрочем, и сам центр: с непрезентабельным входом, стальной серой дверью, облупившимися стенами в коридоре и мягкими, как будто подгнившими, полами.
«И почему все отделения Специальных отделов запихнули в старые дома?» — устало подумала я и вышла в кают-компанию, чтобы выпить воды. Горло пересохло: может, все же это снарки наступили на него своими лапками, пока я спала? Уж слишком реальным казалось это ощущение.
Я зачерпнула воды из бочонка, посидела, подышала открытым ртом, вытерла пот со лба и собралась было вернуться обратно в свою каюту, когда раздался недовольный голос Луиджи.
— Ну и чего ты не спишь?
После того как череп понял, что я «увела» у его семьи драгоценный кристалл, первые пару часов он сильно дулся и изредка шипел ругательства в сторону правнука, а нас с Павлом предпочитал вообще игнорировать. Нику было не до препирательств и выкрутасов предка: джонка шла еле-еле. Наш рыжий капитан никак не мог понять, по какой причине почти все кристаллы в артефактах сели, а некоторые вообще, перестали работать и словно выгорели. Пока он потел, бегал, рвал свою бороденку и потрясал руками, мы с Павлом размещались на судне. В итоге Ник смог худо-бедно настроить работу корабля и джонка, виляя кормой, медленно полетела на восток. Правда, пришлось спуститься ниже и Ник все время беспокоился, как бы чего не случилось.
— Это девчонка во всем виновата, — заявил Луиджи. — Теперь из-за нее еще и джонка джоэсс Луиджи Луиджи потеряла скорость!
— Теперь это джонка джоэсс Никколо Луиджи, — огрызнулся Ник, который устал и теперь меньше всего хотел с кем-то ругаться, тем более с нами. — И я ее починю!
Весь день Луиджи наблюдал за мной с каким-то кровожадным исследовательским интересом. Узнав о моих странных снах, он сообщил, что это норма для носителя.
— Согласно старым записям, — разглагольствовал череп, — ты должна обладать тремя способностями…
— Я не прибор, — бурчала я, все больше раздражаясь от лекций старого ученого.
— Слушай меня и не перебивай, девчонка! От тебя зависит то, как пройдет пришествие Тэнлу! — сотрясал воздух возмущенный Луиджи. — Так вот, три способности: первая — видеть и чувствовать близость теней и хофу, вторая — уничтожать их, третья — видеть то, что происходит далеко от тебя с теми, кто тебе знаком. Утверждается, что эти видения мучительны, но вот в чем причина их болезненности, понять мы так и не смогли.
— Вот спасибо! — «обрадовалась» я. — И все? Больше никаких экзекуций?
— Не ёрничай! Считай, что тебе повезло! Стать проводником воли Призрачного дракона дано далеко не каждому. Дракон — магия в чистом виде! Представляешь, какие у тебя потом будут перспективы? Не представляешь? Нет?! Тэнлу, где мне взять столько терпения на эту невежду?!
— Превращаться в дракона не надо будет? Или меня ждут еще какие-то «приятности»? — с подозрением спросила я.
— Нет, никаких превращений не произойдет. Но может случиться кое-что другое. Хотя… Да не-е-ет… не думаю, что тебе это доступно, — размышлял вслух череп, разглядывая меня так, словно я была подопытным зверьком. — С чего вдруг ты, человек из другого мира, станешь предвестником? Нет, вряд ли. Ник!! — вдруг рявкнул он так неожиданно, что в моей сумке проснулись и забились двумя всполошенными рыбинами снарки. — Поди сюда, ленивый мальчишка!
— Что? — выглянул с палубы Ник.
— Тебе надо вести записи! — заявил Луиджи. — Раз уж мы упустили луэ, так хоть запротоколируем это событие и будем первыми исследователями носителя!
— Тут не помереть бы всем миром, — заметил Ник. — А ты о записях каких-то беспокоишься.
— Я о науке беспокоюсь! Так что веди записи и не спорь. Вечером будешь читать мне, что написал за день. И запомните, — если бы Луиджи имел руки, он бы яростно замахал ими, — Тэнлу вечен! А значит, и наша цивилизация никогда не исчезнет!
И весь день вредная костяшка донимала меня вопросами: не потею ли я, не мерзнут ли руки, почему шмыгаю носом, не хочется ли мне чего-то странного, например, укусить кого-нибудь?
— Если только вас, — рассвирепела я.
Наконец Луиджи отстал от меня, и я смогла отдохнуть: постояла наверху и подышала свежим воздухом, перевела дух после допросов и огляделась вокруг. На палубе было свежо, и ветер бил в лицо. Внизу простиралась равнина, озеро мы давно миновали и теперь летели вдоль Восточного тракта. Дорога была оживленной: я рассмотрела и телеги, и какие-то вооруженные отряды, и небольшие торговые караваны, и просто одиноких путников, тащившихся пешком в густой пыли.
«Как же хорошо, что мы здесь, а не внизу», — подумала я.
Потом начались странности: луэ на груди постоянно то нагревался, то остывал, показывая, что мы пролетаем над хофу. Сначала я пугалась, но потом привыкла и перестала обращать на это внимание. Однако осознание того, что Ник был прав и в Империи действительно полно хофу, было неприятным.
Основательно померзнув на палубе, я спустилась вниз и попыталась вздремнуть. Но не тут-то было: меня вновь начали преследовать странные сны. По словам островных, чем больше камень взаимодействовал со мной, тем сильнее проявлялись те самые три свойства. И тогда приходили видения, настолько внезапные, что я не всегда могла понять, сплю я или брежу наяву.
Мне вспомнился первый сон, который накрыл меня, когда я задремала на диванчике в кают-компании, сразу после перекуса. Павел выполз из каюты к нам узнать последние новости.
— Подай мне воду, пожалуйста, — попросил он.
Я повернулась к деревянному бочонку и… закашлялась. В воздухе летала пыль, кругом валялись какие-то обломки, куски арматуры, под ногами хрустело разбитое стекло.
— Что случилось-то? — спросил Муса Ахмедович у какого-то прохожего. Напротив старой семиэтажки на Никитском бульваре собралась целая толпа.
— Так взрыв!
— Газ, что ли, взорвался?
— Да кто скажет-то? Может, и газ, а может, и бомба, — пожал плечами мужчина.
Муса стал пробираться вперед, распихивая локтями зевак, я старалась не отставать, с ужасом спрашивая себя, что за дела здесь творятся и где я. Внезапно все вокруг потемнело. Пока я недоуменно вертела головой, кто-то вынырнул из плотной завесы и, схватив Мусу Ахмедовича за руку, потянул прямо туда, откуда только что вышел, в густую пелену тумана и пыли. Я торопливо шагнула следом, глаза защипало, и…
— Соринка, что ли, попала? — спросил Ник, когда я отняла руку от лица.
Я в ужасе огляделась. Что это было? Ник и Павел с удивлением смотрели на меня, лежавший на столе Луиджи раздраженно каркнул:
— Глупцы! У девчонки было видение!
И все завертелось, хотя, как мне казалось, странности со мной стали происходить гораздо раньше, еще в Арзуне. Присутствие Тэнлу ощущалось в каждом сне, как холодок, который пробегал по коже, когда тень дракона накрывала меня. Он словно сопровождал меня в каждом видении и с каждым разом становился все явственнее и ближе. Иногда мне даже чудился протяжный, низкий звон колоколов. К вечеру мы поняли, что хронология видений не последовательная. К этому времени я была уже как в тумане, зато Луиджи находился в невероятном возбуждении, правда, сначала снова сильно рассердился.
— Предвестница! — орал он, сверкая камнями в глазницах. — Ну надо же. Ник! Ты слышал? Она видит прошлое и настоящее. А значит, и будущее скоро увидит! Это прекрасно и ужасно одновременно.
— Ужасно-то почему? — удивился Ник.
— Потому! — отрезал Луиджи, а потом вдруг вкрадчиво сказал мне: — Между прочим Ник очень хороший мальчик! Чистая кровь, светлый ум, талант! Он уже защитился как джоэсс. С прекрасной научной работой, кстати… И он признанный ученый в кругах артефакторов и авторитет среди островных мастеров, несмотря на свой возраст! А впереди у него еще целая жизнь… Так что ты бы подумала, девочка!
Пока я с недоумением слушала черепушку, внутренний Геннадий не удержался.
«Этого еще не хватало! — прошипел он. — Ах ты, старая костяная сводня!»
Я прыснула, Луиджи надулся, поняв, что я смеюсь над ним.
Вот и сегодня ночью он словно бы нехотя блеснул зелеными кристаллами и спросил:
— Так что тебе там опять пригрезилось?
На мое плечо взлетел Проныра и злобно зашипел. Оба снарка невзлюбили Луиджи с первого взгляда, и тот платил им той же монетой. Вот и сейчас Проныра попытался схватить Луиджи лапой. Однажды ему это уже удалось, и теперь говорящий череп щеголял свежими отметинами на лбу, оставшимися от острых зубов снарка. Я ловко перехватила Проныру и прижала к себе, отчего тот сразу успокоился и пронзительно засвистел.
— Вот же поганец! — недовольно проскрипел Луиджи.
Я не ответила, вспоминая самое интересное из видений.
Муса Ахмедович стоял напротив мужчины, неопределенного возраста и незапоминающейся внешности. Незнакомец был одет в серый мятый костюм, вымазанный в пыли и извести.
— Региональный центр взорвали, — сообщил он Мусе. — Тебе повезло, что ты опоздал на совещание. Всех руководителей Специальных отделов и ревизоров надолго вывели из строя.
— Кто? — напряженно спросил Муса.
— Если бы мы знали! — вздохнул мужчина. — В самих отделах тоже есть проблемы. Да и у нас на службе не все гладко… Ты давно звонил своим в Казань? Мои люди доложили, что твои подчиненные отсутствуют на месте, а ворота в Империю заблокированы.
— А в других отделениях что с выходами в Империю?
— Везде все заблокировано.
— Много наших осталось там? — спросил Муса и коснулся лба дрожащей рукой.
— Двое точно. Плюс все твои.
— Не может быть, чтобы Павел и Таня тоже застряли в Шанлу!
— Сотрудники почты говорят, что утром они зашли в кабинет и больше не выходили, — покачал головой мужчина. — Мне жаль, что все так сложилось.
— Юра! — тихо сказал Муса. — Что же происходит, Юра? Ты же хорошо знаешь Игната и с нами уже много лет сотрудничаешь. Думаешь, это очередной виток войны?
— Уверен. Аналитики службы безопасности ожидали обострения конфликта не позднее конца года. Вот оно и пришло. Срочно вылетай в Казань, мои люди ждут тебя там.
Впервые я видела Мусу Ахмедовича в таком подавленном состоянии. Он как будто резко постарел и усох, словно кто-то выпил из него все жизненные силы.
— А как же мои люди? Кто их вытащит, если все выходы в Империю заблокированы?
— Никто…
Утром Павел не пожелал слушать меня, заявив, что все эти видения — чепуха, бред сивой кобылы и галлюцинации.
— Нам надо прорваться на восток, к своим, — твердил он. — Я не верю, что все так плохо. Вот увидишь, это всего лишь наваждение!
А потом все — Ник, Павел и я — разом принялись говорить, доказывая свою точку зрения. По итогам нашего сумбурного совещания было принято решение лететь до почтовой станции в Драконьих горах. Ник настаивал на том, чтобы свернуть к Островам, но Павел был непреклонен. Итог всему подвел Луиджи:
— Глупцы! Торопитесь на станцию, там все и решите! Надеюсь, прямо сейчас мы не совершаем страшную ошибку!
Ник пришвартовал джонку недалеко от почтовой станции. Дальше мы все пошли пешком, кроме Луиджи, которого нес Ник. Череп наотрез отказался остаться на джонке.
— Пока не вижу никаких следов людей, — сообщил Павел, отнимая от глаз похожий на старинный бинокль прибор, который ему дал Ник. — Снег лежит нетронутый, площадка перед входом давно не чищена. Но, может, станция все же обитаема и открыта? В любом случае надо пойти туда и проверить.
Поднимались долго: тропа была завалена снегом, в который мы проваливались по колено. В полном молчании мы обошли площадку и осторожно приблизились к входным воротам. Долго стояли и рассматривали черную, словно прожженную огнем дыру на месте замка. Потом Павел осторожно толкнул дверь, и мы вошли внутрь.
Внутри оказалось холодно и темно: почтовая станция явно была пуста. Фонарик слабо осветил распахнутые ворота конюшни, пустые стойла, брошенное посреди коридора ведро и всякий мусор. Пахло чем-то затхлым.
— Нет ни записок, ни посланий, только выжженный замок и беспорядок, — прошептал Павел. — Одно радует: никаких тел тоже нет. По-моему, тут все ясно.
— Пойдем дальше? — спросила я так тихо, что он еле услышал.
Ник молча шел за нами, вытащив свой меч, и сжимал в руке какой-то кристалл.
— Здесь может быть опасно, — сказал он. — Я пойду первым, вдруг тут все же кто-то есть. Хотя, — он вытянул руку, — видите? Кристал светит тускло, значит, живых существ рядом нет. Но обнаружить хофу он не сможет.
— Хофу я не чувствую. Пока что, — сказала я.
Лицо Павла стало жестким, он прищурился, сжал губы и как-то весь подобрался, словно готовясь к прыжку — теперь это был уже не тот веселый семинарист в лыжной шапочке, которого я в первый раз увидела на Базе. Он вытащил арбалет, наклонился, натянул тетиву. Раздался щелчок, и Павел, подняв оружие и вложив болт в ложе, направился в сторону входа во внутренние помещения почтовой станции.
Он опередил Ника и уже собрался открыть дверь, когда луэ нагрелся так сильно, что я вскрикнула. Ник закрыл меня собой, а Луиджи заорал:
— Хофу!
Ноги мои подкосились, и я упала, сильно ударившись головой. На мгновение в глазах потемнело, а потом я неожиданно увидела, как прямо из стены вышли двое хофу. Их лица были спокойны и даже выражали какую-то скуку, словно им предстояла долгая рутинная работа. Оба своими черными глазами и смазанными чертами лица напомнили мне тирского торговца-хофу.
Один из них схватил Павла за шею и с легкостью поднял над землей, да так высоко, что ноги его болтались, как у куклы. Лицо Павла стало багроветь, он выронил арбалет и фонарик, попытался разжать пальцы, сомкнувшиеся на его горле, но тщетно: хофу все усиливал хватку, и я с ужасом поняла, что Паше остались считанные мгновения.
Второй хофу выхватил меч, легко и даже как-то небрежно взмахнул им, блеснуло лезвие, звякнул металл. Ник медленно покачнулся, и я в ужасе уставилась на его руку, валявшуюся на земле. Хофу одним движением отсек ее вместе с мечом. Темно-красная, почти черная струя крови брызнула прямо на каменную стену, и капли веером разлетелись в разные стороны. Ник упал. Тишина забила мои уши плотным слоем ваты, в голове стоял колокольный звон, в котором я различила слова:
— Чего же ты ждешь, луэ? Очнись! Твои друзья сейчас погибнут!
Я увидела глаза дракона, синие и одновременно прозрачные, с вертикальными зрачками. В них отражался свет, они округлились и вспыхнули, как звезды. Этот свет бил мне прямо в глаза…
— Таня! — Павел склонился надо мной и осветил мое лицо фонариком. — Что с тобой?
Я открыла глаза. Во рту снова пересохло, головная боль била изнутри прямо в середину лба, создавая ощущение, что он сейчас взорвется.
— Сейчас тебя придушит хофу, а Нику отрубят руку, — с трудом просипела я. — А выйдут хофу прямо из стены слева.
Ник в ужасе уставился на меня, фонарик в руке Павла мелко задрожал, и тут раздалось сердитое карканье Луиджи:
— Глупцы! Она предвидела! Никколо!
С влажным хрустом от стены отделились две невысокие расплывчатые фигуры, через мгновение превратившиеся в хофу. Но мы были уже готовы. Щелкнула тетива арбалета, и болт пробил плечо одного из врагов. Рука его безжизненно обвисла, но он продолжал идти к нашу сторону. Павел опустил арбалет и начал спешно его взводить, но я понимала, что он не успеет.
— И-и-и, — завизжала я, и почувствовала, что какая-то невидимая сила толкает меня прямо к хофу.
Я не помнила, как очутилась за его спиной, видела только, как мои руки хватают его за шею и он с воем начинает гореть призрачным огнем. Кровожадная радость взметнулась в моей душе и запела, разгораясь огнем, пожирая все хорошее, что было во мне.
«Да, да, больше смертей! Убей всех!» — бесновалась какая-то часть меня, ощущая, как что-то родное и темное мечется внутри умирающего хофу.
И тут же в голове разлился колокольным звоном голос Тэнлу, окатил меня изнутри, как холодный душ, прошелся болью по всем моим кровеносным сосудам.
А дальше наступила темнота.