ГЛАВА 9. Повторение — мать учения, а именно: война — мерзейшая вещь
Пока Эльза разбиралась с бандитами, местная девчонка успела оклематься и, схватив камень, напала на Лизу. Один из ударов пришёлся в висок, и она медленно осела на землю. Девчонка бросилась бежать и бандиты на дороге, привлечённые её криками о помощи, заметили, что с их товарищами творится что-то неладное.
Видя, что два джипа с вооружёнными людьми развернулись в их сторону, Эльза подхватила находящуюся без сознания Лизу и со всех ног помчалась к домам на окраине поселка — туда, где она оставила свой скутер. Вслед ей затрещали автоматные очереди и не все они прошли мимо. Эльзу с такой силой ударило в спину, что у неё потемнело в глазах, но даже в падении она старалась прикрыть Лизу, совершенно беззащитную в своей наготе. Несмотря на все её старания, девушку всё же задело шальной пулей, и она с огорчением заметила, что по её ноге побежали струйки крови.
«Пока комбинезон спасает, но шлема нет. Если меня долбанёт по голове, нам обеим крышка!» — озабоченно подумала Эльза и, приподнявшись, оглянулась назад. Джипы быстро приближались, и она приготовилась к драке не на жизнь, а на смерть.
На их с Лизой счастье к селу подошла противоборствующая группировка и ударила из миномётов. Джипы сразу же развернулись и покатили обратно, под защиту бронетехники.
Радость оказалась преждевременной. Судя по панике на дороге, подошедший противник оказался более чем серьёзный; о том же свидетельствовал непрекращающийся обстрел из тяжёлых орудий.
«Из огня да в полымя!» — расстроилась Эльза и, заметив, что Лиза пришла в себя, спеленала её ловчей нитью, чтобы та не помешала ей во время бегства. Она подхватила девушку и снова бросилась бежать. Артобстрел не прекращался. Вдобавок снаряды ложились всё ближе и ближе. Виной тому были бандиты на дороге, которые, спасаясь, устремились в ту же сторону, что и Эльза. Подгоняемая нехорошим предчувствием она неслась как ветер и при этом молила бога, чтобы их не накрыло случайным снарядом.
Когда до дома на окраине, куда она стремилась, оставалось метров сто, раздался противный воющий звук. Снаряд ударил в крышу дома по соседству и от грохота близкого взрыва у Эльзы заложило уши. Им снова повезло, стены поглотили бо́льшую часть ударной волны, и она принесла лишь кислый запах пороха и свежей крови — как выяснилось, собственной крови Эльзы. «Вот чёрт! Всё же накаркала беду…» — мелькнула у неё мысль и она, стараясь не уронить Лизу, медленно осела на землю. Ранение оказалось не просто тяжёлым, оно было из тех, что не поддавались вампирской регенерации. Тем не менее она собралась с силами и оттащила Лизу подальше от просёлочной дороги, чтобы та не оказалась на пути у отступающих бандитов. Полуразрушенный глинобитный забор был не слишком надёжным укрытием, но это было лучше, чем ничего.
Девушка пришла в себя и беспомощно смотрела на неё, но, связанная по рукам и ногам, она ничем не могла ей помочь, а у Эльзы не хватило сил её развязать. Обессиленная она рухнула на землю и, чувствуя, как сознание затягивает мгла безвременья, приготовилась к худшему. Она не роптала на судьбу, — смерть была неотъемлемой частью её профессии.
Спасение пришло тогда, когда Эльза уже ни на что не надеялась. Ругаясь на чём свет стоит, Мориску первым делом отвезла феникса в безопасное место, а затем вернулась за ней. «Тероян, умрёшь — лично прибью!» — пригрозила сержант пока наскоро обрабатывала её рану на голове. Она погрузила Эльзу на скутер и направила его к дому, но им было не суждено до него добраться. Земля содрогнулась и встала дыбом.
Ударной волной обеих женщин сбросило со скутера, тем не менее Мориску ухитрилась закрыть Эльзу собой. Вот только снаряд взорвался настолько близко, что под градом осколков не выдержал бы никакой комбинезон.
Несмотря на самоотверженный поступок напарницы, Эльзе тоже досталось, осколками ей посекло правую руку и бок. Боль привела её в чувство, и она открыла глаза. «Жива?» — прохрипела Мориску и её посеревшие губы шевельнулись; Эльза напрягла слух, но не расслышала слов. Лишь потом она поняла, что это была улыбка. Прощальная улыбка.
И всё же Мориску не сдавалась до последнего. Это было видно по её глазам — тёмным и яростным. Лишь с уходом жизни они обрели свой прежний фиалковый цвет и какую-то кукольную безмятежность. Последнее, что врезалось Эльзе в память, это несвойственное Розе выражение мягкой печали на лице и алая струйка крови на подбородке.
Мориску обмякла, уронив голову, и она, сделав неимоверное усилие над собой, обняла её здоровой рукой. «Подожди, сержант, я скоро! Не спеши, уйдём вместе», — сказала она и провалилась во тьму беспамятства.
По-своему Эльза была не менее упряма чем Мориску. Засыпанная сухой землей и мусором со свалки у дома, практически уже похороненная, она тем не менее продолжала балансировать на грани между жизнью и смертью. Искра надежды, что по-прежнему горела в её сердце, не давала ей перешагнуть роковую черту и уйти в небытие.
И предчувствие её не обмануло.
Над селом завис тёмный треугольный силуэт и вскоре группа оперативников, облачённых в комбинезоны-хамелеоны, погрузила всех троих на борт, и врач, не мешкая, подключил Эльзу и Лизу к системе жизнеобеспечения. Мориску с развороченной до позвоночника спиной помочь было уже нельзя и её останки перенесли в специальный отсек, чтобы в дальнейшем передать родственникам.
Когда врач закончил свои манипуляции, Штейн сел рядом с носилками и посмотрел на жену. Голова была перевязана по всем правилам, но лицо Эльзы по-прежнему скрывала маска из побуревшей крови и грязи. Он оглянулся на врача и, когда тот кивнул, взял бутылку с водой и намочил салфетку. Склонившись, он коснулся лица Эльзы и лишь тогда заметил бурые дорожки на её щеках, проложенные слезами. Бессознательное состояние не давало ему прочитать её мысли, но он и так знал, по кому она плачет и, помедлив, опустил руку. Штейн чувствовал себя виноватым и в то же время преданным. А ещё он ревновал. И не к кому-нибудь, а к мёртвой женщине, что теперь покоилась в соседнем отсеке, упакованная в пластиковый мешок. Память то и дело возвращала его к моменту, когда он нашёл Эльзу. Она обнимала Мориску так, будто та была её любовницей, что заставляло его подозревать жену в неверности, хотя он знал, что это полная ерунда и бред.
«Профессиональная деформация», — вздохнул Штейн и связался с оперативным штабом СБ.
К вечеру от так называемых бандформирований, из-за которых пострадали Эльза и Лиза, не осталась ничего, кроме горы трупов, что значительно оздоровило обстановку в регионе и вызвало недовольство могущественных кукловодов, чьи труды вампирский спецназ пустил коту под хвост.
Палевский тоже был не в восторге. В основном из-за того, что активно зашевелилось ЦРУ, да и прочие разведки мира тоже не дремали, что обернулось немалыми хлопотами для вампирского сообщества. Вот и сегодня Штейн стойко вынес головомойку патрона и, понадеявшись, что тот всё же не снимет его с должности главы СБ, спустился в гараж и водитель без вопросов повёз его домой, к жене.
Эльза по-прежнему была без сознания, тем не менее, как только светила медицинского мира вампиров заверили его, что она в стабильном состоянии, он сразу же забрал её из института генетики и перевёз домой. Так ему было спокойней, к тому же он очень хотел видеть лицо Эльзы, когда она очнётся.
При его появлении сиделка сразу же вскочила и после бодрого репортажа о состоянии пациентки выскользнула из комнаты и понеслась в кухню, чтобы перекусить и заодно поболтать с кухаркой и горничной.
Видя, что в состоянии Эльзы ничего не изменилось, Штейн вздохнул и сел у кровати. «Ну как ты сегодня, Mein Herz? Мне кажется, выглядишь неплохо. Жаль, что ты снова отрезала волосы, с ними ты смотрелась бы ещё лучше. Нет, Эль, ты не думай, что я какой-то средневековый варвар, который привык таскать женщин за волосы. Просто ты не представляешь, как ты красива в роли леди Годивы. Честное слово, это какое-то волшебство!» Штейн поцеловал Эльзу в губы, но она и в этот раз не ответила ему и он, отстранившись, с грустью посмотрел на неё. «Лисичка, возвращайся скорей! Любви не обещаю, но ты не представляешь, как я по тебе скучаю». Он взял руку Эльзы и прижал её к щеке. «Mein Herz, по твоей милости мне сегодня опять досталось. Палевский рвёт и мечет. Откуда ж мне было знать, что я разворошу такое осиное гнездо? Скажешь, что мне по должности положено? Ну так я не господь бог и не могу учесть всех последствий. Нет, оно ясно, что к чему! Но кто же знал, что помимо тебя туда припрётся группа высокопоставленных штатовских стервятников? Думаешь, что ни делается, всё к лучшему? Верно, Mein Herz! — в голосе Штейна зазвучали довольные нотки. — Если бы мы не прибили штатовцев, то чёрт знает когда бы ещё вскрылся канал утечки информации. И ведь как хитро замаскировались сукины дети, не подкопаешься! Оно не мудрено, ведь «крот» был из наших. Думаю, ты его знаешь, он из твоего поколения…»
Спустя некоторое время сиделка заглянула в комнату; Штейн спал, откинувшись на спинку кресла, и она, высвободив руку Эльзы из его пальцев, накрыла её одеялом.
— Давно я отключился? — поинтересовался Штейн после сочного зевка.
— Минут пятнадцать, не больше, — ответила сиделка и, поколебавшись, добавила: — Там Марта пришла, хочет с вами поговорить.
— Да? — удивился Штейн и поднялся из кресла. — Я скоро, — пообещал он и скрылся за дверью.
Сиделка умирала от любопытства, но не посмела подслушивать. Тем не менее она всё равно узнала, о чём он разговаривал со своей секретаршей. Если верить словам горничной, то их всемогущий босс послал Марту на три буквы, когда она предложила ему свою помощь по дому.
— И правильно сделал, — одобрительно сказала кухарка. — Элечка, добрая душа, никогда не вмешивалась в домашнее хозяйство, а эта везде сунет свой нос, уж я её знаю. «Как? Вы ещё только готовите? Герр Штейну это не понравится! Выбросьте это немедленно, герр Штейн такое не ест!» — передразнила она Марту.
— Сучка, одним словом, — констатировала сиделка, которая была новенькой в доме.
— Есть такое дело, — подтвердила кухарка.
— Думаю, хозяин побоялся, что она что-нибудь сделает его жене, поэтому послал её куда подальше, — усмехнулась горничная. — В конце концов, Марту он может трахнуть и на работе…
— Тсс! — кухарка прижала палец к губам. — По местам, сороки! — шикнула она и девушки бросились к двери. Штейн отступил, давая им дорогу.
— Оль, есть что поесть? — спросил он, войдя в кухню.
— Конечно, есть. Садись, сейчас накрою на стол.
— Ну? Чего глядишь? Понятно! опять перемывали мне косточки. Ещё не надоело? — проворчал Штейн.
Кухарка улыбнулась.
— А ты что хотел? Девки не замужем, естественно они проявляют к тебе интерес.
— Я женат.
— Не помню, чтобы нашу сестру это обстоятельство когда-нибудь останавливало.
— Знаю, можешь не рассказывать. Садись, составишь мне компанию. Оль, давай без глупостей! Мы сначала друзья, а уж потом всё остальное.
— Ну ладно, уговорил, — Ольга села напротив и налила себе чаю.
— Вкуснятина! — воскликнул Штейн и активно заработал ложкой. — Так о чём вы болтали до моего прихода? — вопросил он, потянувшись за хлебом.
— А это видел? — Ольга показала ему дулю. — Мы как уговаривались? О прежней работе ни слова.
— Да разве я о работе?! — возмутился Штейн, продолжая наворачивать любимое рагу из овощей и мяса.
— Естественно. Доносительство это и есть работа в нашем деле. И вообще… — Ольга зорко глянула на него. — Давай колись, что ты на самом деле хочешь узнать. Не увиливай, Томас! Я же вижу, что-то не даёт тебе покоя. И готова поспорить, это как-то связано с Эльзой.
— Ты права, — Штейн облизнул ложку и с неохотой положил её на стол. — Пожалуйста, ответь мне честно, между Эль и Мориску что-нибудь было?
Ольга смерила его долгим взглядом.
— Вот оно что! Не мешало бы тебя помучить и сказать, что так оно и есть, да только ты сам знаешь, что между ними ничего не было, — она перекрестилась и на её лицо легла тень печали. — Жаль Розу, царствие ей небесное! Хорошая была баба. Жёсткая, но справедливая. Конечно, гоняла нас в хвост и гриву, так мы потом спасибо ей говорили. Да, она любила Эльзу, это правда. Любила так, как не каждый мужик полюбит… — она прямо посмотрела на Штейна. — Знаешь, если Эльза ответила ей взаимностью, я не стану её осуждать. Мориску заслуживает любви. Так что я на твоём месте не стала бы её корить…
— Да я не корю! — перебил её Штейн и раздражённо добавил: — Как будто мне есть дело до ваших бабских потрахушек. Всё, спасибо! Накормила выше крыши, — он отодвинул от себя тарелку.
— Томас, это не бабские потрахушки, это любовь, — сказала ему Ольга вслед.
— Нахер такую любовь! — рявкнул Штейн и хлопнул дверью.
— Нахер ни нахер, друг ситный, а хрен теперь ты отобьёшь Эльзу у Мориску, если между ними действительно проскочила искра. Любовь к мёртвым, она, знаешь ли, крепче, чем к живым, ведь о них помнится только хорошее, — сказала Ольга, правда, так, чтобы Штейн её не услышал. Место было хорошее и ей, после того как она потеряла кисть руки во время своей последней операции в спецназе, не хотелось бы его лишиться. К тому же близость к главе СБ создавала у неё иллюзию, что в жизни ничего кардинально не поменялось.