ГЛАВА 10. Мёртвые не умирают, пока живо хоть одно сердце, что их помнит
Я пески бороздил, и холмы огибал при луне.
Но в скитаньях моих не прибилась удача ко мне.
Лишь когда осушил я превратностей горькую чашу,
Вдруг случайная радость блеснула монеткой на дне.
Омар Хайям
Эльза не помнила, почему оказалась в пустыне, к тому же босая и в свадебном платье; тем не менее она знала, что это смерть — если ей не удастся выбраться отсюда. «Знать бы ещё на чём! Пешком всё равно далеко не уйдёшь», — тоскливо подумала она и огляделась по сторонам. Вокруг было только море белого песка, похожего на искристый свежевыпавший снег, и нереально синее небо, откуда на неё смотрело раскалённое добела беспощадное солнце.
«Эй! Есть кто-нибудь?» — Эльза прислушалась и ощутила чьё-то насторожённое присутствие. «Я здесь!» — обрадовалась она, но тот, кто откликнулся на её зов, вновь оставил её один на один с бескрайней пустотой. «Чёрт тебя побери! Скажи хотя бы, куда мне идти!» — в отчаянии выкрикнула она.
«Господи! Что толку звать на помощь, когда вокруг никого нет и никогда уже не будет», — от этой мысли Эльзе стало так безумно горько и одиноко, что смерть показалась ей куда привлекательней, чем жизнь. И тут вдруг она заметила человека. Судя по уменьшающемуся силуэту, неизвестный уходил от неё, и она бросилась в погоню.
Солнце нещадно пекло ей голову, песок раскалёнными углями жёг босые ноги, но Эльзе даже не приходило в голову, что нужно снизить темп, — ведь от человека впереди зависела её жизнь. И всё же, хотя она бежала так, что выскакивало сердце из груди, она никак не могла приблизиться к желанной цели.
«Подождите меня! Не бросайте меня здесь одну!» — закричала она, но человек, не оборачиваясь, продолжал шагать дальше. Тогда Эльза собрала волю в кулак и, взлетев, устремилась за ним по воздуху. Лишь так она сумела приблизиться к одинокому путнику в приметном спецназовском комбинезоне. Наконец-то она поняла, кто перед ней и впервые в жизни обрадовалась той, от которой раньше удирала как чёрт от ладана. «Сержант!.. Роза, постой!» — выкрикнула она и на этот раз её зов был услышан.
Мориску остановилась и Эльза, вновь оказавшись на земле, бросилась к ней. Когда между ними оставалось несколько шагов, она вдруг заколебалась, не решаясь приблизиться. Это была не та Мориску, которую она знала, — та, что сейчас стояла перед ней, была уже больше, чем человек, и выглядела несколько иначе. Роза при жизни тоже не была уродиной, но та, что смотрела на неё, была прекрасна такой нечеловеческой красотой, что её обуяла робость.
— Ну, чего встала? — знакомо улыбнулась Мориску.
В тот же миг чувство отчуждения пропало и Эльза, влетев в её раскрытые объятия, горько, навзрыд заплакала.
— Но-но! Успокойся! — Мориску успокоительно похлопала её по спине. — Тероян, как тебе не стыдно? Такая матёрая лисица, а распускаешь сопли как девчонка-новобранец.
— Сержант… Роза, хоть ты меня не бросай, хорошо? — взмолилась Эльза и тут же решительно добавила: — Впрочем, тебе и не удастся! Я иду с тобой, как и обещала.
— Нет, дорогая, так дело не пойдёт, — Мориску отстранила её от себя и, взяв за плечи, заглянула в её заплаканные глаза. — Эль, спасибо тебе за чудесный подарок, но не смей идти за мной, поняла? Этот путь не для тебя.
— Но…
— Молчать! Никаких «но», это приказ!
— Так точно! — буркнула Эльза. — Но ты меня не остановишь. Я тебя не брошу.
Мориску озабочено посмотрела на часы.
— Ладно, твоя взяла. В запасе есть ещё минутка перед вечностью. Давай поговорим. Идём! Там тебе будет лучше, — сказала она и указала на громадную раскидистую яблоню, возникшую поблизости.
Первым делом Эльза сорвала спелое яблоко и, откусив, застонала от удовольствия. Медовое яблоко было необычайно сладким и сочным, а ещё оно так чудесно пахло, что у неё закружилась голова; по ощущениям это выглядело так, будто она выпила бокал шампанского, причём на голодный желудок. Эльза сорвала ещё одно яблоко и вручила его Розе, а затем села в тени дерева и с облегчённым вздохом прислонилась к его шершавому прохладному стволу.
Мориску понюхала яблоко, но есть не стала. Улегшись на земле, она положила голову Эльзе на колени и посмотрела ей в лицо.
— Эль, время не резиновое, давай без твоих обычных увёрток.
— Давай! — согласилась Эльза. — Скажи, ты действительно любила меня?
— Думаю, ты знаешь ответ.
— Ответь прямо! — потребовала Эльза.
— Да, любила. И самолюбие здесь ни при чём.
— Почему мне нельзя с тобой?
— Самой не догадаться? — вздохнула Мориску. — Или моя жизнь по-прежнему ничего для тебя не значит?
— Это неправда! — запротестовала Эльза.
— Тогда будь добра выжить, чтобы я ни о чём не жалела.
Мориску села и вновь посмотрела на часы.
— Поцелуешь хоть на прощание? — осведомилась она деловым тоном.
— Иди сюда! — распахнув объятия, Эльза без колебаний ответила на поцелуй Розы, а затем с сожалением посмотрела на неё. — Эх, сержант, ну почему ты не мужчина? Я бы любила тебя так, как другим и не снилось! Но даже ты меня отталкиваешь и не хочешь, чтобы мы были вместе — если не в жизни, так хотя бы в смерти.
— Не дури, Эль! Живи пока живётся, — Мориску коснулась губами её лба. — Всё ещё будет. Поверь мне! Ведь тебе так идёт подвенечное платье, — она грустно улыбнулась. — Любовь приходит под разными обличьями, и ты уже два раза промахнулась. Будь добра, не оплошай в следующий раз, хорошо? А теперь пусти меня, дорогая.
Мориску встала и озабоченно глянула вдаль.
— Уже уходишь? — потеряно спросила Эльза и поднялась вслед за ней.
— Да, время вышло, мне пора.
Спустя удар сердца Мориску была уже далеко. Размеренной походкой она шагала в направлении закатного солнца, и её чёрный силуэт постепенно плавился в вихре червонного золота. Эльза всем сердцем рванулась следом за ней, но не смогла сдвинуться с места.
— Марш домой! Живо! — донёсся до неё далёкий голос.
— Так точно! — Эльза вытянулась, отдавая честь. — Спи спокойно, сержант! Я тебе не забуду!.. Роза! Клянусь, у меня всё будет хорошо! — выкрикнула она.
Обернувшись, Мориску подняла руку в прощальном жесте, и её силуэт растворился в яростном пламени солнечного круга.
***
Выходу в мир живых сопутствовали слабость и апатия. Разлепив неподъёмные веки, Эльза сфокусировала взгляд на смутно различимой фигуре. Это был Штейн. Он сидел рядом и, подавшись вперёд, пытливо смотрел на неё.
— Как дела?
Вопрос был задан ради проформы; они оба это знали. Эльзе не хотелось отвечать, тем не менее она услышала свой голос, слабый и тихий:
— Нормально, жить буду.
— Это хорошо, — неопределённо проговорил Штейн и у неё возникло ощущение, что он не рад её возвращению.
Ментальный щит требовал сил, которых у Эльзы не было, поэтому она знала, что её мысли для него не секрет, но ей было всё равно.
Штейн с усталым видом помассировал виски.
— Ты неправильно поняла. Я рад что ты очнулась. Другое дело, чего это стоило мне. Ты так рвалась за грань, что я уж думал, что не удержу тебя.
— Извини, — уронила Эльза, хотя не испытывала ни чувства вины, ни благодарности по отношению к нему; ей хотелось, чтобы он ушёл и дал ей побыть наедине со своими мыслями.
После некоторых размышлений Штейн решил, что ни к чему тянуть и томиться в неизвестности.
— Эль, ты постоянно звала Мориску. Она так дорога́ тебе? — осторожно поинтересовался он.
Эльза, находящаяся под впечатлением от мистической встречи с Розой, закрыла глаза и из-под её сомкнутых век покатились слёзы.
— Да, — чуть слышно прошелестела она. — Так дорога́, что я хотела уйти вслед за ней, но тот, кто любит, тот любит даже за гранью.
Покоробленный её признанием, Штейн сверкнул глазами, но сдержал гнев.
— Не знал, что ты склонна к лесбийской любви, — произнёс он ровным тоном, хотя его так и подмывало схватить жену за плечи и хорошенько её тряхнуть, а затем доходчиво объяснить, какая она дура, если не ценит то, что имеет.
Его показное спокойствие не обмануло Эльзу: они слишком хорошо знали друг друга.
— Томас, ты не понимаешь, я говорю о Любви с большой буквы. Впрочем, можешь думать, что тебе угодно, мне плевать.
Волнение отобрало у неё силы, и она снова провалилась во тьму беспамятства.
Штейн было встревожился, но, ощутив, что это обычный сон, уступил место сиделке. Выйдя из комнаты, он с досады стукнул кулаком по стене, а затем направился к себе, но по дороге передумал и повернул к кухне. Ему было жизненно необходимо выпустить пар, а Ольга, когда он откровенничал, никогда его не перебивала; она внимательно слушала и либо одобрительно кивала, либо хмурилась и этого ему было более чем достаточно.