ГЛАВА 11. Прах к праху, а живое к живым
Жаркий лал в синеве небосклона — любовь,
Бирюзой напоённая крона — любовь.
И не стон соловья над поляной зелёной,
А когда умираешь без стона — любовь.
Омар Хайям
***
Весна в горах подобна праздничному фейерверку. Возвещая её близкий приход, неумолчно звенят птичьи голоса. Река, наполовину скованная льдом, с радостным рычанием прыгает на перекатах, и периодически бросается на берега, грозя затопить прибрежные деревеньки. Пара солнечных тёплых дней и растительное царство стремительно рвётся на волю. Вроде бы только вчера склоны белели снегом и вот уже они превратились в мирно спящих троллей, с проплешинами камней и легкомысленными цветочками на нежной зелёной шкурке.
Покинув подземную темницу, щедрая богиня Флора торопится принести миру свои плоды, и ревнивая Фауна старается не отставать от сестры. Опьянённые чудесным весенним вином, животные сходят с ума от радости; самцы с новыми силами бросаются на поиски подруг, стремясь продлить нескончаемый круговорот жизни. Даже люди, эти своеобразные морлоки,[1]что сутками напролёт сидят в душных норах, привязанные электронными путами к многочисленным ящикам, не остаются равнодушными к весеннему колдовству. Томимые непонятным беспокойством, они покидают добровольное заключение и отправляются на поиски приключений. Как правило, это заканчивается поездкой на дачу, а самые оторвы покупают себе путёвки в экзотические страны, где упиваются исключительно собственным видом на фоне местных достопримечательностей.
Люди вообще страшно эгоистичные и самовлюблённые существа, даже лучшие из них.
***
Как только Эльза, выйдя из комы, пошла на поправку, Штейн привёз её в поместье на Алтае, рассудив, что жизнь на природе куда быстрей поставит её на ноги, чем занятия со специалистами по лечебной физкультуре.
По прилёту их встретило яркое апрельское солнце и волшебная синь небес, оттенённая белоснежными облаками. Когда они вышли из авиетки, к ним подошёл лётчик и Эльза, поняв по смущённому виду парня, что у него какая-то личная просьба к Штейну, не стала его дожидаться. Не заходя в коттедж, она свернула к небольшому бревенчатому сарайчику, у которого высилась аккуратно сложенная поленница дров и, сев на приступочку у стены, сложила руки на коленях. Разогретая на солнце бревенчатая стена остро пахла еловой смолой и она, блаженствуя, закрыла глаза и вдохнула полной грудью чудесный весенний воздух. Своим довольным видом Эльза напоминала нежащуюся в лучах полуденного солнца большую рыжую кошку. «Господи! Какое счастье снова оказаться среди живых и не меньшее счастье оказаться здесь на Алтае. Какое все-таки чудо природа, она успокаивает и выметает из души всё мелкое, — лениво подумала она. — Хотелось бы мне навсегда остаться здесь. Рано поутру я ходила бы за водой на родник и по дороге слушала величественный шум ветра в кронах кедров…»
Из созерцательной мечтательности её вывела еле слышная мягкая поступь.
— Как прогулка? — поинтересовалась она, не открывая глаз.
— Да вот, как дурак цветочки собирал для любимой женушки. Сказать кому, так не поверят.
Приподняв веки, Эльза улыбнулась мужу, присевшему около её ног. На колени ей легли цветы, и теплая большая рука нежно сжала колено. Растрогавшись от этой немой ласки, она протянула руку, и медленно провела ладонью по гладкой твёрдой щеке, а затем заткнула за ухо непослушную прядь растрепавшихся белоснежных волос.
— Где ты нашел такую прелесть?
Штейн пожал плечами.
— Везде понемногу.
Удовлетворившись ответом, Эльза начала перебирать весенние первоцветы — жёлтые и фиолетовые пушистые ветреницы. Собирая их в букет, она слегка поглаживала нежные колокольчики. Прикосновение к ним доставляло ей чувственное удовольствие, которое несколько портил вид шрамов, которых было особенно много на её правой руке.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Штейн, прижавшись щекой к её коленям.
— Замечательно! Хорошо вот так сидеть на солнышке и ни о чём не думать. Есть в этом какая-то неизъяснимая прелесть… — Эльза открыла глаза и её глаза заискрились смехом. — Где ты его взял? Впрочем, тебе идёт ватник, выглядишь как настоящий абориген, только дыр многовато.
— Чёртовы мыши! Ничего съестного нельзя оставить в карманах, — проворчал Штейн, брезгливо разглядывая прогрызенную полу телогрейки.
— Думаю, нужно завести кота. На пару с кошкой, — Эльза коснулась затылком брёвен, нагретых на солнце, и снова закрыла глаза. — Томас, я люблю тебя.
«Понятно, — погрустнела она, обнаружив, что Штейн бесследно испарился. — Ладно, спешить некуда. Уйти никогда не поздно. В конце концов, это его инициатива с возвращением, я ему не навязывалась». Она усмехнулась, прислушавшись к своим истинным чувствам. Конечно, обида была, но она лежала на поверхности; на самом деле она испытала облегчение от того, что Штейн предпочёл сбежать. В глубине души она не хотела его любви. В данный момент свобода и спокойствие, даруемые безразличием, были для неё куда притягательней, чем вулкан страстей, в котором она обычно пребывала. «Видимо, возраст. Действительно, сколько можно жить чувствами?» — отстранённо подумала она и взяла цветы, которые начали увядать на солнце.
Дорожка, усыпанная прошлогодней хвоей, привела её к дому. Распахнув двери, Эльза встала на пороге. В просторном холле ничего не изменилось и всё же он показался ей чужим. После комы ей всё казалось чужим.
Застоявшийся за зиму воздух отдавал затхлым запахом и она, поморщившись, подошла к окнам и распахнула их настежь. Сумрак холла и загулявший сквозняк заставили её зябко передёрнуть плечами; вдобавок она поймала себя на мысли, что не чувствует себя здесь хозяйкой. «И никогда ею не чувствовала», — тут же заметил внутренний голос.
«Значит, привыкай к этой роли или уходи. Хватит быть содержанкой», — сказала себе Эльза и взяла со стола вазочку. Вытряхнув из неё дохлых мух и мошкару, она налила воду и опустила в неё стебельки цветов. После некоторого раздумья она направилась к спальне и, войдя внутрь, вздохнула. Ощущение, что кругом чужое, по-прежнему не проходило. «В таком случае начнём всё заново. Девочки, знакомьтесь! Эль, это твоя спальня. Спальня, это твоя хозяйка. — Очень приятно, Эль! — Взаимно, спальня! Ты уж никому не выдавай, что здесь творилось, хорошо? — Как скажешь, хозяйка! — Отлично! Ничего, если я здесь осмотрюсь? — Сделай милость! — ОК! Вот и поговорили!»
Эльза прошлась по небольшой комнате, выдержанной в стиле русской деревенской избы. Смотреть, в общем-то, было не на что. На деревянном некрашеном полу лежали пёстрые домотканые половички. Посредине комнаты стояла большая пружинная кровать с вычурными металлическими спинками, рядышком притулились две неказистые самодельные тумбочки, выкрашенные белой краской. «Что ж, довольно мило. Ретро-стиль в духе минимализма. Всё по делу и ничего лишнего. Даже не знаю, почему мне здесь не нравилось», — подумала Эльза, попутно удивившись тяге Штейна ко всему русскому. Она поставила вазочку на прикроватную тумбочку и бережно расправила нежные цветы в букете, а затем повернулась к кровати и озадаченно хмыкнула. «Пожалуй, стоит проверить, как обстоят дела на этом фронте. Может, пора отойти в сторонку, чтобы не мешать Марте». Охлаждение Штейна её не пугало, её начинало пугать собственное равнодушие; Эльзе стало казаться, что вместе с Мориску умерла какая-то часть её души. «Нет! Роза так бы со мной не поступила!» — эта мысль её успокоила, и она сбросила одежду.
Штейн толкнул дверь в спальню. При виде представшей соблазнительной картины у него загорелись глаза. Полностью обнажённая Эльза лежала поверх пёстрого лоскутного одеяла и, подперев голову руками, увлечённо читала. Последнее его несколько покоробило, но он решил, что сам виноват, заставив её слишком долго ждать. Увы, поместье, как всякое владение, требовало хозяйского присмотра и после бегства от Эльзы его отловил Карл Иванович, который был у него за сторожа, егеря и управляющего. И хотя старый оперативник вполне справлялся со своими многочисленными обязанностями, но был ряд таких дел, где он не хотел брать на себя ответственность. Например, любопытные мальчишки, сумевшие прорваться на запретную территорию и запертые в сарае. Сам Карл Иванович был не силён по части управления воспоминаниями и опасался, что не сумеет как следует почистить им мозги, а без этого их было нельзя отпускать. Прибегать к крутым мерам он тоже не хотел. Штейн проверил его улов и всем скопом отправил подростков в вампирские семьи. Все четверо оказались перспективными фениксами, так что ему пришлось связаться со штабом, чтобы там организовали благовидный предлог для их исчезновения.
В общем, Штейн действительно сильно припозднился и был доволен, что Эльза не злится. Впрочем, если бы она злилась на него, он был бы только рад.
После выхода из комы она почти не замечала его и в этом не было притворства. Погружённая в свой внутренний мир Эльза не обращала внимания ни на кого; даже Палевский не смог её расшевелить и сказал, что здесь нужно время, мол, лишь оно лечит душевные раны. Поставленный им диагноз расстроил Штейна куда больше, чем он сам ожидал.
Несмотря на требование Эльзы дать ей развод и уход из дома, он не верил, что это всерьёз. Женщины, что были рядом, всегда влюблялись в него, причём насмерть, и по доброй воле никогда его не покидали. Поэтому Штейн считал, что в жене говорит обида, и не спешил с примирением, к тому же разлука была своеобразным наказанием для неё.
Занятый делами, он не сразу узнал, что Эльза на задании, а узнав, был готов убить Марту, которая задержала его приказ о её переводе из оперативного отдела СБ в административную часть штаба Объединённых кланов.
Беду Штейн почувствовал до того, как пришло сообщение о том, что Эльза пропала с экранов радаров, тогда и выяснилось, что она ему далеко не безразлична. Вот только за это время между ними успела встать Мориску и теперь он не знал, как подступиться к жене, чтобы она не взбрыкнула и не ушла от него, причём навсегда.
Признание Эльзы застало его врасплох. Правда, проанализировав её поведение, он пришёл к выводу, что это игра. И всё же он был рад, что она первой сделала шаг к примирению.
Штейн снял одежду и, прежде чем лечь, аккуратно сложил её на стуле. Под его весом старая кровать, немало повидавшая на своём веку, жалобно скрипнула и основательно просела. Эльза поспешно отодвинулась, чтобы не скатиться ему под бок, и снова улеглась на животе и он, глядя на её нежный профиль, обрамлённый ореолом золотисто-рыжих кудрявых волос, с радостью ощутил, что жизнь возвращается в прежнее русло.
Видя, что он бездействует, Эльза вопросительно посмотрела на него.
— Я так понимаю, в бывшем СССР по-прежнему нет секса, — усмехнулась она и снова уткнулась книгу. — Предупреждаю, не жди от меня инициативы. Нет настроения.
— Почему ты не спрашиваешь, люблю ли я тебя? — спросил Штейн с ленцой в голосе.
В глазах Эльзы вспыхнули весёлые смешинки. «Надо же, что творится! Ледяной Тигр заговорил о любви. Срочно нужны скрижали и долото с молотком». Это действительно был необычный поворот в их отношениях, и она отложила томик со стихами.
— А ты меня любишь? — спросила она, заинтересованно глядя на мечту многих вампирских красавиц.
Раздумывая над ответом, Штейн улёгся на спину и уставился в потолок, где жук-короед искал себе укрытие; ни одно из них почему-то его не устраивало, и он настойчиво полз дальше. «Вот и я, как этот жук, всё чего-то ищу и никак не нахожу», — мелькнула у него мысль.
— Не знаю, Эль. Не хочу тебе лгать.
— В таком случае незачем было спрашивать. Не находишь? — спокойно проговорила Эльза и потянулась за томиком со стихами.
Штейн смерил её недовольным взглядом. «Нет настроения, говоришь? Ну и ладно! У меня тоже его нет. Продолжай мечтать о своей Мориску, а я посплю», — сердито подумал он и закрыл глаза.
Эльза покосилась на него, но промолчала.
В спальне установилась выжидательная тишина, нарушаемая лишь басовитым жужжанием мухи, которая всё никак не могла найти выход и по такому случаю билась об оконное стекло.
Поначалу Штейн делал вид, что спит, а затем и в самом деле задремал, накануне у него была бессонная ночь, но Эльза пихнула его в бок.
— Послушай, какая прелесть! — воскликнула она и с чувством продекламировала:
С весенним птичьим щебетом проснись,
Глотни вина и к лютне прикоснись.
Недолго ты пробудешь в этом мире,
И он не прокричит тебе: «Вернись!»
— Замечательно, — согласился Штейн и повернулся к ней спиной, но Эльза не унялась:
— Не спи, послушай ещё вот это!
Если жизнь твоя — ветром взметённая пыль,
Если пышный цветник превращается в гниль, —
Помни: выдумка всё, что тебя окружает,
А возможно и так: всё, что выдумка, — быль.
Чтобы привлечь его внимание, она стукнула его книгой.
— Правда, здорово сказано?
— Правда, — сонно пробормотал Штейн и попытался натянуть на голову подушку.
— Нет, ты не удирай! Ведь столько лет прошло — да что там лет, столетий! — а стихи до сих пор не устарели. Тот, кто их написал, удивительный человек.
«Издевается что ли?.. Вроде не похоже», — Штейн открыл глаза и, повернувшись к Эльзе, пытливо глянул на её грустное личико.
— Mein Gott! Страдала бы по мужику, я бы ещё понял, а тут не любовь, а одна стыдоба.
— В любви нет ничего постыдного, — сказала Эльза, стараясь не злиться.
— Скажи это кому-нибудь другому, а не мне, — буркнул Штейн, живо припомнивший свои детские страдания. — Спи давай или выметайся из комнаты! — рявкнул он.
— Ты это серьёзно? — Эльза смерила его взглядом.
— Серьёзней не бывает, — последовал ответ, и она пожала плечами.
— Дрыхни! Я тебе не мешаю.
— Ещё как мешаешь! Нет, чтобы сразу сказать: «Трахни меня, чтобы я не сомневалась в своей привлекательности», вместо этого будем читать дурацкие стишки и обижаться.
— Ладно, с тобой всё ясно, — Эльза села в кровати. — Привет Марте, а я пошла.
— Ага, сейчас! — взяв за талию, Штейн прижал её к себе и поцеловал. — Хочешь оседлать моего жеребца или по-прежнему нет настроения? — осведомился он, и на его пальцах показались когти. Заметив их, Эльза с трудом подавила внутреннюю дрожь. С их последнего раза прошло довольно много времени, и она успела отвыкнуть от болезненных ощущений в сексе. Штейн не подал виду, что заметил её реакцию и был предельно нежен, хотя живущий в нём зверь требовал крови и утверждения господства над самкой, вдобавок его усилия не оценили.
— Что с тобой? — осведомилась Эльза, глядя на него.
— А в чём дело? По-моему, всё нормально, — самолюбиво рыкнул Штейн, который чувствовал себя как спортсмен, полностью выложившийся, но не получивший вожделенный приз.
— Я же знаю, ты садюка и любишь жёсткий секс. Роль нежного любовника — это не твоё амплуа. Тсс! Не злись! — Эльза поцеловала его. — Томас, ты не думай, я всё понимаю и ценю твоё внимание, но можешь не переживать, со мной всё в порядке, — она улыбнулась. — А то мне кажется, что тут какой-то подвох и меня всё время тянет поискать свой стилет.
— Уверена? — засомневался Штейн, но его глаза заблестели.
— Абсолютно! Можешь не миндальничать. В конце концов, я же вампирка, а не человек… — не договорив, Эльза вскрикнула и выгнулась дугой. — Полегче! — простонала она, но Штейн её уже не слушал.
И всё же он действовал куда мягче, чем раньше, и несколько царапин и укусов были малой платой за тот чувственный фейерверк, который он ей подарил.
— Жива? — поинтересовался Штейн после завершения постельной скачки.
В ответ на его вопрос Эльза лишь приподняла голову и, застонав, снова уронила её на подушку. «Вот и замечательно! Это не ваши бабские игры, а настоящий секс», — ухмыльнулся он, крайне довольный собой, и накрыл её одеялом.
— Полежи, а я схожу распоряжусь насчёт обеда.
— Ты же хотел поспать, — невнятно пробормотала Эльза.
— Спасибо тебе и твоим стишкам, перебили весь сон.
Штейн поднял томик стихов, валяющийся на полу. Омар Хайям «Сад истин» прочитал он на обложке и положил книгу на тумбочку.
С обедом возникли сложности. Повариха была из местных и так уж вышло, что именно в этот момент она надумала рожать. Карл Иванович повёз её в больницу и Штейн взялся сам за приготовление обеда. На это у него ушло три часа времени, в основном из-за того, что пришлось ждать авиетку, посланную за недостающими ингредиентами, но он остался доволен результатом. Блюда получились съедобными, во всяком случае, на его вкус.
Когда он вернулся Эльза сладко спала. Собираясь её разбудить, он тронул её за плечо и она, не разобравшись спросонья, напала на него.
Штейн со стоном схватился за лицо.
— С ума сошла?!
— Господи! Глаза целы? — перепугалась Эльза и схватила его за руки. — Дай я посмотрю… Всё нормально, даже веко не задето. Томас, ты идиот! Сколько раз тебе говорить, не трогай меня, пока сплю! Сам знаешь, как трудно контролировать спецназовские рефлексы. В следующий раз точно останешься без глаз, или что-нибудь похуже! — напустилась она на него.
— Не сметь скандалить! Забыла наш уговор? Так я живо напомню! — рявкнул Штейн и, взяв ремень, с угрожающим видом шлёпнул им по ладони.
У них действительно был такой уговор, и Эльза со вздохом легла на живот. Порка перешла в секс и на этот раз пощады не было. Штейн, давший волю инстинктам, устроил Эльзе настоящую экзекуцию. Причём досталось ей не столько из-за того, что она чуть было не покалечила его, сколько из-за банальной ревности. Он никак не мог простить ей Мориску и, отводя душу, задал ей такого перцу, что Эльза, глотая слёзы обиды, вновь начала подумывать о разводе. По натуре она не была мазохисткой и лишь терпела его садистские причуды. Да только Штейн сразу же уловил её настрой и больше не экспериментировал[2].
К тому же секс — это ещё далеко не вся жизнь, а в остальном он был само обаяние и предупреждал её малейшие желания.
Постепенно их совместная жизнь в поместье вошла в привычное русло. Правда, беспокоясь о здоровье жены, Штейн взял на себя все хозяйственные заботы и зорко следил, чтобы она ни в коем случае не переутомлялась; из всех дел на её долю остались лишь прогулки на свежем воздухе. К тому же Эльза заметила, что в его отношении к ней больше нет того снисходительного равнодушия, из-за которого она чувствовала себя не женой, а содержанкой. Тем не менее она не спешила с выводами и не строила иллюзий относительно будущего её брака со Штейном — пока не произошло событие, в корне изменившее её взгляд на него и их будущую семейную жизнь.
В тот знаменательный день Эльза проснулась от холода. В настежь распахнутые окна, открытые ещё с вечера, ворвался порыв свежего утреннего ветра, и она зябко поёжилась. Простыня была как лёд, и она свернулась в калачик, но поджатые к груди коленки не помогли ей согреться. «Чёрт его побери! Сколько раз просила Томаса — закрывай окна! Так нет! Ад замёрзнет, когда он послушает меня», — проворчала она и свесилась с кровати, ища сползшее на пол одеяло. Завернувшись в него, Эльза вознамерилась ещё поспать, но не тут-то было.
По комнате поплыли чудесные ароматы свежесваренного кофе и сдобной выпечки. С некоторых пор Штейн баловал её завтраками в кровать, — правда, не сам, а посредством Карла Ивановича, который как призрак появлялся в спальне хозяев и также исчезал. Эльза села и, не открывая глаз, протянула руку. Вместо крышки, которой накрывали завтрак, её пальцы встретили пустоту. Готовность к неприятным сюрпризам было одним из пунктиков главы СБ и вампирскому спецназу часто портили ими жизнь. «Видимо, на этот раз завтракать я буду на потолке или после сеанса разминирования. Короче, сказка кончилась и начались трудовые будни», — вздохнула Эльза и с неохотой открыла глаза.
К её удивлению, сказка не кончилась, да и Карл Иванович не ушёл как обычно. Эльза поспешно натянула одеяло на грудь и он, ответив на её приветствие, подкатил сервировочный столик и поставил поднос на кровать. Помимо завтрака на нём стояла ваза с пунцовой розой, а рядом лежал томик стихов Омара Хайяма в роскошном кожаном переплете.
Всё с тем же церемонным видом истинного дворецкого Карл Иванович откланялся и Эльза, подняв очи горе, облегчённо выдохнула. Она отпустила одеяло, заменившее ей пеньюар, и вынула розу из вазы. На её нежных лепестках и листьях дрожали капельки утренней росы. Судя по запаху и виду, цветок был не из оранжереи. Эльза поставила розу обратно в вазу и взяла в руки книгу. На обложке был нарисован старик, на фоне гурий в райском саду; он с наслаждением прикладывался к бутыли с вином. И обложка, и иллюстрация были ручной работы, по уровню исполнения они сами по себе являлись произведениями искусства.
Гадая, что значат все эти дорогостоящие подношения, Эльза в задумчивости провела пальцем по золотому обрезу и наконец решилась открыть обложку уникального издания. Предчувствие её не обмануло, основной сюрприз крылся именно там. На форзаце красовалась надпись, сделанная размашистым твёрдым почерком:
Один к фиалке попадает в плен,
Другой — к тюльпану, в жажде перемен,
А мне милей — бутон стыдливой розы,
Что задирает платье до колен.
Р. S. Эль, я люблю тебя!
Эльза не помнила, сколько смотрела на постскриптум, но, судя по остывшему кофе, довольно долго. Она закрыла книгу и осторожно положила её туда, где она лежала. Аппетит пропал, и она без всякого удовольствия съела свой завтрак.
«Чёрт возьми! И что теперь будет? Влюблённый Штейн — это уже страшно! — обескураженно подумала она. — Впрочем, не исключено, что это всего лишь его месть за Розу».
Вот только Штейн при всех своих вывертах был человеком слова, и она это знала; если он сказал, что любит, значит, так оно и есть. «Вот дура! Раньше нужно было думать! Правильно говорят: смотри не пожелай, а то сбудется!» — обругала она себя. Она больше не знала, любит ли Штейна, зато она знала, что такое впасть у него в немилость.
«Господи, и почему судьба так несправедлива? — Эльза вспомнила свой сон в госпитале и к её глазам подступили слёзы. — «Прости, Роза, теперь я навсегда у тебя в долгу. Мне никогда не отплатить тебе за любовь той же монетой, — ведь ты заплатила за неё высшую цену…»
Подходящие случаю строки сами пришли на ум, и она прошептала:
Та, что сердце моё увела без труда,
Вновь надеждой меня одарила, когда
Жаркий бросила взор, словно камешек в чашу:
Он остыл, но зато закипела вода.
«Лживая сука! — Штейн замер у двери. — Все её слова о любви не стоят ломанного гроша, а ты как последний дурак поверил ей и вот тебе заслуженная награда!» Пряча гнев под маской спокойствия, он подошёл к Эльзе и, взвалив на плечо, отнёс её к бассейну на улице и сбросил в воду. Вынырнув на поверхность, она подплыла к бортику и, смахнув с лица мокрые волосы, не дающие ей рассмотреть Штейна, смерила его изучающим взглядом. С аналитическими способностями у неё всегда было хорошо, и ей не составило особого труда догадаться, что произошло.
— За что ты так со мной? — тем не менее сочла она нужным спросить.
— А то ты не знаешь! — резко отозвался Штейн.
— Не знаю. Сделай милость, скажи.
— Meine Liebe, du verpasst zu oft Wasserbehandlungen.[3] Думаю, такая причина ничем не хуже остальных, — последовал язвительный ответ и Штейн развернулся, чтобы уйти.
— Томас! — окликнула его Эльза. — Ревновать к мёртвым глупо. Ни к чему хорошему это не приведёт.
— Скажи это себе, — Штейн повернулся к ней. — Meine beste Freundin, тебе не стоило меня приручать, это может плохо кончиться.
Эльза насмешливо приподняла бровь.
— Это угроза?
— Понимай как хочешь.
Она догнала Штейна и, обняв, прижалась щекой к его груди.
— Вот глупый! Разве так обращаются с теми, кого любят? — она подняла голову и требовательно посмотрела на него. — Сейчас же поцелуй меня! Или я такое тебе устрою, что мало не покажется. Ну?.. Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю.
— Вот и кто здесь кому угрожает? — проворчал Штейн и, сдавшись, привлёк её к себе. — Эль, я не шучу! Если ты солгала мне насчёт любви, то лучше тебе держаться от меня подальше…
— Прости! — перебила его Эльза. — Спроси ты меня раньше, и я бы ответила «да», причём без колебаний…
Она отстранилась и судорожно вздохнула; ей очень не хотелось идти на этот шаг, но иного выхода она не видела.
— Томас, я не знаю, что в настоящий момент испытываю к тебе. Всё, что я могу сделать, это убрать ментальный щит. Так что смотри и решай сам: быть нам вместе или нет.
Штейн недоверчиво посмотрел на неё, но Эльза действительно убрала ментальный щит, давая ему доступ к своим истинным чувствам и эмоциональному фону. Такая открытость была высшей степенью доверия и это впечатлило его. После некоторого колебания он всё же погрузился в её глубинные воспоминания. Мистическая сцена с Мориску и на него произвела впечатление. В задумчивости он подхватил Эльзу на руки и понёс её к дому.
— Ну, что скажешь? — не утерпела она.
— Ты любишь меня, а остальное всего лишь бред воспалённого мозга, — убеждённо проговорил Штейн.
Эльза заглянула ему в глаза — он не кривил душой и она, поверив ему, успокоилась. В конце концов, решающим аргументом послужили её собственные чувства. Несмотря на все свои сомнения, она не хотела расставаться с ним.
_____________________________
[1] Морлоки (англ. Morlocks) — гуманоидные подземные существа-каннибалы. Персонажи фантастического романа Герберта Уэллса «Машина времени».
[2] Для таких развлечений у него была не только Марта; время от времени Штейн посещал определённый круг женщин, для которых униженное состояние и плеть с наручниками были лишь в радость, и подчас это были не просто жестокие игры, а вопрос выживания.
[3] Meine Liebe, du verpasst zu oft Wasserbehandlungen (нем. яз.) — Дорогая моя, ты слишком часто пропускаешь водные процедуры.