Поскольку девушка не горела желанием выходить за него замуж и, вообще, в последнее время начала поговаривать, что они разные люди, Антон форсировал события. При первой же возможности он напоил её и уложил в постель, а затем поставил ультиматум: либо она выходит за него замуж, либо остаётся с незаконнорожденным ребёнком на руках и едет обратно в свой Туркменистан. Тамара имела глупость рассказать ему, что у их семьи возникли сложности с гражданством в России.
Девушка, выросшая в патриархальных традициях, поддалась на его провокацию и, как оказалось, зря. Забеременела Тамара спустя два года после их женитьбы, но это уже не играло роли. Сразу же после свадьбы Антон взял её в такой оборот, что она и думать не смела о разводе; точней, думала она о нём постоянно, но боялась сказать вслух. В тот же вечер, когда она впервые заикнулась об этом, он её избил и с той поры уже поколачивал регулярно.
Антон прекрасно знал, что такое тактика запугивания, поэтому бил жену расчётливо, стараясь не оставлять синяков на лице и не повредить жизненно важных органов; бил исключительно для того «чтобы Тамарка не забывала, кто в доме хозяин», как говорил он приятелям. Причём бил отнюдь не по пьяни — Штейн был прав, выпивка для него была лишь благовидным предлогом.
И всё же, несмотря на сплетни, Антон не верил, что жена гуляет на стороне. Он знал, что сельчане от зависти распускают мерзкие слухи о Тамаре, — уж слишком она отличалась от местных баб. «Ишь, зазнайка! вырядилась и идёт, задрав нос», — шипели ей вслед. Мужчин раздражал её поучительный тон и рассуждения о таких вещах, о которых они имели крайне смутное понятие; ну а женщин бесила их постоянная готовность приударить за недоступной гордячкой и её умение одеваться. Действительно, всегда со вкусом одетая и причёсанная — хоть дома, хоть на людях — Тамара выглядела горожанкой на селе. К тому же у женщин был к ней дополнительный счёт. Сама того не желая, приезжая «училка» увела лучшего жениха на селе.
Но всё это было правдой до недавних пор.
Недели две назад в их устоявшейся жизни всё переменилось. А началось с того, что Тамара с дочерью и подругой Галиной пошли в поход — якобы это нужно для школьных дел. Неизвестно, где они бродили, но забрели далеко за второй притор; кроме чабанов, там редко кто бывал. Вернувшись, Галина начала взахлёб рассказывать, какая там богатая усадьба, и что в ней живёт такой красавец, что он наверняка артист. Потом выяснилось, что она сама не видела хозяина усадьбы и говорит со слов подруги, которая на все вопросы любопытных лишь с досадой пожимала плечами.
С той поры Тамара не то чтобы повеселела, но частенько ходила по дому с отрешённым видом и время от времени чему-то улыбалась. И как ещё заметил ревнивый муж, она особо тщательно начала следить за собой и даже отказалась от сладкого и мучного, чтобы похудеть.
К сожалению, это заметил не только он — на селе вообще мало что остаётся незамеченным, и на Тамару обрушился новый вал сплетен.
Нужно отдать ему должное, Антон долго крепился, хотя сельчане как могли подзуживали ревнивца, проча ему скорую замену в постели. Он сам не понимал, что его удерживает от расправы над женой. Виной тому было внутреннее предостережение, которое не раз спасало его в опасных ситуациях, особенно во время службы в армии, где с его характером ему пришлось не сладко.
Но не зря говорят, что горбатого исправит лишь могила. Последней каплей стал разговор с соседкой. «Смотри, Антошка, как бы твоя баба не принесла тебе подарочек в подоле. Будешь потом чужого выб…ка воспитывать», — ехидно сказала Толстая Маня, его соседка и бывшая пассия, пока он стоял в очереди за водкой.
Как и обещал приятелям, Антон проставился по случаю грядущих выходных. Они выпили по стакану и тут прибежал Серёжка, сын его сослуживца Олега Васильева, и взахлёб начал рассказывать о встрече с речным чудом-юдом и заодно передал слова Алисы. Услышав, что его жена готова полжизни отдать за ночь с артистом из-за притора, Антон потемнел от гнева. Видя это, Олег положил ему руку на плечо и предупредил:
— Бро, ты особо не расходись. Ещё ненароком убьёшь свою бабу. А оно тебе надо, мотать срок на зоне?
— Не боись, кореш! Убить не убью, а вот шкуру как следует выдублю, — угрюмо произнёс Антон и, чтобы отключить внутренний сигнал тревоги, один за другим хлобыстнул два полных стакана водки.
***
Приподнявшись на локте, Антон с удивлением пробежался глазами по лицу спящей Тамары и скинул с неё одеяло. На её теле не было ни единой отметины после вчерашних побоев. Более того её лицо сияло свежестью и нежной девичьей красотой — такой его жена была лишь в первый год их женитьбы. «До того, как ты начал систематически её избивать», — не преминула заметить совесть, и Антон нахмурился. Тут он заметил, что по лицу Тамары блуждает мечтательная улыбка — ей явно снилось что-то очень хорошее и поскольку это вряд ли могло быть связано с ним, он с такой силой стиснул её плечо, что она вскрикнула от боли.
— Давай жрать! Разлеглась тут, как корова, — мрачно пробурчал он, не сводя глаз с неожиданно похорошевшей жены.
Ничего не понимая, Тамара Васильевна испуганно посмотрела на него — такого ещё не случалось, чтобы Антон причинял ей боль в трезвом виде. Обычно, избив её, на следующий день он клялся, что это в последний раз и на коленях умолял его простить и она, скрепя сердце, выносила устроенный им балаган. Как правило, он заканчивался тем, что муж тащил её в постель, где она как могла старалась его ублажить: из-за опасения, что вечером он снова напьётся, а это было чревато очередными побоями.
— Сейчас, сейчас! — пролепетала Тамара Васильевна и, вскочив с кровати, бросилась в кухню. К своей досаде, она обнаружила что нет ни электричества, ни газа и для готовки нужно растапливать печь.
Когда завтрак был готов, она заглянула к дочери, но та ещё спала, и она тихонечко притворила дверь, не желая её будить. «Пусть Лисёнок ещё немного поспит, а то ей тоже вчера несладко пришлось», — с болью подумала Тамара и направилась было к спальне, но муж её опередил и вышел сам. Антон был уже полностью собран и по-прежнему мрачен как туча.
Завтракали они в полном молчании. Уходя на работу, Антон не сказал ни слова, но напоследок с такой силой хлопнул дверью, что зазвенела посуда на полках. Тамару передёрнуло от неприятного предчувствия; оно говорило ей, что вечером будет продолжение скандала с побоями. «Господи, только не это!» — прошептала она, борясь с отчаянием, и её взгляд невольно обратился к топору, стоящему у печи. «Сумка!» — спохватилась она. К её удивлению, собранные ею вещи лежали на прежних местах, хотя она не помнила, чтобы возвращала их туда. Тамара снова собрала сумку и, вынеся её во двор, припрятала в укромном месте. Чтобы избавиться от тревоги, она взяла колун и направилась к поленнице. Сыроватые еловые чурбаки кололись легко, кучка дров росла и вместе с ней росла её уверенность. Мысль об убийстве мужа больше её не пугала — в этом она видела единственный путь к свободе.
— Мама! — позвал её встревоженный голос дочери.
Тамара обернулась, и Алиса влетела в её объятия.
— Мама, ты как? — спросила она, не смея посмотреть на мать. Девочка была уверена, что после вчерашнего та вся в синяках.
— Всё в порядке, Лисёнок, — спокойно ответила Тамара и пригладила взлохмаченные волосы дочери.
Алиса вскинула голову и её личико просияло радостью.
— Это он, да? — выпалила девочка и взвизгнула от полноты чувств. — Риддик такой классный! Правда, мам? — запрыгала она вокруг матери.
— Какой ещё Риддик? Его зовут Томас и он совершенно обычный человек, — строго сказала Тамара и, подхватив дочь на руки, усмехнулась. «Конечно, если не считать того, что он представился вампиром, и доказал это не только словом, но и делом».
— Это же он вылечил тебя, да? — девочка заключила лицо матери в ладошки и внимательно его осмотрела. — Здорово! Ты даже помолодела.
— Есть такое дело, — созналась Тамара и предостерегающе прижала палец к губам дочери. — Только, чур! молчок об этом! Хорошо?
Посерьёзневшая девочка согласно кивнула.
— Не бойся, мамочка! Я больше никому ничего не скажу. А сейчас пусти, меня ребята ждут.
— Сначала позавтракай.
— Я уже поела, пока ты колола дрова. Я пойду!
— Лисёнок, не пропадай надолго! Я жду тебя к обеду! — выкрикнула Тамара, озадаченная жёстким выражением на личике дочери.
Как и обещала, к обеду Алиса вернулась — спокойная и довольная, хотя у неё кровоточила губа и зрел синяк на скуле. После устроенного матерью допроса она созналась, что подралась с друзьями.
— Зачем ты это сделала? — Тамара Васильевна укоризненно посмотрела на дочь. — Ведь Нина, Костик и Сергей — твои единственные друзья. Если они отвернутся от тебя, с кем ты останешься?
— Ни с кем! — решительно заявила Алиса. — Предатели! Мне такие друзья не нужны! — добавила она и что-то такое было в голосе дочери, что Тамара Васильевна лишь вздохнула и повела её в дом, чтобы обработать раны и зашить порванное в драке платье.
После обеда она попробовала заняться привычными делами по хозяйству, но у неё всё валилось из рук. Тогда, отрезая себе путь к отступлению, она подвела дочь к поленнице и вручила ей припрятанную сумку.
— Лисёнок, сегодня ты заночуешь у тёти Гали.
— Папка снова напьётся? — вскинулась Алиса.
— Думаю, да.
— А как же ты? — испуганная девочка вцепилась в мать. — Мамочка, давай уйдём к тёте Гале вместе!
— Я приду, но несколько позже. Хорошо? Я должна кое-что сказать твоему отцу, прежде чем мы уйдём от него. Уйдём навсегда. Не бойся, доча, в этот раз он ничего мне не сделает. Я буду не одна, а с Томасом. Он меня защитит.
— Правда? — Алиса всхлипнула, не выпуская руки матери.
— Правда, — сказала Тамара Васильевна как можно уверенней. — Ведь твой Риддик из тех, кто держит своё слово, — добавила она для вящей убедительности.
— Да, он такой! — повеселела девочка.
— Какой ещё Риддик? Это твой артист, что ли? — прервал их противный женский голос.
— Чего тебе? — с неприязнью спросила Тамара Васильевна, обнаружив что соседка подслушивает их разговор — она пряталась за старым тополем, растущим во дворе. Вот только ствол дерева был не настолько массивен, чтобы полностью скрыть её расплывшуюся бочкообразную фигуру.
По-утиному переваливаясь с боку на бок, Толстая Маня приковыляла к ним и без малейшего смущения уставилась на похорошевшую соперницу. В её заплывших голубых глазах читалась жгучая зависть.
Чувствуя, что у неё холодеют конечности — так бывало, когда её доводили до бешенства, Тамара Васильевна стиснула зубы. Это был далеко не первый случай, когда Толстая Маня шастала у неё во дворе, как у себя дома — под тем предлогом, что зашла занять соли или ещё какой-нибудь кухонной мелочи, но чаще одалживала деньги, как правило, триста, пятьсот рублей, иногда тысячу. Деньги были небольшие, но поскольку она ни разу не вернула долг, то это вылилось более чем в солидную сумму, к тайному негодованию Тамары Васильевны. По её прикидкам, она из года в год больше месяца работала исключительно на Толстую Маню и это, не считая постоянного воровства. Каждый раз после посещения соседки она чего-нибудь да недосчитывалась в доме.
— Нагляделась? — взяв колун, Тамара Васильевна выразительно посмотрела на наглую бабу. — Сама уйдёшь или дать обухом по башке? — поинтересовалась она недобрым тоном.
— Проститутка! Шалава подзаборная! — визгливо выкрикнула Толстая Маня и упёрла руки в боки. — От людей ничего не скроешь! Все знают, что до Антошки ты промышляла на трассе. Да-да! За рупь ложилась под любого шоферюгу! И сейчас лишь ленивый тебя не трахал, а этот дурак, твой муженёк, всё жалеет тебя. Ну ничего! Я ему сегодня расскажу, чего вы с хахалем и своей доченькой-воровкой удумали, он на тебе живого места не оставит…
Раздался яростный вопль, и Тамара Васильевна с недоумением посмотрела на оседающую на землю соседку. В следующее мгновение она отбросила колун и, сорвав брезент с поленницы, накрыла им истекающую кровью Толстую Маню, а затем выхватила окровавленный камень из рук дочери, вознамерившейся добить соседку, и прижала девочку к себе.
— Успокойся, Лисёнок! Не нужно злиться! — приговаривала она, всячески стараясь успокоить дочь, но она, как разъярённый котёнок, рвалась из её рук.
— Пусти! Я убью эту гадину!.. Я и его убью, если он снова будет тебя бить! — полузадушено выкрикнула Алиса.
— Тсс! — Тамара Васильевна прижала ладонь ко рту дочери и, глядя в её возбуждённо блестящие глаза, мягко улыбнулась. — Ах ты, моя маленькая защитница!.. Лисёнок, даю тебе слово, отец больше не посмеет оскорбить нас. Даже словом.
— Ты не сможешь! Он снова изобьёт тебя! — в отчаянии выкрикнула девочка.
— Нет, я больше не позволю ему издеваться над собой, — твёрдо сказала Тамара Васильевна и, оглянувшись на пришедшую в себя соседку, подтолкнула Алису к калитке. — Вот держи сумку и беги к тёте Гале. Ждите меня ближе к ночи.
— Ага! С милицией! — Толстая Маня смерила мать и дочь злобным взглядом. — Паскуды! Так и знайте, я вас обоих упеку в тюрьму! — сказала она с мстительным удовольствием.
Толстуха потеряла сознание с перепугу. У Алисы не хватило силёнок и роста ударить её как следует, камень задел её вскользь, поэтому рана была пустяшной, разве что кровоточила сильно.
Тамара Васильевна посмотрела вслед дочери и быстро оглядела улицу — там было пусто. Тогда она взяла колун и, догнав ненавистную соседку, что есть силы ударила её обухом по голове.
— Нужно говорить обеих, а не обоих, — назидательно проговорила она, прежде чем накрыть труп брезентом, а затем отправилась в баню, чтобы смыть с себя кровь и мозги Толстой Мани.
После этого Тамара Васильевна надела своё самое лучшее платье и, сделав причёску, тщательно накрасилась. В ожидании мужа она весь вечер просидела у кухонного окна. Когда калитка стукнула, возвещая, что он пришёл, она пересела за стол и положила топор на колени.
Несмотря на старания Штейна, в тот же вечер Антон основательно напился. Когда он набросился на жену с кулаками, та без колебаний рубанула его топором.
В какой-то момент к Тамаре Васильевне вернулось ощущение действительности. Она посмотрела на окровавленные останки своего мучителя, а затем с трудом разжала сведённые пальцы. Топор упал, задев её по ноге, но она не почувствовала боли и походкой заводной куклы направилась к двери.
На улице кто-то невидимый схватил её за руку и потянул за собой, а затем впихнул в такую же внешне невидимую машину. Она не закричала и не испугалась: ей было всё равно.
Штейн отключил режим невидимости комбинезона и вколол Тамаре антидепрессант, а затем укутал её в одеяло. Лишь тогда её немного отпустило, и она беззвучно заплакала.
Женщина всё плакала и плакала, но Штейн не торопился и терпеливо ждал, когда подействует лекарство. Наконец он почувствовал перемену в её состоянии и улыбнулся.
— Ну что, летим за Алисой?
— Летим? — Тамара Васильевна судорожно вздохнула и потянулась за носовым платком. — Зачем это? Галя живёт недалеко, — она ткнула пальцем в соткавшуюся перед ней карту посёлка. — Вот её дом.
Благодаря крошечному чипу, вживлённому под кожу девочки, Штейн и так знал, где она находится, но Тамара была нужна ему живой и здоровой. Палевский заинтересовался способностями необычной менталистки и хотел, чтобы её доставили в институт генетики.
Тамара была ему симпатична и он, зная, что её ждёт в исследовательском отделе, подумывал потихоньку её прикончить, обставив дело как самоубийство, но затем решил не злить главу СС и оставить всё как есть.
Ощутив приближение Штейна, Эльза вышла ему навстречу и с удивлением посмотрела на его сопровождение. Это была слегка полноватая молодая женщина в забрызганном кровью платье и рыжеволосая девочка. Судя по тому, как они крепко держались за руки, это были мать и дочь.
***
Исчезновение семьи Шкловских и их соседки Марии Семёновой породило массу диких слухов, которые выплеснулись на просторы интернета, но вампирская СБ сработала оперативно, поэтому областная полиция, привлечённая к этому делу, не нашла явных следов, говорящих о том, что произошло преступление.
Правда, по делу Марии Семёновой некоторое время под подозрением находился её муж Николай Семёнов, но против него не было весомых улик, к тому же участковый ручался за него — мол, по причине редкой трусости мужик абсолютно не способен на убийство. В качестве подтверждения своих слов он провёл следственный эксперимент, то есть полоснул себя ножом по пальцу, и подозреваемый при виде крови тут же грохнулся в обморок. После этого, а также полной бесперспективности дела власти его закрыли.
Поначалу в посёлке судачили много, а затем, как водится, Шкловских забыли. Правда, приятели Антона нет-нет да поминали его, гадая, куда он делся. Версии были самые разные, но большинство склонялось к тому, что он убил свою жену и Толстую Маню, которая стала свидетельницей его преступления, а затем сбежал, прихватив с собой дочь.
Лишь Олег Васильев, сослуживец Антона, знал правду, но помалкивал, чтобы не прослыть сумасшедшим. Обеспокоенный злобным настроем товарища — на этот раз для разборок с женой Антон прихватил с собой трофейную финку, оставшуюся от прадеда, — он решил заглянуть к Шкловским и видел, как Тамара, забрызганная кровью, вышла из дома, а затем, ведомая кем-то невидимым, растаяла в воздухе.