ГЛАВА 20. Гость из прошлого
Палевский кивнул вошедшему Штейну.
— Что ты об этом думаешь? — спросил он, когда тот сел.
— Если ты о Нике, то он не хочет выпускать девчонку из своего логова и изобретает для этого всяческие предлоги. Детский сад, ей-богу! Причина очевидна. Он спит с ней и не хочет, чтобы ты об этом знал.
Глава вампирского СБ взял кофе и в знак признательности кивнул зеленоглазой красавице Лине, исполняющей при короле вампиров роль бессменного личного секретаря.
— Ты же говорил, что у него целый гарем для этого, — заметил Палевский.
— О том и речь. С некоторых пор наш юный Старейший забросил своих жриц любви и тем не менее что-то не похоже, что он страдает от воздержания. Скорей уж наоборот, — Штейн отпил полстакана кофе и зорко глянул на Палевского. — Чего не скажешь о тебе. Хочешь сосватаю кого-нибудь из пассий Ника? Товар отборный, сам проверял. Красавицы как на подбор, впрочем, так оно и есть. И всё же главное не в красоте. Девчонки вытворяют такое, что встанет даже у мёртвого.
— Кажется, я ещё жив и столь радикальные меры мне ни к чему, — холодно сказал Палевский, но блеск в его глазах выдавал, что он заинтересовался.
— Так ты представь, что они делают с тем, у кого с потенцией всё в порядке, — воодушевился Штейн. — Клянусь, пару раз я выползал от них, еле стоя на ногах. Умереть в объятиях такой волшебницы моя заветная мечта…
— И как на твою заветную мечту смотрит Эльза? — перебил его Палевский, и Штейн бросил на него укоризненный взгляд.
— Вот надо было вспоминать о ней? Отбил всякое желание гульнуть на стороне, — проворчал он.
Палевский усмехнулся.
— Лучше я, чем она, — сказал он, и глава СБ, припомнивший подозрения Рени, поперхнулся остатками кофе.
— Ты чего? — прищурился Палевский.
— Да так, ничего, — просипел Штейн, возблагодарив природу за то, что она даровала ему непробиваемый ментальный щит, преодолеть который не мог даже сам Старейший. — Что ты будешь делать? Слетаешь на Старую базу? — поинтересовался он.
— Вряд ли, — раздумывая, произнёс Палевский. — Ник не слишком усердствует, скрывая свои отношения с Мари, значит, у него серьёзные намерения. Конечно, мне не нравится, что такое происходит между членами моей семьи, но я не буду им препятствовать.
— Даже если они захотят пожениться? — спросил Штейн и неожиданно ощутил сильнейший внутренний протест.
— Teufel! — вырвалось у него, и он смял опустевший бумажный стаканчик, не понимая, откуда у него такой острый приступ ревности к Нику. «Мне же нафиг не сдалась дочка Палевского! Тогда с чего вдруг я распереживался, что она достанется не мне, а другому?» И тут подал голос его альтер-эго. «Потому что она моя! — рявкнул Реотан. — Не смей отдавать мою алин ничтожному мальчишке из дома Лета!»
Схватка была короткой, но ожесточённой. Победа осталась за Штейном, и он виновато улыбнулся, обнаружив, что сидит в кресле и его скрюченные пальцы изо всех сил цепляются за деревянные подлокотники, а по вискам катится обильный пот.
Видя, что он очнулся, Палевский приставил стакан к его губам. «Пей!» — приказал он, и Штейн с трудом проглотил безвкусную жидкость, резко пахнущую лекарством.
— Что случилось? — спросил Палевский спокойным тоном, как будто не было рукопашной схватки с взбесившимся главой СБ. Если бы не закатившиеся глаза и отсутствующее выражение лица, он убил бы его.
Измученный Штейн поднял на него глаза и, дотронувшись до шишки, зреющей на голове, криво усмехнулся.
— Даже не знаю, как тебе сказать, чтобы ты с ходу не упёк меня в свою психушку.
— Говори, как есть. Я пойму.
— Очень на то надеюсь, — пробормотал Штейн, не зная, как подступиться к делу, чтобы его действительно не отправили на лечение к психиатрам или того хлеще — к наркологам, объявив, что у него белая горячка, развившаяся на почве неумеренного потребления алкоголя.
Он взял коробку с салфетками и, вытерев пот с лица и шеи, собрался с духом.
Лгать Палевскому — при его эйдетической памяти и соответственно способности запоминать беседы дословно — значило напрашиваться на неприятности, поэтому Штейн плюнул на конспирологию и рассказал всё, как было.
Вопреки его ожиданиям, ведущий специалист института генетики отнёсся к его повествованию о рае Реотане без видимого скептицизма. После дотошного допроса ему было предложено на выбор: незамедлительный сеанс гипноза или полное обследование в вампирской клинике.
Гипноз был чреват потерей контроля над ментальным щитом, но речь шла о доверии к тому, кто был ему наставником и самым близким другом; к тому же у обоих был временной цейтнот. Штейн подумал и скрепя сердце согласился на гипноз.
Палевский снял с шеи цепочку с круглой флешкой, замаскированной под старинную золотую монету. Усыпив Штейна, он, прежде чем приступить к гипнозу, глянул на кольцо, подарок Ника на его недавний день рождения. Кольцо было точно такое же как у него — лотос из цельного розового алмаза. Хотя об этом не было сказано, он знал, что Ник отдал ему оригинал, а копию оставил себе. Его поступок привёл к тому, что ледок в отношениях между ними растаял окончательно. Палевский знал, что кольцо принадлежало райте Ниде, матери Ника. Это был не просто ценный дар, это было нечто большее; путь к тому, чего он пока не мог принять — слишком много обид и крови лежало между ними — тем не менее первый шаг был уже сделан. И хотя высокомерный мальчишка частенько выводил его из себя, это была уже злость не к врагу, а к члену семьи.
— Ты прав, Таятан, Томас ревнует, — раздался насмешливый голос и Палевский вскинул голову.
Он не понимал, как такое возможно, но сидящий перед ним мужчина даже внешне отличался от Штейна. Но дело было не столько в цвете его глаз, внезапно приобретших яркую синеву, он казался старше, выше и мощней, чем Штейн, хотя не исключено, что такое впечатление возникало благодаря его манере держаться и, главное, выражению лица. Это была такая гремучая смесь гордости, высокомерия и привычки к безоговорочной власти, что Палевскому стало не по себе.
— Кто вы? — резко спросил он.
— Не задавай идиотских вопросов, — зевая, Реотан встал и, сладко потянувшись, ворчливо добавил: — Совести у тебя нет, совсем загонял Томаса. Он тебе не каторжанин, чтобы работать днём и ночью.
— Почему вы зовёте меня Таятаном?
— Потому что ты и есть он, — Реотан подошёл к Палевскому, который поднялся ему навстречу, и с любопытством его оглядел.
— Крейд! — покачал он головой. — Кто бы мог подумать, что правящий дом Лета и здесь подложит мне свинью. Столько лет непримиримой войны и вот, стоило одному из моих потомков сунуть свой член туда, куда не нужно, и все труды насмарку.
— Вы это о чём? — скрипнул зубами Палевский.
— О том, что политика заложница страсти, — хохотнул Реотан и дружески хлопнул его по плечу. — Не переживай, Таятан! На твоё счастье, ты тоже из моих потомков. Будь это иначе, я уже давно свернул бы тебе голову и поставил Томаса во главе ублюдочного племени вампиров, которое развёл здесь твой сынок.
— То есть вы утверждаете, что вы тоже пришелец из прошлого? — поинтересовался Палевский, к которому вернулось самообладание. Он разлил коньяк по бокалам и один из них протянул раю Реотану.
— Не глупи, дружок, — отозвался тот и, взяв бокал, сел в кресло. — Я всего лишь древнее привидение, живущее в том, что ты на учёный манер зовёшь бессознательным сознанием. Я есть и в тебе, и в Никотане, но в Томасе меня больше всего. Так уж легли гены, что он вылитая моя копия, поэтому с ним мне легче управиться.
— Так вы… — начал Палевский, готовый к долгой битве, но Реотан покачал головой.
— Не переживай, я уйду. У меня своя судьба, у Томаса своя. Я не отберу у него жизнь, хотя мог бы это сделать. К тому же я дал ему слово, поклявшись богами, а боги Зимы не прощают клятвопреступников, — он залпом выпил коньяк. — Только у меня к тебе одна просьба. Дай мне ещё раз увидеть Руану.
Палевский бросил на него непонимающий взгляд.
— Руану?
— Это твоя внучка Мариэль. Её прародительница была моей наложницей и матерью моего сына, чья кровь течёт в ваших с Никотаном жилах, — пояснил Реотан и остро глянул на Палевского. — Любовь не умирает, не так ли, Таятан? Вряд ли ты знаешь, что твоя последняя жена… — он вздохнул. — Это ли не насмешка судьбы? Спустя миллионы лет копия Таятана и копия райты Ниды находят друг друга, но между вами встаёт Риза, твоя собственная дочь. Вот и я мечтаю забрать себе Мариэль, а ведь Томас и Эльза любят друг друга. Так что налей мне на прощание твоего распроклятого коньяка. Кстати, ты знаешь, что Томас терпеть его не может? — и удивительный собеседник протянул Палевскому свой бокал.
— Конечно, знаю.
— Если знаешь, то какого крейда заставляешь его пить? Что ж, а реэ а, ду мэ дус, рай Таятан.
— Та лур дойсе, рай ин рай Реотан, — машинально ответил Палевский.
Знаменитый эрейский владыка бросил на него насмешливый взгляд.
— Счастья на новой родине! — сказал он, прежде чем выпить.
— Думаете, у нас получится её найти? — оживился Палевский.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, — ответил Реотан и с угрозой добавил: — А теперь дай мне увидеться с моей любовью, а то я останусь и мало тебе не покажется.