Открыл дверь в свою комнату, встал под душ. Вода приятно стекала по телу, а он стоял и слушал, как она течёт, на лице продолжала блуждать идиотская счастливая улыбка — ничего не мог поделать с постоянно разъезжающимися губами. Взял шампунь, держал его в руке с минуту, забыв, что с ним надо делать, потом намылил голову, закрыл глаза. Шампунь пах шафраном и апельсином. Сначала не понял, что звучало в голове, расслабился, но потом чётко услышал голос. Прислушался внимательнее. Замер. Незнакомый женский голос, с лёгким непонятным акцентом.
— Богдан, я пришла на стук твоего сердца.
Он так испугался этого непривычного, нового голоса, что включил зачем-то горячую воду и чуть не обжёгся. Это ещё кто? Смерть, что ли? Привычка не верить своему счастью из той старой жизни ещё не отпустила. Выключил воду и опять прислушался.
— Но это моё сердце. Оно стучит для меня, — послал он ответ.
— Энергия любви для всех, — продолжил голос.
— Кто вы?
— Я — Жрица Наами. Не бойся! Это моя клиника.
Богдан всмотрелся сквозь мокрое стекло душевой кабины и увидел женский силуэт в длинном балахоне до пят. Затем он немного приоткрыл ползающую стенку, чтобы рассмотреть силуэт получше.
— Твоя нагота — это предрассудок. Мы не стесняемся своих тел. Я подожду в комнате, — сказала Жрица и исчезла.
Богдан кое-как вытерся полотенцем, накинул висевший на вешалке халат и вышел в комнату. Разбитое панно, раскиданные инструменты, валяющаяся одежда — комната оставалась в том виде, в котором он её оставил.
— Прощу прощения за бардак. Я спешил, — сказал Богдан.
Перед ним стояла молодая женщина, лет тридцати, высокая, около метра восьмидесяти, очень худая, или, точнее, узкая, тонкокостная, с почти белыми волосами, спускавшимися ниже плеч, и с яркими, большими синими глазами. Одета она была в длинную белую тогу с капюшоном, который не закрывал ни лица, ни волос и каким — то чудесным образом держался на голове, придавая её образу монашеский вид. Или сектантский. На шее на длинном шнуре висел золотой кулон с изображением Сатурна.
— Настало время нам с тобой познакомиться, Богдан. Я пришла из Внутренней земли.
Богдан стоял, не шевелясь и не произнося ни слова.
— Мы живём на планете около двадцати миллионов лет, — улыбалась Жрица, — телепортация — это всего лишь управление энергией, это технология, которой человечество Поверхности лишили по определённым причинам. Это не так сложно. Ты научишься со временем.
— Я, что, особенный? Почему я? — несмотря на неожиданность и некоторый страх от присутствия белокурой Жрицы, Богдан старался не подавать виду и спросил её немного агрессивно. Но он и правда не знал, почему она выбрала его для таких откровений, и начал предвкушать что-то новое и пугающее, какой-нибудь сложный выбор, судьбоносное решение, перемену.
— Приходит время, когда людям надо полагаться на самих себя, на свои скрытые возможности, вставать на путь познания самих себя. Только этот путь спасёт вас, — Жрица говорила непоколебимым тоном, к которому привыкли прислушиваться и исполнять без лишних вопросов.
— Вы пришли с добрыми намерениями? — осторожно спросил Богдан, уже теряя свой напор.
— Люди Внутренней земли всегда стараются помочь населению Поверхности не переступать черту самоуничтожения. Были провалы, большая волна смывала целые цивилизации, и скоро опять может наступить такой момент.
Богдан сразу вспомнил про библейский потоп, ковчег, «каждой твари по паре» и прочее — старые привязки ещё дёргали за ниточку.
— Наши провалы — это история предательств. А вы едины? — он посмотрел ей в глаза и нашёл там снисхождение. Потом на её лице промелькнула лёгкая улыбка.
— У нас тоже встречаются проблемы, но мы научились их решать мирным путём, — она нагнулась и подняла с пола валяющийся кусок деревяшки, повертела его в руках, потом разжала длинные пальцы и дерево рассыпалось, падая вниз мелкими кусочками, — сейчас мы нуждаемся в друг друге перед общей опасностью.
— Опасностью? Какой? Нам грозит рабство? — выпалил свои догадки Богдан.
— Не всем. Но надо помочь остальным. Я отвечу на твои вопросы. Придётся немного подождать. Ты на верном пути.
— Разве я знаю свой путь? — удивился Богдан.
— Нет, не знаешь.
— Послушайте, я пришёл сюда с женщиной и ради женщины. Я пришёл потому, что боялся её потерять. Потерять своё примитивное и ясное человеческое счастье. Я согласился на все условия, чтобы потом уйти. Я вижу, что становлюсь другим, точнее, я уже стал другим, чего уж там. Но, по большому счёту, это такой же я, и рядом, здесь такая же Марго. Да, у нас другие новые тела, спасибо большое, но, скажите мне — что я должен сделать, чтобы уйти?
— Ещё немного, и тебе некуда будет идти. Ты даже не получишь воплощения, потому что будет негде воплощаться. Твоя испуганная душа будет болтаться в отстойнике и молиться стать хотя бы травинкой в грязном болоте на самой далёкой планете в самой далёкой галактике.
— Но меня никто не спросил. Пусть я буду с такой же судьбой, как у миллионов с Поверхности. Я случайно сюда попал.
— Случайностей нет, Богдан. Мы должны сохранить жизнь.
— Жизнь, в смысле, живое? Вы, что, просите у меня помощи?
Жрица демонстративно оглядела комнату, даже прошлась взглядом по потолку.
— Тут больше никого нет.
— Ну, наконец-то. А то я всё учусь, учусь, как принц какой-то в тайном королевстве.
— Скажи ещё, тебя плохо кормят, — улыбнулась Жрица. Её улыбка оголила ряд ровных крупных очень светлых, почти белых зубов, и лицо стало совсем человеческим, красивым женским лицом, интересным, запоминающимся.
— О, нет. Этого я никогда не скажу, — покачал головой Богдан, — наша столовка — это святое.
Жрица засмеялась. «Какая красивая!» — подумал Богдан.
— У меня есть главный вопрос вы обещаете мне свободу? Мне и Марго?
— Ну, только если от тебя самого, — она взяла в правую руку кулон, висевший на шее.
— Да, с этим сложнее.
— Я приду завтра, — Жрица потёрла большим пальцем по кулону и быстро растворилась в воздухе.
Как жаль, что она так быстро исчезла. Он только начал к ней привыкать и только почувствовал, что страх отступил, что можно многое прояснить, нащупать хоть какую-нибудь определённость… Опять захотелось её видеть. Но вскоре воспоминания о Марго заглушили все другие мысли, он закрыл глаза и медленно опустился на кровать.
21.
Я не готов спасать мир
В аудитории, где они обычно занимались, довольно просторном зале без окон, стояли четыре новых кожаных или, может, сделанных из чего-то очень похожего на кожу, белых кресла, невероятно удобных и многофункциональных. Кресла не только сгибались, поднимались и вертелись во все стороны — они каким-то образом нарушали общепринятые человечеством законы гравитации, отделялись от основания и парили в воздухе. На правом подлокотнике находился небольшой кнопочный пульт управления. Можно было отплыть от всех в дальний угол и затихориться, обдумывая задание или получая информацию. Богдан часто так делал. Иногда задания были очень сложными и всегда ограничивались по времени для их решения. Удалившись в дальний угол, он мог максимально сконцентрироваться.
В новых шлемах, которые всем четверым выдали после омоложения, получать информацию стало намного удобнее, но Муслим как-то обмолвился, что шлемы просто косметика, так как им, похоже, опять переформатировали мозги, и это они сами, без шлемов, уже могли быстрее считывать и воспринимать материал. Они настолько много уже всего знали и помнили, мгновенно сопоставляли и анализировали новые данные, что сравнивать себя с собою прошлыми становилось смешно.
— Что ты будешь делать, когда выйдешь отсюда? — спросил Муслим.
— В смысле? — переспросил Богдан.
— Ну, как ты планируешь зарабатывать себе на жизнь? Ты же понимаешь, что можешь устроиться на любую работу, связанную с наукой, технологиями или медициной, на худой конец. Ты что-нибудь себе подобрал?