— Сейчас становится сложно. Не так, как век назад. Опасность идёт из другой галактики. Идёт жестокая вербовка как ваших, так и наших. Мы должны начать объединяться.
Что она такое говорит? Объединяться? 18 миллионов лет назад. Пришельцы. Я-то что могу? Но ведь она это мне говорит! Богдан протянул руку к руке Жрицы.
— Можно до тебя дотронуться?
Она красиво улыбнулась, по-женски как-то, хлопнула ресницами и обдала синевой.
— Я же прошёл очищение с ног до головы.
Захотелось её обнять. Как у них там с отношениями? Что могут мужчины, и что не могут женщины? А ещё и Жрица. Она подняла руку и провела ею по щеке Богдана.
— Ты прекрасна
— Захотел удостовериться, голограмма я или нет?
— Не совсем, — сказал Богдан, дотрагиваясь до её руки. Его переполняли чувства восторга к этой в прямом смысле неземной красавице, дурманящей всё его естество, — хотел бы попросить отправить меня обратно. А то я теряю рассудок, — улыбнулся он.
Она взяла кулон.
— Отправляю. Может, и правда, хватит на сегодня.
И Богдан полетел.
Часть 3
24
Даша
Около шести вечера Орлов быстрыми шагами зашёл в приёмную, механически кивнул уже не ждавшей его Марине, открыл дверь в кабинет и плотно её за собой закрыл. В кабинете, не сбавляя темпа, подошёл к столу, схватил лежавший на нём пульт и включил телевизор. Потом уселся в кресло, положил ноги на стол, как начальник в голливудском фильме, и уставился на экран, спустившийся на тонком кронштейне с потолка. Орлов заехал в офис к концу рабочего дня, чтобы посидеть в кабинете перед телевизором и послушать эфир с интересовавшим его молодым учёным Горбуновым. Горбунов считался ведущим специалистом в деле создания нейросетей, искусственного интеллекта и сложных систем обработки информации компании «AI. GORBUNOFF».
Интервью вырисовывалось примитивным и поверхностным, предназначенным для самой широкой публики, которая в состоянии задержать внимание на подобных темах максимум минут шесть-семь. Первым вопросом был: «Что такое «искусственный интеллект» в широком понимании».
Орлову не надо было знать мнение какого-то молодого «знайки» о вещах, в которых он разбирался, как мало кто на всей планете. Конечно, если не считать таких же ИИ Проповедников, разбросанных по разным странам. За два года существования компания Горбунова делала невероятные успехи в области обработки информации о технологиях по анти-эйджингу, начиная от научных проектов и первых стадий разработок и заканчивая работающими на полную мощность машинами и роботами. Всё, что делалось в мире в этой области, чудесным образом поступало в закрома «AI. GORBUNOFF», обрабатывалось, складывалось по полочкам и было готово к применению в ту же секунду.
— Искусственный интеллект начался с работ Розенблатта и появления понятия нейронная сеть, — вещал молодой учёный с экрана.
Орлов внимательно смотрел на Горбунова, изучая, как тот шевелит губами, поворачивает голову, улыбается. «Флегматичен, основателен, последователен, аккуратен, амбициозен, недоволен», — анализировал Орлов. Сначала он хотел послать на контакт к Горбунову Севостьянова, но Игорёк последнее время вызывал какие-то тревожные чувства, точнее, стремительно терял доверие. Слабоват был по части амбиций и перестал быть таким инициативным, каким он его помнил на заре становления компании. С другой стороны, он мог начать притормаживать, потому что знал и понимал слишком много в планах Орлова и не со всем соглашался. Воспитание, сердобольность, соборность эта пресловутая, чёрт его знает, но в глобалисты Игорь не годился. Как его не корми, сколько денег ему не плати, за какой высокий забор его не сажай, всё равно будет думать о справедливости, генетический птеродактиль.
У Орлова были сведения о том, что Севостьянов за последние пять лет полностью отремонтировал и переоборудовал два детских сада для детей-инвалидов, содержал Дом престарелых, платил стипендии талантливым студентам, финансировал технические проекты, поддерживал охрану слонов в Африке. Зачем, идиот? Зачем я тебе плачу? Чтобы ты разбазаривал деньги налево и направо? В основном, как я погляжу налево. Нравственность прокачиваешь за мой счёт? С нормальным человеком, а Игорь был более, чем нормальным и умнейшим, когда-нибудь происходит то, что люди называют «занять жизненную позицию», тут ничего не поделаешь. Человек некоторое время может этого не осознавать — какая у него жизненная позиция, кого и какие взгляды он защищает, а кого чувствует врагом, но приходит такой момент, когда он это очень хорошо понимает. Игорь, по мнению Орлова, был на подходе, его жизненная позиция явно вступила в противоречия с жизненной позицией шефа. Игоря надо менять. Сначала ограничить в допуске. Нет. Он сразу всё поймёт. Его надо будет просто убить, не сейчас, но скоро.
Орлов прислушался к телевизору.
— В области ИИ мы включаем технологии поиска сотрудников, оптимизации работы сельскохозяйственной техники на полях, повышения эффективности юридических услуг в составлении сложных договоров, например, — Горбунов вещал общие вещи для чайников.
«Витя, во-первых, тебе не хватает денег, и если не я, тебе долго придётся ждать настоящих инвестиций, — мысленно обратился Орлов к Горбунову, насмешливо на него поглядывая, — во-вторых, тебе можно подбросить кое-какие технологии, и твой анти-эйджинг взлетит, как ракета Маска. Нет, только не эти глупости и наивные потуги», — Орлов встал и достал бутылку коньяка и снифтер из невидимой панели рядом со столом, за которым сидел. Точнее, из невидимого ящика, выползающего от прикосновения. — «В-третьих, мы сделаем тебе супер маркетинг, о существовании которого ты даже не подозреваешь, — продолжал он внутренний диалог с Горбуновым, — Ох, как много ты не знаешь и не подозреваешь! Или это перебор для такого маленького засранца?»
Орлов налил себе коньяка, понюхал его у основания бокала, поболтал снифтером, держа его в левой ладони, сделал два больших глотка, выключил телевизор, закрыл глаза. Потом взял в руку телефон.
— Привет, Василиус! Что нового на семейном фронте? — как всегда, с Сухомлинским он говорил самым человеческим тоном, на который был способен.
— Даша заболела — рак груди. Я хотел тебе позвонить ещё вчера, спросить, может, посоветуешь врача или клинику. Места себе не нахожу.
— Понял, как сильно её любишь? — зачем-то сморозил Орлов стопроцентную глупость.
— Я всегда её любил. Какое это сейчас имеет значение, — голос у Сухомлинского стал низким, он говорил немного медленнее обычного.
— Детям сказали? — поинтересовался Орлов.
— Да. Она сама сказала. Все переживают, особенно Оля, да и мальчишки тоже. Как не переживать. Я вот себя корю, старого идиота. Может, это всё из-за меня, она же всегда меня подозревала. Поездки эти мои вечные.
— Да знала она всё про Таню. Я давно тебе это сказал. Сильная, — протянул Орлов и налил себе ещё коньяку.
— Операцию назначили через неделю здесь в Москве. Сказали, что вставят имплант. Да о чём это я, придурок. Что скажешь?
— Я тебе перезвоню через пятнадцать минут, — бросил холодно Орлов и отключился. Глотнул из снифтера, вставая из-за стола, медленными шагами подошёл к панорамному окну и уставился на вечерние огни города. Ему было жаль Сухомлинского, по сути, единственного человека, с которым он мог хоть как-то разговаривать и не быть Орловым-боссом. Он был отдушиной. Орлов не признавался себе в этом, но это было именно так. Вроде бы ему не очень были нужны такие вот контакты, их и не было, но сейчас Вася вызывал в нём сострадание и сочувствие. Как такое могло быть? Странно.
Он плохо помнил, как выглядела Даша, его московская официальная жена, да и никогда ею не интересовался. Единственное, что он понял, что очень сожалеет за своего друга. Друга? У него в сердце есть друг? Нет, это ошибка. Зачем мне всё это? Мне нельзя. Я другой. Он опять закрыл глаза и начал покачиваться, мычал что-то, замолкал, опять мычал. Остановился, заложил руки за голову, сжимая пальцы в замке. Через какое-то время подошёл к столу и взял телефон.
— Это я, — сухо сказал Орлов.
— Да, Гена. Слушаю тебя, — медленно ответил Сухомлинский.
— Ничего меня не спрашивай. После завтра пусть Даша сделает повторные анализы. Там нет никакого рака.
— Я не понял, — удивлённо прошептал Сухомлинский.
— Можешь мне позвонить послезавтра, но это не обязательно. Ты доктора просил? Я нашёл.
Сказав это монотонным и бесчувственным голосом, Орлов отключил телефон и швырнул его на пол. Нервно провёл рукой по волосам. И всё-таки он раскрылся.
Единственному человеку — Сухомлинскому.
Сейчас он уже пил прямо из горла.
Пошатываясь направился к небольшой незаметной двери в задней части кабинета. Дойдя до двери, он слегка коснулся её, сделав привычный жест правой рукой — в левой держал за горлышко почти уже выпитую бутылку коньяка. Дверь открылась, Орлов вошёл в комнату и громко крикнул: «Марго! Ты где? Двадцать два — моё любимое число!» Это были слова пароля. Кукла-робот, сидевшая без движения на белом диване, «услышала» хозяина, открыла зелёные глаза, улыбнулась и произнесла очень чётким и приятным голосом, который невозможно было отличить от человеческого: «Тебе нужен отдых и сон, Гена!»
25
Пен-чан
Про Куклу в компании знала только тайка Пен-чан, ни слова не говорившая по-русски. Во всяком случае, без переводчика она ничего не смогла бы объяснить любопытным девушкам из офиса, что она делает в кабинете шефа. Да её и никто не осмеливался допрашивать — Орлова побаивались, особенно секретарши на ресепшене, три лучезарные дивы. Они сидели за мраморной доской с логотипом, как три сестры: одного роста, одного возраста, с одинаковыми причёсками — прямыми мелированными светлыми волосами до середины шеи, с голубыми глазами и почти одинаковыми пухлыми губами. Шеф явно развлекался, подбирая их на работу. Думали они, наверное, тоже одинаково, если думали вообще.
Как их звали, Пен-чан никогда не интересовалась, просто кивала в знак приветствия строгим лицом и шла дальше в приёмную Орлова. Там сидела ещё одна, постарше, Марина, но у той явно с мозгами было всё в порядке. Но она тоже никаких вопросов не задавала, видимо, была предупреждена, что ни русского ни английского тайка не знает, чему она, конечно, не верила. Почему-то эта Марина ей не нравилась, смотрела всегда на сумку, стараясь хоть что-то разглядеть, но Пен-чан была сама аккуратность и надёжность — молнию закрывала до самого конца и застёгивалась на все пуговицы, как говорится.
Каждый раз, когда она проходила мимо ресепшена, то вздыхала и завидовала, глядя на белокурую троицу: «Мне бы такую внешность, — думала тайка, — я бы прибавила наработанную годами хитрость и весь свой огромный опыт общения с сильными и богатыми, но мир ведь устроен по-другому». Ей вот достались короткие крепкие кривые ноги, тело без талии и шеи, маленькая грудь, никогда не знавшая, как до неё дотрагивается нежный ротик младенца. На своём веку, чего только ей не пришлось пережить — и побои, и унижения, и шантажи. Приходилось даже выслушивать обвинения в краже драгоценностей или сексуально обсуживать пьяных хозяев. Она знала цену каждому доллару. «Хорошо, что жива и здорова — успокаивала себя Пен-чан, — да ещё и счёт имеется в американском банке».