— Важные вещи, случаются быстро, намного быстрее, чем второстепенные. Ну, то есть нам кажется, что до них ещё далеко, а они вот они — раз и всё.
— Яснее можно, дорогая? — почуяв неладное, попросил Богдан и в голову пришёл образ Муслима, — что случилось-то? Что-то с Муслимом? — сейчас он увидел Муслима, смотрящего сверху на город. Муслим стоял серьёзный, с каменным лицом и в костюме с галстуком.
— Да.
— Вроде жив, — ответил Богдан, держа в голове образ Муслима, — правда, в большом каком-то смятении. Но он больше рад, чем не рад, — Богдан резко повернул голову и посмотрел Марго в глаза. — Не может быть! Не может быть! Неужели это то, что я подумал? Как?
— Да. Он взял компанию Орлова. Ты же понимаешь, что это значит. Дело вовсе не в компании. Он стал Орловым.
— Муслим?!? — у Богдана в прямом смысле отвисла челюсть, — я, правда, не готов.
— Это нормально. Это происходит в каждом выпуске.
— В каждом выпуске? — переспросил Богдан.
— Я думаю, грань между добром и злом в нашем понимании стирается в том момент, когда мы перестаём верить детским сказкам, условно говоря. А я вообще не знаю, есть ли эта грань. Нельзя остаться у власти, не уничтожив противника. Уничтожив противника, ты становишься злом. Делая хорошие большие дела, мы всегда оставляем после себя слишком много жертв, и это хорошее дело уже автоматически не настолько хорошо. Здесь так.
— Марго! Перестань разговаривать со мной таким тоном! Муслим стал ИИ проповедником? Как такое может быть? Я потратил столько сил, чтобы уничтожить Орлова, работал с его психикой, сам чуть с ума не сдвинул от напряжения, а у Наами под крылом вырос точно такой же враг, да ещё и получивший у неё знания. А я ещё и считал его другом, делился с ним сокровенным, составлял вместе программы. Что это за сумасшедший дом? Кто-нибудь мне объяснит? Да, я примитивный и прямолинейный, но у меня есть хоть какие-то понятия. Чего вообще можно достичь, когда у тебя постоянно выбивают почву из-под ног? Или он двойной шпион? — ухмыльнулся Богдан, — но, — Богдан медленно произнёс почти сквозь зубы, — Муслим ментально не справится. Он не может справиться. Он себя переоценил.
— Это его выбор, — сказала Марго тоже медленно.
— Марго, с тобой всё в порядке? Как думаешь, с тобой всё в порядке?
— Нет. Не всё. Я хочу обратно в человеческое я. Но полностью уже не смогу. Я только сейчас поняла, что ты мне дорог, и у меня никого нет, кроме тебя. Значит, я ещё человек. Богдан, как же я счастлива, что ты у меня есть!
— Марго! — он почти по-актёрски протянул к ней руки, — Марго, конечно, ты человек, я же знаю.
— Но, с другой стороны, — она сделала жест рукой, как бы закрываясь от него, — я могу принести тебе много проблем, о которых ты даже не подозреваешь. И я этого не хочу. Только не тебе. Я думала много, что мне предпринять, Богдан.
— Что предпринять? Я не понимаю, — он вскочил с кровати, — вытаскивай всё наружу, дорогая, пора! Я готов к любому твоему решению, как всегда. Разве ты можешь во мне сомневаться? Ну, может быть, только
— Не волнуйся, у меня было очень много шансов перейти к чёрным, это не моё. Но они хозяева пока. И тот страшный и опасный Искусственный интеллект, о котором говорит Наами, тоже пока с ними. Нам надо ждать. Я решила, что попробую помочь Наами с другой стороны. Она не справляется на все сто. По большому счёту, добро — это очень хрупкая субстанция, и на его сторону переходят по зову сердца. Этот выбор иногда сопоставим с потерей всего. А к этому человек ещё не готов. Человек меркантилен и тщеславен.
— Марго! Ну, говори уже! — занервничал не на шутку Богдан.
— Я люблю тебя и Землю. И это гарантия того, что я буду делать всё, чтобы вам было хорошо. Если бы не твоя любовь, у меня ничего бы не получилось, и я была бы уже полной запрограммированной нелюдью.
— Ты идёшь в космический отряд?
— Да. Прямо сейчас. Мы больше не увидимся, — она отвела взгляд.
— Марго — прошептали в недоумении его губы.
— Жизнь каждый раз и всегда непредсказуема. Её нельзя перехитрить и спланировать. С ней надо очень осторожно, её надо научиться слышать. А это очень трудно. Если честно, я никогда не думала, что ты настолько талантлив и умён. Наше земное воплощение далеко от того, что мы представляем на самом деле. Там столько условностей. Но я почувствовала в тебе огромную силу и доброе сердце.
— Оно всегда с тобой.
— Поэтому я иду и ничего не боюсь. Я буду стараться. Очень, — в её глазах стояли слёзы. Он обнял её и прижал к себе.
— А ведь ты могла и не проститься. Я знаю тебя. Могла и струсить. Как тяжело! — он поцеловал её в волосы, — и Стеша с тобой? — спросил он через несколько секунд.
— Нет. Ей ещё рано. Она остаётся здесь. Скорее, с тобой, сем со мной. Женщина-политик нового поколения, — они оба засмеялись.
— Она уже об этом знает? — спросил Богдан.
— Пока нет. Чувствует, наверное.
— А как она пережила то, что Муслим как сказать-то, не знаю, право. Они всегда были вместе.
— После возрастной коррекции и учёбы все, как правило, расходятся. Открывается совершенно другое видение мира, люди глубже узнают себя и партнёра. Другими становятся, что и говорить, — она улыбнулась. Богдан хотел запомнить ее именно такой, как сейчас, чтобы она приходила к нему в сознание вот такой трогательной, оправдывающейся, объясняющейся в любви.
— Стеше будет трудно, кстати, — почему-то сказал Богдан.
— Справится. Да и ты поможешь. Чёрных в политике пруд пруди, основная борьба начнётся именно на этом фронте. Особенно среди женщин. А труднее всех будет тебе, эмпат, не забывай, — она погладила его по щеке, — я даже думаю, что может так получиться, что мы пресечёмся где-нибудь. Но не сейчас.
— И не в этом измерении. Об этом не стоит говорить. После сегодняшнего путешествия, мне кажется, встречаться иногда будет возможно, но сейчас трудно судить, как всё пойдёт. Наами спокойно тебя отпускает?
— Она только рада. Иметь своего человека там, куда я иду, дорогого стоит. Туда нельзя попасть по желанию. Туда должны позвать. Другое дело, что можно отказаться.
— Мне тоже могут это предложить?
— Ну, тебе много чего могут предложить. Тебе могут предложить такие вещи, о которых мы не подозреваем.
— Марго! — Богдан стал серьёзным, — а что же станет с Орловым? Как вообще всё случилось?
— Нельзя сидеть на двух стульях и шутить с такими силами. Он попробовал и то и это, он запутался в большом и маленьком. Сбой в системе.
— Но получается, всё что я делал вместе с Севостьяновым, да и один, всё насмарку? Вместо отрубленной головы у змея тут же выросла новая?
— Не совсем. Мы всё-таки продвигаемся, хоть и маленькими шагами. Орлов не попал в в правительство, он не успел ничего довести до конца, а ты научился выставлять защиту от ИИ.
— А кто же будет работать с Муслимом?
— Ты, конечно, и он это знает. Но ему, как и тебе, будут помогать. Я думаю, Наами даст тебе допуск, хотя бы первый, и ты узнаешь, кто мы такие, откуда здесь появились люди, почему продолжаем оставаться недоразвитыми и практически неэволюционируем и мало живём, почему нас отравили ложью.
Он ещё раз прижал ее к себе, вдохнул запах и отпустил. Как будто отпустил свою большую мечту «Марго». Мечты, по сути, уже не было, она медленно растворялась в новой реальности. Богдан понимал, что он тоже стал другим, и ему предстоит другая жизнь, а значит, и другие мечты. Но если не было бы Марго
— Пошли! — она сделала шаг к двери, — не стоит опаздывать.
43.
Кто такая Марго?
Виктория встретила Богдана в саду и сразу повела в ту самую комнату, где нашла тело мужа, лежащим на столе. Она очень старалась казаться спокойной и собранной, но внутри у неё всё клокотало, и она даже специально подкашливала, чтобы это скрыть. Орлов, хоть и не был ей близким в обычном понимании близости мужа и жены, но всё таки он жил с ней в одном доме на протяжении нескольких лет, и его смерть явилась настоящим стрессом, причём совсем не однозначным. С этого момента её жизнь делала резкий поворот, начинала совершенно новый, свободный, как её казалось, этап. Именно эта грань в большей степени её и волновала и придавала её лицу нездоровый румянец. Она оделась в закрытое коричневое платье с чёрной отделкой на рукавах, доходивших до локтей. Платье делало её строгой, элегантной и привлекательной. И ещё чувствовалось, что у неё с плеч свалилось тяжёлое месиво страха, ненависти, беспомощности и тоски, и случилось невероятное.
— Я вошла и сразу увидела его на столе. Не могу избавиться от этой картины. Она стоит у меня в глазах.