Смотрящий
Он был обычным мальчиком. Обычным подростком 16-ти лет. Его звали Виктор. Так его назвал отец, который скончался почти сразу после его рождения. Семья Виктора переехала из большого мегаполиса в маленький город на окраине. В детстве у него было несколько развлечений: просматривание пары кассет с мультиками снова и снова, игры и беседы с соседским котом, прогулка в парке. Просмотр мультиков занятно ему надоел, так как новых на кассетах совсем не появлялось, а соседский кот не особо его жаловал, поэтому Виктор в большинстве случаев отправлялся в парк. Ему нравилось смотреть на распускающиеся бутоны цветов весной, на опадающие осенние листья и наслаждаться красотой природных ландшафтов. Он рисовал все, что видел. Рисовал и рисовал, а на 12 день рождения ему был подарен фотоаппарат. С этого и началось одно из главных увлечений в его жизни. Сначала он фотографировал почти все, что видел, а уже после научился находить нужный кадр и лучшее освещение для хорошего снимка. Ему нравилось фотографировать. Однажды он мечтал стать великим фотографом, фотографировать звезд для модных журналов, делать фото для известных модных брендов и проводить фестивали в области искусства. Он уже почти грезил такой жизнью. И у Виктора все получалось. Он оказался невероятно талантливым. По странной причине он выигрывал почти все фотоконкурсы, в которых участвовал. Многие пророчили ему великое будущее. И оно у него было. Если бы одним осенним днем он не отправился на прогулку со своими одноклассниками.
Их было трое. Виктор и двое его друзей. Эти парни не были его настоящими друзьями, но ему было с ними весело. К тому же у него впервые появились друзья. Все свое детство Виктор провел практически в одиночестве. И вот. Этот день настал. Они встретились утром. Настроение у всех было хорошее. Ничего не предвещало беды. Все трое находились в тот момент на заброшенной детской площадке. Ржавые качели слегка поскрипывали, вдалеке были слышны раскаты грома и унылое завывание ветра. Это была обычная площадка. И трое обычных детей. И этот обычный осенний день стал для них роковым.
— Ребята, а давайте устроим костер? И посидим у него, погреемся, пожжем всякие штуки! — Предложил Дима, один из его двух друзей.
Идея Виктору сразу не понравилась, но он не умел отказывать людям из-за мягкого характера. К тому же ему приходилось соглашаться почти со всем, что они предлагали — он боялся, что они перестанут с ним общаться. И он снова окажется один. Поэтому Виктор развернулся и пошел в кусты, искать палки для костра.
— Ого, спасибо, Виктор, у тебя есть зажигалка? — Спросил его второй, его звали Антон. У него были светлые кудрявые волосы, которые теперь были мокрыми от моросящего дождя, — блин, чувак, нам нужно срочно сделать это, пока ливень не начался.
— У меня есть! — Отозвался Дима, рывшийся в карманах своей спортивной ветровки, — смотри! Еще работает! Лови!
— Круто, смотрите, — Антон поймал зажигалку и поджег охапку веток, сложенную на земле, — чисто Апполон.
— Апполон? — Неуверенно спросил Виктор, — почему Апполон?
— Типа бог огня, — блондин толкнул одноклассника в плечо, — ну, ты че, не понял?
— Да, да, я понял, прикольно, — Виктор слегка улыбнулся, а затем указал на разгорающееся пламя, — но я думаю, что нам нужно потушить его. Это не выглядит безопасно.
— Прекращай, Виктор, зачем мы по-твоему его делали? А? Чтобы сразу потушить?
— Да, зачем? Глядите! — Крикнул Дима, кидая в костер старые газеты.
— А это? — Спросил Антон, бросая в огонь бутылку, которая с треском разбилась, — о, банка.
Злополучная банка. Обычные жестяные консервы. На первый взгляд. Позже экспертиза установит, что в ней содержались вещества, вызвавшие возгорание и последующий взрыв. Почему такая вещь оказалась на детской площадке? Никто не может дать точного ответа. Это был страшный момент. Ужасающий. Виктор стоял дальше всех от костра. Смотрел, как Антон кидает эту банку. Время вдруг остановилось. И последнее, что он увидел в своей жизни — яркая вспышка света, в которой один из его друзей оказывается полностью охвачен огненным пламенем. Дима скончался на месте от множественных ожогов. Он стоял совсем рядом с костром. После резкого возгорания произошла небольшая ударная волна. Это были не просто вещества, вызвавшие возгорание, это было проклятье, унесшее жизни двух человек. Антон стоял позади своего друга. Чуть поодаль. Его слегка отбросило назад. И он ударился головой о старые детские качели, пока в его лицо летели осколки стекла брошенной в костер бутылки, поднятые в воздух ударной волной. Большой кусок стекла остался прямо в его шее, другой — в области сердца. Врачи боролись за его жизнь еще два дня. Безуспешно.
В этот день после взрыва на детской площадке выжил только один из них — Виктор. Его не задел огонь. Однако осколки долетели и до него. До его глаз. Он мгновенно зажмурился, но это было бесполезно. Ударная волна отбросила его на спину. Он отключился.
Все прошло быстро. Словно за секунду. Виктор пытался открыть глаза. Вокруг оказались какие-то люди. Все его тело ломило от боли. Он не понимал, что происходит. Слышал голоса. Сирены. Чей-то крик. Чуть позже он пришел в себя, но у него так и не получилось открыть глаза. Он присел на кровати, подушечки его пальцев нащупали повязку на лице. Что это было? Он мгновенно задался вопросом. И все воспоминания вновь вернулись к нему. Он заплакал. Горячие слезы намочили бинт, которым была обмотана его голова. Через неделю врач сообщил ему страшное. Сказал, что глаза Виктора сильно повреждены, а от удара головой и сильного сотрясения есть вероятность, что он никогда больше не сможет видеть. И Виктор вдруг почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он начал падать. Он падал. И падал. В вечную тьму, в которой он живет до сих пор.
С момент злополучных событий прошло два года. И Виктор научился жить в вечной тьме. Он думал, что все пройдет. Надеялся на лучший исход событий. Надеялся. Молился. Однако его проклятье оставалось с ним. День ото дня. Вечная тьма. И все, чего он хотел — закончить этот бесконечный круг, в котором все повторялось. Все его мечты были стерты в порошок, из которого жизнь сделала веселую хлопушку. Судьба посмеялась над ним, разбив его жизнь на мелкие осколки, впившиеся в его душу острыми когтями. Он забыл о всех своих старых увлечениях. О фотографии. Он больше не мог стать великим фотографом. И все эти годы казались ему потраченными впустую. Он бы мог жить дальше. Мог бы придумать себе новую мечту и новую цель, но Виктор решил сам для себя — это конец. Логичное завершение его короткой истории. Есть истории с хорошим концом, а есть — не очень. Не все истории должны заканчиваться хорошо.
С такими мыслями он проснулся 17 сентября, чтобы отправиться на последнюю прогулку в свой любимый с детства парк, где он когда-то наслаждался видом распускающихся цветов. Виктор встал с кровати и неуверенной походкой подошел к старому музыкальному проигрывателю — мама подарила его уже после того, как он потерял зрение. Музыка стала единственным, что хоть как-то облегчало существование в вечной темноте. Когда помещение заполняли мелодичные песни, казалось, будто мир становится светлее, на пару секунд разгоняя, как плотный туман, беспросветную тьму. Однако однажды и она кончалась, оставляя Виктора в темноте вновь. Два года Виктор коллекционировал старые пластинки. Блюз, рок, джаз, поп — ему было все равно, что слушать до тех пор, пока эти песни спасали его от страшных мыслей и неминуемого одиночества. И все же. Это была лишь иллюзия. Чтобы музыка никогда не кончалась, он и сам научился играть на гитаре. Это была старая черная рок-гитара, стоявшая всегда рядом с изголовьем его кровати.
Сегодня, когда он пытался выйти из комнаты, запнулся об валяющиеся диски на полу — забыл убраться, а ведь планировал сделать генеральную уборку совсем недавно.
— Примерно год назад, — прошептал Виктор, пока в его голове возникали цифры и даты.
Он открыл деревянный шкаф, из которого на пол упало несколько свитеров. Натянув на себя первую попавшуюся одежду, Виктор надел черные солнечные очки и вышел из комнаты. На кухне было тихо. Он попытался быстро сделать себе чай и выйти из квартиры на прогулку, оставшись незамеченным, но позади него послышались шаги. Попытка уйти без разговора провалилась.
— Виктор? — Голос матери казался встревоженным, — почему ты так рано проснулся? И почему ты в уличной одежде?
— Мне…мне холодно.
— Холодно? Ты простудился? — Мама подошла к нему, Виктор почувствовал ее ладонь у себя на лбу.
— Нет, нет, мам, все в порядке. Я просто погулять хочу сходить.
— Так рано?
— Ну да…а что?
— Только не делай глупостей, Виктор.
Женщина посмотрела за тем, как за Виктором закрылась входная дверь. Она устало покачала головой. Ее сын изменился. И не в лучшую сторону. Она не узнавала его: прежде веселый и беззаботный мальчик превратился в угрюмого страдальца с каменным выражением лица. Мама понимала, что ему трудно привыкнуть к новой жизни. Она старалась окружить его заботой и вниманием, которое он так старательно отвергал. Как бы она ни старалась ему помочь, она знала, что не сможет сотворить чудо. И она свыклась. С чувством собственного бессилия в своей и без того несчастной жизни. Невзгоды преследовали ее всегда, но потеря зрения Виктора стало самым ужасным событием. Ведь с этим даже ничего нельзя было поделать. Нельзя было обратиться к врачам, которые и так были бессильны. Нельзя было над этим посмеяться и забыть. Это было отвратительной реальностью. Данностью. От этого нельзя было убежать или махнуть рукой и забыть.
Виктор шел по улице и думал о матери. У него не было сожалений. Ему было неловко. Оставлять ее вот так. Когда она так старалась ему помочь. Он не мог найти себе оправдания. Он не мог ничего придумать, чтобы объясниться с ней. Однако улица кончалась. Дальше начинался парк. Это был не просто маленький сквер, а почти настоящий лес с тропинками и аллеями, спортивными площадками. Виктор шел почти без помощи трости. Он знал это место, как свои пять пальцев. В воздухе пахло сыростью от осеннего дождя. Вокруг не было ни души. Мальчик вздохнул с облегчением. Он сунул руку в карман и сжал несколько пачек с таблетками. Достаточно, чтобы оказаться без сознания. Он нашел одну из троп, где реже ходят люди и прислушался. В полутьме кто-то расхаживал вокруг деревьев. Виктор замер.
Это были они. Вечно страдающие и не находящие себе места. Обвиняющие его. Говорящие гадости. Пугающие. Они часто приходили к нему. И пытались с ним заговорить. И они пришли снова. Виктор присел на землю, прислонившись к дереву. Он заслонил лицо замерзшими ладонями и принялся ждать, пока они уйдут.
— И что ты делаешь здесь один, Виктор? Ты же знаешь, что мы тебя везде найдем, — пропел один из них. Кудрявый блондин с царапиной поперек шеи, — Виктор! Ты не слышишь нас?
— Убирайтесь, оставьте меня, оставьте меня, — повторял он, заслоняя себя от призраков в своей голове, которые казались теперь необычайно реалистичными.
— Убираться? Мы тут узнали, что у тебя в кармане, — сказал второй, — таблетки, Виктор? Хочешь коньки отбросить? Чудесно. Мы тебя уже заждались.
— Перестань, Дима. Это не очень хорошо. Виктор — единственный, кто выжил из нас. Значит, ему надо жить дальше. Значит, ему следовало жить. Ему было суждено. Не слушай его, Виктор! Не знает, что несет. Мы не хотим тебя пугать. Мы хотим тебя предостеречь от этого шага.
— Чего? Ты че, прикалываешься? — Насмешливым тоном Дима продолжил, — наш дорогой друг Виктор хочет к нам присоединиться, а ты его отговариваешь. Он хочет к нам. Он хочет быть с нами. Настоящий друг! А ты знаешь, ты знаешь, что такое — умереть, а, Виктор? Ты не представляешь. А что такое сгореть заживо, ты представляешь?
— Не надо, пожалуйста, нет, не надо мне этого говорить, пожалуйста, уйдите, — умолял Виктор.
— А я тебе расскажу!
— Нет, не расскажешь, — незнакомый голос, это была девушка, — что он вам сделал? Чего вы к нему пристали? Если он вас не тревожил, то и нечего к нему лезть. Если не остановитесь, то я все расскажу тому, кому надо. Ясно? И вы больше не сможете быть даже силуэтами. Так что я советую вам прекратить.
По непонятной причине все прекратилось. Голоса замолчали. Чьи-то шаги притихли. Он убрал руки от лица и обнаружил себя сидящим одиночестве в лесной чаще. Что-то заставило его встать и пойти дальше. Он чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. И слышал шаги. Виктор несколько раз застывал на месте и прислушивался. Кто-то медленно ступал по сухой листве. Шаг за шагом, обходя деревья и смотря на него. Однако Виктор решил, что это игра его воображения и пошел дальше.
Раздался раскат грома. Небо покрылось плотным сводом темных облаков. Виктор присел у тонкого сухого дерева, листва которого полностью опала. Он достал телефон и стал записывать на диктофон свои последние слова:
— Сегодня 17 октября. Меня зовут Виктор Шарновский. В возрасте 16 лет я утратил зрение. С тех пор моя жизнь стала просто невыносимой. Каждый день дается мне с огромным трудом. И теперь мои силы иссякли. Как вы знаете, я увлекался фотографией. Мне нравилось этим заниматься. И это было не просто мое хобби. Это была моя мечта. Цель моей жизни. Мне хотелось стать известным. Заниматься этим каждый день. Хотелось…иной жизни. И все это. Все, что со мной случилось, перечеркнуло все мои планы… — В горле у Виктора пересохло, а из глаз текли тонкие ручейки слез, — я не думаю, что поступаю верно. Я думаю, что я поступаю неправильно. Это плохое решение. И я им совсем не горжусь. Совсем. Однако это взвешенное решение, это не спонтанное желание покончить с собой. Я хочу понимания, но не ищу его. Я знаю, что вы думаете. Я знаю. Вы подумаете: «О, он покончил с собой, а ведь мог и заняться чем-то другим….как грустно». Однако время пройдет. И вы просто…забудете меня. Эти мысли…мысли о…о…том, чтобы покончить с собой были у меня еще с самого начала. С начала этой вечной темноты, в которой я всегда нахожусь. Наедине с собой. Я пытался отогнать их. Ничего не вышло. Они никуда не денутся. Как и эта мгла. Я устал. Я…очень устал. И единственный человек, у которого я бы хотел попросить прощения — моя мама. Я не хотел оставлять тебя. Прости меня. Пожалуйста. Я тебя люблю. Ты должна понять. Мне так….мне так будет лучше. Мне будет хорошо.
— Да? А ты уверен? — Голос незнакомки отвлек Виктора от записи, — я повторю свой вопрос. Ты уверен, что тебе там будет хорошо? И где это там?
— Кто вы? — Довольно грубо спросил Виктор, — что вам от меня надо?
— Меня зовут Мила. Мне ничего от тебя не надо. Я увидела тебя, когда к тебе пристали эти твои друзья…ну, ты знаешь. И решила поглядеть, чем это ты занимаешься один в такой час в таком месте.
— Подожди, ты их видела?!
— Ага, один такой в спортивном костюмчике, а второй — кудрявый блондин.
— Этого…не может быть, нет. У меня галлюцинации.
— Нет, у тебя не галлюцинации. Просто к тебе пристала парочка призраков. А ты, кстати…умереть решил? — Ее тон был насмешливым. Она издевалась над ним. Насмехалась.
— Тебе нечего делать? Оставь меня.
— Оставлю, когда ответишь на мой вопрос.
— Какой еще вопрос? — Яростно спросил Виктор.
— Почему ты думаешь, что после смерти станешь чувствовать себя лучше?
— Ты издеваешься надо мной? Я не имею никакого желания с тобой говорить.
— А я хочу с тобой поболтать. Прости, конечно, за такое вторжение, но я тут мимо проходила, увидела тебя, услышала тебя и…мне стало интересно, почему это ты решил вот так умереть? В лесу?
— Решил и решил. Не твое дело.
— Ну, могу тебе сказать, что тебе надо подумать еще раз над своим решением…скажи, как тебя зовут?
— Меня зовут Виктор.
Девушка все это время стояла напротив него. Босая и в подранном в клочья ситцевом платье. Ее кожа была мертвенно бледной, а губы — синими. Во взгляде красных от слез глаз читалось равнодушие с иногда проступающим вперед любопытством. Если бы Виктор увидел ее, то давно бы испугался и убежал. Мила выглядела жутко. В ее волосах запутались кусочки грязи и сухой листвы, все руки были в царапинах. Девушка медленно подошла к нему. Виктор почувствовал ее ледяную ладонь на своей щеке и зажмурился, замерев на месте. Она взглянула на него и медленно сняла с него очки.
— Тепленький, — прошептала она, — молодой. И такой красивый, — прошептала она, усмехнувшись.
Виктор действительно был красивым, обладая утонченными чертами лица и острыми скулами с россыпью веснушек. Если бы он стал актером, то с легкостью мог бы сыграть какого-нибудь принца. Мила провела рукой по его шелковым темным волосам.
— Виктор, — она наклонилась к нему чуть ближе, — ты не можешь меня видеть, да?
— Нет, — все еще дрожа от страха, Виктор не мог двинуться с места, — я слепой.
— Если бы увидел, то дрожал бы от страха еще больше. Потому что я немного мертва.
— Немного?
Девушка наклонилась к нему еще ближе. И Виктор почувствовал ветхий запах гнилой осенней листвы, смешанный с ароматами трупного разложения. Он резко закрыл нос. Его душа ушла в пятки. И он старался не вдыхать зловонных запах. Ее холодная щека коснулась его лица.
— Совсем чуть-чуть, — прошептала она, смеясь.
— Прочь! — Воскликнул Виктор, вскакивая с места, — это неправда! Тебя не существует! Это шутка!
— Это правда, мой дорогой Виктор.
— Это галлюцинация, это галлюцинация…
Он повторял эти слова снова и снова. И вдруг резко побежал. Мила с улыбкой наблюдала за его удаляющимся вдаль силуэтом. Ее холодные ладони подняли с земли медальон в форме сердца. Она с интересом поглядела на него. И последовала за Виктором.
Виктор же шел быстро, часто спотыкаясь и сбивая людей на своем пути. Он торопился. Он хотел домой. Он хотел прийти в свою комнату и лечь в теплую постель. Ему хотелось забыть. О призраках умерших друзей. Об этой неудачной попытке самоубийства и странном разговоре. Об этой, как он думал, галлюцинации. Ему было тревожно. И это чувство тревоги напоминало пульсирующую атомную бомбу, которая вот-вот разорвется на огромные куски, утягивая в черную дыру все вокруг. Всю его жизнь.
Он не отвечал на вопросы встревоженной матери, он не думал ни о чем, кроме теплой кровати и царстве Морфея. Уснуть сладким сном — вот его заветное желание. Он быстро переоделся. Положил очки на прикроватную тумбочку и накрыл себя пуховым одеялом. Теперь все было хорошо. Не было ничего из всего, что произошло этим странным утром. И тут. В тишине раздался непонятный звук. Будто что-то упало на тумбочку с потолка. Виктор присел на кровати и нашел на тумбочке взявшийся непонятно откуда медальон. Это был медальон в форме сердца с ошейника покойного кота — того самого соседского кота, которого он так любил в детстве. Виктор задумался — он точно помнил момент, когда утром сложил его в карман куртки.
— Откуда он здесь?
— Это я принесла. Нашла его в лесу. И…решила вернуть, — из угла комнаты раздался знакомый женский голос.
— Мила?
— Ага.
Виктор плотнее прижал к себе одеяло, будто защищаясь от девушки. Он надел солнечные очки. Неужели она и правда существовала? Он не мог в это поверить. Мила, следовавшая за ним по пятам до самой квартиры, оставила на тумбочке медальон. И уже собиралась уйти, но все же не удержалась, чтобы не ответить Виктору. И теперь стояла в его комнате, ожидая его реакции. Ей нужно было идти, но печальный мальчик затронул что-то в глубине ее души, и она решила сказать ему пару слов на прощание.
— Как ты меня нашла?
— Я за тобой следила. Пробралась в твою комнату. И теперь убью тебя, — с прежней насмешкой сказала она.
— Не очень пугает, считая утренний инцидент. Буду воспринимать это, как попытку помочь.
— Да, я и забыла, что ты…смертник-камикадзе.
— Чего?
— Ничего. Я нашла этот медальон на земле, должно быть, ты обронил. Пришла сюда. Меня впустила твоя мама.
— Странно. Она мне ничего не сказала.
— Она говорила. Ты слишком крепко спал, наверное, не услышал, — Мила соврала, ей было стыдно, но она пыталась придумать другую версию событий, чтобы новый знакомый не боялся ее и не принимал за сумасшедшую, — так это твой медальон?
— Он когда-то принадлежал…моему коту. То есть был у него на ошейнике.
— Понятно. А ты, Виктор, и правда ничего не видишь?
— Совсем. Ничего. Уже как два года.
— О, это…грустно. Поэтому здесь так много музыкальных пластинок? Ты заполняешь внутреннюю пустоту музыкой?
— Да, я даже научился играть на гитаре.
— Сыграешь что-нибудь?
Виктор неохотно взял гитару в руки. Он давно не играл для кого-то. Почти что никогда, не считая маму. Мила присела на край кровати рядом с ним. И он снова почувствовал этот запах. Ужасный. Пугающий. Застревающий в ноздрях. Он пытался не думать о нем. Если она с ним говорит, значит, она такая же живая, как и он. К тому же она говорила с его мамой. Значит, этот запах — лишь временная галлюцинация, бред из его головы. Подумав об этом, он сыграл первые аккорды, а потом начал петь. Это была грустная песня. О маленьком мальчике, живущем в летающем доме, который всегда попадает в штормовые облака. Он давно потерял свой настоящий дом и семью. Поэтому он вечно скитается в своем летающем доме по земле в поисках заветного острова мечты. Его голос. Слова. Мелодия. Все это сочеталось настолько идеально, что в уголках глаз девушки даже появилась пара слезинок. Когда он закончил, Мила вытерла их и сказала:
— Это было прекрасно, Виктор. Я считаю, что ты очень талантливый. Ты не видел, но я даже немножко поплакала, а это огромное достижение — я почти не могу плакать. В своем обычном состоянии.
— Почему?
— Есть такие люди на свете, которые однажды настолько сильно грустили, что выплакали все свои слезы. И их больше не осталось. Ни одной слезинки.
— И почему ты грустила?
— Это долгая история, а мне уже пора идти, да и вряд ли ты готов ее послушать.
— Я готов. У меня почти нет друзей, а хороших собеседников — тем более.
— Хорошо, — согласилась девушка, — я расскажу быстро. Это случилось примерно года три назад. Я переехала в этот город. И у меня был мой любимый человек. Здесь. Он жил здесь недалеко. Мы очень любили друг друга. Он был художником. Талантливый. Молодой. Красивый. Прямо как и ты. И вот недавно он сказал мне, что уезжает. Сказал, что никогда меня не любил. Я заперлась в квартире. Выпила много таблеток и написала ему об этом. Сказала, что умираю, но он не позвонил. Не написал ни одного сообщения, не приехал. Просто оставил меня там одну. Поэтому плакать мне больше не о чем, все мои слезы уже закончились, — грустно подытожила девушка.
— Да уж. В каком-то смысле мы с тобой похожи.
— Нет, мы разные. Ты еще можешь выбрать другой путь, а моя судьба уже решена.
— О чем это ты?
— Неважно. И мне уже пора, — в комнату просачивались первые лучи солнца, — мне нужно бежать. И еще, — Мила обернулась, — я оказала тебе небольшую помощь. Принесла медальон. Можешь и ты мне немного помочь? Пожалуйста, напиши на листочке адрес — Суворова 46, квартира 27 и передай его в магазин цветов рядом с парком.
— Как он называется? И зачем это нужно?
— «Розовая орхидея». Просто. Так нужно. Скажи, что Мила передала. Буду тебе благодарна, если ты сделаешь это, — лучи солнца становились все ярче, Мила поежилась, — я была рада с тобой познакомиться. Грустно, если ты все таки, ну, того…решишь уйти. Ты талантливый. И можешь…написать много замечательной музыки. Может, однажды напишешь песню и обо мне. Сумасшедшей девушке, которую ты повстречал в лесу, а? — Она усмехнулась, — а теперь. Мне и правда пора.
— Подожди…
Виктор не успел сказать, как недавней знакомой и след простыл. Она исчезла из его комнаты так быстро, будто бы ее там и вовсе не было. Он не знал, зачем ей понадобилось передавать кому-то адрес, но выполнил ее просьбу. И занес в цветочный магазин. Продавщица ахнула, когда услышала имя девушки, но Виктор сказал, что ничего о ней больше не знает. Ни о ее местонахождении, ни о ее жизни. Продавщица с ужасом уставилась на него:
— Да вы что, молодой человек, не видите что-ли? По всему району объявления о том, что она пропала. В розыске. Вся семья ее ищет. Она тут работала у нас. Где же вы ее встретили?
— На улице. Просто попросила адрес передать.
— Хорошо, — продавщица с подозрением взглянула на Виктора, но все же взяла листок с адресом.
На следующий день по телевизору на новостном канале крутили обычные передачи. И он услышал там ее имя. Он сидел с мамой на диване перед экраном. И с тяжелым сердцем слушал беглую и четкую речь телеведущей:
— Девушка по имени Мила Гербуш долгое время находилась в розыске. Как оказалось, в этом замешан ее бывший партнер — Анатолий Головин. После скандала молодой человек насильно удерживал девушку в квартире по адресу Суворова 46. Мила говорила об этом своим родным, но те не восприняли это всерьез. Соседи регулярно слышали крики, доносившиеся из их квартиры. Также было известно о том, что Анатолий применял насильственные действия по отношению к своей возлюбленной. После он уехал из города, заперев ее одну дома без еды, воды и любых средств связи с внешним миром. Мила покончила жизнь самоубийством 15 сентября, выпив смертельную дозу лекарств. Она оставила на кухонном столе предсмертную записку, в которой написала: «Вы полюбите меня, когда я умру». Такие слова она адресовала своей семье, которые не обращали внимания на ее просьбы обратиться в полицию. Сама девушка боялась обращаться в правоохранительные органы, опасаясь гнева своего молодого человека…
Телеведущая продолжила рассказ, но Виктор уже не слушал ее. Он встал и пошел в свою комнату. Взял в руки гитару. И мелодия сама появилась в его голове. И он не мог поверить. Не мог поверить в то, что встретил ее. В то, что она говорила с ним. В то, что она была реальна. Он написал о ней песню. И это была его первая песня. Из множества. Вдохновение появилось внезапно. Как гром среди ясного неба. И он даже забыл о том, что хотел умереть вчера утром. Ему хотелось, чтобы песню о ней услышали другие.
Много лет спустя он вновь будет рассказывать эту историю. Сидя за обычным столом. На нем по-прежнему будут несменяемые и почти что вечные черные солнечные очки. Напротив будет сидеть очередной журналист. Он посмотрит на него и с восхищением спросит:
— Вы всегда рассказываете, что это началось с трагедии. Ваш путь.
— Да. Всякое искусство начинается с огромной боли. Не от хорошей жизни, — он шутит и улыбается, смотря в камеру.
— Это правда, что ваша первая песня была посвящена мертвой девушке?
— Призраку. Ее звали Мила. Я хотел тогда покончить жизнь самоубийством, но решил перед смертью написать о ней песню. Потом решил написать еще парочку песен. И исполнить их. Я хотел, чтобы много людей услышало эту песню о ней. Я не планировал грандиозный успех. Я ничего такого не хотел. Я просто хотел исполнить песню в ее честь и после убить себя, как и предполагалось. Однако, когда я вышел на сцену, я почувствовал, что всегда был там. Знаете, такое чувство, будто я должен был там быть. И меня это вдохновило. Я повторил это. И на одном из концертов встретил своего будущего продюсера.
— Песня вышла замечательная. И все это оценили, конечно.
— Это был мой первый хит. И это та песня, которой я горжусь больше всего. Я думаю, знакомство с Милой заставило меня пересмотреть свои взгляды. Я очень рад, что встретил ее.
— Так, давайте перейдем к следующему вопросу от зрителей. Анастасия Радкович спрашивает: «Виктор, поделись эмоциями после операции по восстановлению зрения? Как врачам удалось вернуть тебе зрение и почему они сделали это так поздно?».
— О, это долгая история. Все это связано с…нейронами в головном мозге. Я пытался лечиться. После того, как стал хорошо зарабатывать, так как это было дорогостоящее лечение. И один из врачей обнаружил положительные изменения в коре моего головного мозга, обнаружил изменения, связанные с моими глазными нервами. И назначил операцию. Это была очень сложная и дорогостоящая операция. Сначала я думал, что ничего не выйдет, но все получилось. И теперь я снова могу видеть. Очень плохо. Очень и очень плохо, но это лучше, чем то, что было. Лучше той вечной темноты, в которую я был погружен долгие годы. Так что, да. Я больше не тот слепой музыкант, о котором вы слышали.
— Да, теперь ты полуслепой музыкант, — журналист пытался шутить, — во всяком случае, я думаю, что все за тебя рады. Теперь, когда ты частично вернулось зрение, будешь ли ты снова заниматься фотографией?
— Поживем — увидим, — Виктор улыбнулся, снял солнечные очки и подмигнул в объектив телекамеры.