Охота есть, удовольствия нет. Бандерлоги, хорошо ли вы меня слышите?
В запущенном парке было тихо и темно. От настоящего леса его отличало лишь множество неухоженных тропинок, которые прихотливо петляли между высокими деревьями. Их замысловатая паутина временами сводила одиноких путников, а затем с неуклонностью судьбы вновь разводила в разные стороны.
На пороге времён стояла ранняя осень. Дородная цветущая красавица ещё медлила со своим появлением. Кокетничая, она ждала той поры, когда сможет явиться миру во всей своей золотой красе. Тем не менее воздух в парке был уже по-осеннему чист и прозрачен, а лёгкий ветерок нёс с собой пряные запахи земли, а именно прелой листвы и грибов, что наводило на мысль о бренности существования и вызывало тоску по уходящему лету.
В центре лесного массива, на низинном лугу, мелодично пели цикады. Их мирная трескотня придавала сонное очарование ночному пейзажу, озаряемому таинственным сиянием полной луны. Порождая тёмные фантазии, верная спутница Земли безуспешно пыталась заменить ей солнце. В ночном полумраке на звёздном небосклоне стремительно проносились крошечные тени. Это охотились летучие мыши, не менее верные спутники мифических вампиров.
Топот и мат вперемежку с хриплым дыханием вмиг разрушили мирное очарование парка. На фоне прозрачной тьмы промелькнули две нескладные фигуры. В поисках спасения беглецы отчаянно ломились сквозь кусты и невысокий подлесок.
Испуганные цикады примолкли, но страх не вечен и спустя мгновение вновь зазвучало их мелодичное стаккато.
Двуногая дичь боялась не зря. Спустя несколько минут в кронах высоких сосен бесшумно промелькнули мужской и женский силуэты. Преследователи, в которых чувствовалась грация и упорство настоящих хищников, с лёгкостью прыгали с дерева на дерево.
Внезапно Иван замер, а затем в мгновение ока спустился вниз. Мари тоже остановилась и с недоумением посмотрела на него.
— Ладожский, так нечестно! Ведь мы договаривались идти по деревьям, а ты спустился на землю. И куда подевалась Соня? Что-то она совсем отстала.
Выпустив когти, девушка с лёгкостью кошки спрыгнула с дерева и встала рядом с приятелем, который, судя по позе, к чему-то напряжённо прислушивался.
— Эй!.. Что-то случилось? — спросила Мари.
— Надеюсь, что нет, — рассеяно отозвался Иван и, пряча беспокойство, бегло улыбнулся. — Спокойно, Машунь! Думаю, с Беккер всё в порядке. На всякой случай я её поищу, а ты подожди меня здесь, хорошо? Чтобы я не бегал, разыскивая ещё и тебя.
— Ладно, — согласилась девушка. — Только смотри, если опоздаешь, и мы их упустим, сам будешь виноват. Вдруг при такой форе они сбегут? Ведь парк не слишком велик, а мы договаривались, что охота только в его границах.
— Что ж, значит, мадам Фортуна на их стороне, — ответил Иван, по-философски спокойно относясь к возможной потере дичи, и бесшумно растворился в ночной тьме.
Сердито ворча, недовольная Мари присела на корягу, торчавшую из-под земли. Время шло и возбуждение охоты, владевшее ею, внезапно пропало.
Девушке отчего-то стало одиноко в безмолвии парка, чью тишину нарушал только ветер, заунывно шумящий в высоких кронах деревьев. Вдруг на неё накатила такая тёмная волна, что захотелось взвыть от тоски. «Какого чёрта?» — встревоженная, она вскочила на ноги и огляделась по сторонам. Внезапно ей послышался слабый женский вскрик.
«Проклятье! Неужели Беккер попала в беду?» — всполошилась Мари и, сориентировавшись через ментал, бросилась на выручку друзьям. Удивляясь тому, что Иван и Соня вместе, а её тревога не проходит, она взлетела на пригорок и, не желая, чтобы её заметили, резко вильнула в сторону и встала за стволом дерева.
Картина, представшая её глазам, носила почти апокалипсический характер. На перекрестье, где сходились две заасфальтированные дороги, стояли четверо, а именно, двое бандитов и Соня с Иваном. Неизвестно, что случилось, но вышло так, что дичь и охотники поменялись местами. Горец сумел схватить Соню и теперь, держа нож у её горла, не спускал глаз с Ивана, который застыл в напряжённой позе. Юноша никак не мог решиться ни напасть на бандитов, ни обездвижить их, применив ментал. Он безумно боялся, что не успеет вовремя, и подонок успеет перерезать горло Соне.
Обнаглевшие бандиты осознали своё преимущество и приступили к действиям.
— Ты, недоумок! Свяжи его чем-нибудь, пока вторая сучка не явилась, — приказал «Ибрагимчик» недалёкому клиенту. — А ты, мудак, не дергайся, если не хочешь получить в подарок голову своей цыпочки.
В стрессовой ситуации в речи сутенёра исчез акцент, и в ней даже зазвучали интонации грамотного человека.
«Правильно говорят, что фортуна — дама переменчивая, и в любой момент может повернуться к тебе зад… спиной», — вздохнула Мари, и прикинула с какой позиции ей лучше напасть. Задачу осложняло то, что здесь, у выхода из парка, светили фонари и в любой момент могли появиться нежелательные свидетели.
Пока второй бандит отвлёкся на то, чтобы связать Ивана собственным ремнём, она зашла за спину сутенёра и, перехватив его руку с ножом, с ожесточением её вывернула. Хрустнула сломанная кость и тот, взвыв от боли, упал на колени.
В то же мгновение Иван отшвырнул от себя бандита. Высвободившись из неумело завязанного ремня, он схватил любимую девушку в охапку и с невнятным возгласом прижал её к себе, а затем гневно глянул в сторону убегавших бандитов.
Видя, что он напрягся, готовый пуститься в погоню, Соня обняла его. Удерживая юношу на месте, она всем телом прильнула к нему.
— Ладожский, прошу тебя, не надо! — воскликнула она с мольбой в голосе.
— Сонь, что с тобой? Ты ранена? — встревожено воскликнул он. — Убью гадов! Живьём закопаю!
— Не беспокойся, со мной всё в порядке.
— Беккер, ты не врёшь? Слава богу!.. Пусти, родная! Как смели они напасть на тебя? Скотам это даром не пройдёт, — прошипел Иван, и на его лице появилось непреклонное выражение.
Взглянув на расстроенную Соню, он сбавил тон и ласково добавил:
— Не кисни, малыш! Я быстро. Хочешь, идём вместе? Лично поучаствуешь в экзекуции.
Он пристально посмотрел на девушку и, помрачнев, снова сделал попытку высвободиться из её рук, но она вцепилась в него ещё крепче.
— Нет, не пущу! — заметив краем глаза движение, Соня повернула голову. — Стой, Мари! Ты тоже никуда не пойдёшь. Всё, хватит! Не хочу, чтобы мои лучшие друзья становились профессиональными убийцами.
— Сонь, да что с тобой творится? — воскликнула Мари, с недоумением глядя на подругу.
— Дайте слово, что сначала выслушаете меня, — потребовала Соня.
Серьёзная как никогда девушка твёрдо глянула в огорчённое лицо того, кого любила, и, расцепив руки, отступила на шаг.
— Честно говоря, даже не знаю, с чего начать, — сказала она и грустно усмехнулась. — Мне это кажется настолько очевидным… Господи! Неужели вы не понимаете, что нельзя убивать забавы ради? И не важно, что эти подонки заслужили своё наказание. В аллее, глядя на то, как трое взрослых издеваются над малышом, мне пришло в голову, что мы ничем не лучше этих тварей. Поймите, ведь люди, по отношению к нам, всё равно что дети, — страшно волнуясь, выпалила она.
— Хороши детки, с ножичком в одной руке и с кастетом в другой, — сердито пробурчала Мари, но Соня, увлечённая миротворческой проповедью, её не слушала.
«Ну, я и дура! — уныло подумала Мари, вполуха слушая излияния подруги. — Зря не перерезала горло бандитам, когда была такая возможность. Теперь начнётся нудное разбирательство с дотошным выяснением, почему заявленные лицензии на убийство оказались неиспользованными». Отвлекшаяся было девушка, покосилась на застывшее лицо друга, и внимательней прислушалась к тому, что говорит их новоявленная мать Тереза.
— Я считаю, что неправильно всё, что мы делаем! Кто дал нам право безнаказанно убивать людей? Уж точно не они! Считаю, что такие действия по отношению к ним незаконны и аморальны! И ведь мало нам людей в качестве дичи для забавы, так мы ещё без их согласия вырываем молодежь из семей, для которых такая потеря страшное горе. Даже у нас многие не знают, что похищаемых людей зачастую используют в качестве подопытных кроликов в экспериментах по генетике. Думаю, наш институт не исключение, где так безжалостно эксплуатируют человеческий материал. Поймите, так нельзя! Это не по-человечески! При таком отношении мы теряем моральное право называться людьми…
— Спорный тезис. Я имею в виду право называться людьми. Соня, ты забываешь, что мы уже не Homo sapiens.
— Ладожский, ты не понимаешь! Речь идёт о том, чтобы научиться жить с людьми, как с равноправными партнерами. В любом случае, мы — составная часть человечества и должны придерживаться изначальных духовных ценностей…
— Ох, Сонька, ну и путаница у тебя в голове, — перебил её Иван. — Боюсь, это ты ничегошеньки не понимаешь. Знаешь, что сделает твоё распрекрасное человечество, стоит только ему обнаружить нас?
— Да, я понимаю, что конфликт возможен, но человечество уже ушло от поры резерваций и концлагерей. Толерантность для него уже не пустой звук. Посмотри, как изменилось отношение людей к тем же сексуальным и цветным меньшинствам.
— Их меньшинства и мы? — скривился Иван. — Беккер, ты в своём уме? Если человечество обнаружит в своих рядах нас, Übermenschen[1], то никакие резервации и концлагеря нам не светят, даже при самом благоприятном раскладе.
— Но почему? — в отчаянии вскричала девушка. — Ведь они мечтают о братьях по разуму. Посмотри, сколько фильмов и литературы на эту тему. Думаю, они уже готовы.
— Ха, готовы они! Мечтать это одно, а заполучить воочию братьев по разуму, совсем другое. Человечество поверит в наши миролюбивые устремления лишь тогда, когда мы будем лежать рядком, причём каждый с пулей в затылке.
— Ты специально нагнетаешь обстановку, чтобы только не признавать, что я права.
— Мы можем спорить до бесконечности, кто из нас прав. Поэтому просто прими к сведению, что лично я совсем не жажду оказаться в рядах твоего распрекрасного человечества, и жить в резервации на правах генетического уродца.
Иван хотел поставить точку в неприятном для него разговоре, но в полемическом задоре не сумел удержаться от соблазна переубедить любимую девушку. К тому же он опасался, что провозглашённая ею доктрина, может ей же выйти боком.
— Малыш, ты совершаешь ошибку, идеализируя людей, или выдаёшь желаемое за действительное, — сказал он, стараясь не впадать в лекторский тон. — Беккер, ведь ты же учила их историю. Разве человечество гордится и помнит даты достижений ума? Нет, в основном их дети учат даты кровавых вакханалий, а не великих открытий.
— Победы в битвах тоже требуют некоторого ума, — заметила Мари и замахала руками. — Молчу-молчу! Ты прав, человечество — это кровавый Молох, пожирающий собственных детей.
— Вот именно, — кивнул Иван. — Сонь, как врач, ты не можешь не знать, что человеческий социум имеет иерархическое построение. Конечно, по мере развития социум меняется и это тянет за собой изменение иерархии, но это не отменяет главного. Даже если на Земле останутся только два человека, то один из них будет главенствовать, а другой ему подчиняться. Отсюда вывод: твоё разлюбезное человечество всего лишь болтает о равноправии и толерантности. На деле его нет, никогда не было и, смею тебя уверить, никогда не будет. Да, их политики, борясь за влияние на Олимпе власти, покупают себе избирателей тем, что идут на некоторые уступки тем, кто слаб и не может добиться признания своих прав самостоятельно, будь то женщины, чёрные или секс-меньшинства.
— Это неправда. Все они долго и упорно боролись за свои права.
— И что толку? Скажи, что будет, если условия на Земле резко изменятся, причём в худшую сторону? Например, возникнет длительная нехватка продовольствия и остро встанет вопрос лишних ртов. Ты уверена, что в таких условиях женщины и различные меньшинства сумеют отстоять своё равноправие или хотя бы не превратятся в объект для унижений и травли? Ну, что вы молчите?
— Господи! — вздохнула Мари. — Что здесь говорить? Достаточно глянуть, что творилось в Новом Орлеане после урагана «Катрина».
— Да, это показательный пример, но не совсем по теме. Такая катастрофа всё же временное явление, а я говорю о том, что будет, если человечеству, чтобы выжить, придётся вернуться к старой иерархии. Устоят тогда достижения их демократии? Беккер, что ты думаешь?
— Я думаю, что ты нарочно выставляешь меня дурой! — сверкнула глазами девушка.
— Ты ошибаешься, — последовал терпеливый ответ. — Сонь, просто я хочу, чтобы ты поняла, что люди не потерпят рядом с собой конкурирующий вид. Если смогут, они нас уничтожат. Конечно, не всех, самую малую часть оставят для изучения. Вот только держать нас будут не в резервациях, а в клетках под током. И тогда уже не ты будешь переживать по поводу негуманных экспериментов, а политики и прочие честолюбивые болтуны из человечества будут делать себе имя на горячей тематике. При этом они не ударят палец о палец, чтобы избыть существующую несправедливость. Ведь лживый гуманизм в среде человечества — это самое распространённое явление. Да, мы далеко не ангелы и у нас тоже полно скелетов в шкафу. Что поделать, наш мир не совершенен, но мы не лицемерим. Если это возможно, мы преодолеваем свои недостатки, если нет, то принимаем их как должное. И случись что, я буду до последнего защищать своё пусть несовершенное, но родное и понятное мне вампирское государство. В общем, что бы ты ни говорила, но у нас свои понятия, что такое хорошо и что такое плохо.
— Но есть же всеобщие ценности!
— Нет, Беккер, мораль и нравственность — это абстрактные вещи, они производные от социума, потому каждый вид понимает их по-своему.
— Господи! Неужели это так трудно понять? — вскричала девушка. — Нельзя жить по принципу: человек человеку волк! Ну, или вампир человеку волк!.. Ой, что-то я совсем с тобой запуталась! — беспомощно закончила она, не зная, как ей доказать то, что она чувствовала сердцем.
— А ты наплюй на человечество и живи как вампир вампиру, — посоветовал Иван. — Может, наше общество не гарантирует личной безопасности, зато оно позволяет сохранить независимость и чувство собственного достоинства и мне такая шкала ценностей очень даже импонирует.
— Ладожский, прекрати! — в отчаянии Соня топнула ногой. — Спорщица из меня никакая, но неужели ты на самом деле не понимаешь, что я хочу сказать? — воскликнула она и, не найдя взаимопонимания у юноши, попыталась заручиться поддержкой подруги.
— Ну и ладно! — упавшим голосом сказала Соня, видя, что Мари упорно отводит взгляд. — В общем, что бы вы себе ни думали, лично я считаю, мы должны жить в мире с людьми и уважать их права. Нельзя вмешиваться в их судьбы, тем более вот так запросто решать жить им или умереть, как будто речь идёт не о разумных существах, а о безмозглых животных.
Напряжённую паузу в их полемике прервали аплодисменты.
— Браво, браво! Давно я не слышал столь прочувствованных пацифистских речей.
Выступивший из темноты, Палевский оглядел молодых вампиров, смущённых его появлением.
— Надо же, в наших хищных рядах завёлся кролик-миротворец, — сказал он с мягкой насмешкой в голосе. — Мадмуазель Беккер, а куда же подевался ваш гуманизм по отношению к хищникам? Не находите, что это довольно жестоко заставлять тигра питаться морковкой всего лишь по причине того, что он вынужден жить среди кроликов?
— Здравствуйте, Михаил Янович! — сказала Соня и с беспомощным видом оглянулась на друзей, которые, спохватившись, пробормотали вслед за ней: «Здравствуйте, сэр!» и «Привет, пап! Что ты здесь делаешь?»
— Да вот, решил посмотреть, как нынче молодые охотятся, — невозмутимо ответил Палевский на вопрос дочери и достал сигареты. — А тут, оказывается, и смотреть-то не на что, — добавил он, закурив.
— Papa, понимаешь, так уж вышло…
— Помолчи, Мари! Я хочу услышать объяснения мадемуазель Беккер. Конечно, если она соблаговолит их дать.
Появление главы вампирского мира настолько встревожило Ивана, что он, готовый всеми силами защищать Соню, неосознанно занял оборонительную позицию. Естественно, его перемещение не прошло незамеченным.
Одобрительно глянув на юношу, Палевский усмехнулся.
— Месье Ладожский, буду вам чрезвычайно признателен, если вы по-прежнему будете руководствоваться доводами разума и не станете совершать необдуманных поступков, — произнёс он доброжелательным тоном и добавил: — Кстати, как там поживает ваша многоуважаемая матушка? У вас всё в порядке?
Несколько напуганный интересом главы СС к его семье, Иван вытянулся по стойке смирно.
— Да, сэр!.. Спасибо, сэр! У неё… у нас всё хорошо, сэр!
— Да полно вам, месье Ладожский! Вы своим поведением пугаете мадемуазель Беккер куда больше, чем я. Даю слово, что не злоумышляю ничего недоброго в отношении вас.
— И меня тоже? — спросила Мари и сверкнула улыбкой, в надежде разрядить обстановку.
Палевский смерил дочь взглядом.
— С тобой мы дома побеседуем. Например о том, почему твоя подружка сбилась с пути истинного и блуждает в потёмках, а тебе и дела нет до её бедственного положения.
— Это неправда! — запротестовала Мари.
— Неужели? Тогда скажи, как долго мадемуазель Беккер уклоняется от обязательного участия в охоте? — требовательно спросил Палевский, и она пожала плечами. — Вот видишь, ты даже не знаешь об этом, — сказал он с укоризненным выражением на лице.
— Подумаешь, не охотится! У неё на работе хватает расчленёнки, — сказала Мари, и ободряюще подмигнула Соне.
— Как показывает практика, это не одно и то же, — парировал Палевский и девушка, опасаясь ухудшить ситуацию, больше не посмела заступаться за подругу.
____________________________
[1]Die Übermensch (нем. яз.) — сверхлюди