Колыбельная для вампиров 3 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4

Глава 4

Выдержав воспитательную паузу, которая заставила троицу основательно понервничать, Палевский затушил сигарету и, швырнув окурок в ближайшую урну, обратил свой взор к виновнице неудачной охоты.

— Жалость к людям… любопытно, — проговорил он всё тем же мягким тоном, но Соня вздрогнула от его голоса, как от холодного душа. — Скажите, мадемуазель Беккер, разве они жалеют своих коров, свиней, кур? Конечно, животные не столь разумны, как люди, но, согласитесь, это ещё не повод их убивать. И заметьте, подавляющее большинство людей не задаются вопросами гуманизма и с аппетитом поедают бифштексы. Может, для начала вы попробуете отучить их от этой дурной привычки?.. Нет, не берётесь? Жаль. Это помогло бы мне понять, что я не прав в воспитании своего народа. Что ж, мадемуазель Беккер, тогда давайте проследим дальнейшую пищевую цепочку. Коровы, свиньи, куры. Может быть, вы их перевоспитаете, и они откажутся от поедания травы и овощей? Ведь последним, как показали опыты, это тоже не нравится, хотя они не слишком активны в выражении своего неудовольствия. Неужели и это вам не по силам?

Желая видеть её лицо, Палевский приподнял опущенную голову девушки.

— Вот видите, мадемуазель, как просто дойти до абсурда в своей жалости?

Решившие, что это конец разноса, Мари и Иван облегчённо переглянулись, но тут юная диссидентка отвела руку короля вампиров и на её личике проступило упрямое выражение.

— Михаил Янович, и всё же вы должны признать, что использовать людей в опытах, тем более убивать, это неправильно! — заявила она дрожащим голоском.

— Да? — удивился Палевский. — Почему?

— Потому что они такие же, как мы!

— Прости, милая, но я так не считаю. Люди — это люди, а вампиры — это вампиры.

— Но они наши предтечи!

— Что с того? Мадемуазель Беккер, мы же недавно выяснили, что всё живое на планете — это наши братья или сёстры.

— Вы утрируете, Михаил Янович! — сказала осмелевшая Соня и перешла в наступление. — Просто вы не хотите менять существующий порядок.

— Верно, не хочу. И вам, мадемуазель, не советую, — сказал Палевский и на его лицо легла печать отчуждения. — Конечно, мы разумный вид и можем переступить через инстинкты. Вопрос в том, как долго это продлится. Как показывает опыт, нельзя безнаказанно коверкать природу, к тому же мы, в отличие от всеядного человечества, почти чистокровные хищники. Если уж на то пошло, то люди должны быть нам благодарны. Как любые хищники, мы, убивая больных и калечных, оздоравливаем их стадо. В конце концов, мы не настолько безжалостны, как вам кажется. Выборка всегда идёт в разумных пределах. В ДТП и прочих стихийных бедствиях человечество теряет несоизмеримо больше.

— Но…

— Никаких «но»! — рыкнул Палевский, начавший терять терпение. — Мадмуазель Беккер, не поясните мне, почему я должен руководствоваться нормами человеческого общежития, если ни я ни мой народ не являемся его представителями?

— А я думаю, что являемся, — возразила Соня.

— В этом и кроется корень вашего заблуждения. Несмотря на внешнюю схожесть, мы людьми уже не являемся. У нас иная физиология, иные повадки, иные цели в жизни. И как следствие, у нас иная мораль и нравственность. Ведь они, как вас уже проинформировал месье Ладожский, являются производными социума, — сказал Палевский, борясь с подступающим раздражением. — Итак, мадмуазель Беккер, зачем нам чужие моральные ценности, которые не пойдут на пользу нашему вампирскому сообществу?

— Я н-не знаю! — прошептала обескураженная девушка, видя, что глаза её могущественного оппонента зажглись недобрым блеском.

Несмотря на это, она не сдавалась и по-прежнему ощущала себя правой.

Палевский, для которого её мысли не были секретом, лишь покачал головой. «Как там говорится у Максима Горького? Безумству храбрых поём мы славу? Хотя возможно дело в том, что я теряю хватку, если не сумел переубедить зелёную девчушку. Впрочем, по сути она права и охота всё же варварство, но такова политическая ситуация», — подумал он с досадой.

— Хорошо, мадемуазель. Поскольку вы упорствуете в своём заблуждении, тогда придётся перейти к иным, менее приятным методам убеждения.

— Papa! — встревоженная Мари посмотрела на отца, проверяя, насколько он серьёзен. — Честное слово, Беккер это не со зла. Просто она очень упёртая.

— Вот-вот! Упёртая как ослица! — поддержал Иван приятельницу. — Михаил Янович, пожалуйста, не наказывайте эту дурёху. Обещаю вам, она всё поймёт и перестанет дурить.

— Ну знаете ли, — раздосадованный Палевский вновь потянулся за сигаретами. — Глядя на вас можно подумать, что я какой-нибудь кровожадный диктатор.

— А это не так? — поинтересовалась Мари, и с невинным выражением похлопала ресницами, мол, а что такого я сказала?

— Ну, если обо мне сложилось такое предвзятое мнение… — задумчиво протянул Палевский, делая вид, что не замечает молящих глаз юноши. — Тогда я должен как следует наказать мадемуазель Беккер.

— Вот это совсем не обязательно! — поспешно воскликнула Мари и, встав рядом, обняла подругу за плечи. — Papa, хватит уже её запугивать.

— Почему бы нет? — усмехнулся Палевский. — Как всякий порядочный злодей, я должен выказать максимум беспощадности, — заявил он, любуясь караваном плывущих колечек сигаретного дыма.

— Papa! — взмолилась Мари, видя, что он не торопится оглашать приговор.

— Ладно, если вам так уж не терпится. Мадемуазель Беккер, когда приступите к работе, передайте старшему, что у вас месяц штрафных работ в изоляторе.

«Слава богу!» — выдохнули Иван с Мари. «Чёрт!» — скривилась Соня, явно не обрадованная предстоящим наказанием.

— Судя по вашей реакции, мадемуазель, вы уже наслышаны о нашем изоляторе, но погодите расстраиваться — это ещё не всё.

На мгновение Палевский исчез из поля зрения молодых вампиров. Вскоре он вернулся, держа на отлёте нечто похожее на сломанную помоечную куклу. Это был мальчик, жертва недавних издевательств на аллее и Соня едва успела поймать брошенное ей тощее тельце.

— Михаил Янович, мальчик слишком мал для феникса. Мы берём их в вампирские семьи, только непосредственно перед инициацией, — слабым голосом пролепетала девушка.

— Неужели? — Палевский достал носовой платок и с брезгливым выражением на лице тщательно вытер руки. — Мадемуазель, есть ещё что-то, чего я не знаю о фениксах?

— Простите, я не это хотела сказать! Родители не хотели больше брать фениксов…

— Причём здесь ваши родители? Сей подарок лично для вас, мадемуазель.

— Что?.. Господи, куда же я его дену?

— Не имею понятия. Хотя я вижу, как минимум, три варианта. Первый и самый разумный, это свернуть мальчишке голову и оставить труп группе зачистки. Второй, отправить его в детдом, где жизнь с матерью-проституткой покажется ему раем. И третий, самый нежелательный, это усыновить его в собственной семье.

— Но я не замужем!

— У вас в запасе два первых варианта.

— Но это же бесчеловечно!

Палевский испытующе глянул на девушку.

— Вижу, мадмуазель Беккер, вы не ищете лёгких путей. Что ж, тогда вам придётся поднапрячься и в ближайшее время решить ряд проблем. Найдите себе спутника жизни и уговорите его взять маленького феникса в вашу семью. Для поиска партнера, ввиду срочности дела, я разрешаю вам воспользоваться генетическим банком. Подавайте заявку немедля. На поиски партнёра и усыновление вам даётся неделя. Если не уложитесь к следующей субботе, пеняйте на себя, — произнёс он непререкаемым тоном, и у девушки задрожали губы от обиды и еле сдерживаемых слёз.

«Детский сад!» — хмыкнул Палевский, подивившись тому обстоятельству, что диссидентский сорняк расцвёл прямо под носом Макса Беккера, их штатного идеолога. В ожидании доклада Службы зачистки он сел на скамью, обнаруженную за кустом кизила, и затянулся очередной сигаретой. Продумывая дальнейшие шаги, он посмотрел на притихшую троицу, которая активно общалась при помощи пантомимы. «Хорошие ребятишки, несмотря на все их выверты», — лениво подумал Палевский и, оглядев затрапезный наряд дочери, состоящий из драных джинсов и линялой футболки неопределённого цвета, взял себе на заметку, что нужно увеличить ей сумму карманных денег.

Служба зачистки, несколько задержавшаяся с докладом, наконец дала о себе знать. Он глянул на высветившийся экран персонального жетона.

— Да, вы не ошиблись, трупов только три: два в парке и один на аллее. Так что вы ничего не потеряли.

Поймав полный ужаса взгляд Сони Беккер, Палевский лишь покачал головой.

— Михаил Янович, можно с вами поговорить? — негромко спросил юноша, подойдя к нему.

— Да, если это срочно. Так о чём вы хотите поговорить со мной?

— Сэр, понимаю, что лезу не в своё дело, но, может, вы дадите Соне Беккер больше времени? Всё же поиск спутника жизни — это непростая задача.

— Не вижу особых сложностей. В распоряжении мадемуазель Беккер будет весь свободный мужской генетический банк. Стоит только отправить заявку, и она получит список подходящих партнёров. Единственно, что ей нужно будет сделать, это выбрать.

— В общем, да… — юноша замялся. — Но как-то это не по-человечески.

— В чём дело, месье Ладожский? Судя по болтовне Мари, девушка вам небезразлична. Так почему вы сами не хотите протянуть ей руку помощи?

— Я бы рад, но не уверен в её чувствах ко мне.

— Тогда ничем не могу помочь. Выбор спутника является прерогативой мадемуазель Беккер, но если она выберет вас, то я не буду возражать.

— Спасибо, сэр! — просиял Иван и, облегчённо выдохнув, бросился к ждущим его девушкам.

В отличие от Сони, он понимал, насколько это рискованно оспаривать распоряжения главы Совета старейшин. Отец Мари, такой спокойный и обаятельный в домашней обстановке, на самом деле был пугающе страшной величиной. Ни один диктатор на планете не обладал таким могуществом и такой неограниченной властью, как король вампиров. К тому же он, как и Старейший, не ведал жалости к тем, кто выпадал из заданных стандартов, как физических, так и умственных. Вольнолюбие в своих подданных он тоже терпел лишь до определённых пределов. Иван подозревал, что Соня так легко отделалась лишь благодаря влиянию своего отца Макса Беккера, который занимал при Палевском тот же пост, что и Альфред Розенберг при Гитлере.

— Разрешил? Слава богу! — воскликнула Мари, догадавшаяся зачем приятель ходил к её отцу. — Так, а теперь давайте рассказывайте, что происходит, да побыстрей, а то Мика скоро докурит и потащит нас домой.

— Да что тут рассказывать, — сказал Иван, покосившись на Соню. — Я уже давно заметил, что Беккер под всяческими предлогами отлынивает от участия в охотах, но не придавал этому значения. Думал, что ей просто лень или она боится запачкаться.

— Вот именно! Я не хочу пачкать руки в крови невинных! — воскликнула Соня и, прижав к себе спящего мальчика, попятилась при виде гневной гримасы, исказившей лицо юноши.

В таком настроении она ещё его не видела, причём ей показалась, что он с трудом удержался от того, чтобы дать ей пощёчину.

— Заткнись, Беккер! Сделай одолжение нам и себе, — вполголоса сказал Иван, быстро глянув на Палевского. — Ещё слово о человеколюбии, и я всыплю тебе так, что мало не покажется.

— Только попробуй! — буркнула Соня, до которой стало доходить, что друзья не зря опасаются за неё.

— Ты что, совсем дура? Неужели до тебя ещё не дошло, что ты была на волосок от смерти? — Иван повернулся к Мари. — Господи! Хоть ты ей скажи!

— Ну… до крайностей, думаю, дело не дошло бы, но что правда, то правда. Под настроение у Мики можно схлопотать по полной программе, — обтекаемо ответила Мари.

— Глупости! — пробормотала Соня. — С чего бы Михаилу Яновичу приговаривать меня к смертной казни?

— С того, мадемуазель, что, подставив горло подонкам, вы тем самым поставили себя вне закона. Жаль, что вы до сих пор этого не поняли, — сказал незаметно подошедший Палевский.

— Но я!..

— Хотите сказать, что не сделали ничего плохого? Нет, сделали! По вашей милости могли пострадать моя дочь и месье Ладожский. Это ваше счастье, что с ними ничего не случилось. В противном случае вы уже сидели бы в камере и ждали приговора.

— Я не хотела…

— Не лгите, мадемуазель! — хлестанул девушку безжалостный голос Палевского. — В том и дело, что хотели. Вы специально разыграли спектакль, чтобы предстать перед друзьями в образе страдалицы за идею. Знаете, что случилось бы, не подоспей я вовремя? Смотрите!

И Соня с содроганием вновь ощутила лезвие ножа у своего горла и руку бандита, что сжимала её так сильно, что не давала дышать. Перед глазами у неё мутилось от боли и невозможности сделать вдох. Предусмотрительный бандит со всей силы врезал ей кулаком в висок. Помощь опаздывала, и девушка уже проклинала свою затею, потому страшно обрадовалась, услышав голос Ивана.

Поначалу всё шло так, как оно было в реальности. Юноша торговался, бандиты матерились и угрожали, а затем «качок» выхватил пистолет и выстрелил. Пуля вошла Ивану в глаз, и он рухнул на землю. Затем раздалось чьё-то рычание и Мари, опоздав лишь на мгновение, скорчилась у ног горца, который решил, что пора избавиться от заложницы и полоснул её ножом по горлу. Угасающим сознанием Соня увидела, как «качок» расстреливает лежащую Мари, а она скребёт пальцами по земле, стремясь подняться. Затем пришли тьма и чей-то не умолкающий страшный крик.

Придя в себя, Соня что есть сил вцепилась в юношу, который прижимал её к себе и что-то ласково бормотал, стремясь успокоить. «Слава Господу, вы живы!», — выдохнула она и гневно глянула на Палевского.

— Это жестоко, Михаил Янович! Ведь всё было не так! — просипела она.

Иван, который с самого начала заподозрил истинную подоплёку дела, умоляюще посмотрел на Палевского, но тот не внял его безмолвной просьбе и, связавшись со Службой зачистки, приказал перечислить оружие, найденное при бандитах.

Услышав, что «качок» — бывший спецназовец и при нём было найдено огнестрельное оружие, девушка пошатнулась, но сумела устоять на ногах.

— Вы правы, я убила их. Вызывайте патруль, я должна принять наказание, — сказала она и лишь тогда потеряла сознание.

— Papa! — Мари возмущённо посмотрела на отца. — Ты показал ей, как мы погибли?

— Тсс, милая! Всё будет хорошо, — сказал Палевский. — Это тоже часть наказания, но я обещаю, что всё будет хорошо. Когда очнётся, твоя подружка всё забудет.

— Тогда зачем было её мучить?

— Потому что забыть она забудет, но след пережитого потрясения останется и, надеюсь, впредь удержит её от безрассудных суждений и поступков.

— Понятно, — вздохнула Мари. — Ну что, домой?

— Да, пора. Думаю, Рени нас уже заждалась, да и ваша подружка уже пришла в себя.

Как и обещал Палевский, Соня не помнила последние события, но была тиха и молчалива. Она взяла у Мари мальчика и вопросительно посмотрела на друзей.

— Вы едете со мной, ваша машина уже дома, в гараже, — предупредил Палевский.

Неожиданно на лице Сони отразилось прежнее упрямство. Она открыла было рот, собираясь что-то сказать, но Иван бросил на неё такой взгляд, что она промолчала и погрузилась в прежнюю апатию.

***

Раздался шум отъезжающей машины, и в потревоженном парке вновь воцарилась сонная тишина. О маленькой трагедии большого города напоминали лишь два трупа в низине, лежащие в нелепо-изломанных позах. Но вскоре и они исчезли. Правда, сначала появилась две почти невидимые бесшумные тени, плывущие на высоте птичьего полёта. Они спустились вниз и склонились над трупами. Тихо зажужжал прибор с раструбом, и неяркая вспышка на миг осветила большеглазые маски, а затем всё исчезло. Лишь на траве остались лежать две светлых кучки пепла, как напоминание о бренности всего земного, но и они просуществовали недолго.

Гигантский каменный волчок совершил очередной оборот и солнце, вырвавшись из-за горизонта, со всей своей беспощадной мощью обрушилось на подлунный мир, изгоняя из него пугающие призраки ночи. Тьма снова отступила и пронзительную голубизну ясного осеннего неба раскрасили нежные краски утренней зари. Проснувшиеся птицы спели Гелиосу радостную осанну, а поднявшийся ветерок, будто любопытный щенок, пошевелил кучки пепла, а затем резким порывом разметал их по траве.[1]Qui seminat mala, metet mala[2].

____________________

[1] Записки на полях

Мать-природа равнодушна к смерти, — ведь это неотъемлемая часть жизни. Но она позаботилась о своих игрушках и страх, заложенный ею в инстинкты всего живого, не дает нам бездумно шагнуть за невидимую грань, что отделяет нас от мира небытия.

[2]Qui seminat mala, metet mala (лат.) — что посеешь, то пожнёшь.