Прошло около часа покуда старый маг Исгарот, одолев обратный путь по коварной тропе и выйдя к скалистой ложбине, смог наконец-то передохнуть. Замкнув за спиною потаенный проход Исгарот выступил на мост, но не одолев и десяти шагов без сил привалился к прохладным каменным перилам. Солнце все еще припекало, зудели крыльями лесные инсекты, из лежащей под мостом сырой пропасти выклубилось облако докучливого гнуса. Отложив в сторону посох и жадно припав к баклаге с водой, старый Исгарот вроде как перевел дух и даже немного отдонхнул, но тревога от сердца и не думала отступать. Вглядываясь в бегущую вниз дорогу, Маг с минуты на минуту ожидал появления врага: вот-вот вдали должны замаячить темные фигуры, хищно залязгать ятаганы головорезов и рассыпаться алыми сполохами заклятия Варантийского колдуна. Но враг всё не показывался, словно затаившийся где-то в тени и замышляя неизвестное коварство. Разбитый тракт пустовал, старый Маг все никак не находил себе покоя всей душой ощущая присутствие некой довлеющей скверны, будто бы на округу опустилось невидимое глазу мрачное облако, до краев исполненное злонамеренной власти. Помешкав немного и худо-бедно успокоив сердце, Исгарот поднялся на ноги и беспокойно зашагал вниз, обратно к разбитому тракту; по бокам от каменных перил у самого оконцовья моста возвышались почерневшие от времени статуи древних рыцарей-паладинов. Вытесанные из алого камня исполинские воины правой рукой опирались на длинные мечи, левую-же высокого воздевали над головами гордо удерживая некогда позолоченные кубки. — Первые паладины, Инноса всеблагого Чашники! — взмолился шепотом отец Исгарот, — Даруйте-же мне храбрость дабы вынести ниспосланные пытания, дайте-же сил дабы лиха избегнуть и ношу тяжкую лица не уронивши выносить!
— Молитесь небось, праведный отче? — из-за спины Исгарота раздался скрипучий, наполненный наглым пересмешием голос. Вздрогнув от неожиданности и ухватив посох обеими руками, пожилой Маг обернулся: вальяжно подбоченившись со стороны Монастыря к нему вразвалку подходила облаченная в черные хламиды фигура, не изобличить в которой чернокнижника Барадара мог только полный незнакомец.
— Вострепещут бледные Миртанийцы за Нордмарского идола своего, а жрецы, радовавшиеся в нем, будут рыдать о пропавшей славе! — молвил Барадар, бесстыдно уставившись на опешившего Мага Огня. — Ужели не ожидал повстречать меня тут, почтеннейший служитель вечного пламени?
— Напротив, — процедил отец Исгарот стиснув посох холодеющими пальцами, — Как раз таки ожидал, тебя тут и дожидался, только думал что придешь ты с другой стороны.
— Блажен всяк смиренный кто милостыни ждет у порога, — захохотал Барадар, — Только боюсь не к тому ты порогу пришел, ас-сайед! Вот и подумал от незнания, что я с другой стороны появлюсь!
— Нет, не так, — молвил Исгарот строго, — Не так написано в Законе! Блажен не ждущий, а подающий: ибо сказано, что милостыня избавляет от смерти и не попускает сойти во тьму, ждать-же следует не милостыни а милости Божией — только в ней есть сила переступить любой порог, с какой-бы стороны он не лежал. Оттоль напрасно ты, Закона не зная, ломишься в ворота монастыря. Тот, кто с чёрным сердцем к горе ступает, низвергнут будет с горы!
— Напротив, о ученейший среди ученых, — сказал Барадар и лицо его расплылось в елейной ухмылке, — Тот, кто извека для очей людских незаметный ступает в тени — перед тем и горы расступятся, и всяка откроется дверь! Да и к чему бы мне ломиться в ворота, коль скоро твои собратья — великомудрые, ученые слепцы сами отворили их для меня? Его Преподобие, досточтимый настоятель Серпентес учтиво пригласил меня отобедать, там-то мы с ним и обсудили некоторые очень важные вещи…
— Настоятель Серпентес? — гневно перебил Исгарот, — Не смей лгать! Преподобный отец Пирокар, да умножит Иннос годы его, он — единственный подлинный предводитель и настоятель обители Господней на этом острове. Что до Серпентеса, то перед ним стоит Магистр Ультар, рукоположенный самим Пирокаром на будущее верховодство. Так что ложь твоя коротка, тёмный странник, и не умалит благомыслия державных. Убойся-же их гнева и отступи!
— Пирокар мертв! — злобно прошипел Барадар, но сразу-же смерил себя наигранной милостью, — Но впрочем, негоже скромному монаху вроде тебя совать нос в заботы вышестоящих. Тем более что совсем скоро перед тобой появятся тяжелые заботы, от которых отвертеться будет не так уж и просто, хотя… — перебил сам себя Барадар, преисполнившись снисходительной важности, — Хотя сегодня я склонен чувствовать себя щедрым. Слушай-же, слабосильный кудесник: если по собственной воле услужишь мне и укажешь на вещь, которую ищу, то соизволю так уж и быть даровать тебе свободу, добром помилую и отпущу — вот мое слово! Подумай, прежде чем неблагодарно лаять в ответ: время твое ушло, старый Маг! Ты немощен и сед, а твоя вера не стоит и того пустого ветра, что поднимают твои ссохшиеся от бесконечных молитв губы. А ведь нагл будет тот народ что не пощадит старца и не уважит седин его — так что, старец, поведай о вожделенном мною предмете, раскрой, где тот мерзкий вор что вместе с рабом моим порочным умыкнул мою вещь и будешь прощен, вознаграждён мерой золота, и на все четыре стороны отпущен — так я клянусь, а мое слово многого стоит!
— Как орёл налетит народ наглый, который не уважит старца и не пощадит юноши, — горько молвил отец Исгарот, — И будет он есть плод скота твоего и плод земли твоей, доколе не разорит тебя! И будет теснить тебя во всех жилищах твоих, доколе во всей земле не разрушит стен, на которые ты надеешься. Вот явился и ты — первый из многих посланников Белиара, и вкрался коварством как аспид в чертоги святой обители на которую досель не смела падать даже и тень зла. Но напрасно трудишься, напрасно ты напрягаешь члены свои и разум, ибо все твои труды иссохнут как только коснется их Длань Карающая, искомый-же предмет тебе не разыскать — он сокрыт, и останется сокрытым во веки веков, так что забудь о нем и убирайся прочь, обратно во тьму. Ты — служитель плутовского бога, покровителя воров и теней, лживого Белиара раболепный наперсник — пошел прочь, убирайся, уходи в места пустынные и молись!
— Жалкий раб, отродье, охвостье собачье! — возопил взбесившийся Барадар и со всех ног бросился на старого Мага, — Рабом моим станешь, на веревке с ошейником тебя к Хозяину потащу!
— Убирайся! — взмахнув посохом Исгарот, с губ его сорвалось заклинание огня. Рассыпавшись искрами, навершие посоха воспламенилось и сошедший с него огненный шар с гулом полетел в сторону чернокнижника. По-змеиному спружинив, Барадар увернулся и в два длинных прыжка отпрянул назад, спешно подбирая опалённые края своих длинных хламид. Глаза его налились кровью и хищно сощурились. Одним ловким движением он сбросил с правой руки замшевую перчатку и, ощерив зубы в свирепом оскале, выбросил перед собой оголенную руку. На указательном пальце его правой руки которая больше походила на длинную, когтистую лапу дикого зверя, виднелось неприметное колечко с оправой, сработанное из помутневшего от времени серебра. Но пытливый взгляд отца Исгарота мигом приковался к выступающему из-за оправы камню: то был совсем маленький кристалл, не больше половины мизинца, но иссини-черная его поверхность казалось пугающе бездонной, жадно поглощая каждый всполох заходящего солнца.
— Прочь, твои козни бессильны перед небесным пламенем, отродье Белиара! — воскликнул Исгарот и, вновь замахнувшись посохом, послал в сторону Барадара второй огненный шар. С гулким шуршанием и кипятя вокруг себя воздух, шар сверкнул над полотнищем моста и было разбился о тонкую фигуру чернокнижника, но тут из камня на его кольце выклубились длинные пряди чёрного дыма и, овившись вокруг шара, поглотили его без следа. Из глотки Барадара вырвался клокочущий смех победителя:
— Несчастный дурак, хуже смерти ждет тебя участь, — сказал он, воспаряя над мостом. — Не утруждай себя заклятиями против Бога теней, ибо магия Солнца бессильна перед моим подлинным владыкой! Из камня на кольце чародея поползли огромные клубы дыма, окутывая его завесой непроницаемой тьмы. Грозной тучей навис Барадар над ссутулившимся Исгаротом. Старый маг, в потрепанной временем мантии и с закомлистым посохом в руках, казался теперь ничтожно малым и померкшим, словно убоявшись чёрного облака.
— Иннос! — воскликнул Исгарот ударив по облаку сизой молнией, но только искры прыснули в разные стороны, тьма-же не отступилась. Сгущаясь пуще прежнего, чёрная хмарь окольцовывала Мага Огня, уже к его посоху потянулись первые змееподобные ленты дыма, из-за мрачной завесы гудел злорадный голос Барадара: — Несчастный, хуже смерти ждет тебя участь!
Припав на колено, Исгарот выставил посох перед собой упирая его конец в полотнище моста. — И свет во тьме светит, и тьма не объяла его! — повторял он словно скороговорку древнее заклинание огня. Содрогнувшись, суковатый посох ослепительно вспыхнул, мост под ним заходил будто разбитый внезапной судорогой, среди сгустившийся непроницаемо тьмы внезапно вспыхнул огромный светильник и, расширившись над Магом Огня, озарил округу всполохом яркого света. Гадко зашипели съежившись дымные змеи, чёрное облако Барадара подернуло незнамо откуда налетевшим вихрем, оно стало расползаться на крупные, лохматые нити и задалось чешуйчатой рябью. Было проглянуло солнце и показалось, что вот-вот Барадаровы чары будут наконец сломлены, но чернокнижник не мешкая собрался с силами и, процедив сквозь зубы короткое проклятие, пуще прежнего искривился в хищном оскале. Вновь сгустилась чёрная туча и, навалившись на светильник Мага с утроенной силой, страшно побагровела. Опустив веки старый Исгарот стал нашептывать молитву, всеми силами удерживая норовящий выскользнуть из рук посох.
И так они боролись — столкнувшиеся над пропастью твердыни. Несколько раз ярился пожаром светильник, пронзая вспышками белых лучшей налетающую тьму, и столько-же раз багровела страшная туча, всползая змеистым дымом и наваливаясь на Исгарота с чудовищной силой. Тяжело приходилось старому магу: хоть он черпал силу в молитве и, раз за разом повторяя имя Господне, наливался благодатным могуществом, но тем не менее ощущал, что с каждым новым ударом тьмы облако крало сил все больше и больше, ровно как в тот раз в саду при Часовне, когда он вздумал тягаться с таинственным черным камнем.
— Помоги мне, Иннос! — отчаянно вскрикнул Маг, чувствуя что силы его покидают. Ярко вспыхнул светильник вновь разгоняя завесу, парящий в воздухе чернокнижник было пошатнулся и рухнул на мост, но тут не выдержал магический посох и, предательски выскользнув из слабеющих рук Исгарота, мигом рассыпался на тысячу тлеющих щеп. Раскрывшийся комок белого света погас и на старого Мага лавиной обрушилась тьма.
— Несчастный, хуже смерти ждет тебя участь, — услышал он голос Барадара, теперь уж не гулкий как прежде, но гнетущий холодным спокойствием, триумфом укрепившегося победителя.
Исгарот ничего не ответил. Он лишь беспомощно содрогнулся, ощутив как тьма сомкнулась над ним, по щекам покатились холодные слезы. Съежившись беспомощным комком на мерзлом полотнище моста, он в последний раз повторил живительные слова молитвы и умолк. Хищная тишина окутала округу. Под злонравный шелест дымных змей и угасающее дыхание Мага, воспаривший пуще прежнего чернокнижник ликовал: — Несчастный, — повторял он, — познай-же Бездну, щедрый дар Хозяина моего, где будут прозябать опоры души твоей, где будет ей суждено страдать до кончины века!
Но тут над Монастырским долом разнесся чей-то громоподобный голос:
— Так будет при кончине века: изыдут Вестники, и отделят злых из среды праведных, и ввергнут их в печь огненную: там будет плач и скрежет зубов!
Вместе с появившимся из ниоткуда голосом на монастырский мост обрушился вихрь, свирепыми порывами вспарывая чёрную тучу. Отец Исгарот зажмурился и в страхе припал к мосту. Он не знал что и думать, но к изумлению сердце его стало наполняться необъяснимой радостью и надеждой. — Слава тебе Иннос-владыка, слава тебе пресвятой Господи! — закричал старый Маг, воздевая распростертые руки к небесам. Вихрь-же все выл, грозно ярясь и разбиваясь об окрестные скалы, чёрное облако Барадара вконец изодрало на нити высоко закружив над монастырским разлогом, самого-же чернокнижника и вовсе не было видно: обратившись в мглистую летучую мышь, он прорвался сквозь ветер и устремился на север, оглушая лесные макушки и скалы трусливыми воплями.
Тем временем налетевшая незнамо откуда буря стала утихать. Отец Исгарот почувствовал что на небосвод вновь вернулось солнце, воздух потеплел и наполнился чудесным благоуханием. Старый Маг все еще ничком лежал на мосту, на душе его было спокойно, но из благоговейного трепета перед свершившимся чудом он не решался поднимать лицо, лишь только повторяя про себя славу Господню.
— Ну-же, сын мой, вставай! Чего ты лежишь? — обратился к нему по-отечески мягкий, утешающий голос.
— Ужели это ты, отец Небесный, Иннос-Владыка? — с трепетом воскликнул Исгарот, все еще не смея подняться.
— Нет, всего лишь скромный его слуга — последний из рабов Божьих, — весело ответил голос. Тогда Исгарот приподнялся и, выпрямив взор, чуть было не расплакался от радости: в золотистой мгле и россыпях заходящего солнца перед ним стоял сам настоятель — великий магистр Пирокар.
— Отче, преподобный отче! — Исгарот бросился целовать колени своего старого наставника, но тот мигом подхватил его под локти и, благословив, поднял на ноги.
— Учитель мой Пирокар, — сказал Исгарот все еще приходя в себя от потрясения, — Так значит вы живы! А монастырь, тогда…
— Все живы, да и монастырь как и впредь стоит на своем месте, — ответил с улыбкой Пирокар, — Нашу древнюю твердыню не так-то уж просто потревожить. Но пойдем-же! Сражение с чернокнижником порядком тебя потрепало, мастер Неорас должен позаботиться о твоих ранах. А ведь медлить нам нисколько нельзя, каждая минута стоит дороже всех сокровищ Миртаны. Мы пока-что на шаг опережаем врага, но шаг этот короток и стоит нам немного замешкаться, завозиться под стать нашей старой привычке, как враг мигом нагонит нас и тогда… Тогда будет потеряным абсолютно все, и завеса тьмы опустится на мироздание. Но полно, — перебил сам себя Пирокар, — Прежде забот ты должен восстановить силы, идем! Битва выиграна, но впереди грядет война.