К утру над неуютным укрытием путников забрезжил слабый, серовато-белый восход. Ветер приутих, но за ночь из-за южных склонов надуло целый ворох влажных облаков. Угрюмо повиснув над округой, они с первыми лучами рассвета стали выпадать промозглой моросью, заволакивая пологие низовья и балки непроглядными клубами туманом. Продрогнув до костей, старина Сид нехотя повернулся на бок и закряхтел: сильно ныла спина, уставшие за прошлый день ноги вместо отдыха будто налило свинцом. Всю ночь он вертелся на каменистом ложе попеременно теряя сон, а если и забываясь — то ненадолго, да и с какой-то мутной тревогой на душе, которая ни на минуту не отпускала. Пуще прежнего тревожил его загадочный черный камень: лежащий мертвым грузом в подпоясном кошеле артефакт будто бы просился на волю. «Он очень голоден» — вспоминал Сид слова отца Исгарота и его последующую тяжелую болезнь, которая наступила сразу после той памятной магической схватки. От этих воспоминаний тревога давила только сильнее.
Бард между тем чувствовал себя привычливо бодро, с невзгодами дороги и непогодой помогала справляться закаленная молодость. Проснувшись раньше Сида и заметив, что охотник опять отлучился, он выполз из-под одеяльных шкур и принялся хлопотать над завтраком, раздумывая чего-бы состряпать из имеющегося скудного провианта, да и к тому-же без очага. Покумекав, он растёр в деревянной кружке пряные травы, аккуратно разбил два припасенных еще с реки яйца кекликов и перемешал все вместе сухарным крошевом, приправив получившуюся густую болтунью небольшой щепоткой соли.
— Ох, кабы можно было все это дело изжарить! — подумал Бард, с сожалением поглядывая на торчащий из расселин сухостой, но огня разводить все-же не стал. Заслышав кряхтение Сида, он подвинулся ближе и протянул ему полную кружку:
— Доброго утречка, старина! Вот, я снова отличился — смастерил вполне пригожий завтрак. Бьюсь о заклад, ты такого не пробовал.
— Доброго и тебе, милсдарюшка! — протянул Сид, любопытно заглядывая в кружку, — А что это там у тебя плещется? Пряно пахнет, вкусно небось!
— Это изысканное Венгардийское лакомство, — важно заявил Бард, — Называется гогель-могель! Правда его принято делать сладким, с обязательным добавлением мёда и крепкого двухгодичного рома, но что уж поделать — чем богаты, тем и потчуем!
Приняв кружку, Сид аккуратненько отхлебнул и, немного почмокав губами, одобрительно закивал головой.
— Про этот вашенский когель-ногель я не слыхал, но у нас в Сильдене похожий напиток называют яичным пивом. Оно к нам из Нордмара пришло: по тамошнему рецепту тоже полагается делать напиток сладким, правда к мёду примешивают побольше густых сливок, или-же заливают доверху жирнющим коровьим молоком.
— Ищ ты, — довольно крякнул Бард, — Вот бы отведать! Но все-же мой гогель-могель звучит, по-моему, лучше.
— А у нас, на Хоринисе, этот напиток гагер-нагером кличут, — раздался голос воротившегося охотника, — И делают его из яиц падальщика, смешивая желтки с виноградным сиропом и растёртым в крошево листом серафиса. Очень сильно помогает от зимних хворей и детских желёзок, до сих пор лесная бабка Саггита сельских пострелят этим снадобьем лечит. Впрочем, завтракайте быстрее, боюсь что новости у меня не самые лучшие.
— Что там? — буркнул Сид, вымачивая остатки напитка краюхой чёрного хлеба. На душе у него итак беспокойно скреблось, поэтому к дурным новостям он отнесся чуть-ли не с полным равнодушием. Бард-же наоборот, мигом отложил еду и навострив уши изготовился слушать.
— Ну, во-первых погода сильно испортилась, — молвил охотник, — Полторы-две версты вверх по склонам мы еще как-нибудь преодолеем, а дальше облака лежат на верховьях и не видно ни зги, поэтому ход придется замедлить. Всяческие же промедления нам сильно не на руку, ведь погоня от нас если и отстала, то не так чтоб уж шибко: в трех верстах книзу есть один холм, старые ловчие его еще «наблюдательным» кличут, с него в погожий день весь край как на ладони раскрывается до самой низины. Погода-то, конечно, нынче дрянь предрянная, но костерок около нижних опушек я все-ж смог разглядеть. Как пить дать, погоня наша лагерь разбила подле прилесных холмовий, ну и как только туманы от реки отойдут, то выступят за нами наверх. Оттоль до нас — вёрст эдак пятнадцать, не больше, а справные мужики хоть-бы и тутошних дорог не зная такое расстояние преодолеют до полудня, особо при этом не запотев. Ну а ежели мы сами до полудня проберемся через тутошние косогоры и свернем наконец на восток, то может от погони наконец отделаемся: восточное плато для быстрого хода крайне пригоже — оторвемся верст на двадцать, а там уж и Маги Воды подсобят.
Наскоро упаковав поклажу и собравшись с духом, путники покинули уже казавшуюся почти родной лощину, выступив обратно на горную дорогу. От непрекращающейся холодной мороси разбитая тропа порядком осклизла, поэтому идти приходилось медленно, пристально следя за каждым шагом. Шли молча; Сид — тяжело припадая на короткий походный посох, Бард — легкой, но в то же время неуверенной поступью, и охотник Драгомир — впереди всех, зорким глазом осматривая округу дабы выискать то и дело теряющуюся меж рытвинами тропу. Пополудню вышли на крутое, поросшее сухим репейником угорье, сизо-серые облака прилегли путникам почти почти-что на макушки. Охотник объявил короткий привал, сам-же отлучился обратно, проведать как там поживает погоня, воротившись-же сообщил что вроде-бы никого видно не было, но из-за выклубившихся книзу туманов округа проглядывалась от силы на полторы версты. Скудно попотчевав двинулись дальше, покатый склон медленно выровнялся и тропа, обогнув небольшую россыпь заросших терновником валунов, повела в сторону глубокого оврага.
— Уже скоро возьмем на восток, — бодро отчеканил охотник, — Горный перевал аккурат за этой балкой, а там уж… — он оборвался на полуслове и, остановившись как вкопанный, тяжело вздохнул. — Вот тебе на! — узкую горловину оврага преграждал возвышающийся до небес обвал.
— Леший меня раздери! — брякнул с досады Сид, устало облокотившись на посох.
— А что, точно не перелезем? — с надеждой в голосе сказал Бард, но поймав почерневший взгляд охотника, тотчас умолк.
— Увы, — хрипло молвил охотник, — Через такой обвал разве что горный козел перескачет, и то не с первого раза. Эх, кабы оно на пол версты дальше осыпалось, может быть и перебрались бы: там овраг ширше становится, там уж как-нибудь краем, а тут… прямо наваждение какое-то, бесовщина!
— С самого начала бесовщина, — задумчиво молвил Сид, — Знать-бы чем она окончится. На мгновение ему показалось что из подпоясного кошеля раздался еле слышимый смех.
— Да что уже там, выкрутимся как-нибудь! — попытался приободрить путников охотник, но голос его предательский дрогнул. — Ох, трясцы его матери! — выругался он тогда, — Значит так: воротимся обратно на склон, а оттуда возьмем еще южнее и пройдем вдоль горных ключей. Не хотел я идти той дорогой, но так оно видимо у нас на роду написано.
— А что с ней не так, с той дорогой? — боязливо молвил Бард.
— Все с ней так, — горько усмехнулся охотник, — Ежели чего, она пожалуй что и поживописней этой скалистой тропы будет! Горные ключи — довольно известная охотничья делянка, в прежние времена там водилось порядком разного зверья, нынче говорят стало поменьше, но все равно тревожно. Ведь если рассудить по-хорошему, нам с тамошней живностью тягаться очень опасно, даже я бы сказал — смертельно опасно. Не к добру молвлено будет, но ты когда-нибудь видел что может с человеком сделать стая голодных глорхов?
— Нет, но подозреваю что ничего хорошего, — сказал Бард страшно побледнев.
— Очень верно подозреваешь, музыкант, очень-очень верно, — угрюмо кивнул охотник, — Но увы, нам или обратно идти, или вперед по новой дороге: на обратном пути нас точно подкараулят те скверные молодчики с пристани, ну а на дороге через ключи могут ожидать голодные глорхи. Что выбираем?
— Глорхов! — твердо ответил Бард, с содроганием вспомнив о свирепых прислужниках колдуна.
— Угу, и я тоже, — кивнул Сид, — Лучше уж дикого зверя желудок, чем диких людей кандалы!
— Вот и порешили, — ухмыльнулся охотник, — А теперь в путь.
Быстро вынырнув из оврага и обогнув отвесные кручи, путники вышли на южную тропу, по правую руку которой тянулся поросший карликовым кустарником склон, слева-же шумел первый из многих горных источников, резво спрыгивая с острых языков скал. От первого источника тропа взяла круто вверх и, извернувшись замысловатым зигзагом, повела вдоль второго ручья, гораздо более широкого и бурного. С каждой пройденной верстой русло расширялось, наконец-то унялась холодная морось, сгладились покрытые горным разнотравьем крутые бережки, а над проплешинами окрестных холмов, проглядывая через клочья хмари, забрезжило яркое солнце. Путники приободрились, как следует обсохнув и согревшись. Шагающий впереди охотник задумался — не сделать-ли привал, но все-же решил обождать с отдыхом. Сил покамест хватало, да и к тому-же хотелось пройти этот край как можно быстрее.
Миновало как следует за полдень, когда порядком подуставшие путники прошли наконец-то мимо второго ключа и, обогнув крохотную равнину от которой отходил третий ключ, свернули наконец в сторону востока, вступив на проторенный через скалы узкий карниз. Ущелье третьего ключа смыкалось перед ними горными кряжами, южнее от карниза замаячили пики пограничных с Миненталем хребтов, с вершин которых торчали сложенные из сланцевого камня башни — черные, словно кто-то вымарал их сажей, приземистые, и на удивление широкие.
— Чьи это башни? — удивленно похлопывая глазами спросил Бард.
— Это дозорные башни орков, — ответил охотник, — Стоят тут испокон веков, мало кто из людей на них забирался.
— Орков? — с испугом переспросил Бард, — Неужели тут кроме глорхов и орки водятся?
— До сотворения Барьера над Долиной Рудников точно водились, — сообщил охотник, — В те времена эти земли считались далеким пограничьем страны Минентальских орков. Дикий этот народ в ту пору часто спускался с гор, бывало доходя аж до самой реки, но людям нисколько не докучал благо крупных селений в этих местах как нынче нет так и впредь не бывало. С орками тутошнюю глушь делить приходилось разве что охотникам, но как говаривал мой покойный дед: в прежние времена вольные ловчие Хориниса и лесные орки Миненталя умели находить меж собой общий язык.
— Люди и орки ладили? — изумился Бард.
— Говорят ладили, только давно это было, — вздохнул охотник, — Разве разберешь сейчас что быль, а что небыль? Но дед рассказывал о промышляющих в приграничных с Долиной землях охотниках, которые исстари носили на себе какой-то особенный знак что для орков являлась символом дружбы. Завидев человека с этим знаком, орк не затевал драки а шел мимо с миром, иногда даже вежливо раскланявшись и пожелав удачи в охоте. По крайней мере такую историю любили рассказывать старые охотники, а как оно подлинно — то уж никто не ведает.
— В Миртане я о таком не слыхал, — молвил Сид, — Чтобы люди и орки мирились, вот уж диво из див!
— Те орки, которые у вас нынче в Миртане города жгут — они совершенно другие, — ответил охотник, — С тутошним лесным народом материковые орки схожи разве что именем, ну и внешним обличием, да и то не совсем. Видел-бы ты этих Минентальских увальней! Вроде и орк, а так поглядишь — чистый медведь: кряжистый такой, с головы до пят мохнатый, на задних лапах до сих пор стоит неловко, будто бы выпрямившись ходить научился вчера. Тутошние орки словно напрямую из старых сказаний вылезли, из легенды про то, как человек убил зверя и низверг его в царство Белиара. Материковые-же орки вовсе на зверей не похожи.
— Что уж говорить, какие там звери! — согласился Сид, — Тот народ что валит на нас из-за ледников Нордмара от рода человеческого пожалуй ничем не отличается, а кое где и вовсе опережает его: взять хотя-бы их богатырскую силищу и воинскую смекалку.
— А с чего они на вас валят-то, эти странные орки? — заинтересовался охотник.
— Один Белиар знает, да леший бы их душегубов подальше побрал! Ведь никакой обиды мы этому неизвестному народу не делали, старая война Робара Святого их никак не касалась. Великий этот король, да святится его имя во веки веков, в древнюю пору бивал орков из Неизведанных Земель что повадились разорять Миртану, то и дело высыпая разгульными ватагами из-за мглистых западных гор. Сам-то я их не видывал — бо, то были времена моих дедов и прадедов, но из сохранившихся преданий известно что ражьи орки запада больше походили как раз таки на тутошний лесной народ, нежели на привалившего из Нордмара грозного сородича. Оттоль и стих старой проповеди — «и Человек убил Зверя, и низверг его в царство Белиара», такие дела.
— Да уж, дела чернее сажи, — заметил охотник, — А меж тем мы уж без малого десять верст отмахали, может даже так выйдет что к концу дня доберемся до подъема на плато, только вот тебе диво — за всю дорогу я не приметил ни одного звериного следа!
— И слава Богу, — облегченно вздохнул Бард, — Не очень-то хотелось иметь дело с тутошней живностью.
— То да, — буркнул охотник, — Но все-ж непорядок — ни зверей, ни следов. Но полно, чем скорше пройдем, тем меньше похлопочем!
Дальше шли молча, впереди по-прежнему шел охотник Драгомир то и дело припадая к земле и осторожно вслушиваясь в округу, за ним настороженной походкой шествовал Бард, ставший за это время прытким и чутким как лань. Немного поодаль, замыкая шествие ковылял старина Сид, согнувшийся в три погибели и тяжело опираясь на посох то-ли от усталости, то-ли от лежащего на душе беспокойства. День померк, на белесых верховьях заиграли отблески заходящего солнца, вконец измотанные путники как могли прибавили ходу, но ущелье третьего ключа и узкий карниз вдоль которого бежала тропа все никак не заканчивались. Получасом потягавшись с крутеющим подъемом и окончательно растратив остатки сил, они свернули с тропинки, пересекли холодный ручей и, вскарабкавшись на небольшую каменистую осыпь, решили заночевать. Укрытием послужила раскрывшаяся прямо за осыпью глубокая расселина, со всех сторон поросшая чахлым кустарником и жесткой как щетина травой. Костров решили не жечь и на этот раз, подкрепившись вяленым кротокрысьим мясом с остатками найденных Бардом кекликовых яиц. Расшнуровав сумку с путевым скарбом, охотник Драгомир принялся выуживать ночлежные шкуры, но вдруг разом бросив затею настороженно вскочил на ноги.
— Чу! Слышите?
— А? Что там? — встрепенулся Бард.
— Тс-с-с, слушай!
Мигом отложив еду путники поднялись и, усиленно напрягая слух, стали вслушиваться наступающую ночь. Поначалу до них донеслись привычные шумы горного края: над верховьями тихонько завывал ветер, изредка потрескивали жухлые ветви кустарника, в лежащей под ними ложбине весело прыгая с камня на камень журчал и куражился холодный ручей. Но минуту спустя к привычным шумам стал примешиваться какой-то посторонний рокот, гулкий и мерный, походящий на ритмический стук, словно кто-то меж горных верховий вздумал колотить в барабаны. Перестук этот нёсся попеременно — то нарастая, то умолкая, но с каждым новым началом становясь все отчетливей и громче. Минуту спустя сереющие в ночной мгле склоны озарились всполохами багряного пламени, пуще прежнего загремел дробный перестук, над узким ущельем ключа пронеслись первые зычные раскаты ратного горна.
— Не уж-то ли орки? — сдавленным голосом просипел Сид.
— Похоже на то, — мрачно молвил охотник, — А их ведь тут быть не должно, эти земли давно покинуты!
— Очевидно старые хозяева решили вернуться, — сказал Сид, нащупывая рукоять короткого кинжала.
— Что-же делать-то будем? — спросил Бард, испуганно озираясь на вспыхивающие среди гор зловещие зарева.
— Авось они сюда не свернут, — ответил охотник, — Ведь если их много — то нерезонно брести вдоль карниза, где пройти можно разве что гуськом. Скорее всего они идут старой торной дорогой, которая спускается от сторожевых башен к устью второго ключа — вовремя-же мы оттудова смылись! Но вы покамест укройтесь тут: даже если кто и пройдет по тропе, то в прогалине этой, за кустарником, вас уж точно никто не заприметит, а я меж тем пойду-поразведаю что там да как. Сидите и носа без меня никуда не кажите!
Прежде чем Сид с Бардом успели что-либо возразить, охотник Драгомир тенью выскользнул из-за кустарника и, в два прыжка обогнув сыпучий склон, еле видимой тенью перемахнул через ручей. Пол минуты спустя его серый силуэт исчез в ночной мгле и путники остались одни. На минуту показалось что барабанная дробь поугасла и отошла в сторону, но тут сверху разнесся леденящий кровь верезг орчьего горна. Замерев за кустарником, путники увидели, как освещая округу желтыми языками факельного пламени на тропе показалась первая вереница Минентальских орков. Они шли, чеканя по-военному шаг и громыхая вороненным доспехом, за их спинами гремели, выбивая ритм, походные тамбуры. Возглавлял цепочку дюжий беломордый орк-шаман, с ног до головы обвешанный замысловатыми амулетами и яркими драгоценными камнями. Всем своим могучим станом опираясь на здоровенный посох, больше походивший на неструганую дубовую жердь, орчий шаман вел свое воинство горделиво задрав мохнатую голову. Сработанное из волшебной руды навершие посоха мерцало перед шаманом угрюмо-сизым свечением — путеводным для его подслеповатых глаз, привыкших заглядывать в незримый для обычного ока мир магических потоков и теней. Мало кто знал, но пользуясь подобными светильниками шаманы орков умели предощущать рунную магию паладинов, этим самым выискивая и угадывая засады людей короля. А цепь орков все тянулась и тянулась вдоль карниза, хрипели натруженные дыханием орочьи глотки, казалось что шествию воинства не будет конца.
— Где-же охотник? — тихонько пискнул вжавшийся стены ложбины Бард
— Не вижу, — процедил сквозь зубы Сид, осторожно выглядывая из-за кустов. Тут сверху ущелья покатилось зловещее рыканье, жестоко щелкнули плети, вниз по скалистой тропе понеслись грубые когтистые лапы — это орочьи погонщики гнали своих свирепых ищеек.
— Леший-бы их в качель! Вот если вынюхают нас, то хана. — отпрянув от кустов молвил Сид.
Подгоняемые жестоким погонщиком вдоль тропы пролетели первые псы, отвечая на каждый взмах плети недовольным поскуливанием. Пролетели — и скрылись за поворотом. Следом за ними, важно вскинувши хвост и выбросив из клыкастой пасти огромный слюнявый язык, трусцой бежал огромный вожак гончих — наводящая страх злонравная псина с широким плоским носом и зыркающими из-под мешковатых век воспаленными глазами. Было бегущий пёс внезапно остановился, настороженно повел по воздуху носом и, вскинув бугристую голову, протяжно завыл. Орчье воинство встало как вкопанное мигом ощерившись черными ятаганами. Занеся над собой посох, беломордый шаман стал настороженно вышагивать вдоль шеренги, злая орчья ищейка тем временем еще раз обнюхала воздух и, сиганув с каменистого карниза в ущелье, деловито зашлепала по ручью. К ужасу путников, собака двигалась в сторону неприметной осыпи, над которой и лежала сокрывающая их ложбина. Бард закрыл лицо руками, пуще прежнего вжавшись в скалу. Пригнулся и Сид, судорожно ухватившись за толстую рукоять кинжала.
— Ну-ка поди сюда, грязная тварь! — изо тьмы грянул громкий голос охотника. Серебряным звоном отозвалась тетива его ловчего лука, метко пущенная сквозь ночь стрела с шипением вонзилась в толстую шею ищейки. Рухнув на брюхо с протяжным воем, свирепый зверь пал и тотчас издох. С тропы наверху лавиной сошел грозный рёв, заворчали трещотками орочьи арбалеты.
— Драгомир! Где ты? — подскочив на ноги крикнул Сид и, в два прыжка преодолев ложбину, очертя голову бросился вниз по осыпи.
— Сид! Стой! — вскрикнул Бард, пытаясь ухватить удаляющегося спутника, но тот словно растворился в ночи.
— Сид! Драгомир! — закричал еще раз Бард. В ответ послышался лай взбесившихся орков, под неровным светом факелов Бард успел разглядеть их мрачные фигуры, спешно карабкающиеся с карниза к ручью.
— Сид, Драгомир, бегите! Они внизу! — пуще прежнего заорал Бард, но тут его что-то больно ужалило в лоб: то-ли метко пущенный камень, то-ли отскочивший от скал орочий болт. Брызнула кровь, застелило глаза, Бард пошатнулся и, зацепившись за ветви кустарника, беспомощно рухнул на каменное дно ложбины. Последним что он успел увидеть был яркий проблеск белого света, в уме его смешавшийся с отчаянным рёвом орков, огнями факелов, и еще каким-то чужим, совершенно незнакомым шумом.
— Сид… — прошелестел Бард немеющими губами и, потеряв сознание, впал в глубокое беспамятство.
Шесть часов спустя узкое ущелье третьего ключа озарило выкатившееся из-за верховий яркое солнце. Лучи его, отражаясь от голубеющих вдали вершин, высветили поросшую кустарником лощину, на холодном дне которой так и лежал беспамятный Бард. Миновало за полдень, когда солнце вышло в зенит и начало как следует припекать. Продирая глаза сквозь спекшуюся коркой кровь, Бард медленно приходил в себя. Приподнявшись с локтей на колени, он боязливо выглянул за кустистую изгородь: тянувшаяся вдоль каменистого карниза тропа была совершенно пуста, внизу беззаботно бежал и весело булькал горный ручей.
— Сид? Драгомир? Где вы? — неровным голосом кликнул Бард, все еще побаиваясь что незнамо откуда могут нагрянуть орки, но окрестные скалы ответили лишь слабым отражением его собственного голоса.
— Сид! Драгомир! Куда-же вы делись? — кликнул Бард погромче, но опять в ответ раздалось лишь эхо. Окончательно уверившись в собственном одиночестве, молодой менестрель разворошил оставшиеся за спутниками торбы и, немного подкрепившись, решил обследовать округу.
Аккуратно спустившись с насыпи, он сперва проследовал к ручью, не рискуя покамест лезть на открытый карниз. Зеленеющий мхами и приземистой травкой бережок был истрепан кованными сапожищами орков, около небольшого уступа виднелось почерневшее от солнца пятно, где очевидно издохла сраженная стрелой охотника ищейка. К удивлению Барда, сама падаль не отыскалась: на примятых стеблях чертополоха висели лохмотья окровавленной песьей шерсти.
— Вот бы узнать кому взбредило утаскивать дохлого пса! — подумал Бард, в смятении почесывая затылок. Умыв лицо студеной ключевой водой и немного освежившись, он переступил через поток и, вскарабкавшись по отлогому склону, осторожно вылез на тропу. Усеянная мелкой галькой каменистая поверхность была сплошь и рядом изрыта следами тяжелой орочьей обуви, кое где поблескивали обломанные навершия чёрных арбалетных болтов, валялись лоскуты то-ли подранного доспеха, то-ли орочьей шерсти, но крови и трупов не было.
— Неужели орки их пленили и погнали за собой? — тихо ужаснулся Бард. Тщетно старался он высмотреть отпечатки человеческих подошв: каждая пядь тропинки была перепахана тысячей спешащих вниз углублений — огромные и размашистые вытиски орочьих лап, словно кто-то подхлестывал их убраться с этого места. Извернувшись на северо-запад, тропа вильнула за каменистый отвес, Бард двинулся следом, оглядывая каждую пядь, но, к его изумлению, орчьи следы оборвались сразу за поворотом. Дальше тропа протягивалась совершенно гладко, ни единая былинка не была потревожена чьим-либо приметным отпечатком.
— Вот уж диво из див! — молвил про себя Бард, — Неужели Минентальские орки умеют летать?
Потоптавшись на месте и осмотрев чуть-ли не каждую травинку, он было засобирался назад к стоянке, но тут его взор привлек какой-то странный блеск: подле вклинившегося в скалистый отвес валуна что-то явно переливалось под игривыми лучами солнца. Осторожно обойдя камень, Бард прищурился высматривая источник вспышек, но наконец разглядев озаренный солнцем предмет ошарашенно ахнул, будто ему крепко дали под дых. Колени Барда подкосились, теряя чувства он грузно присел на дорогу.
Чуть поодаль от валуна, игриво искрясь на залитой солнцем гальке, лежал загадочный черный камень.
Конец Первого Тома
Больше книг на сайте - Knigoed.net