Кассий
Приходи Антоний, Октавий молодой, сюда!
И отомстите лишь Кассию! Устал от мира Кассий!
Любимому не мил, противен брату,
Изруган, как холоп. Всё, в чем виновен,
Записано, затвержено на память, чтоб в зубы ткнуть.
О, вся моя душа слезами изойдет.
Вот мой кинжал, вот грудь моя открыта,
Сердце в ней дороже и ценнее,
Чем Плутоса подземные богатства…
Уильям Шекспир. Юлий Цезарь
— Ищи остальных! Тут точно должен быть кто-то еще!
До тошноты знакомый голос едва пробивался до меня, как через толстое, ватное одеяло. Веки казались тяжелыми, неподъемными, сознание — вязким и болезненным, как на утро после изматывающей болезни, когда всю ночь сражаешься с лихорадкой и тревожными мучительными снами, с собственным сгорающим телом и болезнью, выедающей плоть.
Я по крохам собрала мысли, воспоминания и личность, с каждой деталью всё сильнее ощущая огромный груз ответственности и усталости от жизни.
Вот бы меня не нашли, оставили здесь в земле, но я уже чувствовала, как чьи-то руки торопливо вырывают землю рядом и осторожно стараются вытащить меня из-под завалов. Нос, помимо запаха почвы, уловил табак и хвою.
Где-то над головой снова послышался голос:
— Мом! Ты нашел кого-нибудь?
Целая минута тишины, я либо успела вновь потерять сознание, либо действительно так долго не было ответа. Каин тихо выругался под нос и вновь крикнул:
— Мом!
— Нет, здесь никого больше нет!
Хотела бы не согласиться, но горло так пересохло и саднило, что я решила отдать всё на волю судьбы. В конце концов работники могли и уйти, спастись, а Давид под завалами давно мертв.
Аккуратно потянув меня вперед, некромант поспешил очистить мое лицо, удостоверившись, что я могу дышать. Где-то рядом предупреждающе скрипнул металл, я распахнула глаза, испугавшись, что нас снова накроет обломками, но выгнутая стенка ковша, как щит накрывшая моё земляное убежище, лишь неловко покосилась. Мне снова повезло, повезло выжить и дождаться помощи. Глаза цвета грозовых туч смотрели на меня недобро, но с явным беспокойством.
— Прости.
— Потом поговорим, сейчас нужно успеть вернуться на корабль, стражи уже близко.
Послушно кивнув, я вновь закрыла веки, благодарно приняв путешествие на чужих руках. Сон быстро утянул в свои объятья под мерное дыхание Каина и нарастающий шум моря, лишь под конец разбавляемый скрипом канатов и мачт.
Из темноты, из разума полного видений, мне показывался силуэт мужчины с жестким, пристальным взглядом. В плотной движущейся дымке он смотрел неотрывно, пристально и будто бы уже давно, не первый раз, не первый день, не первый месяц и даже не первый год.
В горле запершило, и я закашлялась во сне, во рту почувствовался гнилостный привкус, он нарастал, будто от длительности надзора зависело количество слизи, заполнявшей мой рот. Я тщетно пыталась отплеваться, но скованное сном тело не разжимало губ. Сглатывая жидкость, отдающую чесноком, я ощущала, как она просится назад приступами тошноты, а Альхазред всё смотрел, смотрел, не отвлекаясь и не шевелясь, будто он полноправный хозяин в моей голове, и я всего-то гость, забредший сюда случайно.
В припадке паники я мысленно обратилась к Ньярлу, слабо ощущая его присутствие:
— Прогони его! Скажи, чтоб он перестал на меня глядеть!
Спустя несколько долгих секунд послышался растерянный голос спутника:
— Но о ком ты, Софи?
Надеясь проснуться, я бросила все свои силы в крик, но наяву лишь жалобно завыла и тонко всхлипнула, как раненое животное.
Чьи-то грубые ладони легли мне на щеки, лоб соприкоснулся со лбом, видения и тревожные образы в мгновение ока смыла буйная прозрачная вода, очистив и успокоив мой разум.
— Не для того, я так долго с тобой боролась, чтобы ты так легко победил, Альхазред.
Обоняние уловило стойкий запах трав и металла. Перед мутным, затуманенным взором показался новый человек, тоже знакомец, но тот, которого я никогда не ожидала больше увидеть. Голубые яркие, как лунный свет, искры скрылись под пушистыми черными ресницами, вернув их хозяину привычное недружелюбное выражение, омраченное теперь еще и увечьем. Правую глазницу прикрывала повязка, а часть лица под ней была красноречиво изрыта когтями некого зверя.
— Мом?
Парень не потрудился ответить, равнодушно отвернувшись и оставив меня в небольшой темной каюте одну. Ему на смену всего через минуту-другую вновь пришел Каин, осунувшийся и заметно уставший, но всё такой же жесткий и спокойный, как раньше. Скинув свой угольный пиджак на спинку стула, он не спеша закатал рукава рубашки, невольно показав перебинтованные по локоть руки, и аккуратно проверил повязку на моем горле.
— Расскажешь, что случилось?
Я стыдливо поджала губы. Просьба некроманта была настолько тихой, что мгновенно потонула в шуме за бортом, пении половиц и стуке шагов по палубам, но даже лишившись слуха, я бы поняла сказанное по губам. Конечно ему было интересно знать, какого лешего я оказалась на заводе, почему при мне нет подаренного артефакта и почему его приказ еще не был выполнен.
— Я… мы были на охоте, я почти достала короля, но на нас напали, желающих занять престол оказалось неожиданно много.
— Ясно. Дальше.
— Нас посадили в подземелье, там были пленники с кристаллами, как у Аван когда-то. Когда я выбралась, на меня напали, всё стало рушиться…
— А Авель?
— Сбежал.
Даже на экзаменах мне не было так страшно отвечать на вопросы, как сейчас. В груди разрастался холодок, голос предательски дрожал, пальцы Каина, лежащие на горле невесомо, скользнули по коже, проверив, нет ли цепочки на шее, будто цепляясь за ускользающую надежду.
— Не мог он сам забрать кулон.
— Не мог.
— Не оправдала ни моих средств, ни ожиданий.
— Я всё еще могу исполнить долг!
Некромант поморщился, как от зубной боли, в его глазах нарастало пламя злобы.
— Да неужели.
— Но перед тем, я прошу, поговори с братом.
— Софи! Какая глупость тебе в голову ударила?
— Он примет нас во дворце как желанных гостей, он выслушает, я клянусь.
— А что дальше?
— Я в праве убить.
— Это он тоже примет желанно?
— Нет, но нужно хотя бы попытаться решить всё мирно.
— Для чего? Для его мира или для моего?
— Ньярл годами пытался смешать черное с белым.
— Ньярл мертв.
Дыхание перехватило так неожиданно, словно я погрузилась в ледяную воду. Скрывать нашу маленькую тайну больше не было смысла, но нужные слова с трудом находились в голове.
— Он за свою жизнь немало сделал ошибок и большую из них хотел бы предотвратить, вместе вы сильнее, чем порознь.
— Тебе-то откуда знать, Софи! Не выдумывай лишнего!
— Со мной вся его память, все его прошлые и нынешние чувства.
Каин вздрогнул, прожигая меня взглядом, на его лице смешалось удивление и робость. Поднявшись на ноги, он, будто тигр в клетке, заходил по комнате, ладонью нервно потирая щетину на щеках.
— Не верю.
— Так проверь, спроси меня о чем угодно, я расскажу.
— Он не отказался бы от мести.
— И не откажется, путь может быть иным, и виновен в беде Сомны не только Авель. Подумай сам, как много помогали целестинцам иные народы, в том числе эльфы.
— Ты говоришь о…
— Древе, ему нужно было пропитание, о нем заботится эльфийский король, а от короля мир узнал о святой.
Остановившись возле стула, Каин замер. Руки потянулись к многочисленным карманам в пиджаке, вытаскивая на свет смятую пачку сигарет. Надеясь достучаться, я продолжила увещевания:
— Убьешь Аврелиана сейчас и потеряешь союзника. Ты погрязнешь в междоусобных стычках здесь и будешь слаб.
— С любой из них по силу мне расправиться в кратчайшие сроки.
Выпустив струйку дыма, как-то он странно посмотрел на меня, с вызовом и строгостью, будто я посмела усомниться в мощи некроманта. Смутившись, я отвернулась, подтягивая одеяло к груди. Тело ныло, но множественные повязки исправно стягивали конечности, неприятно охлаждая кожу остатками магии и мазей.
— И тем не менее Ньярл просит подумать.
Кто бы мне голос дал.
Молчи, ты уже достаточно сделал.
— С чего бы ему просить!
— Он сам потерял многое из-за недомолвок! Представь хоть на секунду, как сложилась бы судьба, знай Авель о старшем брате, который мог бы направлять его, дать свой пример и помогать.
— Так говоришь, будто король — лишь малое дитя.
— Конечно нет, но даже он осознает сколь сильно ошибался. Авель насильно был лишен возможности понять тебя и прочих некромантов.
— И что, теперь мне нужно всё немедленно прощать?! Кланяться в ноги и раздавать советы?
— Нам хватит и простого объяснения, расскажи о себе и Аван.
— Королю в посмертии не все ли равно будет…
— Не всё равно, я могу сказать об этом твердо.
Очередное облако дыма пролетело совсем рядом. Смяв остатки сигареты, Каин поджал губы и подхватил пиджак, явно собираясь уйти. Чуть не подскочив за ним, я постаралась произнести как можно тверже.
— Так просит Ньярл. Поговори с братом.
— Дед всегда был слишком мягок и первый же страдал от этого.
Напряжение спало так же резко, как и появилось. Время для уговоров вышло. Некромант не торопясь развернулся к выходу и сдвинул щеколду, короткий отзвук неожиданно резко полоснул слух.
— Я расскажу о нас сестрой, но большего не будет. Уже к закату Целестия падет.
Дверь хлопнула прежде, чем у меня прорезался голос. Каин оставил последнее слово за собой, отрезав даже мизерную возможность оспорить его мнение, но честно говоря, несмотря на всё, я была рада. Такая крохотная победа в моем случае это уже огромное достижение.
И чего же ты добилась?
Капли мира, отсрочки и целого дня без кровопролитий, сам бы сделал так много?
Пожалуй, нет…
То-то же.
Мне бы не понадобилась такая блажь.
Ну да, конечно, лучше ведь, чтобы все перерезали друг другу глотки.
Софи…
Тебе сложно меня понять, но оглянись и подумай, чего больше всего всем не хватало? К чему все так стремились, отказывались и от чего страдали? Проще всего судить, когда ты сам слеп и невежен, как люди вокруг, как все остальные слепцы и глупцы.
К чему ты клонишь?
К знаниям я всех клоню, к тем самым, что так досягаемы и непонятны. Сокрытые и лежащие у толп на виду, о прошлом, о будущем, о запретном, об иных, о чувствах, о родственниках, о жизни вокруг. От них мы мучаемся, приобретая, но без таковых еще сильней грешим.
Считаешь, что это что-то поменяет?
Уже. И если мне суждено пройти по одному из двух путей, стать копьем иль плотью его принявшей, то уж лучше я буду на той стороне, где мне будет ясна и причина, и исход.
Наивно предполагать, что ты знаешь всё.
Но больше, чем остальные, по этому пути меня ведет судьба и внутренний компас. В свое время ты построил Храм в честь собственной веры в то, что уже почти забыл, а мне поручено строить иное. Свой храм ради знаний, не такой, как у Альхазреда, но всё же…
Маловато, чтобы потягаться с ним.
Конечно, и впереди меня ждет путешествие к тем, что три тысячи веков по-своему сохраняли мироздание, от запретных тайн оградив.
Кочевники.
Да, зарцы, ежедневно рыщущие в пути.
Но ради чего?
У меня есть возможность победить зло его же оружием и не только жалящим владельца копьем.
Наивно надеяться «победить».
Может быть, но, оттянув время… Кто знает, вдруг у меня выйдет если не избавиться от скверны, то хотя бы найти возможность разделиться с тобой, или даже наоборот.
Объединиться?
Уступить место, но только попав в тупик и прежде всего испробовав иные варианты.
Мне остается лишь еще немного подождать.
Думай как хочешь, но, желая смерти Авеля, ты ничуть не лучше его отца.
Как много гадостей ты собираешься еще сказать? Зачем вообще ты вцепилась в жизнь этого мальчишки? Так сильно прониклась к нему доверием? Неужели влюбилась? Может, он слишком сильно напоминает тебе другого человека из твоей жизни, которому ты привыкла угождать?
Предположение Ньярла прозвучало как самое настоящее предательство, как нож в спину, и уж кто-кто, а воплощение мести лучше всех был на такое способен. Мгновенно вспыхнув ненавистью и смущением, я, несмотря на боль, вскочила с постели, вскипая и задыхаясь от злости.
— Не смей вспоминать это, гадливый ты старый хрыч! Не смей заикаться о нем! Я прокляну тебя и весь твой род, если ты еще раз подумаешь о подобном! Я глотку перережу, чтоб ты и все остальные Блэквуды разбирались со своим дерьмом сами! Чтобы еще раз, еще раз я помогла хоть кому-то из вас, неблагодарных чертей! Столько раз рисковала зря, столько сил потрачено впустую, ради такой награды?!
За спиной крайне некстати с шумом захлопнулась дверь. Развернувшись к ней едва не с кулаками готовясь прогнать любого, кто посмел без стука сунуться ко мне, я с удивлением встретилась взглядом с Момом. Сам он, тоже изрядно изумленный, молча протянул тарелку с супом, то ли ограждая себя, то ли объявляя перемирие.
— Обед.
Вышедшая из берегов ненависть остыла так же быстро, как и загорелась. Совершенно не зная конкретно этого Блэквуда, я даже близко не представляла его реакцию.
— Я… ты слышал?
— Это не моё дело.
— Извини за эту сцену.
— Я устраивал куда хуже, тут тебе нечем поразить.
Стушевавшись еще сильнее, я приняла тарелку из рук и села на край постели, подув на еще горячий суп и взяв ложку в руки. В этом безумном мире такой спокойный и беспристрастный Мом вдруг показался лучшим собеседником.
— Я была едва знакома с тобой, но даже так, ты… довольно сильно изменился.
— Да, есть такое.
— Как Гекате это удалось?
Парень равнодушно пожал плечами, садиться он не желал, но и уходить не торопился, будто ему тоже было о чем поговорить.
— Не знаю, она меня так ловко освежевала и выпотрошила, шкуру выкупала, высушила и заново надела.
От неожиданности я едва не проглотила ложку, бульон неприятно обжег гортань. Мом тут же оказался рядом, аккуратно поддержал тарелку и умело постучал ладонью по спине. Справившись с кашлем, я услышала его тихий извиняющийся голос.
— Это шутка, вышло не очень удачно.
— Мягко сказано, ты уже пробовал ее на ком-то?
— Н-нет, с остальной семьей я предпочитаю не говорить вовсе.
— Почему?
— Так… будет лучше. Тебе я не успел навредить, а их… я боюсь.
— Навряд ли кто-то решит отомстить.
— О, месть — это мелочи, с ней всё было бы проще. Реши кто-то из Блэквудов наказать меня за прошлое, я буду только рад и первый предложу орудие на выбор, но видеть призрак их боли, нанесенной мной, гораздо-гораздо хуже. Невыносимо. С тех пор как Геката заставила меня сопереживать, каждый день, каждый час и каждая минута рядом с семьей — это страшнейшая пытка. Проклятье, дарованное мне, чудовищнее любой фантазии, я вижу, что сотворил, и вынужден жить с этим.
Я заметила, как мелко трясутся пальцы Мома, держу пари, его кинжал уже не так легко попадает в цель. Смутившись, будто сказал лишнее, парень отвернулся было к двери, но я поймала его ладонь. Вопрос, вертевшийся на языке, был болезненный и жестокий, но я не могла не задать его.
— Ты уже виделся с…
— Я надеюсь, что судьба никогда не сведет нас вместе.
— Но она…
— Она же простит меня, наверняка уже простила, и такого я выдержать не смогу.
Считая разговор законченным, он выдернул руку, не прощаясь развернулся и вышел за дверь. Будто бы вторя смятению, корабль, чувствительно дрогнув, замер. Громкой бранью моряки на палубе объявили прибытие в столицу.