На школьной «арене» я в прошлой жизни бился трижды (третий раз – в конце нынешнего сентября). Все три раза – с Васей Громовым. И каждый раз терпел поражение. Хотя проигравшим себя не чувствовал. Тогда я считал: причиной моих неудач были длинные руки моего противника. При схватке «до крови» длина рук виделась мне огромным преимуществом. После каждого поражения я долго ненавидел своё «негодное для драк» тело и мечтал подрасти хотя бы на полтора десятка сантиметров. Убеждал себя, что стань я повыше – Громов бы не выходил из наших схваток на «арене» победителем. Только в институте на занятиях по дзюдо тренер мне объяснил, что длина рук – замечательное преимущество, но «решающее» лишь при встрече «равных» соперников. А на тренировках по рукопашному бою (в первомайском спортивном обществе «Динамо») он наглядно показал мне, что высокий рост – не всегда «хорошо».
Утром я убедился, что моя нынешняя физическая форма далека от совершенства (очень-очень далека). Чувствовал, как побаливали мышцы после пяти десятков приседаний и шестнадцати отжиманий от пола (семнадцатое повторение я себе не засчитал). Порадовала разве что растяжка. На шпагат я не сел (ни на продольный, ни на поперечный). Однако отметил, что моё шестнадцатилетнее тело пусть и хилое, но гибкое – для никогда не занимавшегося «растяжкой» человека. Помнил я и «умения» своего соперника. Все три победы надо мной Громов получил банальными «прямыми» ударами в нос. Схватки получались скоротечными. Поражения в них были обидными. Тогда они виделись мне «случайными» и «несправедливыми». Лишь теперь я признал их закономерными: вспомнил, как всякий раз бездумно лез «напролом», не думая об обороне и… позабыв о Васином преимуществе в длине рук.
На уроке физкультуры мы с Громовым демонстративно избегали стычек друг с другом. Не в последнюю очередь из-за пристального внимания к нашим персонам физрука. Невысокий (примерно моего роста) и широкоплечий физрук – Василий Петрович Лесонен – хитро щурил глаза и поглаживал тонкие усы, посматривая в нашу сторону. По поводу «арены» он не сказал ни слова. Но слышал о нашем поединке – наверняка. Официально драки за теплицей учителя не поощряли. Однако редко являлись разнимать поединщиков. Правильно делали, на мой взгляд. Потому что драки «по правилам» – всяко лучше «стихийных» драк «на эмоциях». Вот и Василий Петрович сегодня своим прищуром намекал: мы решим свои «разногласия» за теплицей – не на его уроке. И даже распределил нас с Василием в одну команду – лишил нас повода для «толкания» около баскетбольного кольца.
В раздевалке Громов всё же отпустил в мой адрес несколько шуток – я пропустил их мимо ушей (как и смех одноклассников). О встрече с Василием за теплицей я ни на физре, ни сразу после неё почти не думал. Не представлял грядущий поединок с шестнадцатилетним школьником чем-то замечательным. Мои мысли вертелись вовсе не вокруг него. Я ухмылялся: вспоминал, во что сегодня вылилась моя затея с «предсказаниями» (мои ухмылки раззадоривали и злили Громова). Натягивал брюки с уже утратившими былую «остроту» стрелками – вспоминал слова Волковой о якобы найденных мной в кабинете директора школы «планах учителей». Покачал головой. Отметил, что предположения Алины выглядели фантастичными. Но всё же не столь невероятными, как «предсказания будущего». Вздохнул и подумал о том, что снова не учёл форс-мажор в виде женской логики.
Вася Громов первым покинул раздевалку – я тут же услышал неискренние слова поддержки от задержавшихся в раздевалке одноклассников. Парни меня заверили, что «Васька» – «слабак». И что у меня есть «неплохие шансы» победить Громова. Парни пообещали, что будут за меня «болеть». Покровительственно похлопали меня по плечу. Я поправил очки. Поблагодарил одноклассников за поддержку. Пожал протянутые руки. Вспомнил, что в «прошлые разы» моим поражениям предшествовали похожие пожимания рук и похлопывания по плечу – тогда они мне не помогли. Как не спасли меня от поражения и крики: «Бей его, Ваня! Ты можешь!» «Я бы его ударил, – оправдывался я после поражений. – Но что я сделаю, если у него руки длиннее?» Пальцем прижал мост оправы к переносице. «Что я с этим сделаю? – мысленно повторил я. – Хороший вопрос. И очень актуальный».
У выхода из школы я столкнулся с Алиной Волковой. Девчонка словно нарочно меня дожидалась: топталась в паре шагов от флагштока, будто изучала надпись «Слава КПСС!». Волкова опустила взгляд, шагнула мне навстречу. Солнечный свет не добавил «яркости» её лицу: веснушки на скулах и переносице моей соседки по парте выглядели будто выгоревшие, слегка «подтёртые». Белел шрам на правой брови, темнела впадинка на подбородке. Глаза девицы прятались в тени, выглядели «привычными» льдинками. Лишь волосы Алины блестели в лучах солнца: в них точно плясали искры или запутались крохотные светлячки. Я остановился – в трёх шагах от Волковой. Отметил, что никогда ещё Алина не заговаривала со мной вне школьных стен – по собственной инициативе. Если не считать вчёрашнюю «вынужденную» фразу: «Крылов? Что тебе здесь нужно?»
– Снова будешь драться с Громовым? – спросила Алина. – Опять из-за Кравцовой?
Она посмотрела мне в глаза – почувствовал в её взгляде насмешку. Я прикусил язык: «проглотил» заготовленную фразу о том, что не заберу котёнка. Озадаченно вскинул брови.
– Почему из-за Кравцовой? – сказал я.
Развёл руками.
Спросил:
– Неужто у двух интеллигентных мужчин не найдётся других поводов, чтобы настучать друг другу по лицу?
Алина хмыкнула.
– Ну, конечно, – произнесла она. – Скажи ещё: вы с Васей не сошлись во мнениях по поводу одного места из блаженного Августина.
Ветер встал на мою защиту: приподнял подол девичьего платья – отвлёк внимание Алины на свои проказы.
Волкова справилась с платьем – прижала его к ноге ладонью.
– Причём здесь блаженный Августин? – спросил я. – Мы с Громовым – комсомольцы! И разговариваем только о планах на ближайшую пятилетку и о решениях партии и советского правительства.
Алина покачала головой.
– Насмешил. Знаю я, о чём вы там разговариваете. И что бьёте друг друга только из-за девчонок.
Я пожал плечами.
– Не только из-за вас. Есть масса других не менее стоящих поводов для драк.
– Например?
– Ну…
Я махнул дипломатом.
Заявил:
– Дерусь… просто потому что… дерусь!
– Я так и подумала, – сказала Алина.
Она скривила губы.
– Решила понаблюдать за нашим поединком? – спросил я.
Волкова дёрнула плечом. Тряхнула волосами – те будто заискрились ярче. Алина двумя руками взялась за ручку школьной сумки, словно отгородилась ею от меня.
– Вот ещё, – сказала она. – Делать мне больше нечего? Не собираюсь смотреть, как два идиота колотят друг друга да ещё и по такому дурацкому поводу.
– Зачем тогда меня ждала?
Мне показалось, что Алина растерялась. Девица моргнула. И тут же нахмурила брови, дёрнула плечом – словно отогнала мои «подозрения».
– Не ждала я тебя! – сказала Волкова. – С чего ты так подумал?!
Она вскинула подбородок, фыркнула.
– Вот ещё!
Я зажмурился от яркого блеска её волос.
– Так, просто… задумалась, – сказала Алина. – С чего бы это я тебя ждала?
Волкова снова пожала плечами. Заглянула мне в глаза. И тут же отвернулась, торопливо зашагала к школьным воротам.
– До завтра, Волкова! – сказал я.
Алина не отозвалась.
Ветер покачивал её собранные на затылке волосы. Цокали по асфальту каблуки. Ярко блеснула пряжка на прижатой к девичьему бедру сумке. Я мазнул взглядом по женским ногам – по привычке. Отметил, что сейчас Алина не сутулилась, не шарила задумчивым взглядом по тротуару – не выглядела рассеянной и «не от мира сего», как обычно. Волкова шла, распрямив спину и расправив плечи: будто бы чувствовала моё внимание. Шагала «от бедра», как манекенщица по подиуму. Я снова удивился, что Волкова совершенно «не котировалась» у парней десятого «А» класса. Не вспомнил, чтобы мы заинтересованно посматривали Алине вслед, как той же Лидочке Сергеевой или Наташе Кравцовой. «Потому что обычно Волкова не ходила… вот так», – подумал я. «Она прошла, как каравелла по зелёным волнам…» – прозвучали в моей голове слова песни.
Алина вышла за ворота – не обернулась.
– Ну чё, Крылов, ты идёшь?
Я обернулся – увидел Лёньку Свечина. Тот щурился от солнечного света, заглядывал мне в лицо. За спиной Леонида я заметил ещё двоих одноклассников.
– Васька уже там, – сообщил Свечин. – Ждёт.
Он кивнул в сторону теплицы.
Я посмотрел на столпившихся на углу теплицы школьников – увидел не только одноклассников, но и парней из «Б» класса. Без труда отыскал взглядом долговязого Громова. Поправил очки.
– Вася не сбежал, – произнёс я. – А ведь у него был такой шанс. Ведь был же?
Свечин с сотоварищами (изобразившие то ли моих сопровождающих, то ли конвоиров) приняли мои слова за шутку – откликнулись на них преувеличенно весёлым смехом.
«Арена» за школьной теплицей изначально была огородом: я слышал рассказы о том, что в первые годы существования школы там выращивали цветы и «интересные» растения – для уроков ботаники. Но вскоре место облюбовали школьники: прятались там во время перемен для перекуров. От школьных корпусов грядки бывшего огорода отделяла двухэтажная постройка (там располагались кабинеты биологии и множество комнатушек неизвестного мне назначения) и сама теплица. С третьей стороны «арена» пряталась за ещё не полностью сбросившим листву кустарником. Лучшего места для курения около школы не нашлось. Укромный закуток за теплицей идеально подошёл для сборищ курильщиков. Он позволил изгнать любителей никотина из школьных туалетов (поэтому учителя его словно и не замечали). А ещё бывшие грядки стали местом для кулачных боёв.
Перед каждым поединком на вытоптанных курильщиками грядках чертили большую окружность – шесть шагов в диаметре (без «предупредительной» зоны). За пределами которой выстраивались зрители (часто – с дымящимися сигаретами или папиросами в руках). Участники поединка одновременно входили на ограниченную чертой территорию. Но в схватку вступали только по судейской команде (судили такие мероприятия обычно «авторитетные» старшеклассники). Правилами школьных поединков воспрещалось выходить за окружность, бить «лежачих» и наносить удары в «область паха». Продолжались поединки до появления «первой крови» у одного из бойцов. Поэтому длились они обычно недолго. И не привлекали внимание ни школьного руководства, ни милиции (официального внимания: я не сомневался, что Полковнику уже нашептали о предстоящей схватке).
За угол теплицы я свернул под приветственные возгласы старшеклассников. Увидел, что арена уже очерчена. Отметил, что сегодня здесь собралось народу больше, чем на прошлых моих поединках. Решил, что на интересе к предстоящей схватке сказалась моя подросшая в новом учебном году «популярность». Едва ли не все парни из десятого «А» пришли полюбоваться на то, как Вася в очередной раз расквасит мне нос. Явились посмотреть на схватку и шестеро парней из «Б» класса. Девчонки на подобные сходки обычно не приходили. Однако в этот раз среди мальчишек затесалась и одна девочка – семиклассница Лена Кукушкина. Пионерка стояла чуть поодаль от основной группы. Не реагировала на пытавшихся её прогнать старшеклассников. Прижимала к груди портфель, хмурила брови. Улыбнулась девочка лишь при виде меня – помахала мне рукой.
– Ванечка, накостыляй этому длинному! – крикнула Кукушкина. – Дай ему хорошенько по зубам! Слышал бы ты, какие этот негодяй о тебе гадости говорил!
Она ткнула пальцем в сторону Громова. Замерла с поднятой рукой. На лице девочки не дрогнул ни один мускул. Собравшиеся рядом с теплицей старшеклассники взглянули на серьёзное лицо пионерки. И тут же посмотрели на Василия. Уши и скулы у того порозовели. Громов смотрел на Кукушкину с негодованием и смущением, точно девочка застала его в туалете со спущенными штанами. Приоткрыл рот, точно решил заговорить. Собравшиеся за теплицей старшеклассники, будто по команде, расхохотались – даже те, кто изображал Васину группу продержки. От громкого хохота двух десятков молодых мужчин задрожали стёкла теплицы; с кустов пугливо вспорхнула стая воробьёв; и даже молодые берёзки встряхнули ветвями, уронили на землю порцию жёлтых листьев. Василий не издал ни звука – прикрыл рот, плотно сжал губы, стиснул челюсти.
– Капец твоим зубам, Громов!
– Сдавайся, пока не поздно!
– Проси прощения!
– Труба дело, Вася!
– Теперь Ванечка тебя точно порвёт!
Парни хватались за животы, осыпали Василия шутливыми репликами. Указывали на него руками – в точности, как это сделала Лена Кукушкина. Вздрагивали от истеричного хохота. Мне почудилось, что школьники курили за теплицей не «простые» сигареты. Хотя я унюхал лишь запах дешёвого табака. Вспомнил свой третий поединок с Громовым – тот, что случился в конце сентября. «Тогда» понаблюдать за моим «позором» явилось чуть больше десятка человек. За спиной Василия маячила та же троица парней, что поддерживала его и сейчас. Пришёл Свечин с приятелями. Наблюдали за «тем» поединком и пятеро школьников из других классов (они оказались за теплицей случайно: по причине никотиновой зависимости, а не от желания увидеть мой «разбитый» нос). Не было тогда здесь и Сергея Рокотова из десятого «Б» – нашей школьной знаменитости, звезды городской эстрады.
Сейчас Рокотов хохотал вместе с другими парнями, тряс пышными и вьющимися, словно после химической завивки, темно-русыми волосами. Его присутствие поднимало статус грядущего поединка едва ли ни «до небес». Потому что звезда всех танцевальных вечеров редко «снисходил» до школьных дел – всё больше готовился вновь и вновь блистать на сцене танцплощадки рудогорского Дворца культуры. А вот сегодня сделал исключение. Будто моё недавнее пение в кабинете директора забросило меня на вершину школьного олимпа. Или же Сергей с приятелями попросту явились взглянуть, кто именно поучаствует вместе с ними в будущем концерте (если известие о моём внесении в список артистов уже добралось до их ушей). Я не усомнился, что именно Рокотову сейчас доверят судейство поединка: никого даже сравнимого с ним по «авторитету» рядом «ареной» не обнаружил.
Парни не умолкали – шутили, хохотали.
Не смеялась Лена Кукушкина: девочка снова обняла свой портфель (будто отгородилась ним от парней), сверлила лицо Василия ненавидящим взглядом.
Не улыбались и мы с Громовым.
– Ванечка, этот негодяй обзывал тебя тряпкой! – сообщила Кукушкина.
Я хорошо слышал её громкий звонкий голос на фоне мужского смеха.
– Он обещал, что разобьёт тебе нос! – сказала Лена.
Хохот парней стал тише – старшеклассникам не хватило «дыхалки», чтобы смеяться без перерывов.
– Этот мальчишка пообещал, что ты будешь ползать у него в ногах и молить о пощаде! – сыпала информацией Кукушкина. – Называл тебя маленьким четырёхглазым уродом! И слабаком!
«И ещё земляным червяком!» – мысленно добавил я.
Поправил очки.
Взглянул на Ленины маленькие блестящие глаза. Заметил, как топорщились в стороны тонкие косички, как сбился на бок узел пионерского галстука. Снова вспомнил, что сравнивал девочку с маленьким хищным зверьком.
Улыбнулся.
– Ванечка, отлупи этого мальчишку так, чтобы он больше не смел тебя обзывать! – попросила Кукушкина.
Она вздохнула и добавила:
– Пожалуйста!
Притихшие было старшеклассники, вновь разразились хохотом. И снова задрожали на теплице стёкла. Берёзы пугливо взмахнули ветвями, швырнули в сторону «арены» охапку желтых листьев.
– Теперь тебе придётся его отлупить, Крылов, – сквозь смех заявил Сергей Рокотов.
– Мы будем болеть за тебя, Ванечка! – поддержали Рокотова ученики «Б» класса.
– По зубам ему бей! По зубам! Как она попросила!
– Чтобы не обзывался!
– Ванечка, забей нафиг этого негодяя!
Меня хлопали по плечам. Подталкивали в спину. Желали «удачи».
Кукушкина улыбнулась.
– Ванечка, ты самый сильный! – заявила Лена.
И тут же вздрогнула.
Потому что Громов с неожиданной злостью рявкнул:
– Закрой уже свою пасть, дура! Вали отсюда, малолетка! Чего ты вообще припёрлась?!
Вася сжал кулаки, шагнул в направлении Кукушкиной. Словно именно с Леной он теперь вознамерился драться на «арене». Смех за теплицей стих, сменился шелестом берёзовых листьев. Взгляды парней вновь сошлись на лице Василия. Старшеклассники с интересом следили за тем, как Громов скривил губы, заскрежетал зубами – предвкушали нежданное развлечение. Пионерка пугливо отшатнулась, втянула голову в плечи. Но не ушла – лишь взмахнула косичками, испуганно стрельнула в меня глазами. И чуть выше приподняла портфель, будто заслонилась от Громова щитом. Я покачал головой, в два шага оказался между Громовым и Кукушкиной. Поставил на землю свой дипломат. Размял пальцы, как перед игрой на гитаре. Громов не пошёл на сближение со мной. Я сам подошёл к Василию, взглянул ему в глаза – снизу вверх.
– А вот девочку ты, Вася, зря обидел, – сказал я.
Громов ухмыльнулся.
– И что с того?
Василий наклонил голову, плюнул мне под ноги.
В пропахшем прелой листвой и табачным дымом воздухе я различил аромат одеколона «Олимпийский».
Сказал:
– Обычно я детей не бью – из принципа. Но для тебя, Громов, сегодня сделаю исключение.
Василий хмыкнул.
– Очки сними, четырёхглазый, – сказал он. – Чтобы я тебе их не разбил.
Я покачал головой. Улыбнулся. Прижал холодный мост оправы к переносице.
– Не сегодня, Вася, – сказал я.
Громов пожал плечами.
– Потом не жалуйся, – сказал он.
– Не буду.
Несколько секунд мы с Василием «бодались» взглядами.
Я снова отметил, но не видел в Васе серьёзного противника – лишь большого и наглого ребёнка, которого следовало наказать.
– Ёлы-палы, вы драться собираетесь? – спросил Сергей Рокотов. – Или так и будете друг на друга любоваться?
– Собираемся.
– Конечно.
Мы с Громовым одновременно шагнули на «арену» и разошлись по разным сторонам её диаметра – в точности, как бойцы на ринге. Мне вспомнились мои студенческие времена: схватки на ковре – и по правилам дзюдо, и по правилам рукопашного боя. А ещё вспомнились теперь выглядевшие «забавными» случаи из девяностых, когда полученные в молодости навыки борьбы пригодились мне в реальной жизни. Вася Громов выглядел безобидным и неуклюжим в сравнении с моими прошлыми противниками. Я наблюдал за тем, как Василий поднял руки в подобие боксёрской стойки, как он смотрел на меня со злой усмешкой. Сам я приплясывал на месте, помахивал расслабленными руками. Обошёлся без стойки – лишь следил за тем, чтобы не соскользнули с носа очки. Смотрел противнику в глаза, дожидался сигнала судьи.
Рокотов спросил:
– Готовы?
Мы с Васей хором ответили ему: «Всегда готовы!»
– Вот и замечательно, – сказал Сергей.
Он резко взмахнул рукой и громко скомандовал:
– Бокс!