Утром в школе меня остановил около гардероба Лёня Свечин – вцепился в рукав моей рубашки. Его интересовало, ходил ли я вчера на репетицию к Рокотову. Лёня засыпал меня вопросами в духе: «А что они сказали? А что ты им ответил? А ты будешь петь все их песни, или только некоторые? А сможешь впустить меня на танцплощадку?» Я терпеливо озвучил однокласснику свои ответы: заверил, что петь буду «много» – провести Свечина в танцевальный зал бесплатно не пообещал. Лёню оттеснила от меня Лидочка Сергеева. Она едва ли не прижала меня своим телом к стене (но не схватила за одежду). И почти в точности повторила Лёнины вопросы (только не попросила провести её на танцы бесплатно). А вот Наташу Кравцову интересовал конкретно Рокотов – спрашивала она в основном о Сергее. И ещё поинтересовалась, была ли вчера на репетиции вместе с Рокотом «эта его малолетка».
В класс я вошёл за пару секунд до звонка. Подошёл к парте – поздоровался с Алиной Волковой. Соседка по парте отреагировала на моё появление спокойно. Она буднично ответила на моё приветствие; не прятала глаза, но и не играла со мной в «гляделки». Алина листала учебник физики – просматривала текст параграфа, изученного нашим классом на вчерашнем уроке (который она пропустила). Я принюхался: почувствовал запах мяты, но не табачного дыма и спиртного перегара. Отметил, что внешность моей соседки по парте с момента нашей прошлой встречи в школе не претерпела изменений: я увидел на голове Волковой всё ту же незамысловатую причёску (собранные в «хвост» волосы), вновь не заметил следов косметики на Алинином лице. По сигналу звонка Алина закрыла книгу, но не передвинула её на середину парты – поместила учебник в правый верхний угол столешницы.
Заметила моё удивление – сказала:
– Зачем он тебе? Ты же сам говорил, что помнишь его наизусть.
Она хитро улыбнулась. Сверкнула глазами (сегодня они вновь были бирюзового цвета). И встала из-за парты: в класс суетливо вошла учительница физики.
В начале урока физичка вновь устроила «отстрел» (так Вася Громов обозвал её вопросы по пройденному материалу). Сегодня не посчастливилось Наташе Кравцовой – она едва-едва «вытянула» свой ответ на четвёрку. А вот Алина Волкова – на вопросах по теме свободных колебаний «засыпалась». Учительница проверила её на знание терминов. Физичка цыкнула на меня: услышала мои подсказки. Пригрозила мне «единицей в журнал и в дневник». Пригласила Алину к доске. И вдоволь поиздевалась над моей соседкой по парте: отомстила той за прогулы уроков. Учительница злорадно улыбнулась и «поставила» Волковой «двойку». Прочла классу лекцию о том, что неявка на занятия не освобождают от обязанности самостоятельно изучить материал и выполнить домашнее задание. Алина вернулась за парту румяная, расстроенная – сверкнула в меня недовольным взглядом.
А на перемене она тихо сказала, что если уж я всё знал из своего сна о сегодняшнем дне, то мог и предупредить её, Волкову, о чём спросит физичка.
Я ответил:
– Прости. Но тебя в тот раз не было в школе. Я тебе об этом рассказывал.
Махнул рукой в сторону окна.
– Да и я тоже не пришёл в ту субботу на урок: болел.
Алина посмотрела мне в глаза и переспросила:
– Болел?
Я кивнул.
Волкова усмехнулась.
– Ты всё же нырнул в воду вслед за своей ненаглядной Наташей, – сказала она.
Откинулась на спинку стула.
Я дёрнул плечами.
– Значит… ты, Иван, всё же не так безнадёжен, как я думала, – заявила Волкова.
Она хитро сощурилась. Чуть склонила набок голову.
Мне почудилось, что её глаза потемнели.
– А может, ты потом… в том сне… ещё и женился на Кравцовой? – спросила Алина. – Ты говорил, что у тебя было два сына. Не Наташа ли тебе их родила?
Она ухмыльнулась – будто услышала весёлую шутку.
Я покачал головой.
– Не угадала. На Кравцовой я не женился.
– Что ж ты так? – спросила Волкова. – Громов помешал?
И снова усмехнулась.
– В тот раз я уехал из Рудогорска в ноябре, – сказал я. – В Первомайск. Навсегда. И Наташу Кравцову больше никогда не видел.
Снял очки – протёр о рукав рубашки линзы.
И всё же добавил:
– Наташа умерла. Зимой. Этой зимой, которая скоро начнётся.
Посмотрел на Алину.
– Так мне сказали. Кравцова не дожила до выпускного.
Уточнил:
– Если меня не обманули.
Волкова перестала щуриться.
– Умерла?! – громким шёпотом повторила она.
Бросила взгляд на Кравцову (Наташа в пяти шагах от нашей парты увлечённо беседовала с Васей Громовым).
– От чего умерла? – спросила Алина. – Что с ней случилось?
Я пожал плечами.
– Не знаю. Точнее, не понял. Там… всё непонятно.
Я поправил очки, почесал переносицу.
Волкова придвинула ко мне голову. Я почувствовал мятный запах её дыхания. Задержал взгляд на белой полоске шрама, что делила на две части правую бровь мой соседки по парте.
– Расскажи, – попросила Алина.
Положила ладонь на моё предплечье.
Я чуть отодвинулся, поднял руки.
Взглянул на Наташу и Василия. Кравцова заметила мой взгляд, улыбнулась. Вася, будто невзначай, шагнул в сторону и заслонил от меня Наташу своим почти двухметровым телом.
– Крылов! – напомнила о себе Алина.
– Не здесь и не сейчас, – сказал я.
– Почему?
– Там… непонятная история.
Волкова спросила:
– Когда?
Она снова прикоснулась к моей руке.
– Завтра… загляну к тебе в гости, – сказал я. – Угостишь меня чаем. Поговорим. Как тебе такой вариант?
Алина нахмурилась.
– Почему не сегодня? – спросила она.
Волкова пристально посмотрела мне в глаза.
– Сегодня не получится, – ответил я.
Развёл руками.
– Вечером я пойду на танцы в ДК. Буду петь вместе с ансамблем Рокоторва.
Я щёлкнул пальцем.
– Стану звездой эстрады.
Усмехнулся и добавил:
– Приходи на танцплощадку – послушаешь.
Альбина покачала головой – её волосы заискрились, очутившись под лучами заливавшего класс солнечного света.
– Я не хожу на такие мероприятия, – ответила Волкова.
Убрала учебник и тетрадь. Закрыла сумку, встала из-за парты.
Посмотрела на меня сверху вниз.
– Беду ждать тебя завтра, – сказала она. – Так уж и быть, Крылов: напою тебя чаем. Может, даже угощу печеньем. Поговорим. Но… ни на что другое не рассчитывай. Ты меня понял?
Она приподнял брови.
Я улыбнулся, кивнул.
– Понял.
И добавил:
– Договорились.
Маме я ещё вчера объяснил, куда и зачем сегодня пойду. Она уже «пришла в себя» после моей позавчерашней выходки (я впервые не ночевал дома). Всё же вняла моим объяснениям («должен выручить товарищей», «пообещал»). И дала «добро» на вечернее выступление. Но всё же мама нажаловалась на меня отцу – сегодня утром, когда я был в школе. Папа перезвонил днём. Прочёл мне по телефону лекцию на тему «ты смотри, сын, чтобы обошлось без последствий» (мама к нашему разговору не прислушивалась). А ещё отец запретил мне пить спиртное… в больших объёмах.
Я заверил родителей, что уже взрослый. Пообещал папе, что в следующем году он не станет дедушкой. Маме сказал, что буду сегодня во Дворце культуры петь, а не пить. Заверил её, что не ввяжусь в драку и обязательно приду домой до полуночи. Вспомнил, как на пару с женой вот так же учил уму-разуму своих сыновей. Поцеловал маму в щёку. Натянул на себя всё те же безальтернативные серые брюки (первые джинсы в моём гардеробе появились к концу второго курса института); подвернул рукава на белой рубашке, расстегнул на ней три верхние пуговицы. Перед уходом взглянул на себя в зеркало.
Поправил очки и сказал своему отражению:
– На Гарри Поттера ты, парень, не похож. Это и хорошо. Шрам на лбу нам не нужен. На Джона Леннона ты тоже не смахиваешь. Кстати… когда его убили?
Вспомнил: Леннона застрелили восьмого декабря тысяча девятьсот восьмидесятого года – почти год назад.
– Жаль, – пробормотал я. – Не успел. А то… предупредил бы его. Написал бы ему письмецо.
Хмыкнул. Пожал плечами.
– Ну, да ладно.
Обулся, накинул куртку.
Указал пальцем на очкарика в зеркале.
Сказал:
– Пусть на Леннона ты и не похож, но ты тоже неплох. Покажи детишкам, как нужно петь – пусть и битлы позавидуют.
Пробормотал:
– Как говорится, вдарим рок в этой дыре!
На входе во Дворец культуры я едва не столкнулся лбами со своим бывшим одноклассником Русланом Петровым. Точнее, я едва не врезался лбом в его грудь: ростом Петров не уступал тому же Васе Громову. Черноволосый парень с лицом потомка Чингисхана грубо оттолкнул меня со своего пути. И лишь после этого заметил, кто именно попался ему навстречу. Руслан (Руся) улыбнулся – осмотрел меня с ног до головы, будто приценивался. Я тоже взглянул на него с интересом. Отметил, что с момента нашей прошлой встречи Петров не только подрос, но и раздался в плечах – он уже не походил на школьника.
С Русей мы раньше учились в «Г» классе. Руслан долго занимал место за партой позади меня. Я часто подсказывал ему на уроках. Мы с ним не дружили, но общались… раньше. Быть может, именно по этой причине меня в те времена обходили стороной все эти васи громовы. Руся с первого класса занимался боксом (первые тренировки он провёл ещё на старом месте жительства: в Казахской ССР). И регулярно становился призёром на республиканских чемпионатах. Вот только среди школьников он славился не как спортсмен, а как «грозный» хулиган. А год назад Петров «ушёл» в ПТУ – я перешёл тогда в девятый класс.
– Крыло, ты что ли?! – пробасил Руслан.
Он схватил меня за плечи и развернул лицом к свету (будто маленького ребёнка).
– Привет, Руся, – отозвался я.
Зажмурился от яркого света фонаря. Поправил очки.
Отметил, что даже Петров явился на танцы в джинсах.
– Неожиданно! – сказал Руслан.
Спросил:
– Никак, тоже драться с нами явился?
Он хохотнул.
Я покачал головой, указал на дверь Дворца культуры.
– На танцы пришёл.
Руся снова усмехнулся.
– Так мы все… на танцы… пока, – сказал он.
Указал на компанию парней, что собралась у окон Дворца культуры. Некоторых я узнал. Память подсказала, что все они в настоящий момент учились в рудогорском ПТУ.
– Махач будет уже после танцулек, – сообщил Петров.
Он похлопал меня по плечу.
Заявил:
– Поколотим сегодня школьников. Если вы опять не разбежитесь.
Руслан снова опустил руку на моё плечо.
– Так что не уходи сразу после танцев, Крыло, – сказал Руся. – И другим школярам передай, чтобы не расходились. Парни из хабзы объяснят вам сегодня, чья это танцплощадка. Будет весело!
Он вновь хохотнул и поспешил к своим приятелям.
Я посмотрел на его спину и вслед за компанией незнакомых мне школьниц вошёл во Дворец культуры.
В фойе Дворца культуры было душно и шумно.
В воздухе витали ароматы духов и одеколонов, запахи табачного дыма и свежего пива.
Я отошёл от гардероба, осмотрелся.
Увидел, что в ДК собралась большая толпа юношей и девушек: под соню человек. Отметил, что на две трети эта «группа ожидания» состояла из девиц старших классов. Девчонки толпились около пока закрытой двери в танцевальный зал. Почти все сверкали голыми коленками, выглядывавшими из-под коротких юбок и платьев (я увидел лишь нескольких девиц в джинсах). Руками поправляли причёски. Шушукались, хихикали, помахивали подкрашенными ресницами. Почти не смотрели по сторонам (лишь изредка и будто невзначай стреляли глазами в представителей противоположного пола – и тут же переводили взгляды на подруг). То и дело вынимали из сумочек разноцветные тюбики – обновляли слои помады на губах.
Парни (в основном, ученики девятых-десятых классов и представители ПТУ) собрались около окон. Болтали, смеялись, разглядывали девчонок. Бросали грозные взгляды на соперников и насторожено посматривали на «взрослых» (в фойе дежурили два милиционера и четверо представителей народной дружины). Школьники и ПТУшники стояли на расстоянии друг от друга – группами; и словно охраняли «занятые территории». Память напомнила мне, что стычки между «хабзайцами» и «школьниками» на субботних «танцульках» происходили регулярно. Как и между представителями разных школ. Драки случались нешуточные. Но не в ДК – бойцы выясняли отношения «по правилам»: на кулаках, за пределами стен Дворца культуры.
На моё появление никто из школьников не отреагировал: парни и девицы лишь изредка задевали меня равнодушными взглядами. Из одноклассников я разглядел в толпе Наташу Кравцову (она не видела меня – общалась с десятиклассницами из второй школы) и Лидочку Сергееву с подружками (меня от них заслонила большая группа девятиклассниц). Долговязую фигуру Васи Громова я не заметил, хотя Василий часто посещал субботние танцы (он сам об этом говорил). Я посмотрел на часы – до начала работы танцзала оставалось ждать четверть часа. Раньше заветную дверь не открывали. Хотя я уже слышал, что из-за неё доносились звуки музыки – парни из ВИА Рокотова «разминались» и проверяли работу музыкальных инструментов.
Вчера я не уточнил у Рокота, как попаду на сцену: позабыл об этом «рабочем» моменте. А сегодня не вспомнил, где находился служебный вход. И поленился втолковывать стоявшей у входа хмурой билетёрше о том, что пришёл в ДК не развлекаться, а работать. Терпеливо отстоял очередь и «отстегнул» пятьдесят копеек за вход. Прошёлся в направлении (прикрытых тяжёлыми на вид шторами) окон – встал на свободное пространство между группой школьников и шумной ватагой ПТУшников. Сообразил, что я единственный «одиночка» в фойе. Юноши и девчонки дожидались двадцати часов, разбившись на группы (поодиночке сюда не приходили). И даже билетёрша стояла у входа не одна, а в компании сутулого усатого дружинника.
Я поправил подвёрнутые рукава рубашки (подвернул их до локтей), наблюдал за своими будущими слушателями (всё больше поглядывал на слушательниц). И сожалел о том, что не выступлю во «вторую смену» работы танцзала – перед взрослой аудиторией. «Вот там бы я развернулся, – промелькнула мысль. – Возможно, и ушёл бы отсюда не один, а в компании симпатичной женщины. Наведался бы к ней домой, спел бы ей там несколько „персональных“ серенад». Я вздохнул. Погрузился в фантазии, путешествовал взглядом по голым ногам школьниц, изредка посматривал на циферблат больших настенных часов, каждый раз громким щелчком отмечавших завершение очередной минуты (и приближение начала танцевального вечера).
Я простоял без движения до того момента, когда большая стрелка на часах встала на отметку под цифрой двенадцать. А потом вздрогнул и заморгал, отгоняя видения и фантазии. Шум голосов в фойе Дворца культуры к тому моменту достиг пика. Сразу же после очередного щелчка стрелки в запертые двери зала заколотили девичьи кулаки (и даже туфельки). Раздались возмущённые визгливые женские крики. Скучавшие до этой минуты милиционеры и дружинники завертели головами, выискивая среди школьников нарушителей порядка. Но в толпу девиц они не сунулись – ограничились грозными окриками… на которые школьницы не обратили внимания: они уже буквально ломились в запертые двери, словно штурмовавшие Зимний дворец революционеры.
Громкий щелчок дверных запоров прозвучал, будто третий звонок в театре. Девицы отпрянули от створок. Их крики, словно по волшебству, сменили тональность: возмущение и негодование уступили место радостному предвкушению. Двери распахнулись – неторопливо, чтобы даже самые медлительные уклонились от встречи с ними. Школьницы бурным речным потоком хлынули в полутёмный зал. Я поспешил за ними следом – опередил лениво переставлявших ноги парней. Увидел, что многие девчонки устремились не в центр зала и не к стенам (около которых традиционно стояли парни). Они направились ближе к освещённой прожекторами сцене, где готовился дать представление вокально-инструментальный ансамбль Сергея Рокотова.
Ещё с порога танцзала я заметил, что Бурый и Веник уже заняли свои места. Петя Курочкин наигрывал спокойную мелодию, Веня Любимов (словно нехотя) отбывал спокойный ритм. Чага топтался около микрофона: Боря Корчагин не иначе как собирался петь – даже размялся: исполнил традиционные «раз, раз». Рокот прохаживался с гитарой в руках (подобно метавшемуся по тесной клетке волку) – посматривал на ворвавшихся в зал поклонниц, будто высматривал знакомые лица. Девчонки замахали ему руками, прокричали приветствия – на лице Рокотова не дрогнул ни один мускул: парень даже не улыбнулся. Зато застывшая около ведущих на сцену ступеней Белла Корж недовольно скривила губы. Она тоже всматривалась в лица школьниц, точно запоминала поклонниц Сергея, чтобы потом им «всё припомнить». Именно Изабелла меня и заметила – она всплеснула руками.
Подружка Рокота схватила меня за рукав и потащила на сцену – я не сопротивлялся.
– Где ты бродишь?! – шипела она. – Просили же: не опаздывай!
Рокотов прикоснулся к струне гитары – будто изобразил бруксизм (зубной скрежет). Его голос не восстановился – заговорил Сергей шёпотом. Собравшиеся около сцены школьницы не услышали те фразы, которыми меня поприветствовал лидер ВИА (лишь заметили по его мимике, что Рокот вложил в свои слова много эмоций). Поэтому они всё ещё считали Рокотова культурным человеком. Я пожал плечами в ответ на его претензии. Сообщил, что не знал иного пути к сцене, иначе как через зал. Белла тут же указала мне на неприметную дверь около сцены – я развёл руками. Помахал рукой Курочкину и Любимову, поздоровался с бас-гитаристом (заметил, как Чага печально вздохнул). Белла успокоилась – и тоже поприветствовала мне поцелуем в щёку. Я принял у Бори Корчагина пост рядом со стойкой микрофона. И лишь тогда я посмотрел в танцевальный зал с возвышения сценического настила.
Прожектора светили мне в лицо, заставляли щурить глаза. Но в полумраке зала я всё же различал повёрнутые в мою сторону лица. Отметил, что помещение пока не заполнилось. Парни всё ещё выстраивались около стен. А запоздавшие девицы расталкивали конкуренток, спешили к сцене, рядом с которой почти не осталось свободного пространства. Из динамиков звучала музыка (старались Бурый и Веник). Она заглушала голоса школьников. Но я всё же различал отдельные выкрики – чаще всего обращённые к музыкантам ВИА. Услышал и несколько вопросительных возгласов в свой адрес. Видел, что группа девиц расспрашивала Беллу – та им что-то втолковывала, посматривала на меня и на Рокота. Заметил мелькнувшую в дверном проёме долговязую фигуру Руслана Петрова (не Васи Громова: Василий был поуже Русика в плечах). В первых рядах около сцены заметил Наташу Кравцову.
Ко мне подошёл грустный Чага. Он сообщил, что «начнём» по команде Рокота – с песни «Мы с тобою танцуем». Я кивнул в ответ. Взглянул на Сергея Рокотова – тот показал сжатые в кулак пальцы. Это значило, что отсчёт лидер ансамбля будет вести жестами. Да мы бы и не услышали при таком шуме его шёпот. Я просигналил: «Принял». Поправил стойку микрофона: Корчагин уже настроил её под свой рост. Выровнял дыхание. С удивлением заметил, что разволновался. Точно был юным студентом, представшим перед строгим взором экзаменационной комиссии. Этот факт повеселил меня. Я улыбнулся – почувствовал, что сердце замедлило ритм сокращений. Сделал три глубоких вдоха и выдоха. Вытер о штаны вспотевшие ладони. Увидел в толпе перед сценой Лидочку Сергееву – подмигнул девчонке. Поправил рукава, прижал к переносице очки. Музыка смолкла – голоса в школьников будто стали громче.
Я вспомнил вдруг слова Элвиса Пресли. «Король» говорил о том, что если артист хочет собрать толпу, то он должен устроить для людей спектакль. Певец считал: если он будет стоять столбом и просто петь, то люди решат, что в следующий раз останутся дома и просто послушают те же песни в записи. Я ухмыльнулся. Снял со стойки микрофон. Полностью расстегнул ещё одну пуговицу рубашки (уже на животе), поднял воротник. Увидел, как Сергей Рокотов один за другим отогнул три пальца – завершил отсчёт. Почувствовал вибрацию досок сцены под ногами – это снова ожили, притихшие было, музыкальные инструменты вокально-инструментального ансамбля. Звук получался не «кристально» чистым, но громким. Я опустил руки, склонил голову – позволил чёлке прикрыть стёкла очков. Замер. Прислушивался. Ухмылялся. Гитары Рокота и Чаги сыграли короткий проигрыш. Зал притих. Веник выдал лихую дробь.
Я посмотрел в зал – на девчонок.
Ощутил, как на моём лице сфокусировались десятки взглядов.
Поднёс микрофон к губам.
И запел:
– Под луною и при луне я с тобою танцую…